Куколка

Руки скользили по телу, обвивая его нежными ласками, срывая с белых губ всё новые и новые стоны. Глаза, практически не моргая, вглядывались в прекрасное лицо, горящее сейчас прелестным румянцем наслаждения. Каждое едва заметное движение не оставалось без внимания, казалось, что жизненно важно было запечатлеть весь этот образ, пока он не растаял снова. В который раз уже. — Ложь, — внезапно произнёс юноша холодным, режущим, но по-прежнему прекрасным голосом. Мёртвые кукольные глаза впились прямо в лицо Лорана, заставляя того содрогнуться от внезапно накатившего ужаса. — Ложь, — повторил Куколка и тут же обмяк безжизненной марионеткой в руках Бана. — Нет! Нет! — вскрикнул тот, начав трясти мальчишку за плечи. — Только не снова! Нет! Ложь. Лоран раскрыл глаза столь резко, что даже темнота спальни показалась ему слишком яркой и режущей. Дрожа всем телом, он сел на кровати, судорожно сжимая руками виски. — Господи, — простонал он, подняв взгляд к потолку, — за что? … Бан сходил с ума, и это было самое меньшее, что можно было сказать про его нынешнее состояние. Из-за ночных кошмаров он стал меньше спать; появились бесконечные навязчивые образы безвольного, повисшего в его руках Куколки, которые преследовали его все последние дни. В голове почти единым звоном бесконечно звучало одно только слово: …ложь. И это доводило Лорана едва ли не до истерики, ведь он знал, что голоса Куколки никогда не слышал. Он ни разу не слышал его голоса, ни разу не видел его вблизи, разве что в том несчастном музыкальном кабинете, несколько лет назад. Бан мог поверить в такое понятие, как любовь с первого взгляда, однако его любовь скоротечно переросла в какое-то навязчивое чувство наваждения, которое обычные люди назвали бы нездоровым. Лоран знал об этом мальчишке всё. Абсолютно. Не ушло много времени на то, чтобы договориться с Довом и Альбером и внести аванс на обучение этого мальчика. Не потребовалось много времени и на то, чтобы нанять нужных людей, чтобы выставить всё как похищение перед отцом Куколки. Однако, Лоран не мог не отметить, с какой… дотошностью он подошёл ко всем деталям. Это его не пугало. Лоран мог бы сказать, что был счастлив до того момента, как встретил Куколку. Он был помолвлен с одной чудесной девушкой, был послушным сыном и наследником своих родителей, гордостью и надеждой. Однако сейчас он, скорее всего, одёрнул бы себя и сказал, что лишь мнил себя счастливым. — Я вкушал плоды своей жизни и был доволен их пресным вкусом и лёгкостью, с которой получал их. Лоран любил разговаривать сам с собой, вести возвышенные беседы о том, что обычные люди назвали бы настоящим безумием. Казалось, что легче ему было полностью принять его, чем рассмотреть свою обсессию, как что-то нездоровое. Но с тех пор, как он узнал, что Куколку уже кто-то перекупил (!), хотя он и усваивался о полнейшей неприкосновенности, жизнь Бана внезапно начала показывать ему иную сторону своей непонятной любви. То, с какой необъяснимой нежностью говорил о нём Флоран, напугало Лорана. Странное осознание того, что, возможно, чувства, вспыхнувшие всего пару дней назад, могут быть сильнее, чем пронесённая через несколько лет страсть, восхищало и пугало Бана одновременно. — Но он не заслужил его! — заявлял он сам себе в ответ на эти мысли. — Вспомнить только, сколько я сделал для него, сколько времени потратил! И тут какой-то наглый… Чувства накатывали друг на друга, как возрастающие волны цунами, и Лоран чувствовал, что идёт ко дну. … Микеле никогда не думал, что дойдёт до этого. Он никогда не мечтал, что однажды всё это станет реальностью, что он наконец придёт к тому, к чему стремился всё это время. Микеле действительно начал выступать в цирке. Всё произошло так спешно и ярко, что чётких воспоминаний в голове Мике не было. Были пестрящие образы, сменяющие один другой, но этого было достаточно. Микеле чувствовал себя живым среди всех странных и от того прекрасных людей. Он, так давно отчаявшийся, потерявший надежду, наконец чувствовал себя свободным и живым. Как будто тебе позволили танцевать с богами, дав ощутить себя лишь потоком весеннего ветра. … Мике стоял за кулисами, ожидая свой выход. — Куколка! — внезапно обратилась к нему руководитель. — Наш второй клоун подвернул ногу, нужна замена для номера! Не успел Микеле ничего ответить, как прямо сквозь занавес показалась рука, больно схватившая его за локоть и мгновенно вытянувшая на арену. На секунду ослепнув от яркости софитов, он не разглядел того, кто его вытащил. Но когда разглядел, тут же пожелал ослепнуть снова. Раздался бешеный гул аплодисментов. Мике замер, шокировано глядя на это вытянутое, худое, словно выточенное из белого мрамора лицо. Ярко-алый грим, который покрывал узкие губы, создавал впечатление, что на лице навечно была запечатлена безумная улыбка, растянутая до самых щёк. Глаза были тёмными, холодными, затягивающими, словно два бездонных колодца. На голове было что-то странное, отдалённо напоминающее ирокез, выкрашенный в малиновый цвет. Довершал образ яркий сине-золотой костюм с объёмными рукавами. Микеле пронзил холодный, сковывающий страх, который расходился от этой тонкой руки, такой же болезненно алебастрово-белой, как и искажённое дикой улыбкой лицо. Клоун громко закричал, зрители захлопали; Мике напрасно силился разглядеть их лица — они казались ему слишком тёмными, слишком размытыми среди всей этой режущей глаза яркости. Клоун закричал снова, разразился безумным хохотом и закружился с Микеле в диком танце, волоча его за собой по всей арене, точно тряпичную куклу. Мике и чувствовал себя куклой, все его силы утекали сквозь холод тонких, костлявых пальцев. Он хотел бы вырваться, но клоун продолжал держать его за руку и тянут за собой под одобрительные крики публики. Что произошло? Куда он попал? Где та крылатая радость, которую он ощущал всего лишь несколько минут назад? Где та невесомая свобода, которую он так желал? Ничего не было. — Хватит! — громкий, казалось, слегка шершавый, но чистый и громкий голос грянул откуда-то из зала и раскатом прокатился по арене. Клоун замер, и Микеле остановился вслед за ним. Секунду они смотрели друг на друга, и Мике продолжал чувствовать, что задыхается. Внезапно клоун улыбнулся, и улыбка его получилась почти ласковой, но это и напугало Микеле больше всего. Лишь сейчас он понял, как это всё неестественно. И тут всё исчезло. В одно мгновение исчез и жуткий клоун, и орущая публика, и мерцающие огни арены. Мике окружала сплошная серая пустота, тянущаяся ото всюду. Он огляделся и понял, что ничего нигде нет. Пустота касалась разума тонкой кисеёй тишины, успокаивала и убаюкивала. Микеле подумал о голосе, который фактически спас его от всего этого безумия. Возникло странное чувство дежавю, будто бы Мике уже слышал этот голос когда-то. Теплота, таившаяся в нём, была действительно знакома ему, однако, вспомнить большего он не мог. — Спасибо, — улыбнулся Микеле сквозь сон. … — Значит, предлагаете мне включиться в ваш «суверенитет»? — хмыкнул Флоран. Альбер, сидящий перед ним в кресле, немного стушевался. — Всего лишь предлагаю стать нашим новым спонсором, — улыбнулся он. — Мы со дня на день должны представить новую труппу Элиты в полном составе, думаю, вы оцените. И в танцевальной студии у нас несколько новых поступлений… — Слушайте, — Мот подавил зевок. — Я довольно успешно состоялся как музыкант и певец, сейчас дополнительно инвестирую новичков в музыкальной сфере. Меня пригласил приятель, я и не думал увлекаться чем-то подобным. Пусть сейчас я и посещаю вас довольно часто, слишком уж самонадеянно считать, что я захочу присоединиться к вашему кругу. — Конечно-конечно, — кивнул Коэн. — Однако, как мне кажется, верхом непрофессионализма было бы отказаться, даже не осмотрев, на что могут пойти деньги. Так ведь вы работаете? — Соглашусь, но изначально я должен хотя бы иметь об этом представление… Внезапно дверь открылась и Флоран рефлекторно обернулся на звук. Его взгляд упал на худенькую миловидную девушку, с длинными каштановыми волосами, и ещё одну девицу, примерно такого же роста, с короткими почти-чёрными, коротко стрижеными волосами и вытянутым, экспрессивным лицом. Обе были одеты в стандартную «школьную форму», обе то и дело хихикали и что-то друг дружке шептали. — Мсье Коэн! — бравым голосом начала та, что с короткой стрижкой. — Вот уже очень давно я хотела вам сказать, что… Договорить ей не дал приступ хохота. И Мот внезапно почувствовал странное, необъяснимое очарование. Он смотрел на этих девчонок, казалось, весёлых и игривых, и терялся в их взгляде. Взгляд был… непонятным, возможно, потому, что Мот не успел его хорошенько рассмотреть. За лёгкой пеленой веселья и какой-то детской наглости прятался страх. Словно вспышка молнии среди серого неба. Казалось, в этом страхе было что-то, напоминающее надежду и веру в то, что ты делаешь. Призрак чего-то непередаваемо прекрасного. — Да говори уже! — В общем, я хотела сказать… Кх-х… Очаровывающий. — Клэр! Притягивающий. — Я люблю ваши тапки с зайцами! Молящий. — Девушки! Понятный без слов. Один момент, стоящий вечности. — Хватит! — внезапно рявкнул Флоран, заставив девчонок в шоке замереть. — О, слава богу, — воскликнул Альбер. — Выметайтесь отсюда, негодницы! — он попытался рявкнуть, как Мот, но получилось очень непохоже. — Желание выполнено, — успел услышать Флоран голос миловидной брюнетки прежде, чем захлопнулась дверь. — Дурдом, — вымученно улыбнулся Альбер. — Это точно, — изогнул бровь Мот. — Часто у вас подобное происходит? — Второй раз в принципе. Кажется, это была игра на желание. — Да, я заметил, — Флоран опустил взгляд на стол и случайно замер, глядя на две длинные шёлковые ленты, скрученные аккуратной спиралью, лежащие на краю стола. — Продолжим беседу, мсье Сальери? — Продолжим.