Из бездны к тебе взываю

      - Удовольствие оставим на потом, - сказал Миран, накрывая старую морщинистую руку Карла Фроаде своей, лицо его при этом не выражало совершенно никаких эмоций.       Миран Фроаде давно не был дома, и явное желание со стороны «отца» заставило его отступить лишь на шаг, когда тот потянулся к нему своими руками, когда обнял, нахваливая, как самого лучшего и преданного сына на земле. И застыл, как статуя, позволяя себя трогать и тискать. Совсем как в детстве и юности.       Карл Фроаде всегда любил к нему прикасаться, что очень не нравилось Мирану – до дрожи. Он испытывал какую-то брезгливость, когда Карл Фроаде сажал его к себе на колени и прижимал к груди, когда гладил его по волосам, по лицу, по плечам, по худым коленям, обтянутым белыми чулками. Если бы на его месте был Кейл…       Зная, что стоит лишь ему уснуть, как Карл Фроаде передаст его лакею, чтобы тот уложил его в постель как положено, Миран частенько прикидываться спящим. Оказалось, что его «отец» становится весьма смел, когда думает, что его сын спит.       Это было неприятное открытие. Мирану стало тошно. Он вспомнил себя распятым на лестнице в библиотеке, со спущенными штанами, и чужие пальцы… Они хотели унизить его, сломать. В этом не было никакого эротического подтекста - просто игра; все обещания Двадцать третьего были бравадой и средством устрашения. Поэтому он так отреагировал, когда Миран полез к нему сам. А здесь… здесь был этакий нездоровый интерес.       Что ж, если старому маркизу так хочется, пусть использует его тело... по своему усмотрению.       Внутренне содрогнувшись от такого своего решения, Миран откинулся на плечо своего «отца», поудобнее устраиваясь у него на коленях. Ласкающая рука замерла на мгновение и вновь накрыла его пах.       С этого они начинали. С легких ласкающих прикосновений в области ширинки и невесомых поцелуев в висок. Миран когда притворялся спящим, когда нет, но, не видя сопротивления с его стороны, «отец» раскрывался перед ним во всей красе. Словно Миран мог возразить что-либо. Он был куклой, его куклой.       Идеальный вариант – красивый маленький мальчик без роду и племени, далеко не глупый, а главное - тихий и даже безропотный. Именно такая живая кукла была нужна Карлу Фроаде, и он ее приобрел. Он дал ей новое имя - свое, дал обеспеченную жизнь, образование и будущее, которое, несомненно, ждало этого странного, как говорили некоторые про Мирана, не по годам развитого ребенка. Конечно, он брал его не для военной службы, и это тоже не было чем-то из ряда вон выходящим среди дворян, предпочитающих сирот из приютов своим собственным детям. Он мог бы оставить Мирана себе для развлечения, но он озаботился его воспитанием и образованием, даже с братом ругался по этому поводу. Странная прихоть для человека, которому всего лишь не с кем было коротать длинные холодные ночи.       Надо отдать Карлу Фроаде должное - он действовал постепенно, щадил его. Но ничто не мешало ему послать неблагодарного, взбрыкнувшего приемыша на фронт. Ничто не мешало изнасиловать его и даже убить. Он мог сделать с ним все, что угодно, и никогда не ответил бы за это.       - Я люблю тебя.       - Я тоже люблю вас, отец.       Он научился говорить эти слова с трепетом, глаза в глаза.       - Ты веришь мне?       - Да, отец.       - Я никогда тебя не обижу, - говорил Карл Фроаде, глядя ему в глаза, а рукой расстегивал на нем штаны. – Я просто хочу… потрогать тебя там. Ты мне так нравишься, Миран. Когда я увидел тебя… как тебя вели по коридору распределителя… Я понял, что ты станешь моим сыном. В этом нет ничего такого. Я уже видел тебя без одежды и даже прикасался к тебе, помнишь?       Когда теплая мягкая рука, никогда не знавшая оружия, коснулась его кожи, Миран против воли вздрогнул.       - Не бойся, все хорошо.       Он больше ничего не делал, но Миран боялся пошевелиться.       - Ты славный мальчик, Миран. Это будет нашим секретом, хорошо?       - Конечно.       Человек ко всему привыкает, и он привык к жару чужой ладони, накрывающей его пах. Он привык ко всему.       На протяжении всего времени, что он прожил в доме Фроаде, он даже виду не подавал, что его что-то не устраивает, что его отец испытывает к нему чувства более глубокие и мерзкие, чем позволено родителю, что ночи он проводит в его постели, а не в своей, словно он не сын ему, а обыкновенная наложница.       Если бы не эта одержимость им Карла Фроаде, кто знает, может быть, Миран и смог бы полюбить его со временем. Если он вообще способен был любить? Быть верным? Необходимость терпеть его ухаживания, прикосновения, отвечать какой-никакой взаимностью, чтобы никто не усомнился, что Миран очень любит своего отца и очень предан ему… доводила его до тихого бешенства.       Другие бы сказали, что ему грех жаловаться, ведь ему еще повезло - он вырос в «любящей семье». Его «отец», став главой дома Фроаде, ничего не жалел для своего дорогого мальчика (денег – сколько захочешь, самые лучшие учителя по всем предметам, любая его прихоть, если бы только они у него были) и никогда не указывал ему на его истинное место, тем более при посторонних.       Смешно. От этой «любви» он сбежал делать карьеру при первой же возможности, и он делал все, чтобы как можно реже (а лучше – никогда!) возвращаться в этот дом к «любящему отцу».       Встречи с ним происходили во время учебного процесса не так часто, как того хотелось Карлу Фроаде, судя по его письмам (чего не скажешь о каникулярном времени). Если он специально не присылал за ним экипаж, Миран предпочитал оставаться на выходные в Академии, изучал старинные манускрипты в библиотеке, тренировался сам и тренировал своих зверушек (подальше от посторонних глаз) и просто был предоставлен сам себе. О большем можно было и не мечтать! Во всей Академии не нашлось бы смельчака или безумца, который посмел бы помешать ему наслаждаться одиночеством.       Дома же, за закрытыми дверями, Миран Фроаде, не зависимо от своего воинского звания, талантливый стратег и коварный интриган, блистательный кавалер и интересный собеседник, изощренный садист (такие эпитеты тоже звучали в его адрес), превращался в красивую куклу с пустым взглядом, которая говорит и делает только то, чего от нее ждет хозяин.       - У тебя все время находятся какие-то дела, важнее, чем твой старый отец, который тебя ждет. Мальчишка! Тебя не было три недели! Три! Я уже не знал, что и думать! Карл Фроаде скулил по обыкновению вместо того, чтобы гневаться, что было бы более уместно в его положении, но он в принципе не мог всерьез рассердиться на своего непутевого сына, намеренно державшего его на голодном пайке, чтобы накричать на него или ударить. Хотя иногда Миран считал, что было бы лучше, если бы он бил его – так ненавидеть легче.       - Мне очень жаль, отец, - Миран склонял перед ним голову с видом раскаявшегося грешника. – Я действительно не мог приехать раньше. И я готов искупить свою вину перед вами, только скажите.       - И ни одного письма за все это время! Завел себе кого-нибудь на стороне…       Это было даже смешно!       В Академии его за глаза называли Мрачной личностью. Не только из-за пристрастия к темным тонам в одежде, но из-за зловещей ауры могильного холода и смерти, что шлейфом тянулась за ним. Он был очень красив, это отмечали все, мог быть очаровательным, ничего для этого не делая, но взгляд… холодный, неживой. Попавший в поле его зрения человек чувствовал себя кроликом перед удавом. Как тут не вспомнить про упырей и демонов? И не перекреститься?       Хорошо, что у каждого учащегося в Академии была своя комната, потому что никто не мог находиться с ним один на один в помещении очень долго. Даже у людей с крепкими нервами спустя некоторое время возникало безотчетное желание бежать от него без оглядки. Словно рядом с ним их мозг начинал сигналить красным светом: «Опасность!»       Ему приятно было знать, что он внушает всем такой животный ужас, и активно поддерживал некоторые из зловещих и нелицеприятных слухов, что ходили о нем. Например, что руки у него по локоть в крови и что убить человека ему ничего не стоит.       После такого, естественно, что у него не было не то, что друзей, даже приятелей. Никто не хотел с ним связываться, никто не хотел вести с ним общие дела. Вставать или нет с ним в пару на тренировке – ребята бросали жребий: самостоятельно идти к нему никто не хотел, ведь он не знал пощады. А как изящно и феерично он это делал! Девчонки прямо-таки млели, любуясь, как его глаза, всегда такие равнодушные ко всему, горят таинственным светом, как летят по ветру его роскошные волосы! Он улыбался про себя: эти думали о чем угодно, кроме учебы, и их дурость можно было использовать. Что он и делал, совершенно того не стесняясь.       Его методы достижения поставленных целей тоже были у всех на устах. Он был лучшим во всем – этого у него было не отнять – и быстро поднимался по карьерной лестнице, хотя действовал подчас так низко и грязно, что даже взрослые содрогались от омерзения.       Он хорошо постарался, чтобы его общества никто не искал, чтобы никто не стремился добиться его расположения, но в каждом правиле встречается… идиот.       Когда возник вопрос о его первом назначении - на должность лейтенанта, такое желание возникло у его научного руководителя, майора Боу, у этой тыловой крысы, о войне знавшей только из учебников и из газет.       - Твой отец, я слышал, в тебе души не чает, - начал он издалека, как-то раз пригласив Мирана в свой кабинет для неформального, как он сам выразился, разговора. – Он, наверно, помогает тебе?       - Кому, как ни вам знать, что я всего добился сам, - Миран был сама любезность. - Мой отец здесь совершенно ни при чем. И никто другой, если вас это интересует.       - Конечно-конечно. Я и не ожидал от тебя другого ответа, однако… - подойдя сзади, майор Боу по-хозяйски схватил Мирана за бедра и прижал к своему паху. – Может быть, ты не будешь так категоричен? И позволишь немного помочь тебе?       Миран был спокоен и собран, как всегда. Такой поворот неожиданностью для него не стал: его внешность была точно таким же козырем в его руках, как и кольцо Темного императора, пусть он и предпочитал им не пользоваться. И он давно подозревал, что вокруг него плетется паутина, и очень хотел посмотреть на этого паука.       - Вы с ума сошли?       - Я сделаю тебя лейтенантом, - жадные руки майора Боу слепо шарили по его телу, - сегодня же подпишу приказ.       - Отпустите меня.       Но майор Боу в ответ издавал только какие-то нечленораздельные звуки.       Поняв, что его банально не слышат, Миран от слов перешел к действиям - вытащил из манжета маленький кинжал и ударил майора Боу в руку. В конце концов, таким безобразным образом вести себя с ним мог только Карл Фроаде.       - Только дайте мне повод, - предостерег он, когда майор Боу взвыл от боли и в ярости замахнулся на него, - и я с превеликим удовольствием выколю вам глаз. Вы подпишите приказ о моем назначении немедленно, - и добавил, обворожительно улыбаясь: - Думаю, мы поняли друг друга.       Круглое красное лицо майора Боу просветлело:       - Я знал, что ты ломаешься только для виду. Однако, моя рука…       - Это просто царапина. Могу зализать, если хотите.       - У меня найдется для твоего языка работенка поинтереснее.       Майор Боу обнял его за шею и стал давить на затылок, понукая склонить голову, но Миран игриво увернулся:       - Приказ!       - Да ради бога! – майор Боу выпустил Мирана из объятий, обошел стол и, вытащив из ящика требуемый документ, вручил его Мирану: - Поздравляю!       - Он датирован вчерашним числом, - заметил про себя Миран, развернув документ и удостоверившись в наличии всех подписей и печатей. - Я так и думал.       - А теперь…       Внезапно майор Боу, который уже собирался взять Мирана под ручку и сопроводить до диванчика, схватился за сердце.       Миран усмехнулся, как веером, закрывшись сложенным в трубочку приказом:       - Не думали же вы, что со мной такие игры пройдут безнаказанно?       - Что… что ты со мной сделал?       Майор Боу, пошатнувшись, вцепился в Мирана, но тот брезгливо оттолкнул его от себя.       - Всего лишь удовлетворил ваше любопытство. Общаясь с ядовитой змеей слишком близко и фамильярно, есть риск быть ужаленным.       - Просто царапина… - догадался майор Боу, бесформенной массой оседая к его ногам.       Миран смотрел на него сверху, улыбаясь своей фирменной дьявольской улыбкой, от которой кровь стыла в жилах, а голос его был нежнее шелка:       - А вы-то полагали, что за эту бумагу я покорно раздвину перед вами лапки со словами: «Есть, г-н майор!» - и позволю поиметь себя. Как глупо! Я знал, что моя кандидатура была одобрена, что приказ на мое назначение подписан и зарегистрирован в реестре надлежащим образом и что вы специально придержали его. И еще протеже своего подготовили, чтобы я был более сговорчивым. Очень самонадеянно!       - Помоги… те…       Безумный взгляд майора устремился к закрытой двери в поисках спасения, но Миран добил его:       - Его смерть всецело на вашей совести.       Глаза майора вылезли из орбит от такого известия.       - Да-да, - подтвердил его догадку Миран. - К сожалению, с ним произошел несчастный случай. Упал с лестницы и разбился насмерть. Глупая смерть, впрочем, как и вся его жизнь.       - Ты… ты…       - Чудовище? Дьявол? - Миран глубоко вздохнул, все еще улыбаясь. - Жаль, я не могу выставить вас на всеобщее обозрение в качестве предупреждения остальным охотникам до моего тела.       Он позвал на помощь, когда майор Боу уже начал хрипеть.       И после этого…       - Ваши слова причиняют мне боль – четко отработанным движением он опускался на колени перед старым маркизом и, как верный пес, заглядывал ему в глаза. - Вы же знаете, как я люблю вас, отец. Ближе вас у меня никого нет и никогда не будет.       И то правда! Многие бы удивились, узнав, что человек такой отвратительной репутации, как у него, до сих пор невинен в некоторых вопросах. У него не было ни девушки, ни молодого человека, и он не видел в том большой проблемы. Только пожелай – идиоты обоих полов слетелись бы на него, как мухи на варенье, но ему это было не нужно. Привязанность, дружба, любовь – человека, обремененного всем этим, легко использовать. Кому, как не ему, знать об этом.       - Я так хотел, чтобы вы гордились мной…       Он откровенно переигрывал, но ослепленный похотью Карл Фроаде принимал все за чистую монету.       - Ты хороший мальчик, Миран, - он обнимал его и гладил по голове. – Я бы не стал любить тебя меньше, если бы ты ничего не добился в этой жизни. Я очень горжусь тобой. Но мне было так одиноко без тебя в этом огромном доме! А ты… ты стал еще прекраснее!       «Убить… как же я хочу убить этого человека!»       Но его жизнь еще была нужна Мирану. Он приберег эту фигуру напоследок. Он не прошел еще весь путь, ему все еще был нужен надежный тыл, а, значит, рано пускать ее в расход.       В свои пятьдесят с хвостиком Карл Фроаде держался молодцом, несмотря на то, что малоподвижный образ жизни, неправильное питание, вредные привычки и не только способствовали тому, что он слегка поправился. Однако у него не было больше сил и терпения устраивать акробатические номера в постели, как раньше. Неожиданно рано для себя самого, он вошел в тот возраст, когда хочется комфорта и поменьше двигаться.       Мирана это вполне устраивало.       Теперь по вечерам в спальне Карла Фроаде он давал пошлые унизительные представления с использованием различных приспособлений, раздеваясь донага и лаская себя под его внимательным алчным взглядом. Если после этого его член все еще был не достаточно твердым, он брал его в рот, немного играл с ним, возбуждая еще сильнее, а потом садился на него и отдавал свой сыновний долг любимому отцу. Голая физиология – ничего больше, но Карл Фроаде был в восторге и даже не замечал, как под полуприкрытыми веками в глазах Мирана стынет отвращение. Он мог сколько угодно твердить себе, что ему все равно, - о, нет, это было далеко не так.       К своим пяти годам, когда он обрел власть в виде кольца Темного императора и свое проклятие в лице Карла Фроаде, он повидал всякое, испытал многое. Его душа была тверже алмаза, его сердце - холоднее льда самой Преисподние. Чтобы выжить - а это было единственной целью каждого сироты из приюта, - он запретил себе все чувства, спрятав их глубоко-глубоко в себя, запретил себе бояться и страдать. Мальчика с лицом куклы сильные эмоции погубили бы. Если бы он отпустил свое отчаянье, оно бы выжгло ему душу. Если бы позволил боли и страху захлестнуть себя с головой, они бы сожрали его разум и тело. Если бы дал волю ярости и гневу, его тени разорвали бы Карла Фроаде на куски еще тогда – неплохо! – но он потерял бы все. Кроме этого старого извращенца, в семье Фроаде он никому не был нужен. Умри он – Миран снова оказался бы в приюте, и даже заступничество Софи его бы не спасло. Что его ждало в будущем? Как вариант Специальная военная Академия, первый бой и смерть, возможно, как это случилось с друзьями Сиона Астала. Он не хотел для себя подобной судьбы, он был достоин большего. Он просто знал это. У него было все, чтобы подняться: он был умен, красив и обладал скрытой силой, - ему только нельзя было бояться. Убивать. Предавать. Продавать. Даже самого себя. Он сам выбрал для себя этот путь, а не какой-то другой, и сожалеть ему было не о чем. Он ничего не мог изменить в своем прошлом, даже если бы очень захотел. Конечно, если бы можно было вычеркнуть из его жизни старого маркиза с его причудами и еще кое-что… Но тогда он не стал бы тем, кем стал.       - Никогда не думал, что умру вот так, - сказал он, закрывая глаза.       Его обычное спокойствие даже перед лицом собственной смерти никоим образом не граничило со смирением. Просто он все просчитал и понял, что это конец. Что ж, он выполнил для своего короля самую грязную работу. Наивный, он хотел быть хорошим для всех - для простолюдинов, для дворян, - он верил в это и стремился спасти всех, даже недостойных этого, даже старого маркиза, если бы Миран позволил. Об остальном позаботятся другие.       «Значит, мы скоро встретимся, Кейл, - промелькнула у него мысль. – Ты уже знаешь, что я из себя представляю. Я убил стольких людей, чтобы достичь того положения, что я сейчас имею. И убил бы еще больше… Жалеешь, что спас меня когда-то? Спас бы ты меня сейчас, зная обо мне все?»       - Береги себя, Миран…       Кейл, добрый улыбчивый Кейл, который так заботился о нем, который так помог, вроде бы ничего особенного и не сделав, погиб на следующий же день, во время наступления. И не осталось от него даже горстки пепла. Погиб… Если бы тогда капитан разрешил ему сопровождать Мирана, Кейл был бы жив.       Когда Миран узнал об этом – он никогда не забывал о нем и при первой же возможности навел справки: имеющихся у него сведений вполне хватило для этого, - он… даже не изменился в лице, и голос его не дрогнул. Ему удалось обмануть всех, кроме самого себя. Он плакал без слез, через силу, заткнув себе рот подушкой, чтобы не издать ни звука, хотя была глубокая ночь и он был в комнате совершенно один.       Прошло столько лет, а ему все еще было больно, словно не он переступил через все и вся. Переступил, он даже через Софи, любившую его без памяти, переступил, а через Кейла не мог. Для него Кейл все еще был жив, он все еще настойчиво уговаривал его попробовать яблоко и держал за руку, прощаясь.       Единственный человек, который видел в нем ребенка, а не куклу, не оружие, который не хотел от него ничего. Разве только, чтобы он плакал, если ему больно, смеялся, если ему весело, злился, если для этого есть повод, как и полагается ребенку. Чтобы он жил, в конце концов. Случайный знакомец, да и не знакомец даже. Но в той непроглядной ледяной тьме, что окружала Мирана, он был тем, кто нес в себе свет и тепло, одаряя совершенно посторонних случайных людей на своем пути.       - Ложись!!!       Вот кого он точно не ожидал увидеть в качестве своего спасителя, так это фельдмаршала Клауса Клома. То же самое можно было сказать и о самом фельдмаршале. Сам бы он сюда ни за что ни приехал (его слова). Его величество приказал ему возглавить войско, а он просто поехал вперед. Просто поехал… и спас ему жизнь, даже не ударив, как собирался. Ему, который собирался лишить его обожаемую леди Ноа Энн не только жизни, но и ее честного имени. Будь он на месте фельдмаршала Клома, он и пальцем не шевельнул бы ради спасения такого человека, как он.       Все это было так странно! Впрочем, чему удивлялся? Участвуя в подавлении Роландского мятежа, он очень хорошо изучил и Клома, и Калне, и, конечно же, Сиона Астала. При этом, даже выступая против них, он умудрился ни разу с ними не пересечься и вышел из игры, когда понял, что все кончено для нынешней власти, объяснив свое предательство стратегическим ходом.       Но люди с чистыми помыслами и сердцами по-прежнему заставляли его невольно теряться: никогда не знаешь, что у них на уме на самом деле и какую глупость они совершат из-за своих так называемых высоких моральных принципов? К счастью, таких на его пути встречалось немного.       Не смотря на то, что Миран ему откровенно не нравился, фельдмаршал Клом не пытался никак ему навредить или подставить, раз уж сам король принял его в число своих советников. Может быть, даже начал уже считать его своим товарищем по оружию. Опасное заблуждение! Если Миран пока и не избавился от него - ни от кого из них, - то только потому, что они пока нужны его королю.       Его король… вот человек, который действительно волновал его.       Это было трудно объяснить, но это было предсказуемо. Ни с кем никогда не чувствовал он такой близости, хотя не было между ними ничего общего. В понимании обывателей они вообще стояли по разные стороны баррикад. Если Сион Астал – это свет, любовь, тепло, жизнь, то Миран Фроаде – тьма, ненависть, холод, смерть. Если Сион Астал – в глазах большинства людей – бог (или полубог), то Миран Фроаде – сам дьявол на его службе.       Согласно преданиям, дьявол был изгнан из рая в кромешную тьму, в вечный холод за гордыню и бунт.       Миран не считал себя мистиком… но он так тосковал по свету! Никогда бы никому в этом не признался, но, после известия о смерти Кейла, для него как бы померк свет в этом мире. Мысль о нем, живущем где-то в Роланде свой жизнью и ждущем, когда Миран вырастет и выполнит свое «обещание», оказывается, как солнце, освещала и согревала его все это время. Глупость какая-то, честное слово.       И, впервые увидев Сиона Астала, он все про него понял. И про себя тоже.       За тот абсолютный свет, что наравне с тьмой нес в себе его юный король, Миран был готов защищать его не только от всего мира, но даже от него самого, даже против его воли, даже под угрозой наказания. То, что должно было быть сделано, будет сделано.       «Никто никогда не узнает, что именно Вы погрузили этот несовершенный мир в хаос войны и смерти. Люди охотнее поверят в то, что Вы подпали под чужое пагубное влияние, - он тихо улыбнулся, – что другие воплощали в жизнь свои коварные замыслы, творя беззаконие Вашим именем... Или что там еще обычно говорят и пишут в Легендах в случае, если мудрый и добрый король вдруг оказывается кровожадным тираном? Когда моя жизнь станет Вам не нужна, принесите ее в жертву, не задумываясь. Если же я брошу тень на Ваш свет, убейте меня без сожалений».