Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Крутые времена требуют крутых решений, и Хагалар знал это не понаслышке. Окунувшись в родную стихию интриг, он отдался ей с головой. Еще немного, еще чуть-чуть, и соглашение будет достигнуто. Скоро можно будет повести Локи по мирам, демонстрируя лучшего претендента на престол Одина: младший царевич, смертник, обуза правящего дома. С каким удовольствием Хагалар развешивал на уши иномирцам ливры отборных водорослей, с какой тщательностью записывал все хитросплетения пока еще слабо контактирующих друг с другом представителей Девятимирья. Он был для них всего лишь одним из мастеров поселения: ничтожным, наивным, смыслящим только в обеспечении сносной жизни пары десятков магов. Как же приятно, когда на твой счет столь сильно заблуждаются! И как дальновидно со стороны поселения столетиями налаживать теплые отношения с научными сообществами прочих миров. Все знают, что отверженные — оппозиция Одину, что они никогда не занимались политикой, а государственные заказы им не поступали почти тысячу лет. Требовалась лишь ничтожная травинка, чтобы спина лошади переломилась и отверженные ринулись в бой за свободу и честь, и вот травинка появилась, Один сам подбросил опального царевича, который в умелых руках засиял лучше брильянта.       Хагалар упивался победами за столом переговоров, но при этом и безумно уставал. Возраст давал о себе знать, память подводила, да и похвастаться внешней привлекательностью, что помогала располагать к себе даже самых недружелюбно настроенных собеседников, он уже не мог — за последнюю тысячу зим он изменился слишком сильно. А главное: со дна памяти, со дна сознания поднималось чудовище, которому ни в коем случае нельзя было давать волю, но которое подошло бы сейчас как нельзя лучше. Чем более сложные махинации проводил Хагалар, тем сильнее ощущал проявление тех черт характера, от которых он давно отказался во имя мира.        И вот, покончив со сложными интригами, он вернулся в поселение, чтобы немного отдохнуть. При мысли об отдыхе в голове завертелись вовсе не привычные образы постели, выпивки или баллад, а совершенно другие, отвратительные по своей сути. И казались они настолько привлекательными, что Хагалар решительно направился к Алгиру, которого, как назло, на месте не оказалось. Пришлось ждать, и за прошедший час Вождь едва не заснул и чуть не наорал на Кауну, которая сунулась помочь.       — Вижу, ты вернулся, — наконец послышался холодный голос Алгира. — Ты ранен?       — Не физически, — пробормотал Вождь, ловя взгляд бывшего друга. Тот скривился.       — Значит, предчувствия меня не обманывают. Глаза покраснели, не так ли, мой дорогой полудруг?       — Надеюсь, что у тебя про сто лопнули сосуды, — бросил Алгир бесстрастно, но направился к сундуку с медикаментами. — Но всё же дам тебе успокоительные.       — Лучше бы сварил ту дрянь, которой поил меня тысячу лет назад. Надеюсь, что до нее не дойдет, но кто знает, — он залпом проглотил несколько таблеток и микстур, которые должны были принести успокоение, а лучше — усыпить. — Пойду посплю. Я почти не спал трое суток.       — Береги себя. Ты не молод.       Менторский тон Алгира никакого впечатления на спину Хагалара не произвел. Вождь направился к своему дому самой короткой дорогой, стараясь не обращать внимания ни на кого из проходящих мимо, но всё же Чернобурую окликнул:       — Лиса очей моих, как там наше прелестное дитя продвигается в магии?       Хагалар не успел фразу закончить, как понял, что что-то не так: лицо Отал искривила гримаса брезгливости и отвращения при одном упоминании царевича. Неужто несносное дитя и ее довело? Оно могло.       — Это вместо «приветствую тебя» «как дела?» и «что произошло, пока меня не было?»? — язвительно поинтересовалась Отал, и не нужно было умение смотреть ауры, чтобы распознать степень ее раздражения: язвить она начинала только в бешенстве.       — «Произошло»? — переспросил Вождь, нахмурившись. — И что произошло? Где царское недоразумение?       Отал наклонилась и злобно прошипела то, чего он никак не ожидал услышать:       — Царское недоразумение я лично прикончу, когда вернется… С братом оно, — добавила Отал громче, отодвигаясь.        — Да можешь ты объяснить толком?! — потребовал Вождь. — Меня не было всего несколько ночей. Что он успел натворить? И где была ты?       Хагалар грубо, чересчур грубо схватил Отал за руку и отвел к ближайшему покосившемуся забору, где проходило меньше любопытных. Звуконепроницаемый купол и заклинание отвода глаз — вещи хорошие, но недостаточные.       — Убери руки! — Отал вырвалась, и только глухой не услышал бы в ее голосе обиды на самого мастера, а не только на Локи. — Я была без сознания! Царственное отродье подло напало на меня со спины.       — Что? Здесь? Произошло? — Хагалар чувствовал, что теряет и терпение, и контроль над собой, что, наверняка, отразится в глазах. — Ты должна была проследить, чтобы с Локи ничего не случилось!        — Я пыталась! — Отал дернулась, но столкнулась с таким взглядом, что желание дерзить в момент улетучилось, и она принялась рассказывать. Быстро, сбиваясь, только бы не ощущать плотного кокона тьмы, сгущающегося над ней. Таким своего мастера она никогда прежде не видела. — Я понятия не имела, насколько Локи подл и безнравственен. Как только он вернется, я откажусь его учить. Без приказа Одина я не обязана. Он вызвал сюда етунхеймскую сестрицу и отправился с ней копать могилу родной матери. Вызывать драуга. Меня он ударил по голове, а дружков запугал. Хорошо хоть живым вернулся — дружки за ним поехали, говорят, привезли обратно царевну и домой отправили, а он поехал братца догонять. Тварь!       — Царевна Ётунхейма? В Асгарде? В поселении? Ивар!       Прежде, чем Отал успела вставить хоть слово, Хагалар прикрыл глаза, по аурам определяя, где находится бывший софелаговец. Тот спал. Спал в собственном доме, и его аура была спокойной, как у младенца.        — Ты! — Хагалар открыл глаза и ткнул Отал в грудь, так что та отскочила от неожиданности. — Ты была так беспечна, что допустила все это да ещё и позволила напасть на себя? Больше не подходи к Локи. Не вздумай устроить какие-нибудь разборки. Делай вид, что ты вообще с ним не знакома. Слишком многое на кону. Тебе понятно?       Чернобурая не успела возразить или кивнуть, как Хагалар обратился в крапивника и полетел к одному из жилых домов. Стоило пасть защитным куполам, как Отал рухнула на колени. Ее трясло, она была опустошена, словно из нее выпили всю энергию. Никогда прежде она не видела Вождя таким. Он казался совершенно чужим, а в его голосе, все ещё звучавшем в голове, слышалась едва сдерживаемая ярость. Обычно Отал безоговорочно доверяла своему мастеру, но теперь чувствовала, что боится его. Отмахнувшись от помощи подоспевших асов, она с трудом поднялась и направилась туда, куда улетел незаметный крапивник.       Хагалар ворвался в жилой дом, в полете обращаясь в себя и творя заклинание маскировки. В спальне всегда кто-то есть, и сделать отвод глаз такой силы, чтобы его не заметили окружающие маги, трудно, но не зря же он величайший боевой маг девяти миров.       В два шага добравшись до Ивара, он одной рукой скинул его на пол. Естественник непроизвольно вскрикнул и открыл глаза.       — Хагалар? — пробормотал он спросонья.       — Тварь! Ах ты поганая тварь! — Хагалар схватил его за грудки и поднял с пыльного пола, который не подметали, должно быть, никогда. — Я хочу убить тебя прямо здесь и сейчас. Ты что устроил? После того, как и ты, и Локи чуть с жизнью не расстались, а?       — Хагалар, — после нежданного пробуждения Ивару было трудно собраться с мыслями и сказать хоть что-то внятное. — С…спокойно. Пожалуйста. Я могу объяснить.       — А мне не нужны объяснения! — сильный разряд иллюзорной боли сотряс тело естественника, и Хагалару пришлось заткнуть ему рот. Как же сложно. И отвод глаз, и шумоизоляция одновременно. И рядом маги, один из них — боевой, из бывшей свиты. Может подойти в любой момент и нарушить идиллическую картинку Хагалара, сидящего рядом со спящий Иваром. Времени в обрез.       — На кону не твоя жизнь, не моя и не Локи. На кону существование Девятимирья, безмозглая тварь. Уясни себе это! — слова Хагалар перемежал энергетическими ударами и заклятьем обездвиживания. Единственное, что мог хоть бы попытаться сделать Ивар, это укусить, но Вождь держал крепко. — Следующий поход в Етунхейм лишит тебя головы! — прошипел маг, напоследок ударяя с такой силой, что Ивар обмяк в его руках. Не церемонясь, Хагалар бросил его обратно на ложе, снимая барьеры. Ничего не изменилось: Ивар как лежал, так и лежит. Никто ничего не заметил. И лишь ярость, холодная ярость застилала разум. И рука. Кровила. Ивар таки прокусил. Хагалар поднес ее к лицу. Текла кровь. Немного. Но достаточно. Она пахла железом. Конечно, кровь всегда пахнет железом. Хоть аса, хоть человека. Лицо расплылось в улыбке. Пытка была слишком быстрой. А можно ведь растянуть…       Хагалар с трудом отвлек себя от окровавленной руки. Пошатываясь, направился к выходу, и буквально вытолкнул из дверей стоящую там Отал на глазах у нескольких поселенцев.       — Ты чего, Хагалар? — спросил кто-то.       Вождь резко развернулся к говорившему. Заклинания чуть не слетели с его губ. Еще немного, и голова вопрошающего покатилась бы по мощеной дорожке… Где-то вдалеке загоготали гуси. Хагалар отвлекся на них, пытаясь привести себя в чувства.       — Прости, — с трудом бросил он не то Отал, не то остановившимся в недоумении асам, и снова обратился в птицу. Нельзя терять времени. Хвала Бездне, что спасительный Алгир не успел никуда уйти.       — Оставьте нас, — бросил Хагалар прочим медикам, и те не посмели ослушаться.       — Пей! — Алгир без всяких вопросов и просьб протянул еще теплую, явно только что сваренную жидкость знакомого горьковатого вкуса. Хагалар залпом осушил рог.       — Еще.       — Нельзя. Жди. Должно помочь.       Маг тяжело опустился на пол. Он размеренно дышал, стараясь привести мысли в порядок. Гоготание гусей слышалось всё отчетливее. На него можно отвлечься. На белых и коричневых гусей. Гусей, идущий к луже. К глубокой луже, где так хорошо плавать.       А еще можно отвлечься на боль, пока Алгир промывает рану на руке чем-то щиплющим.       — Глубокий.       Он сказал «глубокий», а не «глубокая», значит, знает про укус. О, как же сложно связно мыслить!       — Я чуть не убил Ивара, — произнес Хагалар долгую минуту спустя, когда почувствовал, что безумие отпустило и сознание полностью вернулось к нему. — А прежде чуть не покалечил Отал.       — От своей сущности не убежать, — философски заметил Алгир. — То, что тебе удавалось сдерживать себя почти тысячу лет — удивительно. Но больше ты не сможешь.       — Я не сомневаюсь в твоих лекарствах, — хмыкнул Хагалар. — Не сомневался тогда, не сомневаюсь и сейчас.       — Лекарства бесполезны, — покачал головой Алгир, перевязывая ладонь. — Главное — это спокойная жизнь. Без сильных стрессов, без потрясений. Жизнь, не требующая твоего гения. Но сейчас ты разве не стремишься вернуться к тому, что было когда-то? Неужели заключать договора с иными мирами сейчас проще, чем раньше?       Хагалар не ответил. Память услужливо стирала и стычку с Отал, и истязание Ивара. В голове засело только одно слово — «тварь». Не его слово. Первой его произнесла Отал, но он не ее копировал. Он слышал его очень давно. От Гринольва. Конечно же. Гринольв любил так называть его, когда бывал особо недоволен и пытался наказать. Порой игра в догонялки и прятки по комнате кончалась плохо для мебели и прочих предметов быта. Но Гринольв никогда не приковывал, хотя мог. Словно ему нравилась охота за жертвой в замкнутом пространстве, словно он получал от догонялок и ругани гораздо больше удовольствия, чем от самого процесса нанесения ударов. Можно спросить. Но вряд ли Гринольв теперь признается.       События получасовой давности превращались в осколки, но, перебирая их, Хагалар мог с уверенностью сказать: так он себя раньше не вел. Он не срывался. Никогда. Не терял рассудок столь опрометчиво. Не давал волю эмоциям. Некстати вспомнилось треклятое избиение детеныша. Локи разбудил зверя, хотя сам того не понял. И чуть было не поплатился жизнью. Когда Хагалар пришел в себя и посмотрел на спину якобы плоти Одина, то не увидел ни единого кусочка кожи, зато хорошо просматривались обнажившиеся мышцы. И кровь. Много крови. Прикованные софелаговцы со своего ракурса не видели всей тяжести повреждений. И только вызвавшийся лечить Лагур знал всё. И ничего никому не сказал, а на лице его не дрогнул ни один мускул. Будто до поселения он работал палачом и привык к подобным картинам. Но ребенок. Если бы он не отключил сознание, то умер бы в муках. Хагалар это сразу понял, но запретил себе вспоминать. А сейчас прошлое нахлынуло, сметая лавиной события сегодняшнего дня. В тот раз ему удалось подчинить собственное безумие и срывов больше не было. Удастся и на этот раз. Больше никто не пострадает. Никогда.              Фену не могла вспомнить, сколько лет или даже столетий не покидала поселения, а до этого — родной хутор. Уходила ли хоть когда-то дальше ближайших соседей, океана и небольшой рощицы скрюченных березок, окружавших топкое болото? Столетиями родной мир оставался для нее загадкой, зато теперь она имела сомнительное удовольствие осматривать южные земли. В седле она держалась немногим лучше ученого человека, поэтому блистательным царевичам частенько приходилось их ждать и делать незапланированные привалы. Они часто уезжали далеко вперед, оставляя ее с человеком на попечении прислужников Тора. Те английский не понимали и не вмешивались в неспешные беседы, дурманящие человека.        Ванахеймские длинноногие лошади, непривычные к лавовым полям, пересекали равнины и холмы по узким тропкам, чтобы попасть на очередной хутор для подтверждения безумной гормональной теории, по сути никому не нужной. Зачем вся эта кутерьма человеку и царевичам, Фену не вдавалась, ей поездка была необходима, чтобы завершить начатое. Человек давно пал под напором чарующей прелести, но не интересовал Черную Вдову ни как мужчина, ни как жертва. Обычно своих случайных любовников она представляла растерзанными, выпотрошенными, украшенными венками из собственных ребер. Какие только фантазии не клубились в ее голове при взгляде на восхитительных венценосных царевичей, а человек… Всего лишь букашка под ногами. Букашка, которую почему-то ценит младший царевич, но от этого не потерявшая своего ничтожества. Фену любила настоящих мужчин и настоящих женщин и терпеть не могла неоформившееся, неопределившееся желе, в котором только по первичным признакам можно распознать мужчину или женщину. Таким желе ей представлялся ученый из Мидгарда. Быть может, его вторая половина и несла на себе отпечаток альфа-самца, но первая была такой ничтожной, незаметной, мечтавшей забиться в дальний угол и прикрыться соломой, только бы ее не трогали. То ли дело блистательный Тор. При одном робком взгляде на него у Фену перехватывало дыхание. Это был тот идеал, к которому она всю жизнь стремилась. Тот, от кого она жаждала иметь детей. Тот, чью кровь хотела не просто испить, а выпить без остатка, из чьего черепа сделать кубок, украшенный серебром и рубинами. Чем дольше она ехала подле него, чем больше ночей проводила рядом, тем сложнее ей было сдерживать свою истинную сущность и звериное желание. Она позабыла о задании мастеров и жаждала придушить человека, чтобы не путался под ногами. Тор был настоящим богом среди небожителей. Ни на одном хуторе ей не встретился мужчина, даже отдаленно на него похожий. Не зря норны предсказали, что сын Фригг Натсдоттир станет самым сильным асом во вселенной и возьмет в руки Мьельнир. Тор во всех смыслах был лучшим. И должен принадлежать ей без остатка!       Фену с трудом сдерживалась, стараясь ничем не выдать себя. Каждая ночь на новом месте, среди новых асов, восхищающихся царевичами и с любопытством наблюдающих за человеком, могла стать последней. Остатками здравого смысла Черная Вдова убеждала себя, что убивать царевича нельзя, можно только зачать ребенка. О, если бы она могла соблазнить кого-то достойного на очередном хуторе. Столько мужчин, столько новых лиц, и никого подходящего, по-настоящему привлекательного. Измельчали асы за последние столетия. Это обстоятельство ужасно угнетало, как и наблюдательность Беннера. Она — спутница человека, так ее воспринимали на хуторах, не признавая в ней отверженную, считая лишь переводчиком и прислугой царевичей, но ее настоящая цель — влюбить человека в себя. У нее получилось, остался маленький шаг, последнее условие, но если ученый ревнив, то сорвется с крючка в последний момент. Нельзя забывать о главной задаче — о битве с Гринольвом, но как порой хотелось воткнуть нож промеж ребер спящего человека, избавив себя от кандалов! Ведь рядом Тор. Идеальный Тор, затмевающий солнце и луну. Фену постепенно подкрадывалась к нему, каждую ночь оказываясь всё ближе. Боевых магов поблизости нет, мастер ни о чем не узнает, а назойливого человека она в худшем случае отошлет на всю ночь с какой-нибудь медичкой обсуждать правила деления дробей.       И вот очередной хутор! Наконец-то! Как долго они добирались до него. Как она устала держаться в седле. И не только она. Даже лошади казались изможденными. Неказистый дом, затерявшийся среди гор, окруженный десятком водопадов, утопал в черничниках и детях всех возрастов. Они обступили Тора, стоило им признать в нем обладателя волшебного молота. О, он был бы идеальным отцом: с такой неподдельной радостью возился с детьми и даже катал на Мьельнере. Локи его восторга не разделил и удалился к реке, которая, по слухам, текла одновременно в двух направлениях и обладала целительными свойствами: не зря же пившие ее воду женщины беременели чуть ли не в три раза чаще прочих асгардиек. Если считать истиной легенду о том, что на Иггдрасиле пасутся священные олени — Дайн, Двалин и Дуратрор — с чьих рогов капает медвяная роса, снабжавшая водой все реки, то предположение выглядело абсурдным. Если считать, что прав круговорот природы и размывание водой кучи химических элементов, то реку и правда стоило изучить. Священные животные Одина точно существуют: воронов и волков Фену видела лично, а о Рататоске рассказывал Локи. Если есть белка-сплетница, почему не быть и оленям? Пускай назойливый младший царевич их и не встречал… Зачем вообще присоединился к походу? Только настроение портит и мешает осуществлению сразу двух коварных замыслов. Фену собиралась проследить за ним, но заметила, что к Тору полезли подростки, страстно желающие прокатиться на волшебном артефакте. Близилась ночь, холодало, но на фоне заходящего солнца полет выглядел особенно эффектно. Усердный человек, впечатленный количеством детей, собирался чуть ли не всю ночь провозиться с женщинами и медичкой, прекрасно владевшей английским и вызвавшейся переводить. Фену оказалась предоставлена сама себе. Она подошла к спустившемуся с небес Тору. Подошла ближе, чем того дозволяли приличия. Дети расступились перед ней, пораженные не то ее красотой, не то уверенностью настоящего хищника, наконец-то отыскавшего достойную жертву.       — Ваше высочество, могу я присоединиться? — нежно проворковала она и провела рукой по небритой щеке.       — Конечно. Хватайся, — промямлил Тор. Он был уверен, что она — «девушка» человека. Недавно он сам ее так называл и долго объяснял, кто же такая «девушка» и чем отличается от невесты или жены. Фену внимала, кивала царственным глупостям и не собиралась спорить. Вот и сейчас одной рукой она обвила шею, другой схватилась за пояс, прижавшись вплотную. Тор, разумеется, был одет, но не в защитную многослойную одежду, ведь никто не посмеет напасть на блистательного царевича в Асгарде ни с молотом, ни с мечом, ни с копьем, а от женского оружия броня не спасет. Тор раскрутил Мьельнир и аккуратно поднялся в воздух, крепко держа Фену за талию свободной рукой. Вечерняя прохлада обратилась в холод, волосы, предусмотрительно освобожденные из прически, развевались по ветру. Тор поднимался всё выше и выше, скрываясь от глаз подростков, чьи родители безуспешно пытались загнать своих чад в дом.       — Ваше высочество, как здесь чудесно! — зачаровано прошептала Фену и накрыла губы Тора своими, вложив в поцелуй всю свою страсть и похоть.       Когда-то давно она целовала Локи. Они играли в птицу, и она одним изящным движением повалила его в грязь и впилась в губы. Локи не умел целоваться, был холоден как лед. Реакции его тела во многом не походили на реакции аса, словно он был ледышкой, заключенной в тело аса. Он был наглядным примером того, почему стоит чтить традиции и, несмотря ни на что, давать детям родовые имена, особенно родственников, почивших недавно. В год рождения Локи погиб отец царицы, но Один, вместо того чтобы передать имя по наследству или использовать одно из предсказанных имен Рагнарека, выбрал что-то несуразное, не асгардское, вот ребенок и вырос непохожим ни на родителей, ни на асов. Зато Тор был совсем другим: податливым и нежным, — и если удивился нежданному маневру, то только самую малость.       Несмотря на сотни перепробованных мужчин, целоваться в воздухе Фену еще не приходилось. Это было новое, чарующее ощущение, но ведь на то он и Тор — царевич, сын Одина. Он обязан отличаться в лучшую сторону от прочих асов. Жар разнесся по телу, возбуждая и передаваясь царевичу. Если бы она могла раздеться в воздухе, то была бы уже нага. Тор, будучи не в силах отказать, да и не желая отказывать, принял единственно верное решение — направил молот к одному из одиноко стоящих сараев, где хранилось сено с прошлой зимы. Они опустились на землю и едва открыли дверь совместными усилиями. Неистовость и страсть овладели обоими. Оказавшись на жестком полу, едва прикрытым тонким слоем сена, Фену начала разоблачать своего царевича. Сложная система застежек не поддавалась четырем дрожащим рукам. Неподатливая ткань рвалась, открывая легкую кольчугу, неизвестно зачем напяленную даже в Асгарде. Со своей одеждой Фену обращалась аккуратнее. Резные фибулы полетели в дальний угол, а рубаха, покрытая защитным орнаментом, не чинила препятствий. В этот миг не существовало ничего: ни сарая, ни Асгарда, ни даже вселенной, а только два тела, объятых неистовой страстью. Они составляли единое целое и никого не желали видеть.       — Брат, ты мне срочно нужен. Прямо сейчас.       Мир рассыпался. Безумие спало. Наваждение исчезло. Фену обернулась, чтобы увидеть в дверном проеме злого, слишком тепло одетого Локи. Сумерки сгустились, а сарай не пропускал звездный свет, но ошибки быть не могло.       — Если ты сейчас же не уберешься, я брошу в тебя молотом, — отозвался не менее злой полураздетый Тор. Он поднялся на ноги с такой легкостью, будто Фену на нем не лежала.       — Браво! — Локи захлопал в ладоши. — Отлично! Продолжай в том же духе, мой дорогой брат. Кувыркайся с будущей женой своего лучшего друга.       — Что??? — хором воскликнули Фену и Тор, и неизвестно, кто более удивленно.       — Что слышали, — Локи отделился от дверного косяка, и луч восходящей Луны осветил небольшой клочок пространства с грудой одежды, валявшейся в пыли. Локи кинул в Фену фибулой, метя в лицо, но у магички была слишком хорошая реакция.       — Я много говорил с доктором Беннером и довожу до вашего сведения, что он хочет стать достойным этой прекрасной женщины, остаться в Асгарде, жениться на ней и посвятить свою короткую жизнь помощи нашему миру, где его так любят и уважают. Фену — отверженная, но любой член царской семьи может освободить ее, и я уже дал обещание дорогому доктору, что освобожу, как только он покажет себя достойным, — Локи говорил медленно, собирая с пола одежду с запутавшимися в ней стеблями прошлогодней травы. Лишь удостоверившись, что не пропустил ничего, он швырнул мягкий ком в несостоявшихся любовников.       — Теперь я понял, дорогой брат, кто же такая «девушка», о которой ты так любишь рассуждать. От невесты она, значит, отличается тем, что любой может воспользоваться ею и ничего ему за это не будет? Если так, то простите, что отвлек.       Тор сжимал и разжимал кулаки, сминая дорогую ткань.       — Ты врешь как дышишь, — начал он громогласно.       — Пойди и спроси у своего друга, если не веришь мне. А я буду ждать тебя за загоном для свиней. Ты, наверняка, даже внимания не обратил, какое здесь великолепное хозяйство! Сколько скота, которого в Асгарде не разводят. Свиньи, утки, индюки… Это один из самых богатых хуторов нашей страны, а ты позоришь его отверженной преступницей, — голос Локи приобрел сладенькие нотки. — А тебе, Фену, я бы посоветовал пройти в главный дом. Тебя дожидаются остатки ужина. Вяленая треска сегодня великолепна как никогда.       С этими словами Локи вышел. Невысказанный вопрос так и не слетел с губ Фену: почему царевич решил встречаться с братом около свиней? Странное место. Ну да какое ей дело. Она потянулась к Тору, но тот вышел, не сказав ни слова, оставив ее одну на жестком полу среди сена и запаха скотины. Етун бы подрал Локи! Он знал, кто она такая на самом деле! Знал, что она охотилась за ним, и решил уберечь братца таким нехитрым способом. А ведь мог сказать правду о кровавом следе, подарившем ей прозвище Черное Вдова. Не стал и на том спасибо.       Никакую рыбу она есть не пошла, даже с пола не встала. Ей было жарко, а в груди разливалась черная ярость. Как упивалась она недавней работой с Раиду! Как нравилось ей разделывать людей и выкладывать костями их имена! Но теперь всё, вирус создан, нынче людей если и разделывают, то только на убой — не пропадать же такому количеству вкусного мяса. О, знал бы ученый человек, чем его кормят в поселении! Для асов — просто редкая добыча, но для него — каннибализм, запрещенный этическими нормами и моралью.       Фену злобно рассмеялась. Кровавые фантазии с участием ученого человека в голову не лезли — он не подходил для них. А с Тором можно было не мечтать, а сделать, но!.. В отчаянии Фену подергала за ручку бесхозный Мьельнир, не то позабытый, не то специально оставленный. Никто не поднимет его, кроме достойного. Под руку попался черный уголек. Он будто сам прыгнул в ладонь, и Фену провела черту, пересекая орнамент на серебристом металле. Шутка судьбы, не иначе: поднять Мьельнир нельзя, а разрисовать можно!              Локи сразу понял, что Тор зол, даже создавать огненные шары не пришлось: хватило света далеких звезд и собственной интуиции. Любой был бы недоволен, если бы его столь грубо оторвали от такой женщины как Фену. Локи тошнило от одного взгляда на нее, но одно дело — полувеликан, а другое — настоящий ас, да еще и не привыкший к подобным методам нападения и не ожидавший их от той, которая все время крутилась вокруг иноземного гостя. Кстати, об иноземном госте: узнавать, действительно ли он тайно сделал предложение отверженной преступнице, Тор не стал, а заявился сразу к свиньям. Локи успел трижды пожалеть, что назначил встречу именно здесь — редкие животные оказались грязными и вонючими.       — Локи! — грозный рык Тора отразился от окрестный гор, норовя перебудить весь хутор.       — Да, мой дорогой не брат, — тихо откликнулся Локи с наглой ухмылкой. Он стоял в обманчиво расслабленной позе, всем своим видом провоцируя на драку.       — Должен ли я рассказать Одину Всеотцу о том, что ты проводишь время не с хозяйкой дома, не со старшей дочерью хозяина и даже не с целительницей, а соблазняешь исподтишка, в старом сарае отверженную преступницу? Вот папа обрадован-то будет! А уж как бы обрадовался бонд, если бы вас застукал. Тебе с порога предложили приличных женщин, а ты, наплевав на закон гостеприимства, тайком тискаешь отверженную. Если уж тебе так хочется провести ночь с кем-то необычным, ложись со мной, я точно единственный полуетун во всем Асгарде!       Заболтавшись, Локи едва успел уйти в сторону от прямого удара в лицо и отметил, что Тор явился без любимого молота. Тем лучше. Уворачиваясь, маг отпрыгнул за спину брата, на ходу выхватывая кинжал, чтобы приставить его к горлу взбешенного Тора. Как же приятно играть на чужих чувствах!       — Ты совсем размяк. Сразу видно, что армией занимаешься не ты, а Гринольв! — прошипел Локи, наклонившись к самому уху брата, и сжимая его плечо свободной рукой. От лёгкого нажатия на шее Тора появилась тонкая полоска крови, подобная той, что оставил Хагалар после разгрома лабораториума. Детские шалости, просто игра. Тор легко вывернулся из захвата, ударив локтем в бок и одновременно перехватывая руку Локи с зажатым в ней кинжалом. Оружие упало в грязь от сильного удара по запястью. Сам Локи, сбитый с ног подсечкой, повалился следом, на него всем весом навалился Тор и, схватив за шею, несколько раз приложил головой об землю. Впрочем, это не возымело никакого эффекта: земля была мягкой. От поднятого царевичами шума заволновались свиньи, проснулись овцы в соседнем загоне, какого-то етуна не выпущенные пастись в горы. Своим отчаянным блеянием они привлекали ненужное внимание. Особенно тихой ночью, когда слышен даже полет птицы. Не переставая держать одной рукой Локи, другой Тор призвал молот, и вскоре они уже летели на ближайший холм, усеянный мелкими камнями. Локи порадовался, что, в отличие от братца, всегда ходит в полной экипировке — чувствительный бросок о камни спиной напомнил первую встречу в Мидгарде, только вот причиной раздора стала девка-маньячка, а вовсе не Тессеракт.       — Наконец-то сообразил! — сплюнул Локи. Не поднимаясь с земли, он подпустил Тора ближе и воспользовался своим любимым приемом… Увы, кинжал прошелся по легкой кольчуге. Пусть и не в полном облачении, но брат был защищен. Только вот слабых мест на теле аса много больше, чем прикрывает кольчуга. Особенно на лице. Тор инстинктивно отпрянул, когда Локи попытался ударить его головой по носу. Удар получился слабый, но позволил стряхнуть Тора. Оба вскочили на ноги, с ненавистью глядя друг на друга. Первым кинулся Тор, повалив брата на землю. Сел верхом, придавив руки Локи коленями, отобрал кинжал и приставил к горлу противника. Перекинуть брата через себя Локи даже не пытался — Тор был слишком тяжел. Но и признавать поражение не спешил. Только не в этот раз. Тор ведь понятия не имеет, какими навыками овладел сводный братец в мире отверженных.        Огонь неожиданно вспыхнул между ними, опалив одежду. Пришлось расцепиться и заняться пожаротушением.       — Совсем рехнулся! — рявкнул Тор, судорожно сжимая любимый красный плащ, который и так после потасовки возле свиней превратился в вонючую тряпку.       — Тебе меня не победить! — на руках Локи играли огненные шары не слишком большой мощности, чтобы не привлекать внимание местных жителей, но достаточные, чтобы нанести серьезные ожоги рукам и лицу брата. — Давай, сын Одина, попробуй повалить меня.       — Локи, это безумие! — ошарашенный Тор обходил его по кругу, но Локи не позволял ему оказаться у себя за спиной.       — Безумие? О нет! Это магия! Фокусы, если по-твоему. Ты ведь любишь фокусы, не правда ли? — прошипел Локи и бросил огненный шар. Тор подхватил с земли молот, который мгновенно поглотил огонь, но Локи успел заметить неряшливые рисунки углем поверх священной вязи.       — Брат, одумайся, не заставляй меня применять настоящую силу, — Тор раскрутил молот, демонстрируя серьезность своих намерений.       — Это ты не заставляй меня применять настоящую силу! — глаза Локи сверкнули, а шары в руках увеличились. — Я многократно вырос магически и больше куклой для битья не буду.       — Ты никогда и не был! — договорить Тор не успел: сзади ему поставили подножку и толкнули на камни, едва прикрытые мхом. Ехидно улыбающийся двойник растаял бесследно.       — Ты все-таки вечно будешь на это покупаться! — Локи предусмотрительно отступил, чтобы Тор не увлек его вниз, но того, что произошло дальше, он совсем не ожидал: брат со всей силы швырнул в него молот. Локи стоял так близко, что даже подумать о защите не успел, он просто нашел себя на земле, едва дышащим после чувствительного удара. Он судорожно хватал ртом воздух, хотя не должен был: слишком малым было расстояние и слишком сильно Тор размахнулся: удар должен был проломить защитную одежду, разбить ребра и смять сердце с легкими в единую кровавую кашу. Но все эти мысли пронеслись в голове Локи уже после того, как он оказался на земле. Тор с легкостью встал, отряхнулся и теперь возвышался над ним с видом победителя.       — Это… было…нечестно, — с трудом выговорил Локи, не предпринимая бесплодных попыток поднять молот. — Ты… научился… контролировать силу?       — Думаешь, пока ты практикуешься в магии, я не практикуюсь в молоте? — Тор опустился на мох, предусмотрительно не рядом с братом, опасаясь огненной мести. — Мьельнир — продолжение моей руки. Мы едины. А нечестно играешь ты. Всегда играл и до сих пор. Думаешь, я забыл, как ты чуть не сбросил меня с Радужного Моста трюком с иллюзиями? Или как заманил в ловушку на летающем корабле?       Локи с трудом скосил глаза: черные угольные полосы смылись, будто их и не было. Может, показалось, все же на дворе ночь.       — Если бы я хотел тебя убить, — Локи с трудом перевел дыхание, — я бы это сделал. Тысячу раз. Я никогда не желал тебе смерти.       — Знаю, — Тор отложил молот в сторону. Играючи, будто палку или игрушку. Дышать стало легче, зато ребра отозвались болью — все же силу братец не рассчитал, а одежда полностью не защитила. Словно повторение стычки с Халком. Противно заныла спина, особенно при воспоминании о том, что этот самый Халк спит сейчас там, внизу, а все последние месяцы — за стенкой в каменном доме, который чудовище, если что, разнесет и не заметит.       — Давно мы с тобой так не сидели, — сказал Тор, глядя на звездное небо с таким умным видом, будто нашел новое созвездие.       — Как «так»? — спросил Локи, переходя в сидячее положение и дыша по возможности аккуратно. — Перепачканные, вонючие и обожженные?       — Нет, вдвоем. Когда вокруг тишина, — Тор обвел рукой темные горы, теряющиеся в ночном мраке.       — То есть ты таки решил принять мое предложение и лечь с карликовым великаном? — Локи снял с себя верхнюю одежду — привести ее в порядок не представлялось возможным, поэтому он без сожаления сжег ее и осмотрел себя: кошмарных синяков не нашел, но это ничего не значило: всё покажет завтрашнее утро. — Разгони облака. Под дождем я на свежем воздухе спать не буду. И кинжал мой забери от свиней. И скажи своим людям, чтобы нас не беспокоили. И принеси что-нибудь теплое и съестное. И горючее. Разведем костер. А то твоя мать далеко, лечить меня некому.       — Локи! — Тор с досады хлопнул рукой по ближайшему камню, но даже не поморщился. — Хватит. Все эти «не мать» и «не брат» ужасно раздражают.       — Знаю. Поэтому и продолжаю вас так называть.       — Ты невыносим! — Тор поднялся на ноги. — Я сейчас всё принесу. Костер разводишь ты. Должна же быть польза от твоих шаров… И к чему сейчас твое боевое облачение?       — Если ты не заметил, я сжег свою одежду, поскольку отмыть ее невозможно, — пояснил Локи, заканчивая преображение. — Ничего теплее боевого облика у меня с собой нет. А шлем и железо могу снять, чтобы не мешали.       — Чтобы мы их тут потеряли или чтобы утром с трудом вспоминали, какая железка куда крепилась? — улыбнулся Тор.       — С нами отверженная, пусть она разбирается, — махнул рукой Локи. — Давай, приноси всё, что обещал. Иначе я замерзну.       — В шести слоях боевого облика?       — Ты предлагаешь мне в нем спать?       Тор только головой покачал и унесся в сторону хутора. Лишь бы не перебудил полдома. При желании братец умел ходить бесшумно, но станет ли напрягаться?        На небе собирались облака. Вряд ли дождевые, но даже мелкая морось будет некстати. Локи попробовал еще раз ощупать ребра. Сквозь многослойную одежду сделать это было не просто, но вроде переломы не прощупывались. Давно они с братом не сидели вдвоем у костра. А сидели ли вообще? Или вокруг всегда находились не друзья, так воспитатели (соглядатаи отца не в счет)? Локи не помнил.        Ждать пришлось довольно долго: младший царевич успел задремать, как вдруг земля вздрогнула, принимая груженого Тора, который не нашел ничего лучшего, чем неумело бросить грязный кинжал, который Локи едва успел перехватить. Где братец нашел палки, он предпочел не спрашивать. Их было немного, но несколько часов они у костра и не просидят. В детстве им нравилось жарить вяленое мясо, пускай получалось и не очень вкусно. Не сговариваясь, они решили повторить.       — Эльма — славная девушка, она станет отличной женой, — нарушил молчание Тор. — Как она попала в мир отверженных преступников, ума не приложу. Ты знаешь?       Локи прекрасно знал. Ему рассказывали, что прозвище «Черное Вдова» она получила не случайно, что в поселении ей запретили убивать, от чего она очень страдала, зато по очереди соблазняла всех мужчин.       — Нет, не знаю. В поселении не принято говорить о прошлом. Ты выбираешь себе новое руническое имя и вычеркиваешь себя из мира большого Асгарда. Твоя жизнь как бы начинается заново.       — Подходящее, говоришь, — Тор заинтересовался. — Я думал, что имена дают насильно. Но раз ас выбирает сам, то это многое о нем говорит. Эльма выбрала первую руну алфавита, ее символ — серебро, скот, материальный достаток. Значит, она принесет богатство в дом мужчины.       — Особенно в поселении, где нельзя выйти замуж, — хмыкнул Локи. — А Хагалар, видимо, думал о граде, когда себе имя придумывал, и ассоциировал себя с ним. А Раиду — мой приятель, я как-то привозил его во дворец, — думает о путешествиях, столетиями сидя в тюрьме и став естественником, а не логистом!       — Не все так прямолинейно, мне кажется, — Тор задумался. — Ведь Хагалар — не только град, это руна разрушения, стихийного бедствия, связанного с прогрессом. Сколько я понял, он этим и занимался при отце. А твой друг… Я его плохо знаю. Но ведь у него руна объединения, гармонии, пути, в котором ас твердо знает, куда придет и держится курса — похоже на его характер?       Локи неопределенно пожал плечами.       — Так можно про кого угодно что угодно сказать, тебе не кажется, что руны слишком многозначны? По-твоему, каждый с именем Беркана думает о березе и считает, что главное в жизни — духовный и физический рост? А Ивары ассоциируют себя с тисами и пытаются защититься от кого-то или преодолеть препятствия? Это глупости. Хочешь знать, почему в поселении всего двадцать четыре имени? Вовсе не потому, что руны обладают магией и скрытой символикой, а потому, что поселение — одна большая семья, а асы, отверженные или обыкновенные, считали и считают, что между тезками-сородичами устанавливается магическая связь. Так что повторяющиеся имена — просто попытка укрепить эту фальшивую «семью», не более того. Игра на мистическом сознании тех, кто только попал в поселение и ничего не смыслит в науке. Я не верю в интерпретацию рун, что бы нам ни говорили наставники. Хватит с них того, что они алфавит и идеограммы одновременно.       — А когда-то тебе нравилось интерпретировать их, — хмыкнул Тор. — Я помню, как ты занимался рунами.       — В детстве, — протянул Локи, удивляясь, что брат помнит такие мелочи. — Тогда они казались мне закрытым непостижимым миром, но потом я понял, что это не более, чем глупость.       Локи не стал уточнять, что освоить руническую магию ему самостоятельно не удалось, причем оказалось, что ее не практиковал почти никто из ныне живущих, поскольку она проигрывала по всем параметрам обычной магии, текущей по сосудам. Вроде как она должна затрачивать меньше энергии и давать преимущества, но на деле только вытягивала силы.       — А как же руническая магия? — спросил Тор, будто прочитав мысли.       Локи ответил. Сперва кратко, но потом увлекся и подробно рассказал о ней, хотя изначально думал ограничиться парой предложений. Брат слушал, задавал вопросы и по крайней мере делал вид, что ему интересно. Костер догорел, только звезды освещали холм, а сыновья Одина никак не могли уснуть. Они часто виделись друг с другом, перебрасывались сотнями и тысячами слов, но по-настоящему не говорили уже очень давно. Возможно, даже никогда.              Фену с тревогой следила то за небом, стремительно затягивающимся тучами, то за холмом, куда улетел Тор буквально верхом на Локи. Она из сарая наблюдала за дракой и была настолько осторожна, что ее не заметили. Царевичи, катающиеся в грязи, словно малые дети, среди свиней под блеяние овец — до такого безрассудства может довести только женщина. Ради ее благосклонности асы готовы биться насмерть — да что асы, сами царевичи: светозарные, светоносные, надежда и будущее Асгарда. Вспышки на холме вселяли надежду на лучшее: вдруг Локи своими руками убьет Тора, и не придется доводить до конца задание тинга? Фену убивала множество раз, но исключительно мужчин, засыпавших на ее плече после бурной ночи. Она была уверена, что такой выносливый ас, как Тор, не расслабится настолько, чтобы не почувствовать иголку в вене. От введения яда она давно отказалась, зато каждый раз, когда Тор появлялся в поселении (а появлялся он в последнее время с завидной регулярностью), она прислуживала ему за столом, подавала кубки, в которых плескалось не только вино или эль. В каждом мире выдумано и синтезировано столько ядов, не убивающих мгновенно, а имеющих свойство накапливаться. Когда-нибудь яд свалит Тора, и поездка пришлась как нельзя кстати. Главное, проявлять осторожность, чтобы Локи ничего не заподозрил. Хотя иногда на привалах фляги путались: небольшие дозы яда доставались человеку, младшему царевичу, даже нечаянным попутчикам и хозяевам хуторов, но последствия Фену не слишком волновали.       Однажды старший царевич заснет и не проснется: сердце тихо остановится, так что никто не заметит, а наутро реанимировать будет поздно. Спокойная смерть во сне: люди мечтают о ней, молятся своим богам, чтобы умереть вот так: безболезненно, без страданий, без осознания. Асы такой смерти боятся как огня. И в ее руках, в руках отверженной преступницы, теплится жизнь лучшего из асов, сияющего хозяина Мьельнира — какая честь. Именно она обеспечит ему скорую встречу с предками, в которую люди не верят. Они даже не догадывались, что ждет их за пределами, поэтому и боялись. Асы знали точно: погибнешь достойно — встретишься с друзьями и бравыми предками в Вальгалле. Погибнешь недостойно — встретишься с другой половиной родственников в сером Хельхейме, где нет желаний и правит скука. В любом случае один не останешься.       Когда всполохи на холме погасли, а тучи развеялись, Фену пошла искать человека, которого обнаружила бодрствующим. Он ломал глаза при свете лучины.       — Поразительно! — воскликнул он, стоило ей приблизиться. — Здесь есть книга на английском! Девятнадцатый век. Удивительно.       — Вашей милости сопутствует удача, — Фену даже не попыталась вникнуть в смысл написанного. — Его высочество поведал мне, что ты желаешь доказать свою силу. Я преподаю к твоим стопам.       Она опустилась на пол и положила голову человеку на колени — идеальная поза: никто не откажет преклоненной красавице. Либо Локи лгал, либо человек не ожидал ее появления, но его очень смутил хитрый маневр.       — Наконец-то мы будем вместе, — прошептала она, заглядывая в лицо: смуглое из-за неверного света лучины. — Я буду ждать победы, ваша милость.       Человек нервно сглотнул и несмело провел рукой по шелковистым волосам. Возбужденная Тором Фену едва сдержалась. Даже неумелая ласка взбудоражила ее донельзя, даже ничтожный человек, не достойный звания мужчины, привлекал ее сейчас. Ей нужен хоть кто-то, но нельзя допустить ошибку и провалить дело — ее убьют, ведь законы поселения убийство не запрещают. Человек получит ее только после победы и никак иначе. После победы, правда, тоже не получит, так как проиграет, но это детали.       — Пойдем спать. Уже поздно, — промямлил Беннер, рукой гася лучину и с трудом поднимаясь на ноги. Он жаждал иного, страстно жаждал, но время и место не подходили. Фену смотрела человеческие ожившие картинки: люди предпочитали огромные мягкие кровати с надушенным постельным бельем, которого в Асгарде не сыскать даже во дворце.       — Пойдем, — Черная Вдова нарочито нежно взяла несостоявшуюся жертву за руку и вышла на свежий воздух. Мириады звезд освещали каменные постройки. По небу промчался Тор и устремился на тот самый холм, куда ранее перенес брата и откуда теперь поднимался дым костра. Царевичи оскорбляют хозяев, отказываясь ночевать в доме. Как глупо. Мысли о детях Одина, далеких и желанных, стали последней каплей. Фену с трудом уложила человека на отдельную лавку в закутке, предназначенном для высоких гостей. Он и рад был бы ее компании, но глаза сами собой закрылись, повинуясь легкой магии. Убедившись, что человек крепко спит, Фену впилась в его губы. Ничего не произошло. Нет никакого удовольствия в том, чтобы целовать того, кто не отвечает, того, с кем не позволишь себе большего. Жар в теле только нарастал, укутывая пеленой, лишая остатков разума. Она так долго не была с мужчиной, что готова была голыми руками разорвать даже недостойного. Она вышла в ночь, призывно вихляя бедрами, хотя соблазнять и выманивать в спящем доме было некого. По крайней мере, так показалось бы непосвященному…       …На следующее утро, когда царевичи, не выспавшиеся, но довольные вернулись с холма, их ждало страшное потрясение: в загоне для свиней, около которого они вчера устроили непотребную драку, лежал молодой ас. Точнее, то, что от него осталось.