Ради тех, кому мы улыбаемся

Она стояла у Героя за спиной. Бесстрастная дева, парившая над землёй, взглянула на него синевой холодных глаз.

И он спросил вторую половину Райнера: "Каким именем мне называть тебя?" И половинка Райнера ответила ему: "Феррис Эрис. "Свет, раздирающий тьму". «Sion Note», Vol. 9 Ты кретин. Ты ушел в то самое время, когда был так нужен. Нужен Роланду. Нужен Сиону. Нужен мне. Признай, всякий раз, уходя, ты делаешь это невовремя. Бросаешь тех, кто нуждается в тебе... в ком нуждаешься ты. Ты мечтал увидеть день, когда я смогу по-настоящему плакать, когда сердце мое оттает. Со дня твоего ухода я плакала все чаще и горше и больше, но все эти дни тебя не было со мной. В один из таких дней на моих руках умирал мой брат, а я не переставала думать, почему тебя нет рядом. Мой бедный брат не раз спасал мне жизнь, а я его не уберегла. Я слишком боялась его, чтобы увидеть, как ему не хватает моей поддержки. Я всегда боялась того, чего не могу одолеть, не могу разрубить мечом: призраков умерших людей и своего брата. Старший Эрис, будь то Релкс или Люсиль, никогда не боялся смерти. Каждое мгновение того дня врезалось мне в память. В додзё стояли холод, тишина и запах крови. С тех пор, как умерли родители, в додзё витал гниющий аромат их крови, и неважно, как много времени прошло. Он забивался в ноздри, забирался в голову, и тогда мир вновь окрашивался в алый цвет. Но я старалась отогнать ужасные воспоминания. Ему не нужно было дышать, его сердце никогда не билось, и потому я не могла понять, жив ли он еще... и каждое мгновение цепко сжимало мое сердце в ледяных когтях. Я не ощущала ни брата, ни его присутствия, все, что я могла — это видеть. Видеть, как бестелесный, бесплотный, прозрачный, как дуновение, мой брат угасает догорающей свечой. И он улыбался той самой улыбкой, которая всю мою жизнь страшила меня. Но я не отводила взгляда. Он хотел поцеловать меня, что ж, поцелуй этот был ядовитее всего на свете... Но я не отнимала губ. Он умер с открытыми глазами. Исчез, будто его и не было... Я вдыхала полный крови воздух — отчего-то он казался мне свежайшим. Я далеко не сразу поняла: с последним прикосновением мне возвратили то, что сотни лет назад было моим по праву. Грядущее пришло. Пророчества сбылись. Теперь мы вместе, ты и я, могли бы целый мир стереть... и написать его таким, каким его мы бы хотели видеть. Вот только тебя не было со мной. Orura Когда-то здесь был Гастарк. Тот исторический Гастарк, который был лишь маленькой деревней, но славился своим мятежным нравом. Здесь была наша родина, колыбель нашего рода, древнего, как сам Менолис. Правил нами лучший человек в целом свете. Мы были непобедимы. Я и мои братья были неразлучны в те счастливые дни. Они миновали, и наша маленькая семья, униженная и растоптанная, осталась на обломках всего, что было дорого для нас. Однажды эту страну захватила империя Роланд. В тот день я остригла косы и ушла на войну. Сама Жрица Элел, вероятно, хранила меня, ведь я осталась жива — и потому видела, как роландские оккупанты отнимали у нас пядь за пядью земли. Они казнили нас. Хватали за розовые волосы и снимали головы с плеч. Своими мечами они срубили голов много больше, чем я — своей хладной косой. Мои братья Суи и Лир — близнецы. Поэтому с той страшной битвы, когда мы потеряли Лира, что-то в Суи навсегда надломилось. Сколько бы мы ни прожили, у нас на двоих будет яркое воспоминание: Лир, окруженный солдатами, смеётся истошно и лихо плюет им в лица. Он был уверен, что в этом бою Гастарк победит. Он до последней минуты, пока его голова не покатилась по кровавой земле, был в этом уверен. Суи умер бы вместе с ним, но ему не хватило смелости бросить меня одну. И посейчас мы вместе. Он похож на древнего старика, но улыбается, по-прежнему сочиняя небылицы. Не записал, не издал еще ни одной, но читает мне с удовольствием перед сном. Будто мне снова четырнадцать лет. А потом он плачет, и тогда уже я убаюкиваю его. Над нами — гастаркское небо: оно будет гастаркским всегда, даже если меня и клеймили роландкой. Я всегда буду бороться за мой Гастарк. Хоть и не в этом мире, но, верно, в другом. — Куу, — вдруг слышу я и, обернувшись через плечо, вижу Суи, сгорбившегося, бледного: он подходит ко мне едва слышимым шагом и произносит тихо: — Ты снова задумалась... О чем? И я улыбаюсь так беззаботно, как только умею, и так лживо, как только смогла научиться. — О, братец... Я только думаю, что состряпать гостям на ужин. Raina, Ferisu Мы покидаем провинцию Гастарк ранним утром, с первыми лучами северного солнца. У Феррис — сна ни в одном глазу, она раздражена. Я еле поспеваю за белобрысой фурией, борясь с желанием лечь прямо на дорогу и как следует вздремнуть. Одна беда: на юго-западном посту ребята бдительные, не новички, такие сразу обратят внимание на храп и мигом арестуют бедолагу, вздумавшего устроить лежбище у них под носом. С Феррис не поспоришь, она не знает жалости. Коль разбудила, так уж разбудила; если сказала: "Выдвигаемся сейчас", — значит, я слушаю и повинуюсь. Потому что аргументов "против" у меня ни одного, а у нее всегда найдутся аргументы "за". Весомые, надо признать. Она уже лет восемь как меня не била, но я всей тяжести ее меча пока что не забыл. И не намерен подавать ей повод вспомнить молодость. Тем более, что отправляться с петушиным криком — это моя идея. Я — голова, а Эрис — руки. Как всегда. С поставленной задачей "руки" справились: Феррис старательно вытолкала меня из теплой, уютной постели, не слушая нытья и препирательств, сунула меня в походный плащ, а затем — в окно. Заночевали мы в трактире неподалеку от границы, он принадлежал мужчине и женщине, мне смутно знакомым. Мужчина был сед, словно дед, хотя его желтоватое лицо и голубые глаза были лицом и глазами молодого человека; женщина казалась юной, она была субтильна и нервозна и похожа на старого юношу как две капли воды. То и дело она трясла розововолосой короткостриженой головой. При виде нас они долго о чем-то шептались, но в итоге безропотно предоставили нам ночлег. Я спрашивал у моей спутницы, знакомы ли ей они, но у Феррис... ох, у Феррис вечно короткая память. Хозяева должны были обнаружить наше отсутствие не раньше десяти утра; мы снова сбежали, не заплатив за постой. Да, мы беглецы и воры. Но, если призадуматься, мы ничего не крали и никого не опасаемся: у Гастарка мы забрали только то, что никому не принадлежит. Мы действуем в согласии с нашей целью. Мы посвятили ей почти пять лет. На границе Феррис прячет в капюшон свое лицо — отметина на ее щеке чересчур приметна. Отряд преследования нарушителей запрета, стоящий на посту, приглядывается к нам. Но я обезоруживаю всех до одного, показывая пропуск-разрешение — документ за подписью Его Величества. Славься, король-герой Сион Астал. Я готов фальшиво спеть государственный гимн, только бы нас пропустили дальше. Я самолично, на своей коленке, подделывал пропуск, добуквенно скопировав почерк старого друга. Не зря же я в свое время столько чах с ним на пару над королевской документацией? Нас пропускают. Через сотни две шагов я поневоле даю себе расслабиться; Феррис уже вглядывается в потрепанную карту. Как будто она что-то в этом понимает... — А ну-ка дай сюда, — бормочу я сонным голосом, и она переводит на меня яркие глаза. Скоро в старом хранилище рода Эдиа хватятся всех гастаркских сокровищ — Управляющих Осколков, Реликвий героев, указателей и аннотаций... Только мы двое, Райнер и Феррис, к тому времени будем уже далеко. Zōra Когда-то здесь был Гейлфиклант. Несокрушимые столпы, на которых строили свои жизни гейлфиклантцы, — недоверие, несгибаемость, непреклонность, — подпирали могучую империю, которая возглавляла весь Центральный Менолис. Я верил, что эта страна добьется вершины, что когда-нибудь все мы окажемся на ней. Однажды эту страну захватила империя Роланд. Роланд был моей родиной, хотя я сотни раз отказывался от него. Я знал, каков Роланд на самом деле, и знал, каков Гейлфиклант. Король Графд Эвлрод к началу первых столкновений уже лежал в могиле, но, даже обезглавленный, Гейлфиклант бился насмерть. Он не стыдился нечестных методов. Никто из нас не стыдился. Да, Роланду пришлось в этой войне очень-очень нелегко. Пал Гастарк, пала Эртолия, но мой приют, Гейлфиклант, всыпал неприятелю что надо. Так и надо роландским ублюдкам! Так и надо ему, подонку Асталу! Мы оборонялись долго и, даже когда Роланду удалось одолеть нас, еще многие годы мы то и дело затевали восстания и мятежи. Мы вставляли грязной империи-победителю палки в колеса, не желая смириться с унизительным положением. И только печально знаменитому Клаусу Черной Руке, Богу Войны и Смерти, Огнеглавому Монстру, Зверолицему (и у него еще множество напыщенных кличек) удалось положить конец партизанскому движению и нашим попыткам вернуть себе землю. Он, роландский фельдмаршал, называл это "трепыханиями". За это я сам раскроил его разъяренное лицо. Это был первый и последний мой геройский поступок. После этого меня волновало только одно: куда же делся Перия? Куда же он делся, мой заклятый друг? Куда исчез? Он был шпионом? Да. Но воякой никогда не был. Он не пожелал выступить против Роланда — испарился невесть куда. Впрочем... с тех пор, как мертва наша Лазурная принцесса, нас двоих ничего не связывало. Любовь к ней и соперничество, возникшее из-за любви, — вот что стояло у истоков нашей странной дружбы. Втроем мы были козырной картой покойного Эвлрода, но с тех пор прошла целая жизнь. В день, когда Гейлфиклант стал только провинцией, новой целью моей жизни стало отыскать Перию Перуэлу, человека, который хранил воспоминания о моей любимой. Если бы Пиа Валри была сейчас жива... если б она предложила: "Ты пойдешь со мной, Зорра?"... Я бы ответил согласием не задумываясь. Вот только была бы она искренна? Ее честность всегда была для меня загадкой. Для меня. Но только не для Перии. И возможно, что он ушел вслед за ней. Raina, Ferisu Нам преграждают дорогу горы, но ведь именно туда мы держим путь. Там, в долине среди крутых взгорий, когда-то был найден один из артефактов — Осколок Меноса. И его следовало вернуть земле. Эта Реликвия долгие годы принадлежала моему старому знакомцу. Знакомец был из тех, кого лучше бы никогда не знать. Но по прибытии в Гейлфиклант, бедовую провинцию, мы сумели отыскать его и убедить вернуть сокровище туда, где оно было найдено. Убеждали в два голоса: я увещевал, Феррис грозила. В итоге застанный нами врасплох Зорра Ром, вот ведь слабовольная бестолочь, внял нам. — Да пропади пропадом эта чертова кукла, — говорил он усталым голосом, имея в виду Осколок Меноса, — она принесла мне сплошное горе. — Горе мы похороним, — отвечала Феррис уже спокойнее. Тогда Зорра взглянул на мою напарницу и напомнил, что его горе похоронено незнамо где. В гору мы поднимаемся в молчании, Ром идет впереди, показывая дорогу, я замыкаю шествие. Эрис могла бы загадать желание: как-никак она находится между двумя Сильнейшими магами Роланда. Может быть, она и загадала — я все равно не спрошу. Шагая по извилистой тропе, я думаю о Пиа, о том, какой она была. Хитрой, беспринципной, самоуверенной... стервой, короче говоря. О мертвых, конечно, плохо не говорят, но что есть, то есть. И все-таки без нее мы бы не оказались здесь. Без нее Антироландская коалиция, уже давно истлевшая, не научилась бы скалить зубы. Интересно, Зорра по-прежнему любит мою погибшую однокашницу? А Феррис — все так же ее ненавидит? Весь в размышлениях, я оступаюсь, подошвы сапог скользят на отвесной тропинке... я роняю рюкзак, и перед моими глазами проносится пик горы, голубое небо, белое лицо Феррис и изумленная мина обернувшегося Зорры. — Вашу!.. Я падаю на спину, я качусь, словно завалившийся на бок волчок. Еще чуть-чуть — и я рухну в пропасть с такой высоты, что сам Люсиль Эрис не собрал бы костей. В этот момент я и в самом деле ощущаю ужас. А потом мой капюшон ловят сильные пальцы Феррис, и она держит изо всех сил. — Идиот! — Сама дура! — огрызаюсь я невольно на мою избавительницу. Вслед за тем меня захватывает раскаяние; в крови кипит адреналин... Голоса над пропастью обретают эхо. Феррис вонзается каблуками в непокорную горную породу и тянет на себя; она удивительно сильна, но я тяжел, несмотря на мой худощавый вид. — Лови! — вдруг ору я не своим голосом, болтаясь в пустоте. — Лови рюкзак! Стремглав Зорра бросается вперед в надежде спасти рюкзак, доверху набитый (чего он не знает) древними артефактами. Полагайся он только на свою скорость — и сокровища ухнули бы с горы, но Зорра, к счастью, гениальный маг, как и я. Роландская ромбовидная печать Куэн вспыхивает в воздухе, хотя Зорра не произнес ни слова (что лишний раз говорит о его гениальности) и замедляет падение драгоценной тары. В следующий миг Зорра подхватывает лямку рюкзака, и я перевожу дух. Вслед за тем — ощущаю рывок: это Феррис, собравшись с силами, спасает мне жизнь. Оказавшись на ногах, я обнимаю рюкзак с не свойственной мне нежностью. Следом обезьянничает Феррис — с умильным лицом она стискивает рюкзак в объятиях, потому что там, в его недрах, спрятаны три упаковки данго. Затем она дает мне звонкий подзатыльник, и я подозреваю, что получил его только за то, что едва не погубил ее данго. И мы продолжаем путь — на сей раз я внимательно смотрю под ноги. Идти недолго. Но прежде... — Спасибо, — неловко произношу я, чувствуя, как горят уши. Феррис хмыкает удовлетворенно, впрочем, не отвечая. Мы оба знаем, что я поступил бы так же. — Отлично сработано, — говорю я теперь уже Зорре. — Что, старые заклинания не ржавеют? На это Зорра отвечает совершенно равнодушным голосом: — В битве за столицу... Дутые индюки-роландцы в ум взять не могли, что кто-то убивает их роландскими же заклинаниями. Тему развивать не хотелось. Но, как бы там ни было, мы дошли. Зеленая долина тиха в это сумрачное время года, горное кольцо надежно защищает ее от крепких ветров. Над макушкой, в облачном саване, кружит исполинская птица. Зорра машет рукой: туда, значит. Наша маленькая компания движется навстречу излучине пересохшей реки. Нужно выкопать для артефакта маленькую могилу. И тогда первый пункт в нашем списке будет вычеркнут. Я киваю Феррис, и тогда... у нее в руках откуда ни возьмись появляется самая обыкновенная лопата. Деревянный черенок ложится в ее ладони. Зорра тоже видит это, его синие глаза полны изумленного недоверия. Лопата как лопата... что его удивило? О черт! — Как ты это сделала? — спрашивает Зорра хрипло. Феррис, несколько растерявшись, глядит на меня, ее очи горят символами в виде капель. Что ж, я и впрямь идиот. Вся конспирация к черту. — Зорра, послушай... — начинаю я, но он уже никого из нас не способен слушать. Он сжимает артефакт, жутковатую куклу, в руке. Осколок Меноса таит в себе страшную опасность при неаккуратном обращении, и мы все это знаем. — Что ты за... — Зорра, не надо! — Что ты за чудище?! — выплевывает он, сдавив Реликвию в кулачище. — Это не магия! Ты!.. И владелец Альфа Стигмы! Кто вы такие?! Зачем вы привели меня сюда? Удивительно, но даже подобный незначительный фокус может начисто лишить отважного парня всяческого самообладания, ввергнуть его в панику. Ага. Безлюдное место, лопата, податливая земля, владелец Альфа Стигмы и женщина, способная в одиночку уложить военный отряд... Поневоле подумаешь, что тебя собрались прищучить, прикончить и прикопать. Как глупо, как глупо, глупо! Но несмотря на то, что я требую от него успокоиться, Зорра... Я не вижу и не слышу, а только чувствую, что он привел в действие артефакт. В конце концов, после смерти Пиа ему нечего терять. Волна всепоглощающего пламени врывается в наш мир. Она сжигает все и вся живое на своем пути, огненная смерть неотвратима, ее не остановить, пока она сама не остановится. И первым гибнет сам Зорра: ему тоже не спастись. От дерзкого, отчаянного мужчины в единый миг остается только пепел. Воздух выжигается прямо в легких. Загораются полы плаща. Воняет смогом, запахом жженой резины, горелого мяса... Жгучая волна катится в горы и лишь там шипит, затухая. От долины, как от Зорры, не осталось почти ничего. Земля черна настолько, будто пожары на ней бушевали целый сезон. Страшный артефакт, Осколок Меноса, лежит на земле, раскинув тряпичные культи. Обхватив себя руками, невредимая Феррис без выражения смотрит в небо, не замечая, как тлеют шнурки ее сапог. Ни ее, ни меня, ни рюкзак с Реликвиями пламя почти не тронуло. Нам остается лишь новой лопатой выкопать черную яму и бросить туда отвратительную вещицу, хороня навсегда. А затем — уничтожить карту пути к этой ничейной могиле. И уйти прочь. В молчании. Fūreru Когда-то здесь был Иетт. Потом здесь был Сфельиетт. А теперь, клянусь моей уважаемой чертовой бабушкой, здесь ску-ко-ти-ща. Вот и сестрица так считает. Не правда ли, красотка? Но-но, Эстелла, я знаю, что ты не любишь этого обращения. Но признайся, оно тебе еще как льстит. Однажды эту страну захватила империя Роланд. Мда, как хорошо, что руководство "Фьюрел Груп" не дожило до того дня, когда мы будем стелиться под роландцев. Говорил же я Райнеру: "Убейте Астала, и все будут жить долго и счастливо"! А в итоге? Хамство. Беспредел. Правила, указы, договоренности, шагу не ступить без ведома не совсем адекватных властей. Конечно, их политика в отношении такой проблемной зоны, как Сфельиетт, в чем-то логична. Однако в подобной нездоровой атмосфере никак не способно развиваться здоровое общество. Не для того местные банды десятками лет делили территорию, чтобы в конце концов территорию захапало самое наглое жулье — государство. А ты что думаешь, сестрица? Да-а-а, вот было время... Ты одевалась священницей и вела за собой самых отпетых головорезов. Они были счастливы работать на тебя, красотка. Убери нож... Стоит признать: Астал, как говорит Райнер, сделал нас. Он-то считает, что спас зачуханный народ от страшной и кровожадной мафии — в нашем с тобой, Эстелла, лице, — а на самом деле он отнял у народа самых щедрых меценатов. А возвращать себе авторитет некогда, у нас через полгода конец света. Откуда знаю? Богиня на ушко напела. Жаль, страшненькая. Я — жулик крайне интеллигентный, сама знаешь. Но пара крепких словечек (спасибо опять же Райнеру за них) так и просятся на язык. Что? Не смотрите на меня так, Райнер. Да, у меня осталось несколько артефактов на непредвиденный случай. И делиться ими я не собираюсь. Если только не предложите мне что-нибудь равноценно привлекательное. Феррис, например. Не смотрите на меня так. Эстелла, ты могла бы и не пытаться его охмурить. Тебе Сильвервеста мало? Не дуй губы, побереги мои нервы. Мое сердце ревнует, ты же знаешь. Конечно, знаешь. Ты хитра, но я хитрее. И... что, Райнер? Какие арте... ах, артефакты! Не иначе как вы спятили, Райнер. Я собираюсь уйти на тот свет, как король: в окружении любимых цацек. Но если вы скажете мне, что мои артефакты нужны вам с Феррис, чтобы все-таки исправить ошибку юности и убить Сиона Астала, то они ваши. Ну давайте же, врите мне! Я опытный враль, я чую ложь сразу! Не хотите врать. Вы всегда были честны. Кому они нужны, эти артефакты, если им предназначено сгнить в земле? А... да черт с вами, экс-Ваше Величество. Я их вам уступлю — в память о нашей дружбе и об Антироландской коалиции! Осталось только сойтись в цене. Raina, Ferisu — Красавица. Я приоткрываю глаза: передо мной расстилается звездное южное небо. От почвы идет холодок, и вполне вероятно, что наутро я подхвачу сильный насморк. Но я слишком удобно устроился, чтобы менять положение, перелезать в спальный мешок, шебуршиться. Я почти уже спал... как вдруг Феррис взбрело в голову поговорить о себе. — Ты красавица, я без претензий. И умница. И на все руки мастерица. И поешь не фальшиво. И данго рулит. А теперь я могу поспать? — недовольство так и сквозит в моем голосе. Впрочем, я отомстил: соврал как минимум трижды на протяжении своих слов. — Нет, — произносит Феррис, сидя у костра. — Я о той выскочке, по которой кутузка плачет. Вот это да! Давненько Эрис ни на кого так не точила зуб! Впору вспомнить Кифар. — Выскочка? Ты об Эстелле? — приподнимаюсь я на локте. Феррис не смотрит на меня, но кивает. — Эй... эй, ты чего? Да, Эстелла красива. Вот уж не думал, что этим тебя можно задеть. Ты, конечно, самая самовлюбленная на свете, но все же... Слава богу Сулуа, я вовремя затыкаюсь, потому что Феррис вдруг мечет в меня убийственный взгляд, способный пригвоздить к земле. И все-таки... и все-таки молчит, не желая переходить черту. Что я такого сказал? Феррис и Эстелла... Признанные красавицы, обе могут побороться за право зваться первой красой всего Менолиса. Прошло десять лет, но лицо Эстеллы Фьюрел не увяло. Она осталась все так же хороша, пусть даже теперь ее облик был взрослее, мудрее и опытнее. Она смотрелась зрело. Но с вечно юной Феррис ей не сравниться. Это же очевидно! Или это мое личное мнение? Я уже собирался выпалить все это — пусть только Феррис хмыкнет, кивнет и ляжет спать, черт бы все побрал, — но вдруг она оказывается рядом со мной. Совсем близко. Вот-вот врежет, я это всеми фибрами чую. Что же я такого сказал?.. Свою руку она кладет вдруг на мое плечо... она подается ко мне. Среди запахов костра, ночной сырости, леса я чувствую вкус ее губ и не хочу, чтобы это прекращалось. Но потом мне приходится сказать: — Мы обещали. Да, я вынужден это сказать. И отстранить ее. Сейчас, когда она так близко, так... уверена. Так стремится доказать мне что-то... Феррис несчастно глядит на меня. Ее бесстрастное лицо было таковым для всех, но я один могу читать по нему, как по книге. И сейчас я читаю обиду. — Странная ты все-таки. — Обняв ее, прижав к груди, зарывшись лицом в золотые волосы, я тихо, но внятно говорю: — Как будто у тебя есть право сомневаться, кто мне нужен. Ей не нужно поднимать глаза, она слышит по голосу, что я улыбаюсь. И вся расслабляется, приникнув ко мне. Иногда я думаю: а не послать ли обеты к дьяволу? Ждать чего-то... зачем? Мы на грани. Нам хочется друг друга. Мы вместе, нас не разделяет ничего, как долгое время разделяло Рейлюку Реднер и Войса Фьюрела, брата-близнеца Эстеллы... Без меня он не узнал бы, где она сейчас. И не согласился бы отдать нам свои артефакты. Такая вещь, как чувства, даже из Войса сделала нечто человеческое. Так почему мы с Феррис ограждаемся от чувств? Даже если мы знаем ответ, почему бы не плюнуть на все и не приблизить... конец? Но нет. Слишком много осталось незаконченного, того, что непременно нужно закончить. Много осталось людей, которых хотелось бы повидать. Управляющие Осколки необходимо похоронить все до единого, и не только для того, чтобы вернуть Менолису то, что ему принадлежит. Ни у Богинь, ни у Аслуда Роланда, ни у Жрецов — ни у кого не должно быть козырей против нас двоих. Против единого целого демона. Когда Феррис ложится спать, приходит моя очередь мрачно глядеть, как отплясывает огонь в костре, и думать неприятные вещи. Сбила мне все-таки сон. Эх, ну что за Феррис... В связи с неожиданно большим размером последней главы, автор разбивает ее на три части.