Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Летняя половина года началась с дождей, будто нарочно насмехаясь над многочисленными проектами царевича, предполагающими чистое небо над головой. Первый месяц заставил поселенцев побеспокоиться за новые посадки, однако второй обрадовал сухостью и неожиданным теплом. Сам царевич не обращал особого внимания на морось и туман, тренируясь при любой погоде, зато для его наставницы тепло было жизненно необходимо. Она ненавидела холод и сырость, чью неприглядность не компенсировала даже компания венценосного ученика.       Когда Локи три месяца назад обратился со странной просьбой, Отал подумала на Ивара, решившего обезопасить себя таким хитрым способом и подставить ее под горячую царственную руку. С тех пор, как царевич появился в поселении, Чернобурая, как и прочие благоразумные отверженные, избегала его общества, справедливо полагая, что от всесильных неуравновешенных власть имущих лучше держаться подальше. Даже если воскресший из мертвых сейчас в ссылке и проклят Одином, это вовсе не значит, что через неделю, месяц или год Всеотец не одарит его своей милостью и не обрушит страшные кары на головы тех, кто бросил хоть один косой взгляд на его отпрыска. Даже сейчас Локи имел право убивать, издеваться и мучить асов любым способом, и никто не имел права защищаться от его произвола. Пока он вел себя благоразумно, но даже постоянное наблюдение мастера магии не уменьшало потенциальную опасность. Хагалар, безусловно, сильнее царевича, но если он тронет его хоть пальцем, то поселение сравняют с окрестными лавовыми полями.       Появление в мире отверженных самого сына Одина вызвало чудовищную волну безумных слухов. Одни вообразили, что прибыл и не Локи вовсе, уже год, как покойный, а некий двойник, что Один догадался об обмане и немецком языке и подослал шпиона в образе собственного сына. Другие считали появление царевича благом, мол, наконец-то Один вспомнил об истинном предназначении поселения, наконец-то удастся создать что-то ценное, по-настоящему нужное Асгарду, например, всесильное оружие.       Однако большинство — обычные отверженные, привыкшие к спокойной жизни, отсутствию контроля и простой, во многом бессмысленной работе — увидели новоприбывшем веяние непредсказуемых, опасных перемен, ведь жизнь одного-единственного Локи ценилась в разы больше всего поселения, а обеспечить его безопасность никто не мог. Особенно много скептиков было среди покалеченных, таких как Отал. Хотя она и выглядела как здоровая асинья, но старые раны полностью так и не затянулись. Боевая магия на первый порах давалась ей с трудом, одно из заклинаний Хагалара прожгло ее почти насквозь, серьезно повредив печень и легкие. Что именно ей вырезали в доме исцеления, она не спрашивала, чтобы крепче спать по ночам, только получила заверения, что ее жизни ничто не угрожает. Но полностью убрать боли медики не смогли, и от многих привычных занятий пришлось отказаться в угоду покалеченному организму.       Были в поселении и те, на кого появление Локи произвело неизгладимое впечатление. Одним из таких асов оказался сам мастер магии, который буквально лишился рассудка, стоило бесчувственному царевичу оказаться в цепких руках целителей. Хагалар странно вел себя еще перед несостоявшейся коронацией Тора, даже потребовал от Отал, чтобы она защищала его внебрачную дочь. Когда же объявили о трагической кончине Локи, Вождь сорвался на его похороны, почти двое суток отсутствовал, а вернулся усталый, едва держащийся на ногах. Он много пил вместе с боевыми магами, много говорил, но столь бессвязно, что Отал не помнила ничего, стоящего внимания. Мастер сильно сдал после смерти царевича, многие с надеждой ждали, что он покинет пост, который достался ему при не выясненных обстоятельствах. Отал наблюдала за его возвышением, поскольку пришла в поселение на несколько зим раньше. Ее вводил в курс дела предыдущий мастер магии, которого звали Хагаларом. Когда же нынешний мастер, едва попав в мир отверженных, взял себе такое же руническое имя, никто не удивился, ведь рун не так и много. Новый Хагалар подобострастно подчинялся тингу, завел дружбу со своим мастером и уговорил боевых магов показать свои способности. В ту пору «боевыми» считались все маги, которые устраняли катастрофы и тушили пожары. Посмотрев на их возможности и продемонстрировав, как позже выяснилось, лишь малую толику своих, Хагалар предложил раскрыть секреты мастерства талантливым чародеям, а заодно проверить, не имеют ли склонности к боевой магии те, кто никакие катастрофы не устраняет. Мастера посчитали его идею блажью, ведь поселение ни на кого никогда не нападало, но маги и их мастер были очарованы возможностями новичка. В ту пору Отал не предполагала, что у нее есть способности к боевой магии, но Хагалар с легкостью их обнаружил. Привыкнуть к его странной манере общения удалось не всем, но буквально все маги, даже не боевые, хоть что-то да почерпнули от нового Хагалара. Его возможности были колоссальны, хотя он их никогда в полной мере не показывал. Отал и еще четверо сильных боевых магов остались при нем, восхищались им и были готовы выполнить любое его поручение. Нарушая законы поселения, они пили мед и пиво долгими зимними вечерами и горланили песни, используя заклинания отвода глаз. Они отлично находили общий язык, несмотря на большую разницу в возрасте. Хагалару было к четырем тысячам, Отал, самой старшей из команды, около трех. И всех всё устраивало.       Чернобурая давно привыкла к тому, что поселение собирает под свое крыло лучших из женщин и худших из мужчин. Сидящей на хуторе женщине, пусть и совершившей преступление, очень тяжело решиться на побег, а если она и решалась, то не знала, ни куда идти, ни как избежать опасностей, таящихся на каждом шагу, так что до деревни отверженных добирались лучшие и самые удачливые. Другое дело мужчины — ни один настоящий мужчина никогда бы не решился запятнать свою честь миром отверженных, скорее принял бы изгнание или смерть, и только трусы стремились спастись любой ценой. И все же в свите Хагалара оказались только достойные асы.       Спустя еще несколько зим неожиданно умер мастер магии. Не проснулся ранним утром. Его долгому сну не предали значения, а, когда сосед по ложу пришел спать после напряженной работы, было уже поздно. Он скончался тихо и незаметно. Отал так и не узнала, приложил ли нынешний Хагалар руку к его смерти. На следующий день тинг выдвинул несколько кандидатур на должность нового мастера. Тинг мог только выдвинуть, решали сами маги. Хагалара среди кандидатов не было, ведь он позиционировал себя боевым магом, а вовсе не хозяйственником, хотя за последний год несколько раз обмолвился, что хотел бы занять должность мастера и попробовать себя в командовании. Просто обмолвился, но этого хватило, чтобы все кандидаты отказались от предлагаемого поста. Боялись не самого Хагалара и даже не его свиту, боялись боевых магов, которые успели заявить о себе чуть ли не как об элите мира отверженных. Хагалар не просил себе должности, маги сами его выбрали. Кокетничать, отказываясь, он не стал, разве что сразу, в тайне почти ото всех, взял себе помощников — двух магов из кандидатов в мастера. На тингах он присутствовал лично, но все решения они обсуждали втроем. Об этом знала только его личная свита, остальные посчитали бы его ни на что негодным, если бы узнали, что он не один принимает решения, касающиеся нужд магов. Укрепив позиции, Хагалар отказался от помощников, но так мягко, что они до последнего времени были уверены: если что-то случится, с ними обязательно посоветуются.       Жизнь шла своим чередом, пока не появились царевич и треклятый каскет. Личное задание Одина — исследовать ларец — Хагалар взял на себя. Как и царевича. Для боевых магов это решение стало началом конца — любимый Вождь резко порвал со всеми. Больше свита не сопровождала его, а он сам к ней не обращался, полностью увлеченный новой игрушкой. А тут еще и технологии Мидгарда, и возвышение логистов, и куча техники. Маги нуждались в Хагаларе, но его не было. Точнее, он как бы был, любой мог подойти к нему и о чем-то попросить, но если раньше Вождь говорил со всеми на равных, то теперь вел себя как недосягаемый бог, который милостиво снисходит до своих же подчиненных. Бывшие помощники снова вершили судьбами просто потому, что до мелких разбирательств у Хагалара не доходили руки. Он вышел на охоту. И только Отал знала, что охотился он на Локи. Даже особой проницательности не требовалось, чтобы заметить его многоходовую партию, но большинству магов, старавшихся держаться подальше от царевича, не было никакого дела до того, почему Хагалар от них отрекся. Маги просто обиделись, хотя и подчинялись беспрекословно, больше из страха, чем из уважения. Хагалара и раньше опасались, но после взрыва в лабораториуме с каскетом стали по-настоящему бояться. Маги, не сговариваясь, посчитали, что случившееся — его рук дело. Специально ли он это сделал или случайно, но только чародей, обладающий невероятной разрушительной силой, мог довести мертвый каскет почти до взрыва. Повезло, что никто не погиб, особенно царевич, только двое естественников долго зализывали раны.       К Хагалару стали относиться насторожено, но он ничего не замечал, носясь с Локи и громко заявляя, что детеныш опасен для поселения, особенно своими безумными идеями, нашептанными естественниками. Отал тоже считала Локи опасным даже до того, как случайно узнала тайну, не предназначавшуюся для ее ушей. Если он случайно или намеренно превратится в етуна на глазах поселенцев, то убьют всех. Никто не имел права сомневаться, что Локи — сын Одина и Фригг. Тысячу зим назад Отал жила в столице, готовилась к свадьбе сына и присутствовала на торжествах по поводу рождения младшего царевича и последовавшей вслед за тем коронации Одина. Царь Асгарда стал еще и Всеотцом — блюстителем порядка Девятимирья.       И вот Локи вырос и попал в поселение, а она стала хранителем его тайны наравне с лучшим боевым магом, — поэтому предложение царевича об обучении удивило ее донельзя. Она осмелилась спросить, почему не Хагалар.       — Я никогда не склонюсь перед ним.       Ответ ничего не прояснил, но Отал не стала уточнять, поскольку есть предложения, от которых не отказываются. Всё встало на места на первой тренировке, на которую Чернобурая немного опоздала. Стоило пунктуальному Локи завидеть ее вдалеке, как он встал с камня и склонился, объяснив, что обязан уважительно относиться к наставнице, даже если она отверженная. Пока Отал приходила в себя от удивления, царевич рассказал о своей второй сущности и о кровомагии, с которой магичка никогда прежде не сталкивалась.       — Никто не сталкивался, — успокоил ее Локи. — Я такой один. Не только карликовый полувеликан, но и полумаг.       Самокритичную шутку Отал оценила.       Потянулись бесконечные часы тренировок, в качестве платы за которые Локи несколько раз предлагал серебряные украшения, но Отал от них категорически отказывалась. Принять что-либо из рук царевича означало связать себя с ним. Локи и так намекал на возможную близость по возвращении во дворец, и такая перспектива Чернобурой не нравилась. День на третий она придумала плату, которая никого не стеснит, зато позволит вплотную приблизиться к божественному телу. Локи никому не позволял прикасаться к себе, значит, она будет первая.       — Ваше высочество наверняка знает танцы разных народов. Мне бы хотелось научиться им.       Конечно, Локи мог обучить ее только мужским танцам или мужской партии в парных, но поскольку танцевать все равно не с кем, Отал было все равно. Однако царевич удивил ее в очередной раз.       — Чего же именно ты хочешь? Целомудренные танцы Муспельхейма или развязные танцы Альвхейма? — спросил он, демонстрируя непривычные телодвижения.       Отал не предполагала, что светлые альвы танцевали, прижимая к себе женщину, но обманывать царевич не стал бы. Он показал основные шаги и фигуры, причем женской партии. Не хватало только чарующих звуков музыки, но и без них он проговаривал такт. Утопая в объятиях Локи, Отал чувствовала себя помолодевшей на полтора тысячелетия.       Помимо танцев сын двух народов рассказывал о своей жизни, которая кардинально отличалась от крестьянских представлений о быте царской семьи. Ходили слухи, что царевичи десять столетий жили взаперти и не поднимали головы от книг, чтобы постигнуть всех тех высот, которые демонстрировал Локи в поселении, но реальность оказалась занимательнее народных вымыслов.       — Из-за моих частых болезней мы с братом до половины года проводили в Юсальвхейме, Муспельхейме или Мидгарде. Там меня, например, учили плавать, — рассказывал Локи в перерывах между занятиями. — Из-за обморожения в Етунхейме я постоянно болел, особенно после купания в асгардских реках, поэтому меня возили к теплым морям. К тому же отец считал, что нам полезны пряный воздух и экзотические фрукты. Там же мы заводили полезные знакомства. У меня было много друзей, часто тайных, среди великанов и эльфов, но они выросли быстрее меня.       Отал с удовольствием слушала о чарующих мирах, про которые ничего не знала. Локи был тем ётасом, или асетуном (в подробности она не вдавалась), кого держали на руках сами Суртр и Синмара, перед кем склонялась Хель, кто играл с наследниками Нифльхеймского трона. Всё недосягаемое для отверженной было обыденностью для царевича. Он подробно рассказывал о своих приключениях и о чужеземных народах, развеивая мифы или подтверждая их. Время в Юсальвхейме и правда текло неравномерно, а времена года менялись по желанию главы Дома, как и местность: теоретически — лесистая, а практически — такая, какая угодна альвам. В таких условиях выращивать большие урожаи овощей невозможно, поэтому самыми богатыми областями Юсальвхейма были те, где главы Дома не меняли ландшафт хотя бы несколько месяцев, давая шанс плодам поспеть. Во всем Альвхейме было только одно место, лишенное иллюзорного полога — чертог Фрейра. Так распорядился сам хозяин, прежде чем отправиться в Асгард в качестве заложника. Он почти не бывал дома, но за исполнением приказов следила его жена. Отал по глупости считала, что Фрейя не только сестра Фрейра, но и супруга, но оказалось иначе.       Не менее невероятные картины вставали перед глазами, когда Локи описывал Муспельхейм — мир без смены дня и ночи. Мир огненной лавы с узкой косой черного песка, где поддерживались пригодные для жизни условия. Там стоял дворец Суртра, высеченный из цельного куска вулканического стекла, а рядом с ним — недоделанный корабль-призрак Нагльфар — посланец Рагнарека, любимое детище Суртра и Хель. Вокруг корабля высились поселения великанов, ведущих беспрестанные клановые войны. Истинный огненный облик этинов ужасен, но асгардских гостей они встречали во второй ипостаси, почти не отличимой от человеческой. Даром трансформации обладали и нифльхеймцы, и муспельхеймцы, но он не передался их общим потомкам — етунам. Етуны были великолепными иллюзионистами, ничем не уступавшими альвхеймцам, но по-настоящему изменить свое тело почти никто из них не мог, поэтому дети Лафея и Уллы стали настоящим сокровищем ледяного мира.       Локи рассказывал так интересно, что Отал диву давалась: почему даже фелаг по каскету его ни о чем не расспрашивал? Перед глазами магички проносились великолепные картинки, а царевич получал огромное удовольствие от искренней благодарности единственного слушателя. В своем физическом превосходстве над учеными он давно уверился, ему было скучно демонстрировать свою силу. При игре в Птицу он мог как играть в команде, не сходя с очерченного места, так и выступать в одиночестве против нескольких противников и защищать поле, носясь по нему, словно ветер. Его силой и ловкостью восхищались, просили показать, как он управляется копьем или стреляет из лука, но никто не ценил его мастерство рассказчика, поэтому любопытная Отал стала не только наставницей, но и приятельницей.        Если бы можно было целыми днями только слушать и ничего не делать! Но, увы, порой приходилось вспоминать об учебе, которая давалась Локи с огромным трудом во многом потому, что Отал не понимала, как его учить. Как контролировать магический поток, если он течет вместе с кровью, а не по отдельным сосудам? Любой маг умел управлять магической системой сосудов: по его желанию сосуды сужались или расширялись, магия текла в угодном направлении и даже вырабатывалась в нужном количестве. Но кровяной поток не зависел от воли аса, он циркулировал в одном-единственном неизменном направлении и контролировался гормонами, работой сердца — одним словом, всеми теми механизмами, на которые нельзя влиять осознанно. И всё же, несмотря на объективные проблемы, у Локи получалось колдовать, пусть и хуже, чем у обычного мага. Он очень долго тренировал основы боевой магии, без идеального знания которых невозможны сложные заклинания. Такиие занятия были однообразными, но царевич не подавал вида, что скучает или злиться. Он покорно соглашался на любое упражнение и не обращал внимания на резкие выражения, которые порой позволяла себе Отал, устававшая от провальных попыток повторить что-нибудь элементарное. Ей и прежде приходилось обучать молодых магов, часто по просьбе мастера, и преподавание вызывало у нее стойкое желание уничтожить тупого ученика. Локи тоже не блистал способностями, но одна его манера держаться не давала забыться, даже когда он в сотый раз ошибался в какой-нибудь мелочи. Он был настоящим царевичем, непохожим ни повадками, ни манерами на обычного аса. И единственное, чего Отал не ожидала, так это появления на одной из тренировок Хагалара. За последние несколько месяцев он почти не выходил из дома мастеров, решая дела чрезвычайной важности, а тут вдруг решил найти ее. Увидел тренировку и остолбенел. По крайней мере, так показалось Отал. Он во все глаза смотрел на огненный шар, который Локи держал двумя руками, с трудом сдерживая мощь родной стихии. Так Отал узнала, что собственный мастер не в курсе обучения Локи.              Брюс Беннер наконец-то чувствовал себя по-настоящему нужным, причем в роли самого себя, а не крушащего все вокруг монстра. Асы не просто ценили его, а обожали. В Америке он привык к тому, что вышестоящие вставляют палки в колеса, что за любое начинание приходится бороться, а для закупки дорогостоящего оборудования — писать миллион писем и убеждать безмозглых менеджеров и бухгалтеров в его необходимости. В Асгарде все было иначе. Асы не чинили никаких бюрократических препятствий, и он с удовольствием помогал в обмен на магические технологии, разобраться в которых помогала Эльма.       Эльма… чарующее видение. Она всегда была рядом: прекрасная, доступная и желанная, но Брюс не смел заговорить о своих чувствах с богиней. Она несколько раз прозрачно намекала, что даст ему все и даже больше, если он покажет себя смелым мужем, то есть сразится с кем-нибудь из бравых воинов. Брюс отказывался, но все менее и менее категорично. Если выпустить Халка где-нибудь в чистом поле, то он ничего не сломает, магический барьер убережет зрителей, а соперники… Их быстро поставят на ноги, даже если Халк выйдет из-под контроля. Во дворце часто устраивались показательные бои, кончавшиеся жуткими ранениями, которые почти мгновенно залечивали целительными камнями. Варварство, конечно, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Особенно, когда «чужой монастырь» переполнен новыми знаниями. Беннер с большим интересом рассматривал гравюры и даже натуральные препараты, сделанные из асов, и подробно изучил магическую систему сосудов. Если бы ее можно было пересадить человеку и научиться вырабатывать магические частицы! Возможно, тогда ему удалось бы сдержать Халка или даже уничтожить его. Но асы не умели пересаживать магические сосуды даже себе подобным, так что мечты оставались мечтами. Об их воплощении Брюс думал, разглядывая залежи захватывающих диковинок со всех миров, в том числе и с Земли. Кладовые были настолько большими, что любой необходимый для работы инструмент или его аналог находился тут же, либо спустя несколько часов. Брюс даже пошутил однажды, что, наверное, в таком продвинутом во всех смыслах поселении есть даже бомба, на что получил ответ, что есть и не одна. Языковой барьер порой давал о себе знать, и хотя он учил потихоньку язык асов, а асы владели английским, все равно иногда случались недопонимания. Как с бомбой или с кислотами. Кислоты должны были закупаться большими партиями, а не флаконами, а партии — храниться в бочках или цистернах, но цистерн Беннер не видел, зато флаконов с кислотами и щелочами ему поставляли в избытке. На прямой вопрос поселенцы ответили какую-то странную чушь, мол, цистерны были, но у них ломались моторы и спусковые механизмы, поэтому их пришлось вернуть в Мидгард, где они тоже никуда не поехали, зато начали крутить башнями во все стороны. То были мелкие недопонимания, над которыми все смеялись.       Брюс наладил поселенцам систему отопления, а также разработал проекты водоотведения, водоснабжения и орошения полей. Он много работал не по своему профилю, но его собственные исследования тоже не стояли на месте. Многие артефакты асов излучали в гамма-диапазоне, от которого спасала превосходная магическая защита. Книг по излучению было в избытке, и Эльма усердно их переводила. Удивительно, что асы, отсталые по большинству фронтов, прекрасно разбирались в строении атома. Оно было им интересно, в отличие от отопления собственных домов, которое приказал модернизировать только Локи.       Локи… противный скрежет на зубах. Беннеру пришлось смириться с тем, что в поселении все любили Локи, подчинялись Локи и поклонялись Локи. Причем он действительно многое делал для своего народа. Хорошо хоть делить одну комнату с ним не пришлось: жили они с разных сторон длинного дома. Прислужники возвели деревянную стену без дверей, так что Беннер чувствовал себя почти уютно, если не считать парочку рабов, к которым он быстро привык. Не надо самому готовить еду, мыть посуду, даже искать потерянные вещи. Одно слово — и прислужники бросаются выполнять любое поручение. Удобно, но непривычно, и, памятуя историю родного мира, постоянно ждешь удара в спину или удушения во сне. Только полная уверенность в Халке, не раз спасавшем от верной смерти, позволяла Брюсу спать спокойно.       Еще более непривычны и безумны были занятия с Локи высшей математикой. Бывший враг попросил об услуге сам, объяснив, что для модернизации Асгарда ему необходимо понимать теорию вопроса, а нет более теоретической и развивающей мозг науки, чем математика. Брюс не пришел в восторг от своей новой роли, но не решился отказать любимцу толпы. К тому же он уже столкнулся с тем, что даже лучшие из местных химиков очень плохо разбирались в математике, а инженерией не владели вовсе. Логические связи лучше всего строили магиологи, в чьи обязанности входило соединять выкладки науки и магии. Беннер пытался объяснить им некоторые человеческие изыскания прошлых веков, и они их понимали гораздо лучше химиков, но Локи не был магиологом, а его математические познания поразили Беннера до глубины души. Локи был живым калькулятором. Как, впрочем, и Тор, который часто прилетал проведать брата и друга. Оба царевича знали наизусть невероятные таблицы, умели превосходно чертить без линейки, но понять что-либо были не в состоянии. С упорством истинного гуманитария Локи пытался выучить наизусть линейную алгебру и математический анализ — основы квантовой механики, которую он тоже пытался учить наизусть… Беннер не знал, что делать. Локи умел складывать в голову огромные массивы информации, но вот с пониманием этой самой информации у него было туго. Сперва Брюс недоумевал, как вообще можно запомнить столько таблиц, но потом разузнал, что обучение длилось целых шестьсот лет. Если бы у него было столько времени, он бы тоже многое выучил. Учили же мусульмане наизусть Коран, причем за меньшее время.       Локи неплохо разбирался в биологии, химии, географии и астрономии — одним словом, в науках естественного цикла. Он умел рассуждать и строить логические связи. Но почему-то это умение отказывало ему при столкновении с первообразной, производной и прочими простейшими понятиями.       — Алгебру нельзя выучить, ее можно только понять, — в сотый раз повторял Брюс, придумывая новую задачу.       — Мы всегда ее учили, — парировал Локи.       Беннер закатывал глаза и пытался зайти с другого бока. Получалось плохо, хотя он не отрицал ни старательности Локи, ни выносливости. Он все время работал или учился — Брюс редко видел его на главной площади, где ученые развлекались за столами и каруселями. Свои мечты насчет завоевания Америки царевич плавно перенес на собственный мир. Два года назад на Земле от него несло безумием, теперь же он вел себя более чем нормально и даже умудрялся держать в голове все проекты, которыми занимались поселенцы.       — Ты не сможешь управлять всеми лично, — как-то сказал Брюс. — Ты не доверяешь никому из своего окружения и пытаешься всё контролировать. В конце концов, умрешь от истощения.       — Пока мне не на кого опереться, — туманно ответил Локи. — Но скоро будет.       Беннер только плечами пожал. Закрытый мир науки казался ему чем-то фантастическим. До появления Локи асы жили совершенно свободно, не стесненные ничем, кроме высокого забора, за пределы которого не могли выйти. Хотя на самом деле могли: вокруг безжизненное лавовое поле, ближайшие фермы в нескольких милях, а в поселении живут суперкрутые боевые маги, способные убить мановением руки. Почему же воры и убийцы, давно научившиеся обеспечивать себя едой и теплой одеждой, занимались полезными вещами, а не проводили дни в празднестве? В выпивке, разврате и драках, как бывало у древних народов Земли. Местный совет старейшин выбирался из своих же, а никакого контроля со стороны Одина не наблюдалось. Откуда в преступниках и им сочувствующих столько социальной и гражданской ответственности, особенно учитывая полное отсутствие пропаганды и газет? Простейший печатный станок собрали только что, при Локи, и царевич уже думал о том, чтобы показать его отцу и наладить выпуск газеты — то есть заняться-таки пропагандой и поднять образовательный уровень населения, которое в основной своей массе не умело читать. Напрашивался только один ответ, что контроль на самом деле был.       Несмотря на заявленную божественность, Асгард походил на Землю во всем, даже в ярких контрастах: блестящая золотая столица — венец инженерии, и ни одного инженера даже в закрытом мире преступной науки; великолепное всестороннее образование царевичей и абсолютная безграмотность девяноста процентов населения. Такие выводы Беннер сделал из рассказов поселенцев, которые охотно делились подробностями своей свободной жизни. Один, словно признавая себя никудышным правителем, подготовил сыновей к великим реформам, но не дал никаких четких указаний. Всё это было странно, но ни с Тором, ни уж тем более с Локи Беннер свои догадки не обсуждал. Кто знает, что на уме у царевичей? Да и не его дело, как там развивается мир богов. Он еще от силы два месяца посидит в Асгарде, а потом вернется домой, а то опасно исчезать надолго с радаров ЩИТа. Местные маги, конечно, позаботятся о непробиваемом «алиби», но предосторожность лишней не бывает.              Изображение огромного плазменного телевизора сперва было черным, потом серым, и, наконец, из глубины экрана выплыла фотография молодой женщины, перечеркнутая черной полосой.       «Джейн Фостер: астрофизик, дотянувшаяся до звезд»       На записи миловидная ведущая наградила зрителей грустной улыбкой и принялась рассказывать о потере, постигшей научный мир почти три месяца назад. Блестящая ученая и великолепная девушка, сумевшая поразить сердце самого бога, зверски убита ревнивой психопаткой на райском острове.       На экране возникает прекрасный маленький домик — там Джейн выросла и провела детство. Пожилая пара — мать Джейн и отчим — оба потрясены потерей единственной дочери.       — Она была очень умной девочкой, — со вздохом говорит безутешная мать. — Как ей давались естественные науки!       Кадры сменяются на здания нескольких университетов, где Джейн получала свои неисчислимые сертификаты и степени. Профессора и бывшие одногруппники расхваливают ее на все лады, многие женщины не могут сдержать слез, вспоминая, с каким рвением Джейн вгрызалась в гранит науки. Осталось множество фотографий улыбающейся молодой ученой, гордящейся очередным удавшимся экспериментом.       На смену университетам приходит работа. Коллеги, научный руководитель — доктор Эрик Селвиг — близкий друг ее отца.       — Перед смертью он попросил меня защищать Джейн, а я не смог, — говорит враз постаревший доктор замогильным голосом.       Наконец, программа освещает самую пикантную часть жизни Джейн — знакомство с богом. Жители разрушенного городка, где ученая изучала природные аномалии, вспоминают, как они вместе сидели в кафе, как светловолосый мужчина, впоследствии оказавшийся самим богом грома, заходил в магазин, желая приобрести ездовую кошку.       — Так и сказал, клянусь, — подчеркивает взъерошенный мужчина — бывший работник зоомагазина, — так и сказал, чтобы ему подали щенка или котенка покрупнее, чтобы оседлать.       Музыка, прежде плавная, спокойная, набирает силу, волнуя сердца телезрителей, словно штормовой ветер.       — Джейн Фостер ждало блестящее будущее, но трагическая случайность перечеркнула все ее мечты и надежды, — тихо произносит ведущая.       17 января 2014 года. Мале — столица Мальдивской Республики. Именно туда приземляется самолет, в числе пассажиров которого значится Джейн Фостер.       — Она не была в отпуске целую вечность, — говорит Дарси — странноватая ассистентка Джейн, не снявшая с головы причудливую шапочку даже ради интервью, — а тут еще красавчик Тор, который обещал вернуться, но даже не позвонил, когда Нью-Йорк спасал. Ну, ей все надоело, и она решила взять месяц отдыха. А что, я тоже была бы не прочь.       — В злополучном отеле Джейн по достоинству оценила ресторан, — вещает диктор, — где и познакомилась со знаменитым польским математиком и его супругой.       — Они вместе ныряли с аквалангом, — рассказывает инструктор в водолазном костюме. — К нам и приезжают для ныряний, для чего же еще?       — Они всегда ужинали втроем, — подтверждает официантка, — и говорили о чем-то непонятном. У них совпадали научные интересы.       — Но приятное знакомство обернулось катастрофой!        На экране появляется женщина с полубезумным лицом.       — Барбара — супруга математика, с которым познакомилась Джейн. Наблюдалась у психиатра в течение трех лет. Признана социально не опасной.       Камера переносит зрителей в какой-то коридор, где Барбара, окруженная камерами и диктофонами, размахивает руками и активно жестикулирует.       — Моё дело — заявить всем женщинам мира, всем этим ученым, получившим нобелей-шнобелей: то, что ты гениальна, ни черта тебе не дает по жизни! Думаешь, раз ты физик, то можешь чужих мужей тр… (цензура)? Так не думай! Тебя саму по голове трахнуть могут! Нашлись тут: считают, что им все дозволено, а мы, простые смертные, должны, значит, терпеть, как наших мужей уводят!       — Ужасное недоразумение сгубило светило нашей науки, — убивается диктор. — Было проведено расследование и доказано, что подозрения Барбары беспочвенны, Джейн Фостер и ее мужа связывали исключительно научные интересы. Но в пять часов утра 21 февраля Джейн погибла от множественных ножевых…       Картинка замерла, а Старк отбросил пульт на диван, будучи не в силах выносить эту слезовыжимательную тягомотину. О смерти возлюбленной Тора ЩИТу стало известно в тот же день, но его лично известие никак не касалось, разве что он порадовался, что Селвига выпустили на свободу, объявив вменяемым. Он даже встретился с ним лично и выпил пива в какой-то мало приличной забегаловке. Но это было давно. Почему вдруг именно сегодня Фьюри с Наташей прервали очередную деловую встречу фильмом, посвященном злополучной Фостер?       — Что вы от меня хотите? — спросил Старк, развалившись на диване и откровенно зевая. — Психи везде встречаются. Я что могу сделать? Давайте лучше вернемся к подробностям исчезновения острова.       Вот уже месяц всем посвященным не давала покоя странная история со взбесившимся островом. В океане разыгрался невиданный шторм, равных которому не отмечали за всю историю метеонаблюдений. Он длился чуть ли не две недели, а когда стих, то маленький новозеландский островок с несколькими сотнями жителей скрылся под водой, будто его и не было. Вместе с людьми, техникой и черт знает, с чем еще. А ведь это был крупнейший в мире поднятый аттол! Буря длилась так долго, что тел в океане не нашли — ими успели полакомиться обитатели глубин.       — Мы думаем, что исчезновение острова связано с убийством, — подала голос Наташа. — Инопланетные гости могли приложить руку к исчезновению острова, а Джейн Фостер была астрофизиком. Возможно, она что-то обнаружила.       — Несчастная жертва обстоятельств, — фыркнул Старк. — Сперва обнаружила нашего здоровяка, а теперь еще и что-то инопланетно-опасное.       — Это все очень подозрительно, — добавил Фьюри. — Джейн Фостер никогда не уходила в отпуск больше, чем на неделю, и никогда не занималась подводными погружениями.       — Вот и решила хоть раз в жизни отдохнуть, пожить на полную катушку, а тут такой упс, — Старк отказывался признавать связь случайного убийства с инопланетными тварями и пропажей острова. В Микронезии и раньше пропадали острова, да и в Японии тоже.       — Возможно, она что-то искала на Мальдивах, но записей не оставила. Или их уничтожили, — Фьюри был предельно серьезен. — Вторжение читаури доказало, что не только воины Асгарда способны попасть на Землю. Есть сотни миров, о которых мы ничего не знаем. О них надо расспросить Тора.       — Но у него нет мобильника, и в Асгарде связь не ловит, — добавила Наташа.       — Напомните-ка, почему мы не допрашивали прихвостней Оленя, пока они у нас под боком ошивались вместе с голубым желе неопределенной природы? — хмыкнул Старк, отходя к огромному окну. — А, да, наверное, потому что они прихвостни злобного недозавоевателя. Предубеждение, да? Которое чуть не стоило нам…       — Старк, — интонации Фьюри не предвещали ничего хорошего, — есть еще одна новость. Беннер.       — Что Беннер?       — Пропал, — Наташа подошла к окну и отвлекла внимание на себя. — Его нигде не удается засечь. Может, он погиб, а, может, захвачен теми же силами, что утопили остров и убили Джейн Фостер.       — Чертовщина какая-то, — ругнулся Старк. — И что: собираем остатки «Мстителей», поднимаем все возможности ЩИТа и пытаемся что-то сделать? Есть хоть что-то новое о шторме, чего я еще не знаю?       — Очень много интересного, — Фьюри протянул папку, появившуюся будто из воздуха. — Тебе понравится, потому что твои предположения полностью подтвердились. Шторм не отвечал никаким законам физики. Он действительно магической природы.       — Что ж, пора вспомнить о «Фазе-2» и готовиться к обороне, — папку Старк даже не открыл, но серьезностью положения проникся. — Нам нужно создать поле вокруг Земли, которое не пропустит сюда никаких долбанных пришельцев. Я лично займусь его проектированием.       — Располагай возможностями ЩИТа, — кивнул Фьюри.       — И мною, — добавила Наташа, обворожительно улыбаясь и явно лелея какие-то собственные планы.       На семидесятом этаже высотки «Старк-Индастрис» собралось трое очень разных людей, но в одном они были едины: Земля — не место для войн или чудовищных экспериментов непонятных инопланетных рас.