Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ивар предпочитал дружить со всеми, особенно с власть имущими, однако подружиться с собственным мастером у него так и не получилось; в отличие от его свиты, которую было, чем подкупить. В личном лабораториуме хранились не только березовый сок и шипучие напитки, но и кое-что интересное из всех уголков Девятимирья: например, целая коллекция увеселительных веществ, разрушительно действовавших на людей и ванов, но не на асов. В свое время Ивар написал небольшую работу, посвященную этой странной особенности: асов, людей и ванов считали ближайшими родственниками, во многом из-за насыщенной железом красной крови, не свойственной альвам, великанам и цвергам. На общий состав крови столетиями списывали единообразный эффект, который оказывали лекарства, яды и алкоголь, но наркотические вещества портили всю картину: асы почти не привыкали к ним и увеселительный эффект чувствовали слабо. То давнишнее исследование было последним значимым успехом Ивара, единогласно принятым не только поселением, но и межмировым научным сообществом. Писал он его вместе с кем-то из естественников, но тому не повезло трагически погибнуть незадолго до публикации, так что все лавры достались магу. С тех пор он мечтал о новых рукоплесканиях и поздравлениях, а сейчас проще всего было достичь желаемого, помогая человеку с рождаемостью. Етунхеймские книжки лежали на виду. Ночью человек спал, и у Ивара было достаточно времени разобрать их, но неожиданный отъезд ученого спутал все карты! Да еще и Локи уехал, оставив поселение на произвол судьбы в лице мастеров.       Так Ивар и считал, пока его бесцеремонно не отвлекли от модификации вируса, разработанного против человечества. Испытания, проведенные на маленьком острове, дали прекрасные результаты, но асы хотели полностью контролировать оружие массового поражения, а для этого к вирусу в одно из полумиллиона оснований РНК надо подсоединить магический «поводок», который при делении передастся по наследству, а также защитить его от мутаций, рекомбинаций и реассортимента. Однако, учитывая синтетическую природу выведенного вируса и его неустойчивость, хоть как-то повлиять на него было невероятно трудно. Если из-за случайной мутации или рекомбинации вирус станет столь же смертельно опасен для асов, сколь для людей, то население Асгарда с большой долей вероятности вымрет. Естественники, маги, врачи и магиологи работали, не покладая рук и рискуя собственными жизнями. Разбираться в кодировании белков и достраивать магические мостики было невероятно сложно, поэтому Ивар не бросил софелаговцев, когда узнал, что в его лабораториум ворвалась разъяренная Отал. Он понадеялся, что незваная гостья уйдет к его возвращению, но счастья не случилось. Некоторое время спустя он нашел ее, развалившуюся на нескольких шкурах с бутылками и увеселительной смесью. Спрашивать, какого етуна Чернобурая лазала по его сундукам, не приходилось: боевые маги Хагалара спокойно брали всё, что хотели, ведь официально в поселении не было частной собственности, а негласные правила вежливости сильные мира сего спокойно нарушали. Отал была не просто одной из сильных, по меркам асов она обрела могущество совсем недавно и не успела им насытиться.       — Явился, — пробормотала она заплетающимся языком. — Я прибью Локи. Размажу по стенке. Пусть только попробует показаться на глаза! — с этими словами она приложилась к бутылке с черничной настойкой, которую Ивар варил с магиологами еще прошлым летом. Последние запасы расхитила!       — Может, не будешь взрываться, словно шифер в огне? — миролюбиво спросил он, на всякий случай отходя подальше от пьяной магички. — Тебя могут услышать.       — Убью! — сквозь зубы прорычала Отал и бросила в стену бутылку в доказательство своих слов. Ивару всё меньше нравилось происходящее, особенно потому, что его вмешивали в какие-то очередные разборки, не спросив согласия. Обиняками и неявными вопросами он с трудом разобрался в случившемся. Оказывается, царственный ученик умудрился одолеть свою тайную наставницу и отправился на кладбище вызывать драуга. Отал, едва придя в себя, бросилась за ним, но от друзей узнала, что Локи в безопасности, никакого драуга не вызывал и отправился по следам брата в далекие селения, а случившееся — просто милая шуточка, чтобы позлить наставницу — очень в духе царевича, если верить Хагалару.       — Пока мастера нет, я отвечаю за Локи! — Отал попыталась разбить вторую бутылку, но ей не хватило сил. — Поганая дрянь. Да у меня внуки чуть младше него! Скотина.       Ивар не вмешивался в бурный словесный поток. Локи мог как угодно издеваться над отверженными, и глупая шутка — не худший вариант. Хотя Отал больше задела не сама шуточка, а подлый удар в спину, но надо быть слепым дураком, чтобы видеть в Локи хоть какие-то следы благородства. Ивар себя дураком не считал, слепцом — тем более, в отличие, похоже, от Чернобурой. Он удивился бы гораздо больше, если бы царевич играл по правилам, ведь общепризнанными добродетелями царя были мужество, сила, ловкость, щедрость, соблюдение жертвоприношений и череды пиров. Честность в списке добродетелей не фигурировала, Один честностью не отличался, с чего ожидать ее от царевичей? Особенно если речь идет о боевых магах, которые в честном бою легко уложат Локи.       И все же Ивар порадовался, что по счастливой случайности стал свидетелем позора Отал. Поступок Локи в очередной раз доказал, что он не ценит никого из отверженных, даже тех, кто оказывает ему услуги. Ивар дал себе зарок сжечь письма Сиф, чтобы их точно никто не нашел. Ничего особенно важного он ей пока не передавал, как и она ему, но сама переписка могла выйти боком. Пока он писал ей о том, что должно заинтересовать женщину — о чувствах поселенцев к Локи, об их готовности служить ему и во всем помогать.       — Пусть эта поганая морда катится на все четыре стороны! — причитала Отал, даже не замечая, что ее почти не слушают. — Я не намеренна больше тратить на него свое время. Я ничем ему не обязана! Я не принимала от него ни даров, ни серебра, нас ничто не связывает!       — Я бы на твоем месте так громко не орал, — Ивар аккуратно прощупывал почву. Насколько пьяна Отал? Станет ли помогать, если узнает правду о царевиче? — Возможно, Локи здесь вообще с какими-то тайными поручениями от Одина.       — У него точно двойная или тройная игра, — заявила магичка столь уверенно, будто получила подтверждение лично от Локи. — Этот паршивец просто не в состоянии ни с кем быть искренним и честным. В политике он далеко пойдет, там именно такие и нужны. Бесчестные лгуны!       — Это меня беспокоит уже давно, — Ивар попытался изложить свои соображения — Не полетят ли первыми головы тех, кто ему доверяет?       — А что, у кого-то есть сомнения, что полетят? — огорошила его Отал новым откровением. — Когда-нибудь все сдохнем из-за него, вопрос только, когда.       — Я сдыхать не собираюсь.       — Ты? — Отал разразилась пьяным хохотом. — Да что ты сможешь сделать? Ты никчемный маг, ты даже себя защитить не можешь. В борьбе с Локи выживут сильнейшие. Те, кто встанут рядом с мастером и дадут настоящий отпор! Пусть глупцы верят в промышленную дурь. Это война! Побоище! Дележка власти!       Голос Отал, такой воинственный и шумный вначале, утих к концу тирады. Язык окончательно отказал ей, и, как Ивар не прислушивался, ничего внятного, кроме как имен Хагалара, Локи и Одина, так и не услышал. В неясное бормотание про чьи-то амбиции (кажется, Хагалара) и плененных детей Одина он даже не вслушивался. Ему и на трезвую голову хватало ставшего притчей во языцех высокомерия боевых магов. Он только надеялся, что купол, глушащий звуки, сработал отменно. Если кто-то подслушает, то не миновать беды. Ну Отал, вот что она обо всех тут думает. Поливает грязью царевича, а сама не менее двуличная тварь! Ивар привык скрывать свои подозрения. Ему казалось, что все окружающие, словно священные животные на заклание, следуют за Локи и видят в нем свет надежды, но, возможно, не все обезумели от сожительства с высокородной особой. Угораздило же Локи выбрать себе в наставницы именно Отал — змею похлеще Хагалара. И мало того, что ей своя жизнь не дорога, так еще и подставляет других своими воплями! Других, которые вообще ни при чем и не собираются участвовать ни в какой революции — ни в промышленной, ни в обычной. Некстати вспомнились етунхеймские книжки, которые Ивар разбирал в последнее время. Там была подробно расписана физиология аса: все процессы от кроветворения до сигналов, поступающих в мозг по афферентным волокнам от внутренних органов. Не случайно именно в Ётунхейме появились эти книги. Столетиями вместо смертной казни и пыток все приговоренные отправлялись прямиком на исследовательские столы. Столетиями прочие миры отдавали Етунхейму преступников, а взамен получали талмуды исследований, посвященных собственным расам. Это было еще до последней войны, но сейчас, когда царевны Етунхейма появились в поселении, когда Локи знаком с ними лично и даже просил их вылечить нескольких ученых, не вспомнит ли он, увлеченный наукой, о давнем соглашении? Умереть в ходе дворцовых интриг Ивару не хотелось, но попасть под нож етунам не хотелось еще больше, а особенно по милости боевой магички, которая окончательно запуталась в собственной околесице и улеглась спать прямо в лабораториуме, не спросив разрешения. Ладно, это еще не худшее, что она могла натворить.              Утром следующего дня крестьяне решили приятно удивить Беннера, недовольного их жизненными условиями. Они испекли хлеб прямо в земле: на глазах гостя закопали форму в горячий песок, а по прошествии часа откопали и приказали попробовать. Отказаться он не посмел и по достоинству оценил столь странный метод приготовления.       — Почему вы не используете близость горячих источников? — удивился он, делясь хлебом с Эльмой. — Поразительно, что вы не пытаетесь хоть как-то отапливать ими дома.       Эльма перевела, но его слов не поняли, хотя и улыбались, и кивали. Беннер за последнее время успел убедиться, что в Асгарде очень трепетно относятся к гостям, и пускай во дворце он чувствовал себя ущемленным, но в поселении и на хуторах в полной мере оценил гостеприимство асов. Другое дело, что даже бонды при всем желании не могли предоставить хоть немного приемлемые условия, но они старались удовлетворить любую просьбу, так что Брюс стеснялся о чем-то просить.       Перед отъездом он сердечно поблагодарил местную медичку за помощь и приятное общение. Именно она натолкнула его на мысль о кортизоле, который пока казался ответом на все вопросы. Беннер хотел материально отблагодарить Гуду, но боялся совершить промах, поэтому обратился к Тору.       — Если хочешь оставить ей что-то на память, дари сам, — посоветовал бог грома. — Если я или Локи подарим, пусть даже пластинку серебра, она не потратит ее никогда, а будет носить как украшение и оберег.       — Я не имел ввиду, чтобы ты что-то дарил вместо меня, — объяснил Беннер. — Я хотел спросить, насколько это уместно? Черт поймет ваши правила: не забьют ли ее камнями за то, что она приняла подарок от незнакомого мужчины?       Тор в ответ рассмеялся и шепнул пару слов Эльме. Та кивнула и ушла, а Беннер терялся в догадках, что задумали асы, пока при прощании не увидел на пальце Гуды одно из колец Эльмы. Такого поворота он вовсе не ожидал, но не устраивать же прилюдное разбирательство.       — Я вернусь на Землю и куплю тебе кольцо в несколько раз дороже, — пообещал он Эльме, когда пять лошадей зашагали по пыльной дороге, огибая очередную гору. Магичка не ответила, только таинственно улыбнулась, а в ее глазах блеснул луч восходящего солнца. «Ей пойдут сапфиры, — решил Брюс. — Или азурит, циркон… Нет, танзанит — камень северного сияния — он будет идеален».       Рассветное солнце, вновь выглянувшее из-за облаков, засияло в распущенных волосах Эльмы. Почему она не заплела их? Ветер играл отдельными прядями, разбрасывал их по темной ткани плаща. И Брюс, любуясь ею, забывал обо всем: и о Земле, и о долгом мучительном переезде до следующего хутора, где нужно получить доказательства виновности кортизола во всех бедах асов, и о Локи с Тором, ехавших впереди и не обращавших внимания на своих спутников. Если бы Локи лично не подобрал Беннеру самую спокойную лошадь из имеющихся в поселении, если бы не возил его в течение месяца на соколиную и морскую охоты, обучая верховой езде, он бы точно упал наземь, потеряв управление. Но лошадь была послушной, а дорога ровной, поэтому Брюс спокойно погрузился в мечты, вдыхая аромат тимьяна и пряных роз, исходящий от волос уже давно не юной прелестницы. О том, что в благовония могут быть подмешаны далеко не только невинные цветочные запахи, он предпочитал не думать.              Путь до следующего хутора был неблизким. Он занял несколько ночей и почти всё время Локи провел подле Тора. Они ехали впереди, чтобы не мешать Беннеру, плохо державшемуся в седле, ворковать с Фену. Точнее, ворковала она, Беннер все больше слушал и бросал на нее многозначительные взгляды. Локи только диву давался, как легко человек купился на простейшие уловки, пускай Фену и соблазнила едва не половину Асгарда.       Дорога вела через невысокие горы, скрывавшие узкие водопады, остатки елового леса и овец, выгнанных на всё лето. Было скучно. Только однажды, проезжая вдоль отвесных скал, братья встретили огромную колонию тупиков.       — Надо же, вернулись! — удивился Тор, хотя тупики всегда возвращались мидгардской весной, а уже царило лето. Неуклюжие черно-белые птицы с большими яркими клювами и валиковатыми телами сидели на скалах, ныряли в океанские воды и даже летали, несмотря на пухлую тушку и маленькие крылышки.       — Ученые говорят, что тупиков у нас примерно столько же, сколько асов, — меланхолично заметил Локи, резко вытягивая руку вперед: несколько птиц сорвалось со скалы и бросилось в морскую пену.       — И как твои ученые, сидя за забором, посчитали тупиков, гнездящихся по всему Асгарду?       Вопрос Тора заставил Локи задуматься. У него не было подходящего ответа. Тупики и правда встречались по всему Асгарду, для их подсчета необходимо оказаться за забором, а вроде как естественники не покидают границ тюрьмы. Пока он размышлял, подъехали попутчики. Человек принялся фотографировать птиц, которых знал еще по Мидгарду. Отверженная позировала и даже умудрилась поймать тупика ради красивого кадра. Колония тут же в полном составе нырнула в воду, но вскоре вылезла на скалы, несмотря на отчаянные вопли сородича. Тор предложил закусить пойманной птицей, но Беннер, разумеется, не позволил.       Кроме тупиков, по дороге не встретилось ничего интересного, знаменательного или красивого. Но человеку пейзажи Асгарда были в диковинку. Он смотрел на заснеженные вершины гор и прикидывал, можно ли до них добраться за день, он подходил к языку ледника, скрывавшемуся между горами, и пытался залезть хотя бы немного вверх. Разумеется, у него ничего не выходило: плотный снег ничем не отличался от льда и без специальной обуви был неприступен, но у подножья Беннер сделал несколько кадров. Особенно долго возилась Фену, которой, по совету Брюса, непременно хотелось запечатлеть сверху, как она якобы лежит на леднике на красном плаще Тора, и чтобы в кадр обязательно попал черно-белый, испачканный пеплом, ледник и окрестные смуглые горы. Тор одолжил плащ, поднялся на молоте и сделал несколько снимков с высоты птичьего полета. Он очень хорошо освоил человеческую технику — недаром прошла ссылка в Мидгард.       Локи все эти восхищения красотами родного мира и позирования у скал стояли поперек горла. Он злился, что переезд затягивается, а воспоминания, от которых он пытался скрыться, всё чаще прорывались наружу. Он снова видел мать. Ее лицо, искаженное яростью, и кинжал сестры, воткнувшийся в фибулу на пару с его собственным. Видел отца, указывающего зимой на нужную могилу, а также девушку с яблоком из воспоминаний. И асы, и етуны старели, хотя и медленно. Но всё же та девушка с яблоком не могла стать матерью шестерых детей, не могла превратиться в уродливую старуху, которая якобы вела в бой армию етунов. Она была отвратительна, даже несмотря на плотную одежду, не дававшую оценить ничего, кроме лица. Она вовсе не походила на своего сына. Как говорил Всеотец? «Сыновья обычно похожи на отцов, а не на матерей», но ведь тогда дочери должны походить на матерей, а царевна Етунхейма не унаследовала от матери ни единой черты, как и он сам.       — Ты невероятно мрачен в последнее время, — ясный голос Тора выдернул Локи из затянувшейся меланхолии. — Если тебе с нами скучно, то возвращайся к своим фокусам. Мы же тебя не держим.       — Мне спокойнее здесь, чем с фокусами, — Локи вздрогнул, выплывая из невеселых дум. Брат рядом, как и всегда. На коне. Они все еще едут на хутор. Сколько ночей они уже в пути? И сколько еще предстоит? Карта у Тора, ориентироваться он вроде как умеет.        — Я ездил на кладбище.       Локи услышал собственные слова словно издалека, словно не он их произнес, а кто-то другой, кто-то, кто нуждался в поддержке.       — На кладбище? Зачем? — ожидаемо удивился Тор. — Проведывал свой курган?       — Нет, — Локи отвернулся, чтобы смотреть вдаль, на зеленеющие горы и сбегающие вниз струйки водопадов — куда угодно, только не на брата. — Я разграбил курган Уллы Гисладоттир.       — Это кто такая? — Тор нахмурился. — Зачем ты осквернил чужой курган? Что за странные мысли у тебя в голове?       — Значит, тебе так ничего и не рассказали, — едва слышно вздохнул Локи. — Улла Гисладоттир — моя родная мать, жена Лафея, царица Етунхейма.       — Ты так ненавидишь ее…       — Это она меня ненавидит! Я всего лишь хотел вызвать ее дух.       — Всего лишь? — Тор натянул поводья так резко, что и без того непослушная лошадь с радостью встала на дыбы в отчаянной попытке скинуть седока, но не на того напала.        — Всего лишь? Ты вызвал драуга? Он теперь охотится за тобой?       — Никто за мной не охотится, — огрызнулся Локи, невольно восхищаясь ловкостью брата. — Она вернулась обратно. Скорее всего, в Вальгаллу. Она попыталась…       — …убить тебя? Забрать с собой?       — Нет, она пыталась проклясть меня, — Локи повысил голос и пустил коня рысью, чтобы оторваться от стремительно приближающихся Беннера и Фену. На ходу, привставая на стременах для уменьшения тряски, выворачивать свою суть было легче. — Она ненавидит меня за то, что я жив, что не спас своей жизнью Етунхейм.       — А должен был?       Локи снизил скорость, поравнялся с братом и кратко пересказал всё, что узнал о своей младенческой жизни.       — Твой отец ничего не говорил тебе?       — Наш отец, — машинально поправил Тор. — Локи, зачем ты во всём этом копаешься?       — Тебе легко спрашивать, наследник Одина.       — Даже если бы не был, — Тор затормозил столь резко, что Локи не рассчитал и проехал вперед. Пришлось возвращаться, поэтому первые слова тирады он не расслышал:       — … моя жизнь не зависит от тех, кто породил меня, даже если это не наши с тобой родители. Здесь и сейчас у меня есть всё, что мне нужно. Мой дом, мой мир, мои друзья, мой молот. Есть цель, есть те, кого я хочу защитить, и те, с кем я должен сражаться. Скоро Гринольв поведет нас в славную битву, и мы восстановим мировой престиж Асграда. Опомнись, Локи, у тебя тоже всё это есть!       — О да, у меня есть цель, — усмехнулся Локи, с удовольствием вспоминая, какие дела творит на самом деле и какую пользу его цели должны принести Асгарду. — Но еще у меня есть знание. Я не просто не сын Одина, это я бы еще мог пережить, но я не ас. Я сын вражеского народа. Сын Лафея. И стоило ведь догадаться! Неужели никого никогда не смущало, что мое имя — не родовое имя дома Одина? Меня могли назвать в честь почивших братьев отца, в честь дедушек — в честь кого угодно! А что вместо этого? Моего имени просто не существует в Асгарде, и никто, никто не обратил на это внимания? Никого не удивило, что оно созвучно с етунскими именами? Как же асы слепы! Но я не таков. Я отомстил Лафею за то, что он породил меня на свет. Я убил его. Я почти уничтожил расу монстров, которые пытались уничтожить весь мир.       — И что, тебе стало от этого легче? — перебил Тор. — Ты убил Лафея, ты почти уничтожил Етунхейм, а вырвал ли ты из себя таким образом полукровную сущность? Нет. Ты только приблизился к образам тех страшных монстров, которыми нас в детстве пугали.       — Кто знает, быть может, я хочу стать великим героем? — Локи слез с лошади, не оставив Тору иного выбора. — А герои — это разве не те, кто уничтожают врагов, не щадя никого вокруг, ради процветания семьи или города?       — Нет, — покачал головой Тор и неожиданно добавил: — Слава героя точно не для тебя.       — С чего вдруг?       — Ты никогда не охотился за славой. У тебя всегда были другие цели и намерения.       — Мне просто претят ваши методы добывания славы.       — Ну вот ты и сам назвал себя «не-асом», — усмехнулся Тор и похлопал Локи по плечу: как в детстве, когда между ними не стояла стена непонимания и несколько отчаянных попыток убить друг друга.       — Если «настоящие асы» не видят дальше собственного носа, готовы уничтожать врагов, но не способны ничего сделать для собственного народа, то да, таким асом я быть не хочу, — буквально выплюнул Локи в лицо брату, отстраняясь.       — Асом ты быть не можешь при всем желании, — Тор не замечал волн раздражения и ярости, направленных в его сторону. — Но что такого ты хочешь сделать для нашего народа? Уничтожить внешнюю же угрозу в виде ледяных гигантов? Но они давно не устраивают набегов, а в хранилище оружия проникли по твоей же милости, кажется? Сейчас мы должны быть готовыми защищать наш народ от объединенной армии восьми миров Иггдрасиля. Поэтому все воины Асграда тренируются днями и ночами. Надеюсь, ты тоже.       — Почему восьми? — встрепенулся Локи. — Почему восьми, Тор? Армии Хельхейма пойдут войной на нас только в Рагнарек. Мидгард ни в чем не участвует. Ванахейм всегда был к нам лоялен. Вряд ли Юсальвхейм станет воевать: Фрейр и Фрейя остудят пыл своих подданных. Четыре мира могут пойти на нас войной, и то я сомневаюсь в Етунхейме, недавно пострадавшем от Радужного Моста.       — Не будь занудой, — отмахнулся Тор. — Я имел ввиду, что угроза сейчас внешняя, и мы должны подготовиться дать отпор и разгромить врага, чтобы снова настал мир.       — Мир, в котором божественные асы сидят вечерами с масляными лампами и свечками, тогда как ничтожные смертные наслаждаются цветомузыкой? — приподнял брови Локи. — Таким миром ты хочешь править?       — Брат, — Тор приблизился, — я хочу править существующим миром. А сейчас под угрозой именно существование Асгарда. Цветомузыка подождет, у нас другие задачи.       — Почему-то ждет она уже много столетий, — буркнул Локи себе под нос, подходя к лошади.       — Постой! Мы сильно оторвались вперед, подождем наших друзей.       — Ты уже отверженную магичку другом называешь? — удивился Локи, но от коня все же отошел.       — Раз она девушка доктора Беннера, то достойна уважения.       — Девушка? — Локи прыснул со смеху. — Где ты таких выражений понабрался, братец? Слышала бы тебя мама. Девушка. Не невеста, не жена, не нареченная, нет, «девушка».       — Знакомство с Джейн многому меня научило. Как и путешествия в Мидгард.       — Это ты так поэтично свои ссылки называешь? Впрочем, я тебя понимаю. Признать, что тебя, сына Одина, изгнали из Асгарда да еще и после коронации, которая должна была поставить тебя выше всех живых существ Девятимирья…       — Зависть мешает тебе видеть, — покачал головой Тор. На мгновение Локи показалось, что глаза брата словно подернуты дымкой, но наваждение быстро исчезло. — Я понимаю, ты чувствуешь себя ущербным, потому что не похож ни на меня, ни на отца, ни на маму. Но твое происхождение волнует только тебя самого и никого больше.       — Вот как? Только меня? — Локи склонил голову набок. — А давай проверим? Расскажем простым асгардийкам, что в палатах Одина скрывается монстр, меняющий обличья. И посмотрим, какая из них выцарапает мне глаза: первая или вторая?       — Асгардцы никогда не оспаривают решений своего царя, — жестко ответил Тор. — А ты мой брат по закону. Ты признан семьей Одина и всеми девятью мирами, и никто не может лишить тебя титула. Ты только сам можешь от всего отказаться. Но зачем? Не хочешь же ты пойти по пути Хагалара.       — С ним у меня нет и не будет ничего общего, — огрызнулся Локи. — Когда-нибудь я его убью.       — О твоей мстительности пора сочинять балладу. Даже я отошел от мысли, что он клятвопреступник, а ты до сих пор нет.       Локи закатил глаза и ничего не ответил. Плевать ему было на нарушение каких-то неведомых клятв, про которые царица так ничего толком и не рассказала. Это была несущественная мелочь по сравнению с громадным списком претензий к магу, насчитывающему пару десятков пунктов.       — Тебе не убивать его надо, а брать пример, — продолжил Тор, уверившись, что брат слушает. — Он не знает, кто его родители, но своими силами оказался во дворце и вершил великие дела.       — Вот уж на кого я точно равняться не буду, — отрезал Локи. — Если уж с кого брать пример, то с тебя, великий Тор.       — Твои шутки…       — Я не шучу, — Локи резко посерьезнел и быстро заговорил: времени оставалось слишком мало, мелкие точки на горизонте стремительно приближались, превращаясь в Беннера и Фену. — Ты сильнее любого аса или гиганта, и я не о физической силе говорю. В изгнании ты прижился, нашел подходящую женщину. И даже весть о гибели отца не поколебала твой дух. Это дорогого стоит.       Последние слова унес вдаль поднявшийся ветер. Стремительно приближались Фену и Брюс, а за их спинами в тучи опускалось солнце. Скоро разразится дождь, если Тор не постарается ради любимого человека.       — Ты неспособен на искренность, но мне хочется тебе верить, — Тор подошел к брату и встал рядом с ним, наслаждаясь закатом, раскрасившим небо чуть ли не во все цвета радуги. Желтое солнце, розовые облака, и море, колыхающееся на горизонте, отражающее последние светлые лучи. Словно волшебная дорожка в неведомую сказочную страну раскинулась перед братьями. Она манила к себе, обещая волшебство, но наступи на нее — провалишься в воду.       — Всем хочется верить, когда им льстят, — едва слышно произнес Локи, очарованный красотой родного мира. Он и сам не заметил, как положил руку на плечо брата. Кажется, впервые. И Мунин, парящий высоко в небесах, заметил это и поспешил в Гладсхейм. Ему претила слежка за царевичами, а сейчас он услышал всё, что требовалось. Мудрый ворон видел не только внешнюю оболочку, но и саму суть. Он убедился, что брат больше не пойдет войной на брата. В Асгарде наконец-то настал мир.