Пятая

      Эмбер не ожидала какого-то особого приема или мягкой посадки: ноги сами по себе подогнулись от столкновения с землей. Гравийка врезалась ей в щеку и, кажется, немного закатилась в капюшон, не забыв одарить ладони незамысловатыми узорами. На мгновение Росс показалось, что ее рука сломана, но боль, вспыхивавшая очагами, начала отступать.       Ее довольно грубо дернули вверх, моментально поставив на ноги, но Эмбер не могла ручаться за свою устойчивость. Ей казалось, что вот-вот она сложится вдвое, как пластилиновая кукла, и превратится в бесформенную кучу у ног лихача. Росс еще никогда не выходила за пределы своих возможностей. Даже в детстве, когда ее друзья бегали по заброшенным стройкам, она предпочитала не состязаться с высотой и наблюдала за ними с безопасной позиции. А сейчас ее запихнули в, черт его побери, Бесстрашие.       Это было до абсурдного смешного.       Нет, Эмбер даже не думала отказываться от предоставленного ей шанса стать «как все», хоть она и понимала, что это никогда не случится. Ей просто хотелось побыть нормальной хотя бы немножко. До того момента, как все вернется на круги своя.       Эмбер не сомневалась, что все для нее когда-нибудь закончится.       — Как тебя зовут? — внезапно спросил лихач, тут же сцепивший пальцы на ее предплечье. Эмбер скользнула по его хватке взглядом, немного сморщившись от дискомфорта: в их общине изгои друг к другу не прикасались.       Они двинулись в неизвестном Росс направлении прежде, чем она назвала свое имя. Собственный голос показался на редкость неуверенным и дрожащим: Эмбер до сих пор трясло, но как бы она не пыталась скрыть свой страх, он просачивался наружу, как вода сквозь решето.       Росс тормозила лихача: ноги то и дело подкашивались, и ей приходилось снова и снова собираться по кускам. Эмбер даже не сразу заметила фигуру, стоящую поодаль, зато фигура прекрасно наблюдала за ней.       В голове Эрика крутились сплошные маты. Он уже представлял, как разносит к чертям собачьим мозг Джанин, как плюет на изгоя, разворачивается и оставляет Чарльза с этой кучей биомусора один на один.       — Это Эмбер, — кинул лихач, когда они поравнялись с лидером. Росс уловила в его голосе не то нотки издевательства, не то брезгливости: жизнь в изгойстве сделали ее крайне мнительной. Впрочем, не тетя ли ей вдалбливала в голову, что фракционники опасны?       Эмбер не ожидала от лихачей ничего хорошего. Пожалуй, из всех пяти фракций Бесстрашие было бы последним пристанищем, куда б она обратилась за помощью. Джеремайе — единственному знакомому Эмбер из всех выбранных изгоев — повезло намного больше: он попал в Дружелюбие. Впрочем, Росс могла бы сказать, что повезло абсолютно всем, правда ей все же немного меньше.       Кроме как везением этот шанс назвать было нельзя.       Нутро Эрика клокотало, как жерло вулкана, стремившееся выплеснуть все, что накопилось внутри. Собственные эмоции заглушали здоровый разум настолько, что его рука почти что потянулась к шее изгоя.       Эрик окинул девчонку с ног до головы, прикидывая, сможет ли она оказать достойное сопротивление, если он попытается скинуть ее с крыши. Смех чуть не вырвался наружу: он слишком сильно завысил планку просто подумав о сопротивлении. Изгой не выглядел боеспособным, более того был больше похож на анорексичную убогую, завернутую в бесформенные мешки серой одежды.       Коричневые волосы девчонки были заплетены в тонкую косу, впалые щеки не вызывали у Эрика уверенность в том, что она способна хотя бы палку поднять, не говоря о штанге. Под жалким подобием одежды он не смог разглядеть ничего, и, казалось, стоит шторму заявить о себе, как девчонку напрочь унесет в далекие края.       Эрик почувствовал на своих зубах песок всех обещаний Джанин, что сыпался на него тоннами. И жгучую злость, вновь добравшуюся до центра управления эмоциями.       — Эмбер, — повторил он, пробуя на вкус вполне неплохое имя для беспородной шавки. Оно никак не вязалось с образом полузадохлой мыши, вперившей в него свой испуганный взгляд.       Эрик привык видеть в глазах неофитов и сотен других лихачей испуг. Они словно балансировали над пропастью каждый раз, когда решались даже посмотреть в его сторону. Этот изгой не стал для него исключением.       — Добро пожаловать в Бесстрашие. Эм-бер, — губ Эрика коснулась привычная для него ухмылка, не сулящая ничего хорошего тому, кто ее видел. — Надеюсь, тебе здесь понравится.       Эмбер передернуло от нарочито дружелюбной интонации лихача, и вместо приветствия, казалось, ей только что пожелали долгую и мучительную смерть. У Росс даже промелькнула мысль, что это проклятие в Бесстрашии непременно сбудется.       Лихачи молча направились к лестнице, коротко переглянувшись. Эмбер последовала за ними, хотя как такового приказа не последовало. Ее надежды на малейшую экскурсию стремительно сгорали как китайские фонарики, попавшие в огонь.       Мужчины не произнесли ни слова, прежде чем они спустились к каким-то коридорам. Они даже не переговаривались между собой, лишь Чарльз изредка оборачивался назад, словно проверял наличие изгоя. Все, что разносилось по пустым коридорам, лишь глухие, мерные шаги.       Эмбер не успевала даже разглядывать новый дом, все, что ей оставалось: лишь хватать обрывки открывавшихся на короткое время эпизодов. Она успела заметить огромную яму и даже обрыв, и ей будто показалось, что в недрах фракции что-то плещется. «Кровь неофитов», — пессимистично констатировал мозг, и Росс качнула головой, избавляясь от неприятных мыслей. Плохое предчувствие сопровождало ее с того самого момента, когда сопровождающий ее эрудит кинул на нее взгляд и коротко щелкнул языком: «Удачи». Эмбер казалось, что в таких случаях говорят что угодно, но не кидают, как кости, сухие обломки сарказма.       Лихачи остановились резко, и Росс, смотревшая по сторонам, не сумела сгруппироваться.       Эрик покачнулся, всей своей спиной почувствовав тот груз, который ему было необходимо дотащить до еще не мелькавшей на горизонте финишной черты. Дикое желание выбросить его за борт собственного спасательного судна отозвалось в его ладонях мучительной дрожью. Лидеру пришлось закрыть глаза и медленно выдохнуть, чтобы взять под контроль жажду задушить неповоротливого изгоя раньше времени.       — Извините, — испуганно прошептала девчонка, бесцеремонно вторгшаяся в его личное и недосягаемое пространство.       Слова пролетели мимо ушей. Эрик медленно развернулся, и его взгляд не предвещал ничего хорошего.       — Здесь, — спокойный тон давался с трудом: зубы плотно смыкались, препятствуя расслаблению, — ты будешь спать.       Эрик указал на чернеющий проем, в котором Эмбер еле-еле разглядела какие-то странные темные кучки.       — Там, — продолжил лидер, подавляя отвращение к собственной куртке, — душ. Забудь о канализационной яме, в которой ты привыкла мыться.       Небрежно кинутые слова задели Эмбер. Гигиена действительно не могла осуществляться у изгоев в полной мере, но они ли были виноваты в том, что общество сравняло их с ведром гнилых потрохов? Надежда на дружелюбие была полностью разрушена.       — У нас есть душ, — тихо кинула Эмбер, даже не надеясь, что лихачи вообще прислушаются к тому, что она говорит. Она словно была тенью, пылью, которую было необходимо стереть мокрой тряпкой.       Эрику захотелось громко рассмеяться, на секунду забыв о своем отвращении. Это было похоже на нелепость: изгои по праву не обладали никакими благами, доступными другим фракционникам. Если только милейшие убогие не предоставляли им свои услуги в ответ за добрейшее слово и молитвы.       — Что? — издевательски усмехнулся он, перекинувшись с Чарльзом взглядом, полным раздражения.       — Душ… Он есть у нас… — сбивчиво повторила Эмбер, понимая, что балансирует на самом краю пропасти. Лихач не вызывал в ней никаких приятных эмоций, да и сам он этого, судя по всему, не добивался. Эмбер нутром ощущала всю его неприязнь и негатив, исходящего из самого сердца. Черная мгла, поглотившая его глаза, потянулась к ее шее.       — Плевать я на это хотел, — прошипел Эрик, понимая, что задание Джанин переходит в разряд неописуемо идиотских и трудно выполнимых. Пожалуй, обучение изгоя станет для него испытанием, из которого он не вынесет никакой пользы. — Подъем через четыре часа.       Он моментально развернулся, да так, что Чарльз не сумел среагировать, и растворился в ближайшей тьме. Эмбер осталась один на один с собственным громко стучащим сердцем. Пожалуй, громче него был разве что храп, доносящийся из глубины дыры.       Эмбер осторожно шагнула в черный проем. Ее страх зашкаливал, неизвестность, расстилающаяся бескрайним горизонтом, не внушала доверия.       Она быстро сориентировалась, хотя довольно долго нерешительно стояла в проеме и привыкала к темноте. Спящие лихачи казались минами, задев одну из которых, Росс рисковала активировать все остальные.       Ее кровать находилась в самой глубине, и Эмбер, поначалу, не сразу ее увидела. На мгновение она посчитала, что тот лихач над ней просто издевается: спать ей придется на полу.       Ее мысли перед сном оставляли желать лучшего. Эмбер многого боялась: смерти, трудностей, проснуться без волос или вообще не проснуться. В Бесстрашии эти опасения имели весьма ощутимые основания: изгнанные лихачи рассказывали Росс слишком страшные вещи. Пожалуй, чем меньше она бы знала, тем лучше спала.       Когда Эмбер находилась на самой грани сна, ей приснилось падение. Она летела вглубь ямы, опасной и бездонной. Росс пыталась за что-нибудь зацепиться, но тщетно: чем дольше она летела, тем быстрее опускалась к самому дну. Оно не заставило себя долго ждать: Эмбер подскочила на кровати, схватившись за покрывало.       Тишина.

***

      — Десять минут на сборы. И разбудите это, — Эрик кивнул на еле узнаваемую фигуру изгоя с нескрываемым отвращением на лице. На мгновение его посетила надежда, что девчонку прикончили во сне, однако изгой пошевелился. Эрик фыркнул.       — Эй, — Эмбер ощутила неслабый толчок в плечо. Она с испугом стянула с головы одеяло, ожидая увидеть лихача.       Темноволосая девушка, возвышавшаяся над Росс, смотрела на нее с явным раздражением и пренебрежением. Ее нежелание общаться с изгоем было столь же очевидно, как и самолюбие Джанин.       — Десять минут на сборы, — кинула бесстрашная, растворившись в куче темных фигур.       Эмбер подскочила на кровати, словив взгляды полные удивления, интереса и отвращения одновременно. Фракционники никогда особо не жаловали изгоев: общественное мнение диктовало свои условия. Росс не могла сказать, что кто-то хоть раз отнесся к ним с пониманием. Даже пресловутые альтруисты стремились только к одной цели: заглушить собственную совесть. Они были в той же равной степени эгоистами, что и эрудиты, хоть и отрицали это всеми силами.       Эмбер не переодевалась: попросту было не во что. Сполоснуть лицо удалось только в последний момент: фракционники демонстративно сидели на раковинах и группировались в небольшие кучки, шепчась и попеременно поворачиваясь на нее. Эмбер не рискнула с ними связываться: для изгоев встреча с лихачами вообще не сулила ничего хорошего. Никогда.       Если бы Эмбер спросили, считает ли она себя сильным человеком, то Росс бы грустно покачала головой. Она, конечно, могла бесконечное количество раз оправдываться, говоря, что недостаточно объективна к собственной фигуре, но Эмбер не любила надеяться ни на что. В изгойстве не было места надеждам.       Росс определенно была слабее каждого из всех тех, кому дышала в спину на пути на тренировку, и она это понимала, как никто другой. И физически, и морально Эмбер вряд ли могла сравниться даже с альтруистами, одна церемония выбора для которых уже означала наличие фантастической храбрости.       Бесстрашные миновали бессчетное количество пролетов и этажей, пока не добрались до огромного тренажерного зала. Эмбер заметила снаряды, маты и даже стойки для стрельбы, и последние не принесли ей никакой радости.       Лихачи остановились почти на середине зала. Голос вчерашнего спутника не заставил себя медлить.       Он стоял посередине, и его вид выражал вселенскую скуку, словно его заставили заниматься чем-то неприятным. Эмбер не сомневалась, что лихач новичков на дух не выносил. Проблема была лишь в том, что она даже неофиткой считаться не могла — невидимое клеймо изгоя на ее лбу выжигал каждый, кто обращал на нее хоть малейший взор. Ей не поможет даже смена одежды — Эмбер была в этом уверена.       — Пятьдесят кругов по залу, затем борьба. Сегодня посмотрим, чему вы научились.       По спине Эмбер пробежал холодок. Эрудит в поезде предупредил, что неофиты сравнительно недавно начали обучение, но за последними словами были скрыты три недели упорных тренировок. Три чертовы недели, за которое можно было сделать все, что угодно: убить, подняться в топ рейтинга и даже сдохнуть.       Живое черное существо, состоящее из неофитов, начало движение: оно медленно потекло по залу, то растягиваясь, то вновь собираясь в неровный овал. Эмбер пристроилась в самом конце, зная, что не протянет долго. Она никогда не занималась тренировками, да и зачем? Зачем им надо было выглядеть красивыми, опрятными или подтянутыми, если законы, исписанные вдоль и поперек, не были на их стороне? Быть может, в этом и была проблема изгоев: они не старались ничего менять, потому что считали это занятие бесполезным. Любая новая группка афракционников, возомнивших себя достойными «настоящей» жизни, всегда встречала сопротивление в виде лихачей. Их подавляли сразу, не оставляя никаких шансов на счастливое будущее. Да и было ли оно вообще?       Эмбер несколько раз встречалась с главным лихачом взглядами. Сомнений в том, что он — главный — не оставалось: неофиты слушались его беспрекословно и старались лишний раз на глаза не попадаться.       По прошествии восьми выматывающих кругов, Росс удалось выяснить для себя несколько вещей: во-первых, неофиты боялись лихача, как огня. Эмбер взяла это на заметку. Во-вторых: она до сих пор не знала его имени, что являлось диким упущением. В-третьих: он ее определенно презирал.       Эрик, собственно, и не скрывал эмоций, стоило Эмбер на него глянуть. Обычно изгои, завидя его еще издали, разбегались, как тараканы, а девчонка умудрялась еще и наблюдать. В том, что она наблюдала, Эрик не сомневался. Впрочем, он бы сказал, что эта жалкая попытка анализировать все равно не убережет ее от опасностей, которые он ей приготовил. Но говорить с изгоями не было в его компетенции, и плевать Эрик хотел на нее.       После двадцатого круга неофиты совершенно не походили на будущих защитников, а к концу пятидесятого даже дееспособными не выглядели. Хуже всего пришлось Эмбер: она много раз оказывалась на грани и чуть ли не падала, однако сулящий много «хорошего» взгляд лихача ясно показывал, что стоит ей остановиться и беды не миновать. Унижаться перед группой в первый день «знакомства» не хотелось.       — Встали. Живо. Давайте, хватит прохлаждаться, — Эрик не дал неофитам даже минуты на отдышку. Упавшие нехотя стали выполнять приказ: ослушаться Эрика боялись, и ему это нравилось. Ощущение власти, пусть и небольшой, давало истинное наслаждение, но являлось всего лишь тенью настоящей силы.       Эрик хотел большего.       Когда все собрались в неровную кучку, Эмбер пробрал страх. Ей хотелось затеряться, попасть в слепое пятно лихача, стать невидимкой, в конце концов. Росс не могла похвастаться чуткой интуицией, но сейчас та пускала сигналы SOS: ее обязательно поставят в спарринг.       — Дэвид. Джоуи, — коротко кинул Эрик, лениво отойдя в сторону. В его голове моментально образовались парные цепочки имен, выбранные совершенно не случайно. Просто Эрик посчитал забавным поставить вместе лучших друзей, влюбленную пару и даже лютых врагов. Эта каша намеревалась вылиться в хорошее «шоу», в котором Эрик играл роль невозмутимого рефери. Хотя он больше предпочел бы слово «безразличный». Лидер руководствовался только одним принципом: выжил — победил.       Из кучки выделились два парня, непребывавшие в восторге от выбора Эрика. Он наблюдал за ними с нескрываемым удовольствием: пару дней назад Дэвид и Джоуи не поделили одну неофитку. Шоу обещало быть жарким.

***

      Эмбер отвернулась в тот момент, когда один из парней упал навзничь. Мат возле его рта окрасился в алый цвет, капли крови долетели до самого противника.       Эрик коротко кивнул другим неофитам, и они быстро утащили тело. Уже никто не удивлялся: если в первый день новоприбывшие от страха закрывали руками рты, то сейчас они наблюдали за боем с неким безразличием. Это воспринималось как данность, испытание. Ничего личного. Но только не для Эмбер.       — Джул и Бен.       Дикость.       Это было именно то слово, что волчком крутилось в голове Росс. Она вглядывалась в каждое открытое ей лицо и пыталась понять, одна ли считает происходящее абсурдом? Неофиты на матах долго не задерживалась, и их толпа быстро редела. Некоторых успевали уносить еще до того, как они начинали захлебываться кровью, фонтаном лившейся из сломанных носов.       Эмбер ненавидела кровь. Один ее вид вызывал у нее очередной приступ тошноты, а когда кровь являлась собственной — мозг критически коротило, и она падала в обморок. В Бесстрашии же, похоже, по ней предстояло ходить. Желудок все равно не справлялся: Эмбер чувствовала позывы и отворачивалась.       — Криста и Терри, — новый приказ лихача после очередной пары не заставил себя ждать, в отличие от неофитов. Прошло некоторое время, прежде чем от живой массы фракционников отделились две лихачки. Девушки медленно прошествовали на ринг, и, придя на место, застыли. Они словно не верили в происходящее и пытались его осмыслить, как-то проанализировать. Единственное, что лихачки упустили из виду — терпение лидера кончалось.       — Ну и? — недовольно бросил он. Эрик привык делать все быстро и четко, и нерасторопность новичков, порой, выбешивала, выводила из себя. Иногда Эрику хотелось схватить их за шкирку и хорошенько пнуть, придав максимального ускорения.       Лихачки нехотя встали в защитные позы и начали кружить по рингу, не стараясь делать каких-либо выпадов. Право первого удара передавалось как раскаленный камень: он не задерживался в руках ни у одной из неофиток.       Эрик не мог похвастать хорошим настроением. В теории оно у него было, но на практике никак не выражалось и не имело особых опознавательных знаков. В частности, для неофитов оно всегда было плохим, редко — нейтральным. И то, когда мысли не путались вокруг собственных проблем.       Ситуация с изгоем его выбешивала. Настроение Эрика превратилось в хлипкую лодку, что качалась на губительных волнах раздражения. Неофиты только усугубляли ситуацию: лава в груди Эрика начинала закипать.       — Так и будете друг другом любоваться или может быть драться начнете? — его раздраженный голос привел лихачей в чувства.       Спарринг начался, но протекал он весьма вяло и неуверенно. Нежелание драться отражалось в каждом движении неофиток: то одна пропускала удар, то другая нарочно промахивалась. В конце концов, одна из девчонок просто упала на пол и заявила, что сдается.       Эмбер неосознанно отметила, что неофиты чересчур притихли. Атмосфера внезапно накалилась до предела, и Росс могла поклясться, что глаза лихача зверски сверкнули.       — Сдаешься? — он скорее констатировал факт, чем требовал ответа на вопрос. Девчонка особо усердно закивала головой и начала просить прощения за свою нестойкость.       Эмбер не знала и не могла догадываться о порядках, царивших в Бесстрашии. Бывшие лихачи рассказывали многое, но большая половина из всех ужасов могла смело претендовать на ложь с примесью фантастики. Что-то было взято на заметку, что-то — отсеяно в забытие.       Губы Эрика плотно сжались, лицо окаменело. Словно лед пробежался по позвоночнику, превратив живого Кая в бессердечную статую; холодную, грубую. Не знающую сострадания.       Напряжение длилось несколько секунд, затем лицо Эрика внезапно расслабилось, введя в ступор всех присутствовавших.       — Хорошо, — спокойно произнес он. — Я понимаю: ты не хочешь драться со своей близкой подругой. Дружба — это так прекрасно. Дружба — это очень важно.       Эмбер не понравилась нарочито спокойная интонация и издевательские нотки, проскакивающие сквозь каждое слово. На подсознательном уровне Росс чувствовала дикую опасность, исходящую от этого лихача.       — Я дам тебе еще один шанс, — произнес Эрик, с удовольствием отметив, как вытянулись лица неофитов, не ожидавшие никаких поблажек. Он медленно обвел их взглядом, не задерживаясь на каждом лице более половины секунды. В голове лидера в считанные секунды образовывались блестящие идеи — подавляющие, унижающие. Шестеренки, коими были напичканы мозги бывшего эрудита, крутились в бешеном темпе, и Эрик не мог утверждать, что они никогда не вылетали.       — А где наш изгой?       Эмбер перестала дышать: смертный приговор, отозвавшийся в ее подсознании эхом, остановил систему жизнеобеспечения. Лишь сердце стало барабанить грудную клетку, словно пыталось вырваться из обреченного тела.       Она с ужасом натыкалась на взгляды, обращенные в ее сторону. Глаза неофитов не выражали никакого сочувствия, лишь интерес к происходящему и ехидство: изгой вот-вот возглавит рейтинги шоу.       Росс ощутила себя участником собачьих боев, тощей дворнягой, поставленной против бойцовской овчарки. Любой из неофитов казался Эмбер профессионально обученным воином, готовым перегрызть глотку за свое место во фракции. И, стоило признать, она их прекрасно понимала.       — Ах, вот он, — губ Эрика коснулась привычная ему ухмылка, возникавшая каждый раз, стоило шестеренкам вылететь из общего механизма. Что-то в этом было ненормальное.       Он перевел взгляд на лихачку, в глазах которой блестело непонимание. Головы неофитов, тем не менее, начали пронзать догадки: их взгляд становился яснее, губы слегка, а то и без тени стеснения растягивались в усмешке.       — Криста, — щелкнул языком Эрик. — У тебя два варианта: либо ты доказываешь мне, что имеешь право считаться урожденной бесстрашной, либо отдаешь свое место убогому изгою. Выбирай.       Эмбер не сомневалась. Собственно, как и ее соперница.       — Первое, — кинула Криста.