The Fifth Mutant

Дурачество, наверно, должно было иметь свой предел, но у Чарльза рычаг тормозов уже с детских лет работал плохо. Плохо, конечно, не то слово, скорее он просто не знал, когда именно стоит остановиться. И сейчас, вместо того чтобы ехать к Хэнку сдавать такси в ремонт, он думал, как и в каких позах трахал бы свою обольстительную рыжеволосую кареглазую попутчицу, что так смачно делала ему минет. Они определенно сделали бы это в машине и совершенно точно оставили бы всевозможные следы на всех стеклах — ему же надо было как-то отомстить МакКою за утро. Неожиданно на такси, расхерачив всю крышу в пух и прах, упало что-то громоздкое и обладающее невиданной силой, что застигло их обоих врасплох, а девушку еще и от неожиданности сжать в руках его член — благо она сейчас не сосала, а работала рукой. — Ты долбанулась? — выкрикнул Чарльз, не внимая к голосу авто, оповещающему об аварии, и начал самостоятельно пытаться разжать её пальцы. — Да отцепись ты от меня! — Извини, — наконец-то разжав руку, проговорила виновато рыженькая. — Это просто рефлекс. — Рефлекс при неожиданностях делать кастрацию? — застегнув ширинку, выдавил он и стал выравнивать такси. — Да по тебе, крошка, ветеринарная клиника плачет. Девушка, признав свою ошибку, промолчала, а майор, вновь чертыхнувшись про себя, поехал к обочине, чтобы высадить свою пассажирку — как-то перехотелось трахаться — и посмотреть урон причиненный кем-то или чем-то неизведанным. — В следующий раз, детка, — открыв автоматические двери со стороны пассажира, заявил он. Дамочка обиженно надула размазанные помадой губки, но все же вышла из такси, и Чарльз, подмигнув, натянул улыбочку. — Я тебе позвоню. Мужчина, не желая слушать очередное «у тебя же даже моего номера нет, чертов мудак», быстренько закрыл дверь и, отъехав на несколько метров вперед, включил автопилот. Он, прикрыв веки, протер лицо и тяжело вздохнул: еще бы чуть-то и он остался бы без члена, а без него-то жизнь полная лажа. Он обернулся назад и начал рассматривать урон, матерясь себе под нос, — на сей раз «шутка» действительно удалась, и Хэнк его за это точно убьет. — Эй, здесь есть кто-нибудь? — спросил он, ища глазами какого-нибудь пришельца. — Хэй? Ответа не последовало. Вместо него чья-то большая грязная ладонь хлопнула по стеклу, а следом появился и сам довольно чумазый пассажир, заставляя Чарльза раскрыть рот от удивления — парень был просто обалденным красавчиком. Эти безумно красивые сине-зеленые глаза, поджатые алые губы, взъерошенные ярко-рыжие волосы, сексуальные ключицы, широкие плечи, вся атлетичная фигура, облепленная какими-то дранными тряпками, несомненно были просто достоянием всего человечества. — Привет, — поприветствовал майор с обольстительной улыбкой на губах. Парень, непонимающе хмурясь, склонил голову набок, и он, разглядывая его тщательнее, спросил: — Как самочувствие? Красавчик злобно оскалился, но попыток что-то предпринять против него не собирался и начал говорить несусветную чепуху на неизвестном ему языке. «Бестия» злился, бил кулаком по стеклу, что казалось, еще чуть-чуть и оно разобьется в дребезги, и нес тарабарщину, скрипя зубами. Он же, наблюдая за ним, ухмылялся — паренек видимо бранился на своем родном, — а сердце его так некстати стало стучать как бешеное. — Бум! — в такт стуку его сердца красавчик вмазал по стеклу. — А. Бум, понятно, — улыбаясь, выдавил Чарльз. — Значит, взрыв. — Ба-да-бум, — разводя руки в стороны, процедил тот. — Так точно, большой барабум, — кивнул он. — Большой? — нахмурил брови парень. — Ба-да-бум — большой бум? — Ага, верно. Большой барабум, — ответил он и ухмыльнулся: он хотел бы, чтобы и кое-что другое было бы большим. Печально, что стекло было не широким, — он бы уже давно это разглядел бы. Он облизнулся и, посмотрев в эти бездонные глаза, произнес: — Тебе повезло, что ты не разбился. Майор вновь ухмыльнулся, отмечая в уме «а мне, что ты упал именно в мое такси», но насладиться в полней мере компанией упавшего с небес невероятного создания он не смог — раздавшийся в паре метрах сигнал патрульной машины испортил все его планы. — Говорит полицейский патруль, — оповестили их. — Мы проводим чрезвычайно опасную операцию. В вашей машине находится пассажир, которого нам надо арестовать. Ксавье вскинул бровью — нелегальный пассажир оказался преступником – и, посмотрев на него через зеркало заднего вида, вместо того чтобы отреагировать как нормальный человек, облизнулся — черт возьми, это действительно заводило. — Мне жаль, красавчик, — смотря на парня, виновато проговорил он. — Они тебя засекли. — Откройте дверцу, — потребовал полицейский. Красавчик смотрел на него исподлобья и молчал — даже невооруженным взглядом было видно, что тот очень сильно злился на него. Он, сглотнув, одними губами прошептал «прости» и потянул рычажок, открывающий заднюю дверь. До сознания долетело четкое «помоги мне, черт возьми», а такси и полицейская машина отчего-то начали трещать, заставляя его раскрыть глаза и издать непроизвольный вздох. А пассажир-то был непрост, и, мать его, для него это была просто ахуенная удача и одновременно великий крах, если он такого мужика упустит. — Да к черту это все, — выпалил он и, убрав автопилот, взялся за управление. — Держись. Мы проскочим. — Последний штрафной прокол, — оповестил его металлический голос, когда они метнулись вперед, прочь от полиции. — Лицензия… — Да плевать, — выдрав приемник, заявил он и посмотрел на ухмыляющегося и мысленно благодарящего пассажира, улыбаясь. — Я знаю, я безбашенный придурок.

***

Второй патрульный, сидевший на пассажирском сидении, нагнувшись, слишком долго возился между ног первого, заставляя того чувствовать себя неудобно, особенно беря во внимание, что за ними внимательно наблюдала подошедшая официантка. Она, скорее всего, думала, что они какие-то не такие, а парень-то просто от неожиданности уронил рацию, когда к ним поступил сигнал о поимке какого-то гонщика. Репутация полиции и так в последнее время была плачевной, а теперь еще и это — возможный слух геях-полицейских, без стеснения отсасывающих друг другу в общественных местах. — Ох, он такой скользкий, — проговорил молодой офицер, заставляя более старшего непроизвольно смущаться. — Он отсюда больше, чем казался, а ведь я его даже рукой мог обхватить. Я не смогу… — О-он, просто, — начал выдавливать из себя мужчина, — он… — О, да, детка, иди к папочке, — вклинился парень. — А вы заказ-то будете делать? — закатив глаза, спросила официантка и надула из жевательной резинки пузырек: она проработала в кафешке уже больше года и такие вот клиенты вообще были для неё не в новинку. — А. Да-да, — резко поднявшись, так и не достав рацию, протараторил молоденький. — Две картошки фри, два гамбургера… — Дайте угадаю, две кока-колы? — вскинула та бровью. — Нет, — усмехнулся парнишка. — Два сока. Яблочного. И пончики, пожалуйста. Девушка, тяжело вздохнув, вбила всё в базу, но общую сумму из её уст они не смогли услышать — какое-то желтенькое такси протаранило их слева, неволя молоденького полицейского вновь припасть к паху старшего. — Ах, ты ж, сука! — выпалил офицер и, убрав автопилот, нажал на газ. — Убью!

***

Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и побежит далеко вперед, оставляя несчастный содрогающийся трупак внутри разодранного желтого такси, — как же опьяняющим было чувство зашкаливающего адреналина в крови. Черт, а он и забыл насколько это было круто: заработался в этой чертовой повседневности и тебе ни погони, ни перестрелок, ни шума стреляющих бластеров, ни инопланетян, ни кайфа от победы. Сейчас он на радостях даже был готов во время езды — а это довольно опасно и отвлекающее — трахнуться с этим первым встречным ослепительным преступником, соучастником которого он стал добровольно. — У нас есть шанс. Если через две мили они от нас не отстанут, значит, мы выскочили, — смотря на приборную панель, оповестил он красавца и невольно пробубнил себе под нос: – О, черт возьми, как же я хочу трахаться. Возбуждаться при такой, довольно щекотливой, ситуации было странно, но управлять в такие моменты над своим телом он был неволен. Дико, но его действительно заводила опасность, незнание исхода битвы, но уверенность в том, что балом правит именно он сам. Из-за этого-то во время всевозможных рейдов он первым кидался в пекло и выходил победителем. И это действительно было просто шикарно. Вздрочнуть бы сейчас, вот только руки были заняты, да и пассажир позади, не сводящий с него глаз. Хотя последнее вовсе была не проблема, а еще больше возбуждающая причина. Он ухмыльнулся свои мыслям — как бы он хотел его отодрать на заднем сидении авто или вовсе позволил бы отодрать себя. Грубо, страстно, до дрожи во всех частях бренного тела, до побеления костяшек пальцев, до крика, до бессилия, всю ночь, отрываясь лишь на восстановление, — всегда. Приборная панель так некстати запищала, предупреждая их об опасности, — чертовы полицейские решили открыть по ним огонь. Чарльз презрительно фыркнул, добавляя недоумков к мысленному списку убогих прохиндеев, портящих все, и сексуальные в том числе фантазии, сны, идеи, и рванул вниз, пытаясь скрыться. А красавчик полетел кубарем, смешиваясь с обглоданными остатками драпировки, металлического покрытия такси и еще какой-то ерундой, которой он специально намусорил, чтоб парням Хэнка неповадно было. — Прости, детка, — ответил он на злостные заявления. — Я чувствую, тебе действительно хреново, но нам надо скрыться от этих долбоебов. Держись, ладно? Мы оторвемся.

***

Вести интеллектуальные беседы при таких условиях было довольно трудно, но всё же Потсману как-то это делать удавалось. Мужчина, кажется, мог говорить без остановки, когда кто-то затрагивал его любимые темы — политику, искусство, этику. Сюда порой вклинивались права и свободы человека, мировые проблемы и вселенский долбоебизм. Право, последнее и так включало всё вышесказанное. — И вот, значит, она такая говорит, — проговорил старший полицейский и состроил голос жены. — «Дорогой, ты уже вынес мусор? И, черт возьми, почему ты еще в трениках? У нас же гости?». Гости, мать её? Да это всего лишь твои чертовы родители! Я, значит, собрался смотреть футбол на День Благодарения, а они тут заявились. Они что, индейку дома сожрать не могут? — Сэр, — начал было молодой. — А к чему это я? — нахмурился тот. – А, да, к тому, что все бабы — стервы. Всё пилят, пилят и пилят. «Дорогой, почему ты не помыл посуду? Я ведь и так весь день провожу на сменах!». «Дорогой, откуда у нас в доме эта чертова псина? Она обоссала мамин ковер!». «Дорогой, зачем ты покрасил волосы в этот бурмальнивый? Он слишком сильно старит тебя». — Или. «Милый, и это все?» — тихо вздохнув, в полголоса добавил второй. – Ты, понимаешь, пару секунд назад работал в поте лица, усердствовал, а она — «и это все». А потом у тебя комплексы и мысли странные. «А у всех мужиков так? А с другими мужиками было бы как?». Старший на него покосился и, прочистив горло, проговорил, преподнося руку к лицу, чтобы потереть переносицу — он всегда так делал, когда кто-то что-то говорил через чур лишнее или личное: — Идентифицируй таксиста, сынок. — Да, сэр, — виновато проговорил юноша и взглянул на приборную панель, едва слышно бурча: — Простите, сэр. — Проехали. Так, о чем это я? — вздохнув, вернулся он к обсуждаемой теме. – А. Так вот. Все бабы — стервы, но мы всё равно их любим. Они же так прекрасны, обворожительны, сексуальны, несмотря на свой коварный характер. — Сканер барахлит, сэр, — заявил парень, отвлекаясь от просмотра. — Он его блокирует. — Ясно. Он угонщик, — ответил он. — Оповести всех, а мы продолжим. Так вот. Бабы… — Сэр, может все-таки не будем? У нас есть более важные дела сейчас, а вы о женщинах, — прервал полицейский. — Я понимаю, ваша теща вновь у вас поселилась и это пиздец как ужасно, но, сэр, сейчас не подходящее время для этого. — Понял, — обреченно выдавил старший и, заметив приближающийся к ним поезд, сам от себя не ожидая, визгнул: — Берегись! Столкновения с поездом едва удалось избежать, однако, они всё равно умудрились врезаться в контейнер с полуфабрикатами. Оба вылезли из кучи всевозможных гамбургеров, котлет и прочего и, посмотрев на всё окружение, тяжело вздохнули: сегодня им определенно не везет.

***

Майор, маневрируя и продумывая следующие ходы, рванул вновь наверх, вынуждая своего прекрасного пассажира слать еще более злостные и еще более громкие выражения. Он закатил глаза, вспоминая историю с одним белым воротничком, просившем доставить его в аэропорт за двадцать минут, — было столько брани, столько всего выражений, что казалось, еще чуть-чуть и его уши бы просто отвалились. Сейчас, верно, было то же самое: он просто не хотел влезать в голову парня, тот бы всё равно думал бы на своем родном. — Красавчик, я знаю, ты не мешок с картошкой, но потерпи. Я же ради тебя стараюсь, — попросил он, вклиниваясь в поток других машин, чтобы запутать копов, и сообщил, чуть сбавляя ход: — Сейчас будет передышка, и ты сможешь чуток отдохнуть. Хорошо? Парень в ответ вновь ругнулся, и он, посмотрев на него через зеркало заднего вида, натянул виноватую улыбку. Сейчас он действительно сожалел, что тот находился в неподобающем виде, а тогда, с другим пассажиром, под конец еще и проблевавшимся себе под ноги, он смеялся. Да, после этого такси просто смердело зловонием, что весь остаток дня провел с настежь открытыми окнами. Естественно, он заболел, да еще и от МакКоя нагоняй получил, но это было неважно. Главное, что после того, как он рассказывал очень спешащим пассажирам эту историю, ни один из них его столь сильно не торопил. Машина, отвлекая его от мыслей, вновь запищала, а мониторы зажглись красным — в них вновь начали стрелять. Он, ловко отстегивая ремень, опасаясь худшего, пригнулся и коснулся двумя пальцами виска, чтоб найти главного и, наконец, прекратить всю эту чертовщину — погони на сегодня уже хватит. Однако ничего ужасного не произошло — преступник, словно как-то догадавшись о своих способностях, остановил все пули навесу. — Молодец, красавчик, — приподнявшись, быстренько надевая бронежилет и следом застегивая ремень безопасности, заявил он. — А теперь держись. Майор, нажав на газ, метнул в нижние этажи. Способности создания, при неправильном использовании, были чрезвычайно опасны как для него самого, так и для окружающих, поэтому-то он не мог позволить кому-то из них пострадать. А в особенности, наверно, этому «бестии» — он из-за него-то ввязался во всю эту авантюру со всеми вытекающими. Парня следовало вначале научить использовать свои силы, постараться применять во благо, а не вынуждать его, еще полностью не осознавшего свою мощь, их использовать. — Доберемся до нижних этажей, будем в безопасности, — сообщил он, раздумывая о более безопасном месте. — Они туда не сунутся, поверь мне. А если сунутся, я сам их обезврежу. Если бы красавчик умел говорить на английском, сейчас, наверно, спросил бы, а какого черта он не сделал это ранее. И ответ был бы до дурости просто — ему захотелось вновь прочувствовать, каково это удирать от кого-то, каково это нарушать протокол — сейчас их, наверно, уже несколько, — каков это экстаз от ведения боя. И ответом парня на это было бы, наверно, — безумец. И это было бы верно — он был просто безумцем, невольно возбуждающимся от таких вот дерзких действий. Чарльз усмехнулся своим мыслям: можно сказать он делал одолжение своим многочисленным партнерам, долго с ними не встречаясь, — они бы точно не стерпели бы его характер, да и сам он, наверно, не смог бы долго продержать без приключений на свою пятую точку. Он, возвращаясь вновь к своей погоне, мотнул головой и, обнаружив глазами подходящее местечко возле широких труб в отопительной зоне, припарковал такси в вертикальном положении. Он нахмурился: как-то странно — парень заметно стих. — Переждем здесь, — сообщил он, надеясь получить хоть невнятное мычание. — Детка? Ответа не последовало. Чарльз, чертыхнувшись про себя, отстегнул ремень и, опустив мешающееся стекло, пополз к парню. Он действительно невнимательный мудак, каким его именовали пара-тройка бывших подружек, — от такой трясучки любой бы, даже способный и обладающий задатками мощной силы, уже давно вырубился бы. Он осторожно вытащил своего привлекательного пассажира из обломков металла и начал трясти, желая привести в чувства. Красавец открыл глаза и, увидев его и явно почуяв, что он его приобнимал за плечи, угрожающе оскалился. — Тише-тише, — успокаивающе он проговорил и погладил того по голове. — Ты в безопасности. Я не причиню тебе вреда, успокойся. Всё хорошо. — Г-гуру, — процедил тот сквозь свои соблазнительные губы, заставляя его нервно сглатывать: он, неверно, действительно больной, раз посчитал эту акулью улыбку соблазнительной и в тот же миг захотел, чтоб парень прикусил его шею или ключицы, когда бы они стали заниматься страстным безудержным сексом. — Гуру, пожалуйста. — Тебе не нужен гуру, — чувствуя себя словно на иголках от своих же мыслей, ответил он. — Тебе доктор нужен. — Джеймс Хоулетт, — связав мысли, выдавил тот. — Что? — нахмурился он. — Гуру Джеймс Хоулетт, — процедил гневно парень. — Джеймс. Хоулетт. — Да-да, я понял, — ответил быстро он, касаясь пальцами висков красавца. — А теперь поспи немного. Майор, скользя пальцами умиротворенному грязному лицу, едва очерчивая выделяющиеся скулы, чуть улыбнулся, а сердце, словно Шляпник из «Алисы в Стране чудес», резво сделало трехкратный кульбит, прыжок, поворот, кувырок и будто бы под музыку станцевало в груди Джигу-Дрыгу. Кажется, он влюбился, — а это будет уже похуже барабума, устроенного сейчас парнем, чем совершенный им же ранее.