Локи все-таки будет судить асгардский суд?

             Прошло достаточно много времени со дня трагедии, но целители так ничего не сделали толком. Они не могли даже определить, возможно ли отравиться мидгардскими ядами через дыхание и пот, поэтому запретили любые посещения, а больных укрыли фильтрами, а также множеством приборов магического толка. Все они исправно снимали различные показатели и свидетельствовали о скорой смерти всех или, по меньшей мере, большей части покалеченных ученых. Снимать показания и анализировать их асы научились очень давно, задолго до изобретения целительных камней и мазей. Они умели диагностировать сотни, если не тысячи редких болезней, но какой в этом толк, если исцелить пострадавших нельзя, а только облегчить муку?       Несмотря на грозившую опасность, Ивар считал своим долгом проведывать умирающих друзей. Его располагающая манера общения и клятва хранить молчание обеспечили беспрепятственный проход в отделение: курирующая целительница Кауна и даже сам мастер медицины дали добро на постоянные посещения, заодно получив возможность проверять состояние здоровья добровольной жертвы. С точки зрения Ивара пора было убедиться, что заражение невозможно, и снять карантин, но медики медлили, возможно, из-за мрачного Локи, напоминающего грозовую тучу. Если бы Ивар не знал точно происхождения царевича, то предположил бы, что среди погибающих есть кто-то из его родственников. Никак иначе нельзя было объяснить странное беспокойство за чужие, никчемные для сына бога, жизни.       Ивар навещал дом исцеления ежедневно. На его глазах великие умы поселения умирали один за другим. За короткий срок он привык к смерти и безучастно наблюдал, как из целительного дома уносят обезображенные перебинтованные трупы. Когда он увидел свой первый труп — юной Берканы — тошнота подкатила к горлу: как она оказалась в фелаге по отоплению? Не естественница, а маг, да еще и со своими причудами: Наутиз не стала бы брать ее, даже если и собиралась зачаровывать трубу магией. Только по долгом размышлении Ивар понял, что Песчанка попала в фелаг по половому признаку: судя по составу фелага, Светлоокая собирала вокруг себя женщин. Возможно, чтобы показать, что женщины не хуже мужчин справляются с ответственной работой. Вышло же всё иначе. Те из несчастных, кто еще мог говорить, рассказывали разные версии произошедшего, поэтому восстановить истинную картину последних минут работы фелага не представлялось возможным. Ученые путались даже в том, что произошло сначала: замыкание, разрыв трубы или утечка газа. Локи требовал подробного отчета, но никто не мог ничего рассказать толком, а спасатели, сами превратившиеся в жертв, видели только последствия, а не сам взрыв.       Кроме умирающих, Ивар от нечего делать посещал медицинские собрания, во время которых целители спорили, что делать с трупами? Насколько они безопасны? Можно ли их утилизировать как обычно или требуется специальное захоронение? А если таки утилизировать как обычно, то таиться ли от сына Одина, который раньше к мертвым поселенцам не проявлял никакого интереса, а вокруг этих разве что не плясал, и которого меркантильное отношение к мертвым могло покоробить или шокировать? Ивар до поры до времени сомневался как в том, что трупы опасны для живых, так и в том, что Локи — бравого воина — шокируют порядки поселения, не прописанные в основном законе. Пока не стал случайным свидетелем разговора между детьми Одина. Хотя назвать произошедшее разговором можно было с большой натяжкой: как Беркана рассказала впоследствии, она отсиживалась в лабораториуме и надеялась, что ее никто не потревожит, но к ней пришёл Локи. Вряд ли он желал видеть своего магиолога, скорее, тоже искал одиночества и покоя. В результате два несостоявшихся одиночества встретились.       Ивар не присутствовал во время обмена любезностями, но проходил мимо и замедлил шаг, явственно расслышав вопрос Локи о похоронах.       — Похорон не будет… Мы… не хороним… мертвых, — донесся из лабораториума нерешительный голос Берканы. Как Ивару показалось, она устала и хотела остаться одна, но не знала, как отослать царевича.       — Это неважно. Не хороните, так сжигаете. Когда? — Локи говорил непривычно мягко, выказывая сочувствие. Ивару было очень приятно, что бог так волнуется о едва знакомых поселенцах. Расслышать ответ Беканы он не смог, а, судя по молчанию Локи, ответа не было. Ивар вовсе не желал, чтобы Локи из редкого благодушного состояния перешел в гневливо-нервное, в котором пребывал в последнее время на страх всем поселенцам, поэтому решился взять инициативу в свои руки.       — Прости, Локи, что вмешиваюсь, но Дочь Одина совершенно права, мы не хороним наших мертвых и не уничтожаем их трупы — это слишком большая расточительность, — произнес он, перешагивая порог лабораториума и кивая софелаговцам. Каскет поблескивал голубым светом на дальнем столе, а пробирки и центрифуги манили к себе обещанием интересной работы. Ивар настолько увлёкся другими проектами, что забыл о каскете и проблеме, которую так и не удалось решить.       — То есть вы препарируете ваших мертвых и изучаете их? — губы Локи скривились, что удивило Ивара: как еще, если не на трупах, познать тайны анатомии и медицины?       — Ты не совсем прав, сын Одина, если бы мы их всего лишь изучали, это бы тоже была страшная расточительность, — поспешил он рассказать всю правду. — Свежие органы можно пересадить, то есть вживить другому асу. Стволовые клетки извлечь для изучения возможных путей получения эликсира молодости. Половые клетки служат для изучения проблемы рождаемости. Тут ты целиком и полностью прав, но сколь малая часть тела используется таким образом? Ты прекрасно знаешь, что Асгард — мир бедный на всё, кроме золота и частично железной руды — болотного гематита. Из костей асов получаются гребни и ножи не хуже, чем из китовых, из жира — свечи и мыло, я уж не говорю о коже. Наши мертвые навсегда остаются с нами, мы стараемся использовать полностью их тела не только для исследований, но и для быта. И, конечно, нельзя забывать об амулетах, которые наши делают из костей своих безвременно почивших друзей.       Ивар замолчал. Молчала Беркана, с явным страхом поглядывая на царевича. Молчал и Локи, плотно сжав губы.       — То есть большая часть утвари поселения создана из поселенцев? — проговорил он едва слышно.       — Не могу точно сказать, большая ли, — Ивар удивился, что надо объяснять очевидное. — В деревянных вещах, к примеру, есть только дерево.       — Какое счастье, что в асах нет ни крахмала, ни целлюлозы, ни чугуна, ни стали! Хоть от каких-то вещей не несет мертвечиной!       Сарказм из уст бога прозвучал двусмысленно и впоследствии Ивар заметил, что Локи перевез из дворца многие предметы утвари, а перчатки носил теперь не только при исследованиях каскета. Это было столь абсурдно, что даже вызывало невольную улыбку на лице. Ученый был уверен, что скоро паранойя пройдёт: любой ас, ван или даже человек постоянно пользуется множеством вещей, созданных из мертвой природы. Однако пояснять это царевичу он не стал: его настроение менялось за доли секунды, а попасть под горячую руку бога слишком опасно.       Тот разговор с Локи был единственным запомнившимся событием последнего времени. Поселение бесконечной магии, всегда жившее своим чередом и проводившее кучу интересных экспериментов, напоминало сейчас умирающий улей или муравейник. Исследования были приостановлены, ученые сидели по домам и предпочитали лишний раз не показываться на улицах, чтобы не попасться на глаза Локи. Немногие, кому бог давал личные поручения, занимались чем-то непонятным, скорее всего, фальсификацией отчётов. Нервное напряжение ощущалось почти физически, поэтому, навещая умирающих, Ивар отдыхал душой: они, в основном, спали, а те, кто были в сознании, не пытались в тысячный раз обсудить одно и то же и нагнетать и без того напряженную обстановку. Они просто тихо умирали, избавленные от боли, насколько позволяли опиаты и кокаин. С ними было хорошо и спокойно.       Несколько минут посещения Ивар обязательно тратил на Наутиз: стоял около ее лавки и смотрел куда угодно, только не на обезображенное лицо, которое раньше с большим интересом следило за его карточными фокусами. Светлоокая ни разу не пришла в себя даже на короткое время, целители уверяли, что надежды нет, что жить ей осталось недолго. Даже ее амулет — рог Урахорн, который она носила не снимая, куда-то сгинул во время неразберихи. Ивар попытался найти его у злосчастного дома, но безрезультатно: ни его самого, ни осколков. Амулет таинственно исчез, оставив хозяйку в одиночестве бороться со смертью.        В свое время Наутиз была единственной выжившей из фелага, изучавшего радиоактивные элементы. Все погибли от лучевой болезни, а она будто и не заметила смертельной опасности. Ходили слухи, что она бессмертна, что ее тело обладает устойчивостью к любому заражению. Ее исследовали и едва не резали на куски, ею восхищались и завидовали… И вот она мертва да еще и забирает с собой почти всех немногочисленных естественниц поселения. Женская солидарность сыграла злую шутку: теперь не только логистика, но и естественная наука станут мужскими профессиями.       — Ивар… — вдруг донеслось до чуткого уха.       Естественник обернулся и с удивлением обнаружил, что Наутиз открыла глаза, точнее, то, что от них осталось. Ее дыхание было столь затруднено и прерывисто, что едва можно было что-то разобрать.       — Ивар, — прошелестела она вновь. — Локи… Это он…       — Локи? — Ивару пришлось наклониться к самым губам, чтобы понять отдельные слова.       — Он… убил меня… Гомункул… Он… — неразборчивый шепот доносился приглушенно, почти беззвучно, так что Ивар больше додумывал, чем слышал.       — Мои работы… В хранилище…. Про Локи… Он всех нас… Он шпион….       Ивар настолько не ожидал, что именно сейчас, в праздник, с ним заговорят, что немного оробел. Недаром говорили, что в ночь Дикой Охоты случаются чудеса. Надо было срочно позвать целителей, но он стоял и слушал, словно зачарованный. Какой-то из кошмаров воспаленного сознания стал для Наутиз реальностью, если он правильно разобрал её шепот. А, может, реальность и сон смешались воедино, и говорит она не с ним, а с каким-то другим Иваром, возможно, со своим мастером. Однако её исследования в любом случае представляют ценность, хорошо, что она напомнила.       — Позови… Ингвара, — прошептала Наутиз. По крайней мере, Ивару показалось, что она произнесла именно это имя, а также, что он правильно понял, какого из множества Ингваров она имела в виду.       — Хорошо, сейчас позову, — сказал он как можно мягче. Хотел добавить, что она поправится и увидит следующее лето, но в этой лжи не было никакого смысла: они оба в достаточной мере знали естественную науку, чтобы понимать, что излечимо, а что — нет. Единственное, чем могли помочь асгардские целители — это облегчить боль с помощью опиатов, но толку от них слишком мало.       Ингвара он нашел с большим трудом: сунулся в один лабораториум, в другой, сходил на главную площадь и обошел несколько жилых домов — ни одного логиста Мидгарда! С большим трудом узнал, что все они сидят в одном длинном доме по распоряжению Локи. Двери не были заперты, но выйти на улицу испытать судьбу никто не смел: поселенцы шептались о том, что надо переждать несколько дней и дать богу успокоиться, иначе он может натворить бОльшие беды, чем взорвавшаяся система отопления и разлившийся ядовитый газ вместе взятые.       Ивар не был уверен, что хоть кто-то из логистов Мидгарда не спит ночью, но ждать до утра не было никакой возможности, поэтому он смело вошел в дверь и с удивлением обнаружил, что все логисты одеты в мидгардскую одежду, сидят на лавках и при свете свечей и гаджетов занимаются каждый своим делом.       — Ингвар, нам надо поговорить, — произнес Ивар с порога, даже не поздоровавшись с остальными.       — Erzähl, was ist denn das? — Ингвар рад был оказаться на улице, пускай и под пронизывающим холодным ветром — синтетическая одежда Мидгарда защищала гораздо хуже накидки из настоящей шерсти.       — Наутиз пришла в себя и хочет тебя видеть, проститься с тобой. Дни ее сочтены, если не часы.       — Оу, проститься, — лицо Ингвара скривилось. — Не, прощаться — это некруто. Я, конечно, могу к ней пойти… — он сделал выразительную паузу, — но не пойду. Еще в Хельхейме наобщаемся. Вот она умрет — и я сразу к ней. Мы общими усилиями расспросим Хель о чем-нибудь интересном. Сделаем новые фоточки! С мёртвой Наутиз. Es wird cool!       — Я не могу тебя принуждать, — Ивар едва скрыл удивление. — Но она попросила меня только о встрече с тобой, это единственное её желание. Она может не дожить до утра.       — Не. Найди кого-нибудь другого, она в бреду не заметит подмены, а я пас, — с этими словами Ингвар вернулся в дом и захлопнул дверь прямо перед носом естественника. Не ожидавший такого поворота Ивар хотел было ринуться за ним и достучаться до совести, но тут увидел Локи, направляющегося прямо к нему. Царевич вновь источал любезность и обаяние, столь несвойственные ему в последнее время. Он сказал, что согласен на приезд царевен Етунхейма и требует доставить их как можно скорее. Ивар вздохнул с облегчением: они точно помогут, спасут если не всех, то многих, не зря же Етунхейм во все времена славился своей целительной магией. На увещевания Ингвара нет времени, Наутиз придется подождать.              Локи шел по грязным улочкам непривычно тихого в Йоль поселения и совершенно не знал, что делать дальше. Быстро привести царевен у Ивара не получится. Даже если они согласятся помочь, им придется ждать подходящего момента, чтобы улизнуть из Ётунхейма. Возможно, к их приезду спасать будет некого, но повлиять на ситуацию Локи никак не мог. Собственная беспомощность приводила его в ярость даже сильнее, чем авария.       Он медленным шагом дошел до дома мастеров и в нерешительности остановился: смотреть бесконечные лживые отчеты не было ни сил, ни желания, слушать подобострастные речи властителей здешних мест — тоже. Лучше уж проведать каскет, о котором он не вспоминал последние несколько ночей. Тот хотя бы не врет в глаза и не скрывает ничего, кроме тайны своего восстановления.       Рассудив, что от сломанного ларца и то больше пользы, чем от местных светил науки, царевич развернулся в противоположную сторону от дома мастеров, к большой радости затаившихся в нём обитателей, которые судорожно пытались решить хотя бы одну из многочисленных проблем и не горели желанием видеть сына бога.       Каскет стоял на том же столе, где его оставили в день взрыва, а вокруг него стояли те же самые реактивы и колбы, которые так никто и не удосужился убрать. Локи собственноручно сложил в сундуки оборудование и реактивы. Каскет ничуть не изменился за последний год: был всё таким же потухшим и безжизненным. Лучшие умы Асгарда ничего не смогли с ним сделать, лучшие умы Мидгарда сдались, даже до конца не разобравшись в его свойствах. Неужто придется-таки обращаться за помощью к ётунам? Или дать событиям развиваться своим чередом, даже если поломка изначального артефакта приведет к Рагнареку?       Локи снял перчатку и дотронулся до мерцающей стенки — пальцы тут же посинели. Отдернул руку — кожа вернулась к привычному цвету. Хагалар говорил, что двуликость даст ему преимущество, да и друзья, исследовав полукровную природу, пришли к выводу, что он во многом превосходит обычных асов. Только вот сам Локи до сих пор не смог воспользоваться своими несомненными преимуществами на благо хотя бы себе, не говоря уже о других. Блестящие планы рушились один за другим. Начиная с расстроенной коронации и заканчивая водопроводом. А теперь еще и воскресший советник! Локи бросил взгляд на улицу. Незваные гости заснули, и выгнать их в ближайшее время не удастся. В дом не вернуться, а вне дома заняться нечем: поселенцы прятались, справедливо опасаясь божественного гнева. Самое разумное было бы лечь спать, только где? Он привык к походным условиям и мог заснуть где угодно. Но если кто-нибудь обнаружит его, спящего среди реактивов, то пойдут пересуды. Локи с тоской вспомнил дворцовые покои с бесчисленным количеством комнат. В поселении он был лишен царских условий, а спать в доме, где только что вусмерть напились собственные подданные, было ниже его достоинства. Да и небезопасно, учитывая их силу и скорое похмелье.       Не было никакого смысла оставаться в поселении, поэтому Локи направился к конюшне. Марципан встретил его радостным ржанием — они давно не выезжали, конь соскучился по дороге и был готов к длительной прогулке, столь необходимой для его хозяина.       Локи с удовольствием прикоснулся к лощеной гриве. О его животном в поселении заботились не хуже, чем во дворце. Надо отдать должное местным, в уходе за лошадьми они знали толк, в отличие от своей обожаемой науки.       И вот перед царевичем и его людьми раскинулись бескрайние лавовые поля, скалы и мхи, до сих пор не припорошенные снегом, несмотря на конец года. Марципан перешел на галоп, оставляя позади себя поселение со всеми его многочисленными проблемами. Через несколько часов вдалеке засверкает столица Асгарда с золотым дворцом-органом и огромными покоями с мягкими кроватями. Можно, конечно, не ездить так далеко, остаться ночевать на любом из хуторов, расположенных вдоль дороги, или даже самостоятельно разбить лагерь неподалеку от поселения, но Локи хотелось проехаться верхом, отдаться своим безрадостным мыслям и повидаться с учителем — с тем, кому он привык доверять с детства. Не всегда и не во всем, конечно, но других кандидатур всё равно не было. И это было странно. До падения с Радужного Моста у Локи было много приятелей, бывших наставников, доверенных слуг, в конце концов. Но вот он вернулся домой, и все старые связи как-то сами собой оборвались. Он не искал встреч с бывшими знакомцами, думая только о выживании, а сами старые знакомцы не пытались связаться с ним и ограничивались изысканной вежливостью при немногочисленных встречах. Обо всём об этом можно будет узнать у учителя, если тот не напился по случаю Дикой Охоты. Пробраться к нему царевич собирался через сеть тайных проходов. Он давно ими не пользовался, но надеялся, что их еще не замуровали. Катакомбы, пронизывающие дворец, имели десяток незаметных выходов неподалеку от столицы. Обычные асы считали их небольшими холодными пещерками, вечно покрытыми льдом, и только посвященные знали, куда ведут извилистые проходы.       Локи оставил Марципана вблизи мелкого болота, велел свите заночевать на ближайшем хуторе и прошел без сопровождающих около полутора миль до небольшой пещерки посреди лавового поля, в которую вполз, не жалея одежд. Вскоре проход расширился, и он смог передвигаться на четвереньках, а потом встал в полный рост, лишь чуть-чуть пригибаясь, чтобы не задеть головой низкие своды. Идти надо было осторожно, чтобы не поскользнуться и не врезаться в сталактит или сталагмит. Не хватало еще получить сотрясение мозга в знакомом с детства проходе и перепугать сперва дворец, а потом и поселение разбитой головой.       Путь был долог и неприятен: несколько раз Локи чуть не упал, запнувшись о камни, которых раньше в проходе не было, а сейчас они будто по мановению руки волшебника появлялись именно там, куда он ставил ногу. В самом начале пути он неудачно поскользнулся и приземлился на руку, чуть не вывихнув пальцы. Давно он не ходил по этому крылу катакомб, слишком давно. Царевич медленно брел в полной темноте, оберегая больную руку и считая повороты. Наконец, все препятствия остались позади, и здоровая рука нащупала подходящий проход в стене. Локи прислушался. В помещении определенно кто-то находился. Судя по шумному сопению, как раз учитель. Но он мог быть не один. В лучшем случае, с прислугой, в худшем — с друзьями или женщиной. Впрочем, если чуть-чуть отодвинуть панель и посмотреть…       В узкую щель полился неровный свет очага, устроенного прямо в полу. Учитель лежал подле него, раскинув в стороны массивные руки. Рядом не было видно ни аса, ни бутылки, ни даже какого-нибудь праздничного лакомства. Если учитель и справлял Йоль, то точно днем, а не ночью. Локи с облегчением выдохнул и отодвинул тайную дверь. Послышался скрежет: противный, знакомый с детства. Великан поднял голову.       -Твоё высочество, вот тебе и на! Рад видеть в наших краях! С праздником тебя! Жаль, что Охоты в этом году не вышло, но, может, к следующему году починят Радужный Мост, — грузный ас с трудом встал и попытался радушно обнять гостя, но Локи выставил руки в предупреждающем жесте. — Да что ты как неродной?       — Посмотри на меня внимательно и подумай, хочешь ли ты испачкать свою одежду? — царевич указал на защитный костюм, сильно пострадавший в катакомбах. Учитель прищурился. Неяркий свет очага бликовал на металлических бляшках защитного костюма, мешая разглядеть грязь и пыль. Локи не стал ничего пояснять, а прошел в глубь комнаты. Сел на массивную скамью и начал раздеваться, стряхивая пыль прямо на пол, изрисованный орнаментами.       — Я приехал к тебе отдохнуть и выспаться, а вовсе не праздновать, — пробормотал он, даже не подумав о том, что уже зиждется рассвет, а дворцовые асы привыкли спать ночью, а не утром.       — Ну коль так, то спи, — великан воздержался от вопросов и хотел было позвать слуг, но вовремя осекся — понял, что Локи приехал инкогнито. — Пойдем, ляжешь со всеми удобствами.       Они прошли в соседнюю комнату, ничем не отличающуюся от предыдущей. Учитель не любил пышного убранства и излишеств, его комнаты содержали только самую необходимую мебель и вещи. Хотя в прошлом он был неплохим воином, стены не украшали ни головы поверженных животных, ни оружие. Только в углу лежал одинокий сакс. Лежал он там, сколько Локи себя помнил. Трогать его было запрещено даже слугам, так что он давно покрылся пылью и ржавчиной. Учитель любил рассказывать легенду, связанную с этим клинком, но она была такой романтичной и слащавой, что царевич даже не пытался ее запомнить.       — Можешь остаться, — пробормотал он, закончив осмотр комнаты, в которой нечего было осматривать. — Я хочу поговорить.       — Вестимо, не просто же так ты приехал, — учитель принес несколько масляных ламп из мыльного камня и взобрался на широкую кровать, которая жалостливо заскрипела под его немалым весом. — Ну давай поговорим.       Локи задумался. У него было несколько важных вопросов, но начинать с них не хотелось. Надо прощупать почву и заговорить о чем-нибудь несущественном.       — Есть одна мелочь, которая давно тяготит меня, — осторожно начал он. — Почему мне не пишет никто из моих бывших знакомцев и друзей? С тобой некоторые приезжали, но с тех пор я ничего о них не слышал. А когда я появляюсь во дворце, меня избегают. Неужто приказ отца?       — А ётун его знает, — пожал плечами учитель. — Мне никаких распоряжений на твой счет не давали. А другие… Может, опальным тебя считают. Вот вернешься во дворец — тогда всё быстро наладится, так и знай.       — Да, наверное, — пробормотал Локи, когда понял, что учитель продолжать не собирается. — О воскрешении советника слышал?       — Как же не слышать? — учитель хмыкнул. — Все уже знают. Гринольв в пору своей юности и силы был великим воином. Только о нём сейчас и толкуют, даже женщины. А ты откуда знаешь о его появлении? Сказал кто, или лично видел?       — Лично… — перед внутренним взором Локи невольно встал образ не менее, а может и более огромного и могучего аса, чем учитель.       — А ты случайно не из его детей? — царевич скосил глаза на знакомое с детства лицо, которое неплохо читал, несмотря на обычную бесстрастность.       — Детей? — лицо приобрело удивленное выражение. — Нет, он мне даже не дальний родственник.       — Я не это имел в виду, — поправился Локи, но продолжать не стал. Если бы учитель был воспитанником великого полководца, то обязательно уже похвастался бы своим прошлым. — Ты его помнишь? Каким он был до своего исчезновения?       — Этого я тебе точно не могу сказать. Он пропал чуть не три тысячи лет назад, я тогда еще и зачат не был. Но во дворце много тех, кто его помнит. То есть было много. Сейчас померли, конечно, ну так дети их. Если тебе нужно узнать — сведу, с кем надо, хоть сейчас, дело-то нехитрое.       — Почти три тысячи лет назад, — процедил сквозь зубы Локи. Огромный срок! Какой толк разговаривать с асами, которые знали Гринольва так давно? Они всё переврут, пускай и не со зла.       — Нет, думаю, не стоит. Я хотел узнать именно твое мнение.       — Ну, своё мнение могу высказать о тех, кого лично хоть немного знаю, — учитель приподнял брови и выразительно посмотрел на Локи.       — И кого же, к примеру?       — Да хоть твоих новых приятелей из поселения.       — Что они?       — Чудные. Совсем не похожие на дворцовых асов, — учитель хмыкнул — он явно не только это хотел сказать, но почему-то не стал продолжать.       — Очень чудные и пронырливые, — кивнул Локи. — Они узнали о моем происхождении. Как думаешь, стоит сказать отцу, что тайна стала явной?       — Я бы не стал, — покачал головой великан. — Ты же знаешь папашу своего — он скор на расправу. Твоим друзьям может не поздоровиться.       Локи неопределенно кивнул. Разговор совсем не клеился даже с тем асом, который к нему расположен. Неужто он отвык от дворцовых привычек и устоев? Совсем одичал, пребывая целый год подле отверженных, называя их «друзьями». Как же фальшиво звучало это слово из уст воспитанника Одина. Судьба «друзей», их жизнь и смерть мало его заботили. Если бы ценой их жизней можно было купить собственное величие, он бы, не задумываясь, ими пожертвовал. Новых друзей найти просто, в бездне ему хватало одного дня, чтобы заручиться поддержкой любого существа, которое могло оказаться полезным, а вот обрести истинное могущество способны немногие. Локи хотел было рассказать учителю о промышленной революции и своих глобальных планах, но понял, что это пустая трата времени. Учитель — превосходный мастер своего дела, но он бесконечно далек от всего, что не касается сферы его интересов и деятельности.       — Скажи, — Локи выдержал паузу — достаточную, чтобы заинтриговать собеседника, — а лет восемьсот назад у отца был друг, которому он доверял как себе?       — Друг? — учитель нахмурил лоб. — Ну, сколько я служу у него — нет. Твой отец, сам же знаешь, не склонен заводить друзей и знаться с родственниками.       — А они у него есть? — Локи подался вперед.       — Да кто ж его знает?       — Ясно.       Снова повисла неприятная пауза.       — Ладно, послушай, — Локи набрал в грудь побольше воздуха. В конце концов, он ничего не потеряет, если спросит о Хагаларе, а может многое получить взамен. Если не информацию, то расположение учителя: любому асу приятно, когда именно ему доверяют тайну, когда именно с ним делятся самым сокровенным. Главное, дать понять, что вопрос действительно является тайной        — Я хочу поговорить с тобой откровенно. Я могу это сделать?       — Ну, попробовать точно стоит. Ты же знаешь, если смогу, я тебе помогу, — ответил учитель очень серьезно. — Но ты задаешь такие вопросы, на которые у меня самого нет ответов.       — Хорошо, я буду с тобой откровенен, — Локи с трудом сел, поскольку почувствовал, что глаза его слипаются, а потерять концентрацию прямо сейчас не входило в его планы. — С первого дня возвращения одна вещь не дает мне покоя. Точнее, один ас. В поселении я встретил странного старца, прозвище которого Хагалар. Ему чуть меньше четырех тысяч лет, и он внешне ничем не примечателен. Но весь год он пытается заставить меня выучиться у него магии. Очень настойчиво пытается. И отказы не понимает. Порой бросает странные фразы вроде «Один погубил наше счастье», «как ты меня любил в детстве» и прочее. Я его никогда раньше не видел, но, возможно, он просто сменил личину. Отец о нем ничего не говорит прямо. Как и всегда. А вот мать, женщина, как ты знаешь, доброжелательная и спокойная, впадает в ярость, когда я пытаюсь расспросить ее о Хагаларе. Отсылает меня к отцу, требует, чтобы я держался от него подальше, но ничего не объясняет. Возможно, это кровный враг ее семьи, и отец на зло ей приказал именно Хагалару следить за мной? Я не знаю ответов. Сам Хагалар о себе ничего не говорит, только отшучивается. Но сегодня ему не повезло. С самого утра к нему в поселение приехал Гринольв. Я по воле норн оказался рядом и стал свидетелем их разговора. Хагалар — один из безродных детей Гринольва. И вроде как именно он виноват в исчезновении советника много веков назад. Сам себя он постоянно называет «величайшим боевым магом девяти миров», но так в сагах называют только Суртра, а Хагалар точно не его ипостась. И еще одна значимая мелочь. Когда мы с отцом были в Ванахейме, отец посоветовал мне привезти Хагалару виски четырехтысячелетней выдержки. Такой дорогой и ценный алкоголь абы кому не дарят. А теперь скажи мне, знаешь ли ты такого аса? И если нет, то я прошу тебя приехать в поселение и посмотреть лично. Вдруг он покажется тебе знакомым.       — Не знаю, что и сказать, — протянул учитель после продолжительного молчания. — Темное какое-то дело, если судить по твоему рассказу. Приехать к тебе в тюрьму я не прочь, но только через несколько дней, сейчас есть дела. Посмотрю на твоего Хагалара, заодно можем устроить охоту с соколами. Не сезон уже, всяко, но морские птицы еще не перевелись, а мои сокола засиделись. Славная может получиться охота. Очень славная… А твой Хагалар, если из Гринольвских, то лучше спросить у самого Гринольва или у тех, кого он вырастил. Я знаю только одно: когда стало известно, что ты маг, многие придворные волшебники заявляли о своей готовности тебя обучать, всем им было отказано, многие из них потом ушли сами или таинственно исчезли.       Учитель огляделся по сторонам, будто опасался шпионов, и продолжил шепотом:       — Локи, не в этих стенах будет сказано, но твой отец несколько раз полностью менял своё окружение. И куда девались его бывшие фавориты, известно только норнам. Асы исчезали и никогда больше не появлялись.       Локи нахмурился. Он вспомнил, как путешествовал по видениям отца и видел того, кто сейчас назывался Алгиром и занимался медициной в поселении. В прошлом он был придворным целителем, а, может, и кем-то большим.       — Локи, — продолжил учитель тихо, — твой отец чрезвычайно мудр, но столь же и безжалостен. И то, что он проливает слезы над чьей-то могилой, может ничего не значить.       Царевич кивнул и отодвинулся подальше. Перед глазами встал ужас двухлетней давности, когда отец держал Тора над пропастью. Он ведь мог сразу поднять обоих сыновей на Радужный Мост, но поступил иначе. Бог должен был предвидеть попытку самоубийства, но не предвидел… Или дал событиям развиваться своим чередом. А потом устроил пышные похороны, всё в соответствии с приличиями, так что заявление Тора в Мидгарде, что все скорбели, было искренним…       Локи хотел задать следующий вопрос, как вдруг его внимание привлек черный силуэт на окне. Всеотец следит за всеми и ничто не укроется от его вездесущего взгляда.       — Здравствуй, Хугин, — Локи с трудом заставил себя встать с теплой шкуры и подойти к птице. — Передай отцу, что я приехал на несколько часов повидать учителя и что если я ему не нужен, то предпочту уехать без лишнего шума. И извинись перед ним за то, что я не присутствовал на празднике… Если вы вообще праздновали несостоявшуюся Охоту.       Ворон наклонил голову влево и поскреб лапкой по подоконнику. Царевич вспомнил, что так до конца и не разгадал таинственный шифр пернатых советников. Он многое не сделал из того, что собирался, потому что его постоянно увлекали новые идеи. Он бросал старые, едва начав. Возможно, это его и погубило. Как и еще одна мелочь, игнорировать которую в последнее время было все сложнее: он привык искать виновных вокруг себя. В поломке системы отопления виноваты Раиду, фелаг, логисты, мастера, кто угодно, только не воспитанник Одина. Как и во всех предыдущих неудачах. Первым крупным провалом стало разрушение Радужного Моста и попытка убить Тора чужими руками. Потом заведомо невыгодная сделка с Таносом, детали которой так и остались неясными. Потом поражение в Нью-Йорке, а теперь еще и водопровод. Всё, к чему Локи стремился, рушилось, даже если победа была близка. Из-за чего? Сначала помешали Хеймдаль и брат. Убей он обоих, отцу пришлось бы сделать наследником единственного сына. Потом он очень неудачно перенесся в мир читаури. В Нью-Йорке надо было не упиваться битвой, а стоять рядом с Тессерактом и атаковать скипетром каждого, кто пытался подойти — и всё, Мидгард пал бы к его ногам. По крайней мере, до появления подмоги из Асгарда. В поселении стоило лучше следить за подчиненными. Не допустить поставок смертельных газов, не ставить ничего в теплый дом, не мешать вместе два проекта — по электричеству и по отоплению.        Как и большинство асов, задним умом Локи был очень крепок, только вот многочисленные «если бы» уже не имели значения. Со случившимся ничего нельзя поделать, но он мог по крайней мере не повторять ошибок, просчитывать дальнейшие события хотя бы на шаг вперед и получать больше необходимой информации. С такими мыслями он заснул.              — Ты знал, что Локи здесь, почему же не сказал мне? — спросил Тор за завтраком.       — Думаю, он и сейчас еще здесь, — пожал плечами Один. — Взгляни в окно. Гуликамби возвещает рассвет, а твой брат в последнее время привык вставать поздно.       — Я пойду к нему, — Тор решительно отодвинул огромную тарелку с яствами. — Позову к столу. Он и так пропустил вчерашний праздник.       — Не стоит, — подала голос Фригг. — Если бы твой брат хотел разделить с нами трапезу или торжество, он бы сам спустился к нам. Мы должны уважать его мнение.       — Но зачем он здесь? — Тор внимательно посмотрел на отца. — Что вдруг привело его домой посреди ночи да еще и в канун Йоля? Что-то случилось? Или он опять задумал недоброе?       — Он передал мне, что хочет повидаться с вашим учителем пыток, — Один осушил очередной кубок, и расторопные слуги немедленно заполнили его до краев.       — В середине праздничной ночи? — Тор решительно встал. — Отец, он наверняка что-то задумал. Я должен остановить его, пока не поздно…       — Сядь! — Один чуть повысил голос, а громогласное эхо тут же повторило его, усиливая в десятки раз. — Оставь Локи в покое. Пусть делает, что хочет.       — Но…       — Мунин присмотрит за ним.       Под потолком послышалось призывное карканье. Тор поднял голову: живые глаза отца могли появляться и исчезать по мановению руки своего повелителя. По крайней мере, так казалось тем, кто не верил, что птица может летать абсолютно бесшумно. Мунин спикировал вниз, схватил куриную ножку и вместе с ней вылетел в окно. Один сделал вид, что ничего не заметил, Фригг тепло улыбнулась и покачала головой. Тор проводил птицу недовольным взглядом. Шпион Всеотца ни о чем не расскажет ему, а ведь он тоже вправе знать, чего ожидать от Локи. С тех пор, как он притащил его в Асгард, он понятия не имеет, чем занимается скользкий братец в своем мире магии и почему сбегает домой по ночам, никого не предупреждая и ни с кем из семьи не общаясь. Тор мог расспросить учителя, но тот был столь простодушен и прямолинеен, что Локи вертел им, как хотел, еще в детстве, а сейчас изворотливости у него поприбавилось. Тор мог в любой момент отправиться в поселение отверженных, но там он смотрел, а не видел. Он ничего не понимал в научной зауми, подозревал только, что именно оттуда Локи прислал Сиф таинственного наставника, который в последние дни не появлялся к немалому огорчению царственной невесты. Зато Ивар прислал ей сову. По крайней мере, Тору показалось, что это обыкновенная маленькая сова, однако Сиф пришла от птицы в полный восторг и сказала, что это сплюшка. Тор разразился бурным смехом, подумав, что это личное имя совы, но оказалось, что название вида. Отсмеявшись, Тор сказал, что хотел бы посмотреть на аса, который дал сове такое комичное название. Сиф посмотрела на него волком и заявила, что ничего смешного не видит ни в сплюшке, ни в лесном коньке, ни в пятнистом сверчке, ни в еще нескольких названиях, который Тор не запомнил, но которые он бы точно не дал птице, если бы ему довелось заниматься выбором имени. Одним словом, они чуть не поссорились с Сиф из-за птиц и расстались крайне недовольные друг другом. Раньше Сиф ловила птиц лично, это была охота, и Тор горячо поддерживал ее увлечение, считал его достойным. Теперь же она все чаще принимала птиц в дар от этого странного поселенца. Откуда только он их брал? Однако Тор привык доверять Сиф как себе, она потом и кровью доказала свою верность старшему сыну Одина. В отличие от Локи. И есть только одна возможность узнать хоть что-то о том, что творится в голове у скользкого братца.       — Отец, ты говорил, что не будешь против, если один из моих друзей, бравый воин, пересечет ворота бессмертного города.       — Не буду, — кивнул Один, даже не глядя на сына. — Но ты выбрал не лучшее время года для того, чтобы звать гостей. Со дня на день выпадет снег, красоты потускнеют, даже сейчас светового дня слишком мало. Обожди до лета.       — Не обожду, — Тор покачал головой. — Я дал ему слово, а я привык сдерживать свои обещания.       Царевич понимал, что к лету Локи успеет натворить массу дел и что откладывать визит Беннера нельзя. Да, он говорил, что человеку лучше не вмешиваться в дела Локи, но времена изменились.       — Что ж, если твоё желание столь сильно и неизменно, я разрешаю тебе привести сюда этого смертного мужа, — Всеотец говорил очень торжественно. — И если он окажется достойным, я разрешу ему остаться на твой день рождения.       — Это честь для меня и для него, отец! — Тор не ожидал такого щедрого предложения. И очень наделся, что Беннер оправдает оказанное ему доверие.       Он хотел немедленно отправиться в поселение за Тессерактом, но вдруг дверь отворилась, и стражник доложил, что Гринольв просит аудиенции у великого Всеотца, как только тот изволит откушать. Тор фыркнул на старомодное обращение и с сожалением остался на месте, чтобы послушать речи воскресшего полководца. Царевич восхищался им всю жизнь, и возродившийся фантомный образ полностью оправдал все ожидания и надежды. От Гринольва веяло непоколебимой решимостью, как и от его статуи на мосту гигантов. Разговоры с ним, его неприукрашенные рассказы о былых походах развлекали молодых асов и тешили стариков, со многими из которых Гринольв был связан близкими узами и чуть ли не родством. В свое время он совершил столько подвигов, что едва не половина дворца Асгарда считала его благодетелем и готова была присягать на верность. И хотя нынешняя армия отнеслась к нему с недоверием, его влияние постоянно увеличивалось. Это был самый достойный ас в окружении Всеотца, и Тор хотел походить на него почти во всем. Особенно в преданности Асгарду. Гринольв не скрывал, что в свое время Всеотец поступил с ним несправедливо, но даже былая вражда не мешает ему сейчас служить на благо своей страны. Одним словом, Тор восхищался Гринольвом и не мог дождаться, когда же мать доест и удалится в Фенсалир решать насущные вопросы мелкого производства.       Наконец, со столов убрали золотые тарелки, Хугин опустился на плечо Всеотцу, а царица встала подле него, словно безмолвный страж. Тор знал, что мама неплохо владеет оружием, но старается никому не показывать своих умений.       Дверь открылась, пропуская Гринольва, который напоминал темную страшную тучу. То ли он успел повздорить с кем-то с утра пораньше, то ли его мучило похмелье. Тор склонялся ко второму варианту.       — Всеотец, царица, царевич, прошу прощения, что не смог присутствовать вчера на празднике, — Гринольв изобразил положенные церемониалом поклоны, и Тор едва сдержался, чтобы не ответить ему тем же. — Я получил все интересовавшие меня документы. По поводу последней войны, — добавил он после паузы. — Я встретился с Ар… Хагаларом. Или как его теперь зовут? Неплохо посидели, Орма вспомнили… Ты не знаешь, Всеотец, он жив?       — Если и жив, то это выживший из ума глубокий старик, — ответил Один, а Тор попытался вспомнить, о каком именно Орме идет речь. Скорее всего, о советнике, но, может, и о ком другом. «Орм» — достаточно распространенное имя, во времена Гринольва «Ормов» могло быть несколько.       — Если он жив, я могу попробовать разыскать его, но хочешь ли ты увидеть старость и слабость того, кто для тебя всего несколько дней назад был молод и полон сил?       — Он даже не попытался меня найти, — процедил сквозь зубы Гринольв так тихо, так что Тору пришлось напрячь слух.       — Он пытался. Все мы пытались, и ни у кого не получилось. Даже взгляд Хеймдаля не проникает к стенам лабиринта. Мы обыскали весь дворец, все миры.       — Меня не интересуют все, — гаркнул Гринольв, когда Один замолчал. — Только он был мне настоящим другом, пусть и не побратимом. Ему я верил. И в него. А что он сделал?       — Сбежал, когда понял, что найти тебя невозможно, — спокойно пояснил Один. — Он боялся, что падет следующим. И, возможно, он был прав. Я не посылал за ним убийц, но и не интересовался его дальнейшей жизнью. Возможно, он прожил ее достойно.       — Достойно, — Гринольв скривился и оперся о колонну. — Достойно — это умереть с твоим именем на устах и попасть в Вальгаллу.       — Там его точно нет. Но это может означать, что он еще жив.       — Ну и пусть живет, — Гринольв замолчал.       Тор переводил взгляд с бесстрастного отца на злого Гринольва и обратно. Историей советников Одина он никогда не увлекался, считал, что они были всего лишь марионетками при сильном царе, которые ничего не решали и существовали только формально по многотысячелетней традиции. Но, познакомившись с Гринольвом, он изменил свое мнение и решил поискать какие-либо упоминания в книгах. Исторические деятели появлялись один за другим, и информация о них, пускай и официальная, могла пригодиться.       — Я прочитал документы, — вновь подал голос Гринольв. — Радужный Мост сломан. Нет ли другого пути в Етунхейм? Мне надо побывать там хотя бы инкогнито. Как-то же вы перемещаетесь меж мирами весь последний год.       Повисла неловкая пауза. Тор напрягся. Неужели отец расскажет о Тессеракте? Не доверять полководцу нет никакого резона, но выдавать существование таких важных артефактов тому, кто воскрес всего несколько ночей назад, Тору казалось неразумно.       — Долгое время мы никак не перемещались, однако сейчас можем это сделать, — медленно произнес Всеотец. — Мой старший сын проводит тебя в Етунхейм. И я надеюсь, что вам будет сопутствовать удача.       Тор с неудовольствием вспомнил о походе в мир гигантов два года назад, когда он самостоятельно пытался отстоять честь Асгарда и чуть не погиб и не погубил друзей и брата. Именно тогда Локи узнал о своей истинной сущности, сошел с ума от ужаса и натворил массу дел. Если бы время можно было повернуть вспять!..