Как только мы пришли в покои, я отправила детей в комнату и вызвала Алексу. Раз мне не поменяли служанку, значит, нам с ней надо договориться о платьях, которые она будет для меня шить. Еще раз появиться в таком платье я не смогу. Это выше моих сил.
Я наконец-то смогла снять с себя платье и накинуть поверх сорочки шелковый халат. Не понимаю, какой смысл тратить драгоценный шелк на человека, для которого даже служанку поменять нельзя.
Все эти люди, окружающие меня меня, настораживали своим поведением. Даже служанки, которых я сегодня встретила в коридоре по пути в свои покои, удивили меня. Одни смотрели на меня с укором, другие с почтением, а третьи и вовсе сделали вид, что не видят меня.
Конечно, все почтение ко мне иссякло еще несколько лет назад.
В дверь постучали.
— Войдите.
В комнату вошла Алекса. Она сделала книксен и уставилась глазами в пол.
Я отошла от окна, возле которого стояла, и, скрестив руки на груди, подошла к ней. Все еще не глядя на меня, она едва слышно пискнула:
— Миссис Кросс, вы вызывали меня?
Я против воли цокнула языком.
— Во-первых, не миссис Кросс, а миссис Сингер, а во-вторых… да, вызывала.
Возможно, мне показалось, но я услышала, как девушка тяжело сглотнула.
— Что вам будет угодно, миссис Сингер?
Я по новой запахнула халат и отвернулась от нее лицом к окну.
— Для начала мне нужно платье, но оно ни в коем случае не должно быть открытым. Закрытым должно быть все, ясно?
— Да, леди.
— Так же, что касается помощи мне в утренних процедурах… Я сама могу позаботиться о себе и не нуждаюсь в ваших услугах в этом плане. За детьми я так же буду смотреть сама, за исключением того времени, когда я буду вынуждена их оставить. В таких случаях присматривать за детьми будешь ты.
— Конечно, леди, как вам будет угодно.
Я развернулась на каблуках и посмотрела прямо на девушку.
— Это все. Я надеюсь, что платье, которое я надену для встречи с Королевой, будет готово через два часа?
Я заметила, как девушка вздохнула со смесью ужаса и удивления, и махнула рукой:
— Ты можешь идти.
Девушка отвесила еще один книксен и поспешно покинула комнату. Шумно выдохнув, потерла пальцами виски и опустилась в кресло, стоящее неподалеку от окна. За окном светило солнце, его лучи пробивались через прозрачные ткани.
Еще не прошло даже и половины дня, а моя голова уже сейчас лопнет от переизбытка эмоций, к сожалению, вовсе не положительных. Я встала с кресла и, отодвинув щеколду, открыла окно. Мне в лицо ударил свежий поток. Странно. Раньше в это время в Анджелесе стояла невозможная жара, да и солнце редко пряталось за облаками.
Раздался оглушительный раскат грома, услышав который, я инстинктивно отошла от окна и едва не свалилась с ног от испуга. Как только я снова подошла в окну, раздался еще один. Солнце скрылось за тучами. После очередного раската капля за каплей начался дождь. От окна повеяло прибитой пылью и мокрой листвой. Опершись о подоконник, я вытянула руку, и на нее сию секунду упала холодная капля.
От ее соприкосновения с рукой по коже побежали мурашки, а из горла вырвался беззвучный вздох. Воспоминания застилали глаза. Картинка за картинкой, они словно тисками сжимали мою грудь. Дышать стало тяжело.
Мы вышли в коридор и направились к лестнице, ведущей в кинозал, как вдруг я услышала за окном негромкий перестук.
Я обернулась на звук и ахнула от восторга:
— Дождь!
Выпустив руку Максона, я подбежала к окну и прижалась ладонями к стеклу. За несколько месяцев моего пребывания во дворце дождя не было ни разу, и я уже думала, что так и не будет. Теперь, когда с неба падали тяжелые капли, я поняла, как мне этого не хватало. Не хватало смены сезонов, привычного течения времени.
— Как прекрасно! — прошептала я.
Максон подошел ко мне сзади и обнял за талию.
— Только ты способна восторгаться явлением, которое кому угодно другому испортило бы настроение на целый день.
— Как бы я хотела оказаться сейчас под дождем!
Он вздохнул:
— Я знаю, что ты этого хочешь, но мы просто не…
Я обернулась к Максону, пытаясь понять, почему он осекся. Он огляделся по сторонам, и я последовала его примеру. Если не считать пары гвардейцев, мы были совершенно одни.
— Идем, — решительно произнес он, беря меня за руку. — Будем надеяться, нас никто не видит.
Мы поднялись по лестнице на четвертый этаж. На мгновение я занервничала, решив, что он опять собрался показать мне что-то вроде тайной библиотеки. В прошлый раз это едва не закончилось для меня плачевно.
Мы пошли по коридору. Навстречу попался всего один гвардеец, обходивший этаж караулом. Максон завел меня в просторную гостиную и потянул к стене рядом с большим неработающим камином. Пошарив рукой под каминной полкой, он, разумеется, нащупал потайную кнопку. Одна из панелей сдвинулась, за ней обнаружилась еще одна потайная лестница.
— Держись за мою руку, — сказал он. Я взяла ее и следом за ним начала подниматься по еле различимым в темноте ступеням, пока мы не уперлись в еще одну дверь. Максон отпер обычную задвижку, распахнул дверь — и перед нами оказалась стена воды!
— Мы на крыше? — спросила я, перекрикивая шум дождя.
Он кивнул. Небольшую площадку размером с мою комнату со всех сторон окружали стены. Да, кроме этих стен и неба, ничего больше не было видно. Но я, по крайней мере, выбралась на воздух.
Вне себя от восторга я сделала шаг вперед и выставила руку наружу. Тяжелые теплые капли немедленно собрались в лужицу на ладони и потекли в рукав. Максон засмеялся — и вытолкнул меня в это царство воды.
Я ахнула от неожиданности, в мгновение ока вымокнув практически до нитки. Обернувшись, я схватила его за локоть, и он попытался оказать мне шутливое сопротивление. Мокрые пряди волос облепили его лицо. С нас обоих текло. Продолжая улыбаться, Максон потянул меня к краю стены.
— Посмотри, — прошептал он.
Я обернулась и только тут впервые увидела открывавшийся отсюда вид. Передо мной как на ладони лежал город. Причудливый лабиринт улиц, четкая геометрия зданий, буйство красок — даже сквозь серую пелену дождя от этой картины захватывало дух.
Я вдруг почувствовала себя накрепко связанной с этим городом, как будто часть моей души уже успела прикипеть к нему.
— Америка, я не хочу, чтобы всем этим завладели повстанцы, — перекрывая шум дождя, произнес Максон, словно прочитав мои мысли. — Я не знаю, велики ли потери, но знаю, что отец скрывает от меня точные цифры. Боится, что я прерву Отбор.
— А нет ли какого-нибудь способа узнать правду?
Максон задумался:
— Мне кажется, Август должен это знать. Вот только как с ним связаться? Можно было бы написать ему, но я боюсь слишком многое доверять письму. И потом, неизвестно, получится ли у меня обеспечить ему возможность попасть во дворец.
— Может, лучше мы сами отправимся к нему? — предложила я.
— И как ты предлагаешь это устроить? — рассмеялся Максон.
— Я что-нибудь придумаю, — кокетливо пожала я плечами.
Некоторое время он молча смотрел на меня:
— До чего же приятно говорить не таясь. Я всегда тщательно слежу за своими словами. Но здесь меня никто не сможет услышать. Только ты одна.
— Тогда не теряй времени даром и расскажи что-нибудь.
— Только если ты тоже что-нибудь расскажешь, — ухмыльнулся он.
— Договорились, — с готовностью подхватила я его игру.
— Ну и что бы ты хотела узнать?
Я убрала со лба мокрые волосы и решила начать с вопроса хотя и важного, но не касающегося ничего личного:
— Ты и в самом деле ничего не знал про дневники?
— В самом деле. Но я уже в курсе. Отец заставил меня прочитать все от корки до корки. Появись Август на две недели раньше, я решил бы, что он все выдумал. Теперь же я знаю, что это правда. Ты себе просто не представляешь, Америка. То, что читала ты, это еще цветочки. Хотел бы я тебе все рассказать, но пока не могу.
— Я понимаю.
Он пристально посмотрел на меня:
— Каким образом остальные девушки узнали о том, что ты видела меня без рубашки?
Я потупилась, не зная, как об этом сказать.
— Мы смотрели, как гвардейцы тренируются. Я сказала, что ты без рубашки выглядишь ничуть не хуже любого из них. Сама не знаю, как у меня это вырвалось.
Запрокинув голову, Максон расхохотался:
— У меня даже не получается на тебя рассердиться.
Я улыбнулась:
— Ты еще кого-нибудь приводил сюда, кроме меня?
— Оливию, — погрустнел он. — Всего один раз.
Теперь, когда он произнес это вслух, я вспомнила. Он целовался с ней здесь, она сама рассказывала нам об этом.
— Я целовался с Крисс, — выпалил Максон, не глядя на меня. — Недавно. В первый раз. Я подумал, будет справедливо, если ты об этом узнаешь.
Он опустил глаза, и я молча кивнула в ответ. Если бы я сама не стала свидетельницей того, как они целовались, то, наверное, не выдержала бы. Даже сейчас, несмотря на то, что уже все знала, его слова причинили боль.
— Мне не нравится делить тебя с другими. — Я переступила с ноги на ногу; мое платье окончательно пропиталось водой и отяжелело.
— Знаю. Но таковы правила игры.
— Все равно это несправедливо.
— И много мы с тобой в жизни видели справедливости? — рассмеялся Максон.
Тут он был прав.
— Вообще-то я не должна тебе говорить об этом… И если ты проболтаешься, мне наверняка будет хуже, но… Ладно, твой отец все время говорит мне гадости. А еще он велел прекратить выплаты моим родным. Впрочем, всем остальным перестали платить еще раньше, так что, наверное, это выглядело нечестно.
— Извини, — сказал он, глядя на город. На мгновение я забыла, о чем говорила, заглядевшись на мокрую рубашку, облепившую его грудь. — Боюсь, Америка, тут я уже ничего не смогу сделать.
— Я и не прошу тебя что-то сделать. Просто решила, что ты должен знать. Я как-нибудь переживу.
— Ты оказалась ему не по зубам. Он не понимает тебя. — Максон взял мою руку, и я не стала отнимать ее.
Я попыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, который можно было бы ему задать, но в основном все они касались остальных девушек, а вникать в подробности я не хотела. Пожалуй, приблизительное положение дел я представляла себе и так, а если в чем-то и ошибалась, портить себе настроение сейчас не хотелось.
Максон взглянул на мое запястье.
— Ты… — Он вскинул глаза и, похоже, решил задать какой-то другой вопрос. — Ты не хочешь потанцевать?
Я кивнула:
— Только я кошмарно танцую.
— А мы будем танцевать медленно.
Максон притянул меня к себе и положил ладонь на мою талию. Я приняла его протянутую руку, а второй приподняла намокший подол. Мы стали покачиваться на одном месте. Я прижалась щекой к груди Максона, а он уткнулся подбородком мне в макушку, и мы принялись танцевать под музыку дождя.
Он еще крепче обнял меня, и у меня возникло такое чувство, что все плохое улетучилось и обнажилась суть наших с Максоном отношений. Мы были друзьями, которые не хотят лишиться друг друга. Во многом мы были полными противоположностями, но это не мешало нам быть родными душами. Я не стала бы называть наши отношения судьбой, но это определенно было что-то большее, нежели все то, с чем я сталкивалась прежде.
Я подняла голову и, коснувшись ладонью щеки Максона, притянула его к себе для поцелуя. Его влажные губы обожгли мои. Его руки обвились вокруг моей талии, и он прижался ко мне, словно боялся, что рассыплется, если не сделает этого. Дождь барабанил по крыше, заглушая все остальные звуки. Казалось, в мире воцарилось безмолвие. Мы танцевали, и мне было мало — мало его, мало этих прикосновений, мало пространства и времени.
После многомесячных попыток разобраться в себе, в своих желаниях и надеждах, я вдруг поняла — здесь и сейчас в обстановке, которую Максон создал только для нас двоих, — что все мои метания лишены какого бы то ни было смысла. Оставалось лишь двигаться вперед и надеяться, что как бы далеко нас ни отнесло друг от друга, нам удастся найти путь обратно.
Другого выбора не было. Потому что… потому что…
Я долго к этому шла, но когда осознание пришло, оно было мгновенным.
Я люблю Максона. Впервые за все время я вдруг поняла это с непреложной уверенностью. Я не пыталась откреститься от этого чувства, цепляясь за Аспена и за все сомнения, которые были с ним связаны. Не пыталась оставить себе путь к отступлению на тот случай, если мое чувство останется безответным. Я просто отдалась ему.
Я люблю его.
Понятия не имею, откуда взялась эта несокрушимая уверенность, я просто знала, знала с такой же определенностью, как собственное имя, как цвет неба, как любой факт, о котором пишут в книгах.
Интересно, он тоже это почувствовал?
Я поспешно закрыла окно и задвинула шторы. В комнате стало темно.
Так лучше. Никаких воспоминаний. Никаких чувств. Никаких эмоций. Я медленно осела на пол и посмотрела на свои ладони, все еще влажные от дождя.
— Как видно, не почувствовал…
Просидела я так достаточно долго. Придя в себя, попыталась высушить руки о халат, но они, как и были, остались влажными. Как оказалось, брызги попали на подоконник, а оттуда на халат. Я встала с пола и, сняв халат и бросив его на кресло, подошла к зеркалу.
Мне хотелось уже в который раз спустить себя с небес. Посмотреть на себя нынешнюю. Не на ту девушку-бунтарку, которая когда-то участвовала в Отборе и которая прогневила самого Короля, а на ту, которая изменилась настолько, что порой даже сама не узнает себя. Которая бездействует, когда нужно сделать хоть что-то, которая молча подчиняется приказам своего мужа, которая перестала быть примером для подражания с того самого момента, когда бесчувственно смотрела на публичную порку мальчика-подростка, укравшего на рынке сапожки для своей маленькой сестренки.
<i>Моя жизнь изменилась. Изменилась я. Изменилось все.
Я больше не я. Настоящая Америка умерла уже очень давно. Я лишь жалкий клон, пародия, неудачная шутка судьбы. Клон, исковерканный издевательствами мужа, уничтоженный изнутри от разбитого сердца. Клон, больше нежелающий жить…
Единственным, что все еще продолжает поддерживать его жизнь, — это семья. Томас, Айрин, мама, Мэй, Джерад — все они те самые люди, что все еще держат клона на плаву.
***
Как я и просила, платье было принесено мне ровно в назначенное время. Забрав платье из рук служанки, я приказала ей присмотреть за детьми, а как только она скрылась за дверями детской, я тут же достала платье из чехла.
Ну вот, совсем другое дело! Платье было схоже с моими повседневными платьями, но только тем, что закрывало абсолютно все, кроме шеи. В остальном оно было просто роскошно. Никаких камней, никаких блесток. Только мягкая на ощупь бархатная ткань цвета моря во время шторма.
— Просто идеально! — воскликнула я.
В порыве счастья я подошла к небольшой шкатулке, стоящей на туалетном столике, и достала оттуда кольцо, которое было на мне в день пожара. Я взяла кольцо и направилась в комнату детей. Но прямо у двери я остановилась, раздумывая, правильно ли я поступаю.
Если девушка поймет, что во мне остались хоть какие-то искорки Америки, она, так же как и я, привяжется ко мне, привыкнет.
Хотя, какая разница? Неужели от того, что я один раз сделаю ей подарок, меня посчитают милосердной?
Естественно нет!
Тогда не тяни!
Выдохнув, я открыла дверь и вошла в комнату. Время уже было ближе к обеду, поэтому, к своему удивлению, я застала детей в кроватях, а между ними на небольшом стульчике сидела Алекса и читала какую-то сказку.
— Платье просто идеально, Алекса. — Я подошла, больше не проронив ни слова, сунула ей в руку кольцо и ушла из комнаты.
Должно быть, девушка не из тех, кто ищет себе проблем, поэтому она не пошла за мной и не потребовала объяснений.
Тем лучше.
Спустя час ко мне пришла другая служанка, которая едва не тряслась о страха, передавая мне записку. Должно быть, от Королевы. Но… черт возьми, сейчас меня беспокоило не чаепитие с Королевой, а поведение слуг в этом дворце.
Голова снова была готова взорваться от мыслей, которые я все же смогла отогнать и приступить к подготовке к чаепитию. Я причесала волосы и собрала их сзади в невысокий пучок, макияжа я нанесла, как всегда, много, это отняло у меня чуть больше времени, чем я рассчитывала. На шею я надела цепочку, подаренную отцом. Птичка-подвеска весело подмигнула мне бликом света.
Она единственная вещь, которая осталась у меня
от меня. Это еще одна тоненькая ниточка, накрепко связывающая меня с прошлым. Все воспоминания храню не я, все воспоминания хранит эта цепочка.
Но самое главное воспоминание, которое она хранит, это то, как она вернулась ко мне. А вернее, мое последнее воспоминание о Максоне как о человеке, за которого я собиралась выйти замуж.
Да, я не видела кольца. Да, так уж вышло, что наша помолвка была заключена так, что о ней знали только мы. Да, той ночью мы дали друг другу обещание, что никогда не расстанемся, что всегда будем вместе.
И… да, мы не вместе. И не будем вместе. Хм. Шутка длиною в бесконечность.
***
После того, как я выкинула трогательные и вместе с тем печальные воспоминания из головы, я еще раз проверила детей и вышла из комнаты в направлении покоев Королевы. Когда я дошла до двери ее комнаты, подметив, что довольно странно, что она открыта, я услышала голоса, доносящиеся оттуда.
Я уже хотела потянуть дверь на себя, когда распознала голос Крисс.
— Я не хотела обидеть Вас, просто мне хотелось знать, почему ей оказаны такие почести? — Я распознала в ее голосе нотки ревности.
На ее слова Королева лишь спокойно ответила:
— Успокойся, Крисс. Это всего лишь извинения за причиненные неудобства.
Наступила продолжительная тишина, из-за которой я подумала, что разговор окончен и сейчас мне предстоит увидеться с Крисс, которая, судя по всему, сегодня пребывала не в самом хорошем расположении духа. Но не тут-то было!
— Вы могли просто заплатить им, и все.
— Крисс, не забывай, что пока после Короля я здесь главная. Я в праве сама принимать решения и отвечать за последствия, которые понесут мои решения и поступки. Если я сказала, что она здесь остается, значит, так и будет! — ее голос нисколько не повысился, напротив, звучал спокойно, словно не призыв к стыду, а обычные повседневные наставления. Но, тем не менее, не был лишен ноток предостережения. — А теперь ты можешь идти. Америка скоро подойдет, и тебе нет никакой необходимости показывать ей свое недовольство моими решениями. Ты принцесса, будущее нашей страны! Пора бы и вести себя достойно!
Дверь внезапно открылась, но я успела отскочить и избежать удара. Из комнаты вышла Крисс, сверкнув в моем направлении глазами, и, нервно цокая каблуками, ушла в противоположном направлении.
Я приоткрыла дверь и, сделав книксен, пробормотала:
— Ваше Величество.
Королева сидела на небольшом диванчике у стены, потирая виски и закрыв глаза. Услышав меня, она открыла глаза и вымучено улыбнулась.
— А, Америка, это ты. Проходи, присаживайся, я уже приказала, чтобы нам принесли чай. — Она указала на кресло стоящее рядом с диванчиком. Я, чувствуя себя ужасно неловко, выполнила просьбу. — Насколько я заметила, ты смогла найти со своей служанкой общий язык?
Я посмотрела на свое платье и любовно поправила складки.
— О, да. Это платье просто великолепно. Оно не такое фееричное, как мое утреннее, и именно этим заслужило мою любовь…
— Да? — Королева подняла брови вверх. — А мне больше понравилось утреннее. Оно было интереснее. — Она широко улыбнулась и посмотрела на меня.
От ее улыбки у меня сжалось сердце.
Она могла бы быть на месте Аллии. Могла бы быть чудесной бабушкой для моих детей. Могла бы быть отличной свекровью для меня.
Но все это глупые мечты. Пора тебе уже перестать жить сожалениями, Америка!
Я тяжело сглотнула.
— Да, я согласна с вами.
К нам в комнату вошла служанка, неся на подносе чай и блюдце с пирожными. Пока служанка наливала и расставляла чашки чая, мы молчали, и это помогло мне собраться с мыслями и взять себя в руки.
— Почему ты всегда носишь такие мрачные платья? И почему именно платья, ведь раньше ты любила брюки?
Чтобы придумать подходящий ответ, я взяла чашку чая и поднесла ее к губам.
— Это традиция семьи Кросс. Девушки должны носить закрытые темные платья.
— Это весьма интересно. Но ты ведь так и не стала Кросс до конца? — Я вопросительно посмотрела на нее. — Я хочу сказать, ты же оставила свою девичью фамилию, более того, ваши дети носят твою фамилию.
— Все верно. — Я мечтательно посмотрела в неизвестном направлении, пытаясь изобразить, что вспоминаю какую-нибудь занимательную историю, нас самом же деле я пыталась что-то сообразить, но именно в этот момент моя фантазия перестала работать, выдавая самые ужасные воспоминания.
Я вспомнила разговор, который случайно подслушала в коридоре…
9 лет назад..
Из кухни донесся радраженный голос Аллии:
— Ты еще предлагаешь мне принять в семью эту оборванку?
— Да. У нас нет выбора. — ответил Уилл.
— Как это у нас нет выбора? Выбор есть всегда, сыночек! — голос ее скрежетал слух, словно проржавевший дверной механизм.
— Она все знает.
— Что?
— Она знает про южан и про нас. Она
все знает.
Послышался громкий вздох.
— Как ты мог такое допустить? Ты хоть понимаешь, что эта девчонка может манипулировать нами как захочет? Так ты еще и предлагаешь принять ее в семью!
— Она будет держать язык за зубами. К счастью, ей тоже есть, что скрывать.
— Ты виноват во всем, ты и решай эту проблему как хочешь! — Женщина воинственно помахала ножом и бросила его на стол. — Но нашу фамилию она носить не будет! Не для того я столько всего сделала для нашей семьи, чтобы нашу фамилию носила какая-то Пятерка!
Гнев кипел во мне, словно адское пламя. Мне даже показалось, что при желании я смогу убить ее молниями из глаз! Не понимая, что делаю, я вышла из своего укрытия прямо в центр кухни.
—
Ваша фамилия такая же грязная, как и ваши имена! Я сама никогда бы не захотела принять вашу фамилию даже через пытки! — Мой голос прозвенел в помещении, словно удар молотка по китайскому гонгу.
Я смотрела прямиком на Аллию, что даже не заметила, как ко мне приблизился Уилл. Он замахнулся и со всей силы залепил мне пощечину. Я упала на пол, едва не ударившись головой о буфет. Щеку словно полоснуло огнем и я, пытаясь хоть как-то заглушить боль, прижала к ней ладонь.
— Замолчи! Иначе... — процедил Уилл.
Я встала с пола и с посмотрела прямо ему в глаза.
— Иначе что? Ты и так уже ударил беременную жену! Тебе не кажется, что это интересная тема для журналистов?
— Поверь мне, это еще не самое ужасное. — Его глаза опасно сверкнули.
Я оглянулась, но кроме меня и Уилла на кухне никого не было. Я абсолютно беззащитна. Я почувствовала, как страх полностью парализовал меня. Я начала судорожно хватать ртом воздух, но его все не хватало.
Когда Уилл убедился, что я достаточно напугана, он собрался уйти, но резко развернулся и поцеловал меня. Он целовал меня дико, словно изголодавшийся зверь. Я не отвечала на его поцелуи, всеми силами пытаясь оттолкнуть его от себя, но тем не менее он не сдвинулся ни на дюйм от меня. Он захватил мои запястья и связал за моей спиной своим галстуком.
Чувство отвращения подскочило к моему горлу, и я молилась, чтобы это поскорее закончилось, чтобы загорелся дом или вдруг случилось землетрясение. Чтобы произошло хоть что-то, черт возьми! Но нет. Вместо этого я почувствовала его холодную руку под подолом своего платья, прямо на бедре. Она поднималась все выше и выше, пока не достигла краев моего нижнего белья.
— Ты все еще думаешь, что нет ничего ужаснее, чем пощечина?
По моим щекам потекли слезы. Я не могла выпустить своих рук из галстука, кричать о помощи тоже нет смысла. Я могла просто уставиться в одну точку невидящим взором и чувствовать, как слезы текут по моим щекам.
Когда я подписывала бумаги в нашем брачном договоре, я была морально готова к близости с ним, ведь, так или иначе, это наш долг. Но я никогда не думала, что это случится на холодном кафеле кухни… более того, что я буду связана… более того, что даже когда моя пытка закончилась, он оставит меня на полу.
Тогда я жалела, что мои руки связаны. Я мечтала только о том, чтобы выпутаться из своих пут и покончить с этими унижениями.
— Америка? — На мое плечо легла рука Королевы. — Ты в порядке?
— Да, — но мой голос показался мне слишком жалким. — Да, все в порядке.
Я почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу, и инстинктивно прижала ладонь ко рту.
Я привстала с кресла и едва не упала на пол, потому что почувствовала головокружение, настолько сильное, что на секунду в глазах у меня заплясали темные пятна.
— Прошу простить меня. Я что-то не хорошо чувствую себя, — тяжело дыша, выдавила я.
Я направилась к выходу, но на пол пути в глазах резко потемнело, и я, чтобы не упасть, ухватилась за косяк в дверном проеме. Я сделала еще шаг, но не прошла и метра, как потеряла сознание.
