Тяжелый рокот моторов, шелест движущихся поршней и вязкий скрежет металла – и в лицо капитану ударил глубокий полуденный зной. Лес был бездыханен, деревья застыли в разливавшемся жаре – густом, точно плавленая карамель. В воздухе звенела золотая пыль, вздымаясь над землей, сухой, как потрескавшиеся губы, и замирала в лучах, что буравили неподвижную пелену листвы. Асгардское светило будто утратило ставший привычным фиолетовый оттенок – чистое золото, медовый свет – планета вздыхала под ногами, как уставший зверь.
Стив машинально вскинул ладонь к лицу, защищаясь от брызнувшего в глаза солнца – раскаленной поволокой загорелись волоски на руке – и почти сразу же увидел Тони.
Тот стоял чуть поодаль, прислонившись к нагревшемуся стабилизатору – матовое белое пятно горело над его плечом. Обманчиво-расслабленная поза, скрещенные на груди руки, выжидающий наклон головы – точно кот уже давно ждал капитана, а тот опоздал по какой-то совершенно неуважительной причине. Хвост черной лентой лежал на крошащейся сахаром земле – шерсть всклокочена, а в ярком свете мех горел неожиданной рыжиной.
- Здравствуй, Стив, - ни капли волнения – скользнув пустым взглядом по капитану, кот повернулся лицом к молчаливому лесу – деревья застыли в жаре и неподвижности.
Капитан замедлил шаг. Виски холодили прозрачные лепестки электродов, по хребту змеилась медная нить, ныряя под рубашку, где меж лопаток был прямо к коже прилеплен источник тока.
- Здравствуй, Тони, - Стив машинально сжав руку в кулак, запястье которой обхватывал передающий браслет. Всего одно движение. Всего один намек на обман.
Казалось, на всей планете ветер остался только вокруг фигуры туземца – Стив почти видел, как скатывается по хребту кошачьего носа тонкая струйка бриза, как шевелятся небрежно брошенные на лоб пряди.
- У меня к тебе есть пара вопросов, Тони.
Кот усмехнулся – точно искра пробежала по линии губ. Поднял голову навстречу неподвижному свету – лучи скатились по его щекам, затопив лицо жидким золотом.
- Молодец, что пришел. Нехорошо прерывать урок на середине, - развернулся лицом к капитану – воздух всколыхнулся, точно прогретая вода южного моря – и шагнул к Стиву.
Голые плечи, пропитанные солнцем – кот подошел совсем близко, подняв глаза, чтобы заглянуть в лицо капитана – и улыбнулся, демонстрируя острую кромку клыков.
- Что тебе от меня нужно? – первым порывом Стива было отстраниться, уйти из-под режущего взгляда кошачьих глаз – но он не мог и шелохнуться. В единый миг исчезли ярость и желание мести, которые он уверенно взращивал в душе, когда торопливо шагал по коридорам Вдовы – только затем, чтобы гнев не позволил впасть в сомнения. Но стоило нырнуть в неподвижность, в лето, в зной – как все кипевшее внутри застыло, а глухие дыры ненависти залил и запечатал, точно воск, солнечный свет.
- Мне? – в голосе кота мелькнуло удивление. – Мне ничего не нужно. Я есть, и это существование напитывает меня без остатка. А вот вам я сейчас очень нужен. Точнее, тебе – нужен. Верно, Стив?
Даже пощечина не смогла бы отрезвить капитана лучше, чем эти слова. Ярость распорола сонную дымку, витавшую в воздухе – все тайное, задавленное встрепенулось вдруг в груди. Ночь, застрявшая где-то под ребрами; взрыв, разметавший не тело, а надежду. Руки против воли сжались в кулаки: рвануться бы сейчас к коту, сдавить пальцами горло, вбивая кадык вглубь этой бронзовой плоти – чтобы дикарь бился, хрипел и плевался кровью.
Тони усмехнулся вновь и, развернувшись к Стиву спиной, двинулся к лесу.
- Это вы все подстроили, - с ненавистью выплюнул Стив вслед удаляющемуся дикарю. Тот замер, колеблясь на границе света и тени – сплав лжи и страсти – редчайший по красоте мираж.
- В чем ты меня обвиняешь? Как бы слепы вы ни были – Клинт ушел за волком сам. Уверенные в собственной непогрешимости, вы так и не спросили его, почему он доверился волку. А теперь пытаетесь спасти его от того, о чем сами не имеете представления. Мир на удивление справедлив, Стив. Потому-то Клинт и лежит сейчас в коме. Потому-то и умирает Тор. И это твоя вина.
Капитан шагнул к неподвижной фигуре на фоне леса. Расслабленно опущенные плечи, повисший плетью хвост, темные волосы, штрихами ложившиеся на шею. В какой-то момент холодная ярость сменилась изумлением, почти обидой: как может такое существо быть столь лживым и порочным?
Однако в новую ловушку Стив не попался:
- Локи сказал, что ты можешь помочь. Отведешь туда, где вылечат Клинта.
- Я и так помогаю, - спокойно ответил кот, не оборачиваясь. Взмахнул хвостом, дернул ушами – точно злость капитана раздражала его не больше, чем зудевшая в тени мошкара. - Вылечить… - Тони фыркнул. – Вопрос не в том, чтобы достичь перепутья, где разбудят Клинта. Он доберется туда сам, и скоро ты это увидишь. Старшему вашему проводник давно не нужен, а Тор и вовсе стоит на самой границе. Так что вопрос не в них. Сейчас, капитан, ты выторговываешь билет для себя. И мне бы очень хотелось, чтобы ты его получил.
- И что же тогда мне делать? – спросил Стив, стискивая зубы – точно боялся, что ядовитые пары кипевшей в груди ярости прорвутся до чуткого носа дикаря.
Тони вздохнул, опуская голову – обманчивое движение, притворная покорность – и бросил через плечо, с насмешкой, хлестнувшей в лицо, точно кипяток.
- Учиться, малыш, учиться!
В виски ударила ненависть – округлая, громкая, раскаленная до белизны – та, что слепит глаза и, упав в здравый смысл, заставляет его вскипеть. Выстрел напряжения вдоль хребта – только бы не сорваться. Когда наслаивается столько вранья, уже нет желания разбираться в хитросплетениях интриг – хочется взять хвостатого обманщика за глотку и медленно, по сантиметру, рвать из него позвоночник, любуясь тем, как белая кость пропарывает нежное мясо.
Кот не шевелился – но Стив был почти уверен, что тот усмехается в чащу, наслаждаясь тем, как незримая ярость Стива тянется к нему сквозь загустевший воздух, как языки пламени.
Самая мучительная ненависть – ненависть невысказанная.
И омерзительный, гадкий кот – это знал.
- Поздравляю, Стив. Ты научился ярости.
- И чему меня может научить такая хвостатая шлюха? – слова вырвались прежде, чем капитан успел их обдумать – плевок желчи, бродившей на языке.
Тони вздрогнул – неужели удалось пробить безмятежность его хвостатого величества? – и рывком развернулся к капитану.
И Стив замер.
Ярость, что бурлила и шипела в его душе, вдруг швырнули – даже не в воду, в жидкий азот, мгновенно взорвавшийся столбом ледяного тумана, за которым скрылось тепло и солнце.
Потому что в глазах, что смотрели на него сейчас – не было ничего. Ни тьмы, ни света, ни времени, ни движения. Безвеременье и беспространственность, замкнутое само на себя, а потому не имевшее ни конца, ни начала. Небытие, дремавшее в глазах дикаря – матовых, лишенных бликов. И Стив ощутил, как под сердцем, пробуждается ответное, ледяное, ранее незамеченное – и узнал ночь. Ночь, что долгие годы плещется в зрачки из иллюминаторов, из забрала скафандра. Пустынный театр, где по нитям раздираются целые эпохи. Бескрайняя арена, на которой давным-давно началось яркое светопреставление, называемое современной вселенной, и на ней же оно закончится – а ночь этого так и не заметит.
Знакомая космическая ночь, что нагнала капитана тогда, в рубке – сейчас она покоилась в глазах дикаря, и она же черной рекой текла под сердцем. Бескрайнее, вселенское безразличие – вечность, что за долгие годы в космосе по капле вливается в тело и просыпается в груди только тогда, когда ловишь ее взгляд – и не вытравишь ее, не растворишь в спирте – проще душу вырвать.
А он-то, дурак, думал, что яркий свет рубки ее прогонит.
Кот тихо рассмеялся – и сморгнул прошлое с глаз, вновь возвращаясь к настоящему – теплое свечение, почти - сочувствие.
- Вот видишь. Старые уроки помогают усвоить новые, - Тони развернулся к лесу, шагнув в клубившийся зноем свет. Стив сглотнул слюну – колючую, точно мятая бумага – в душе постепенно росло ощущение, что то, что увидел он сейчас, было правдой – возможно, впервые за все их пребывание на планете.
- Ах, да. Чуть не забыл, - стремительное движение – Тони неожиданно наклонился к земле. Только сейчас Стив заметил у кота под ногами белые черепки, похожие на раздробленные кости. – Кажется, это твое, – кот протянул на ладони черный матовый шарик, мягкий, точно кусок пластилина – и капитан не без удивления узнал в этом шарике тот самый высокотехнологичный жучок, который он установил еще давно, загипсовывая ноги дикаря.
- Не работает? – спрашивать было глупо. Мир все еще казался раскаленным добела – а на вдохе в грудь прорывалась ледяная струя режущего, как стекло, воздуха.
- И работать не будет, - фыркнул Тони, небрежно задевая хвостом разбросанные на земле осколки – на ногах у него не осталось и следа от повязки.
- А как ты избавился от гипса? – а ведь когда-то доктор Беннер с пеной у рта доказывал, что самостоятельно избавиться от повязки туземец не сможет.
- Это не интересно ни тебе, ни мне. Пойдем. Время для тебя становится все тяжелее.
Кот вновь двинулся к лесу, явно не желая продолжать разговор, но упрямство капитана – упрямство человека, лишившегося последних ориентиров – не дало Стиву промолчать.
- Почему ты решил, что я буду тебе доверять?
- Ты вырвал бы мне жизнь, если бы мог, - темный взгляд полоснул по коже, будто нож. – Мгновение слабости – и я больше никогда не буду смущать твой разум, о мой бедный капитан. А ведь у твоего гнева смертельная хватка. Только крепче всего за горло он держит тебя самого – когда ты давишь его на груди, точно змею. Но зачем? Отпусти, дай волю – мгновения эйфории разве не стоят всех последствий?
Сейчас ты колеблешься, раздумываешь, стоит ли игра свеч и стоит ли идти на такой риск? Можно просто запереться на корабле, дождаться, пока выздоровеет Тор. Или ждать, пока что-то изменится в судьбе Клинта, ведь в его состоянии все может быть.
Но ты не таков, Стив Роджерс. Вас не научили склоняться перед чужим, перед тем, что вы считаете слабее вас. Вас не научили отступать, не научили сомневаться – ни в себе, ни в своей истинности. В истинности самого вашего существования. И все же ты сомневаешься. Тебя нельзя винить: ваша раса слишком долго выживала только потому, что умела в нужный момент забиться поглубже в пещеру. И поэтому ты колеблешься, Стив Роджерс. Потому что ты стратег. Ты понимаешь, какова будет цена ошибки. Но я помогу тебе принять правильное решение. Хочешь знать, почему ты пойдешь со мной, капитан? – качнулся корпусом вперед, и Стива обдало теплом летнего вечера. – Потому что у тебя нет выбора. Обернись.
И Стив обернулся.
И замер, не веря своим глазам.
В груди шевельнулось отчаяние – ведь это невозможно – почти мгновенно сменившееся недоверием.
Обман, сплошной обман, но реалистичный до мороза по коже. Капитан машинально обхватил запястье, ощущая пальцами холодок металла. Один разряд тока отделял его от очищения разума, от освобождения от наваждения – и все же Стив медлил. Медлил, пораженный дикой реалистичностью увиденного, геометрической красотой выстроенного обмана, украшенного нотками безумия, что разбивали общую картину, как пара черных клякс на гармоничном весеннем пейзаже.
«Вдова» лежала перед ним. Мертвая и бездыханная. Стабилизаторы глубоко ушли под собственным весом в мягкую землю, по ним змеились цепкие змеи толстых, как колонны, лиан. Тяжелые пластины корпуса были изъедены трупными пятнами ржавчины, не выдержав многолетнего гнета сменяющейся погоды – Стив почти видел, как при каждом движении ветра с потускневшего бока корабля взвивается рыжее облачко, слой за слоем стирая ракету с лица планеты. Сколько лет пройдет до тех пор, пока «Вдова» не разрушится окончательно? Сотня? Две?
Ракета была мертва, и мертва давно – не горели габаритные огни на носу и корме, шлюзы были наглухо задраены и, наверное, даже заварены изнутри – точно обитатели корабля добровольно замуровали сами себя, спасаясь в бешеном страхе от неумолимо накатывающейся грозы. А затем, наверняка, сошли с ума там, отрезанные от внешнего мира, в технологически совершенном, боевом, беспомощном саркофаге, об который сломалась ярость напугавшего их шторма, но куда по капле просачивалось время.
- Вот видишь, Стив, - вкрадчивый шепот, ребяческая насмешка над ухом – ужасная в своей беспечности. - У тебя нет выбора. Пойдем со мной.
- Моя броня осталась в ракете, - ровным голосом ответил Стив, ощущая, как сосуды начинают зарастать тонким, но еще не набравшим полную силу инеем ужаса: ведь капитан, как никто знавший возможности своего корабля, понимал – добраться до брони сквозь намертво запертые изнутри шлюзы невозможно.
- Она тебе не понадобится, - легкое пожатие чуть выше локтя, невесомый укол когтей. - Пойдем, Стив. Здесь ты уже все видел.
Капитан медленно развернулся – дикарь стоял в полуметре, чуть колеблясь в зыбком воздухе, как пустынный мираж.
- Надеюсь, я успею тебя убить, если мы попадем в ловушку.
Кот в ответ лишь закатил глаза и скорчил такую гримасу, будто Стив ляпнул несусветную глупость, простительную только ребенку, и, не произнеся ни слова, развернулся и нырнул в лес, лениво тянувший жар из солнечных лучей.
***
- Старший, - тихий зов заставил доктора Беннера оторвать взгляд от мониторов, где яркими пятнами расплывалась томограмма мозга Клинта.
- Здравствуй еще раз, Локи, - док улыбнулся, разворачиваясь на кресле – дикарь стоял у входа в операционную, где лежал Тор, отвечая на вопрошающий взгляд Брюса улыбкой спокойной, как вечерний свет. – Ты что-то забыл? – любопытно. Ведь Джарвис должен был оповестить о возвращении дикаря на корабль. И как Локи смог разминуться со Стивом?
- Нет, я пришел как раз вовремя, - Локи склонил голову набок – казавшиеся серыми пальцы потянулись к стеклу, как ветви, прижимаемые ветром. – Можно я пройду к Тору?
- Там стерильное помещение, Локи, - чуть нахмурившись, отозвался Брюс – стальные руки сошлись в замок на животе.
- Я знаю, - дикарь легко кивнул – волосы прокатились по его плечам. – Но я не сделаю ему больно. Откройте.
Брюс мягко хмыкнул – вкус предопределенности был ему давно знаком:
-Ты ведь все равно туда войдешь, если захочешь, верно?
- Верно, - Локи вновь улыбнулся, и тонкие пальцы плавно погрузились в стекло, словно в прозрачный мед.
Брюс тихо рассмеялся в ответ – то ли попытка скрыть собственное бессилие, то ли радость за то, что не придется делать выбор – и потянулся к панели.
Герметичная дверь операционного отсека с тихим шипением скользнула в сторону.
***
Лес изменился. Неуловимо, почти незаметно для глаза – так меняются сны под тяжестью лет – и все же Стив провел тут достаточно много времени, чтобы понять, как преобразилась планета. Деревья стали выше, листва – прозрачнее, точно дожди год за годом вымывали из нее цвет и осязаемость. Трава пружинила под подошвами и непривычно хлестала по незащищенным броней коленям – сквозь грубую ткань брюк Стив ощущал уколы твердых стеблей. Он невольно озирался по сторонам: привычка, приобретенная на этой планете, напоминала о том, что в любой момент из кустов могут выстрелить ядовитые шипы или бросится голодный хищник. Однако сегодня лес был безразличен: известные своей яростью шипованные лианы лежали в тени листвы, свернувшись в плотные кольца; плотоядные цветы, обычно приветливо разворачивавшие яркие пасти навстречу идущему, сжались в плотные бутоны, спрятав от всего мира шелковую мякоть лепестков, как старики заворачиваются в собственные воспоминания. Осмелев, Стив задел ладонью один из самых агрессивных кустов – тот самый, что выстреливал вгрызающимися в плоть плодами – куст в ответ обиженно зашумел и поспешил спрятать мясистые ракеты семян в листве.
Кругом цвела сочная, своенравная природа – шоколадная спина дикаря впереди то ныряла в столбы золотого света, то погружалась в лиственный полумрак – Тони ступал бесшумно, ни разу не обернувшись за всю дорогу. Шелковистые движения, крадущиеся шаги призрака, пробравшегося в воспоминания – Стив так и не смог понять, почему он все-таки пошел за котом, а не предпочел отрезвляющий удар тока в мозг. Что-то толкало его следом: то ли любопытство, то ли азарт, подстегивающий узнать, насколько глубоко дикари способны погрузиться в собственное лицемерие. Или, может, лихорадочная жажда движения, неиллюзорный страх свихнуться от бездействия? В конце концов, он всегда успеет вдавить кнопку на браслете, чтобы, искупав мозг в электричестве, хотя бы перед смертью увидеть истину.
А еще, помимо всего этого, его решительность останавливал страх, в котором Стив не признавался даже самому себе: страх вынырнуть из реальности в реальность и осознать, что обман был куда грандиознее, чем он думал поначалу.
Зачем такая сложная схема? Убить последнего боеспособного воина в их экипаже? Но почему бы не сделать это раньше, когда Стив тащился сквозь джунгли этой ночью, волоча на себе тела умирающих товарищей. К чему такая сложность?
Капитан ускорился – хотелось нагнать Тони, сжать пальцами оливковое плечо и в который раз потребовать ответов – но, как бы ни ускорялся Стив, как бы ни бежал – расстояние между ними оставалось все тем же. Гибкая фигура продолжала маячить перед глазами, хвост тек по земле, точно черный ручей, и задевал прошлогодние листья. Пронизанный одиночеством лес – ни животных, ни птиц – лишь путеводный огонек обманщика, заводившего капитана все глубже в чащу.
И Стив, внезапно разозлившись – на себя, на этот мир, на красивого притворщика – в искреннем хулиганском порыве наступил на самый кончик пушистого хвоста, беспечно метавшегося под ногами.
Зрелище того стоило – Тони изогнулся, точно по его телу пробежал разряд электричества, зашипел совсем по-кошачьи, волосы у него на хвосте встали дыбом – и бросил расплавленный гневом взгляд на широко ухмыляющегося капитана.
- Прости, Тони, - пожал плечами Стив. – Я не специально!
Кот оскалился – уши прижались к голове, в глазах вспыхнул враждебный блеск – и внезапно метнулся к Стиву стрелой.
- И ведь правда, - низкое, грудное мурлыканье – глаза, затянутые мечтательно-сладкой дымкой. – Мы уже пришли, Алиса! – и в это мгновение мощный удар в солнечное сплетение швырнул капитана на спину. Воздух взорвался болью в легких, точно осколочная граната - но на землю Стив не упал. Тело планеты расступилась, словно вода – и Стив рухнул в холод и бесконечность тоннеля, как в могилу, лишь успев увидеть, как высоко над головой слепящим всполохом метнулось солнце.
