Пятая

Эрик вообще не хотел ехать на эту встречу. Интуиция его никогда не подводила, и сейчас она не сулила ничего хорошего. — Что это? — Джанин листала отчет лихача и не верила своим глазам: там не было ничего. Абсолютно ничего: ни показателей, ни заметок, ни графика прогресса. Только сухое заключение с первого этапа. — Где все остальное? Эрик, где весь отчет? Лихач поморщился. Мэттьюс обладала хорошо поставленным голосом, пробирающим до самых костей. Он его не пугал, нет, но было неприятно. Как в детстве, когда родители… Нет. Эрик осекся. В последнее время мысли о прошлом настойчиво стучались в настоящее. Это было ненормально. — Ее тренировал Тобиас Итон. Я был занят. — Занят? — Джанин не поверила своим ушам. Нет, она знала о недовольстве лихача, о его нежелании курировать изгоя, но не выполнять ее — Джанин Мэттьюс, лидера Эрудиции — задание? — Ты был занят?! Я не узнаю тебя, Эрик. Лидер старался не смотреть на эрудитку, предпочитая рассматривать вид, открывающийся с тридцатого этажа. Она явно выбрала это здание — самое высокое в Чикаго — намеренно. Джанин всегда была такой, какой Эрик ее знал. Он помнил ее с собственных одиннадцати лет, когда наблюдал за ней с восторгом и глубоким уважением. Их сотрудничество началось задолго до Бесстрашия — в Эрудиции — и поначалу казалось каким-то заоблачным везением. Эрик видел гения, за которым хотел идти, настоящий идеал лидера. То, что она избрала именно его, заставило поверить в собственную значимость, даже родители начали гордиться. Его переход в Бесстрашие был запланирован и строго засекречен: ему самому об этом сказали лишь перед самой инициацией. Джанин желала править всеми фракциями, но первый удар нанесла лихачам. И Эрик был ее ударной волной. Сейчас он явно не оправдывал ее ожиданий. Возможно Мэттьюс ошиблась, не рассчитала свои силы или была чересчур самоуверенна — бывший эрудит оказался намного умнее безвольных пешек, которые ей потакали. Или же слишком глуп. Настолько, что не мог элементарно подчиниться, и это раздражало. Джанин подошла к нему совсем близко, вплотную, перехватив уставившийся в одну точку взгляд. Ее бесило, когда глаза людей блуждали, словно они находились в вечном поиске. Или же просто боялись, нервничали, неважно. Это выражало их малодушие — то, что Мэттьюс по определению презирала. Взгляд Эрик никогда не блуждал. Он всегда знал, чего хотел, всегда стремился к чему-то. Цели менялись, сменялись года, но его упорство — никогда. Воздух между ними наэлектризовался и посылал микроимпульсы, от которых у лихача коротило мышцы. Мэттьюс по-прежнему внушала какой-то трепет, который он пытался подавлять каждый раз, когда они встречались. — Может быть, ты устал? — спросила эрудитка. — Может быть тебе надоела эта вечная борьба за власть? Желание быть первым тебя сломило? Эрик отвел глаза. Джанин всегда знала, на какие рычаги стоит нажимать. Ее низкий голос перебирал струны несуществующей души лихача, и ему это не нравилось. Он не мог сказать конкретно, права она или нет. Его нетерпение играло с ним злую шутку, но о чем говорить, если дело продвигалось медленнее, чем хотелось? И все эти задания вроде изгоя, которые вообще не несли в себе никакого практического для лихача смысла — лишь попытка отвлечь его внимание, разве он не прав? — Макс, Джоанна, Маркус и другие лидеры — разве они лучше нас? Мы должны быть на их местах. Только мы. Эрик не поддался. Если несколько лет назад эрудитка действительно его вдохновляла, и он был готов махать хвостом и заглядывать ей в рот, то сейчас лихач относился к ней с неким безразличием. Быть может даже пессимизмом. Он больше не верил в ее слова, потому что положение вещей не менялось. — Эрик, — Джанин дотронулась до его подбородка, заставляя вновь посмотреть на себя. Лихач нехотя подчинился. — Без тебя всего этого бы не было. Мы продвинулись довольно далеко. Ты не можешь оставить все на полпути. Конечно, не мог. Как бы Эрик не хотел, он всецело зависел от Джанин. Тогда, когда они встретились в первый раз — он словно заключил сделку с дьяволом. И Мэттьюс действительно была Сатаной в каком-то определенном смысле: она была блестящим оратором, вдохновляющим и подвигающим не на самые честные поступки. Казалось, прикажи она убить, и они — все ее приспешники — подчинятся. — Изгой обязан пройти все подготовительные этапы, — Джанин вновь вернула себе привычный образ. Она казалась Эрику метаморфом, настроение и внешность которого менялись с фантастической скоростью. Это напрягало — он не знал и не мог предугадать, в какой момент ее клинок вонзится ему в спину. — Позаботься об этом. Мы не сможем начать без нее. — Хорошо, — кивнул лидер. — Но зачем столько лишних телодвижений, разве ты не можешь пропустить эту подготовку? Джанин сверкнула глазами. Она считала Эрика крайне умным, эрудированным, своим, да только иногда сомнение все же подпиливало ее уверенность. — Ты думаешь, Макс этого не заметит? Видимость работы — вот что действительно важно, Эрик. Лидер Бесстрашия действительно относился к эрудитке без поклонения. Максу она не нравилась, порой выбешивала, хотя Эрик видел, что он просто-напросто боялся потерять свое влияние. — Все было бы проще, если бы он и другие лидеры не стояли на моем пути. Ты единственный, кому я могу доверять из всех этих клоунов. И ты справишься с этим заданием, хочешь ты того или нет. В противном случае я лишу тебя всего, что ты имеешь. Уж поверь мне, — Джанин скрестила на груди руки. Разговор был окончен. — А теперь иди. Раздражение пробрало до самого мозга костей. Эрик ненавидел, когда на него давили, угрожали, заставляли что-то делать. Он всегда стремился к полной независимости, но Джанин не позволяла вырваться из своей секты. Да и он особо не хотел: сотрудничество с эрудиткой приносило свои плоды. В идеале Эрик видел себя полноправным и единственным лидером фракции, и Мэттьюс намеками, а то и прямым текстом давала понять, что так оно и будет, если он не отступит. И лихач шел за ней, и уже крайне долго, но получал не больше одной пятой власти. Каждая встреча с эрудиткой приносила ему отрицательные эмоции. И сейчас ему хотелось разнести к чертям собачьим всех, кто встанет у него на пути. Но прежде всего изгоя. Эрик не знал, где ее искать, и отправился в спальню неофитов. Впрочем, это оказалось бессмысленно. — Где изгой? — громко спросил он, заставив добрую половину неофитов вскочить с кроватей и вытянуться как по струнке. Искрометный испуг в их глазах сменился издевательством. — Надеемся, что подохла, — произнес лихач, стоящий почти прямо перед Эриком. Ответ лидера не устроил. Более того, он никому не разрешал шутить с собой. Лихач медленно приблизился к парню, который, казалось, начал жалеть о своих словах. Его глаза забегали, руки, скрещенные на груди, расцепились и повисли по бокам. — Подохнет она, подохнешь и ты, — прошипел Эрик, борясь с желанием сломать неофиту шею в этот же момент. Он бы мог списать это на несчастный случай, да только свидетелей было много, и Максу это явно не понравится. — Она… Она, кажется, в тренажерном зале, — несмело кинула смутно знакомая Эрику неофитка, пытавшаяся разрядить обстановку. Впрочем, у нее это получилось. Эрик вылетел из спальни и направился в зал, не сразу услышав позади себя шаги. — Зачем она тебе? — кинул голос. Лидер даже не повернулся и не ответил: его блевать тянуло от сцен ревности. Тем более он никогда никому не принадлежал. — Эрик. Эрик! — От*ебись, — шикнул он, замечая, что Криста привлекает больше внимания, чем следовало. — Нет, сначала объясни мне! Эти слова заставили Эрика слететь с катушек. Он вообще пожалел, что связался с этой гребанной истеричкой — она умело выедала мозг по чайной ложечке в день. Все началось с банального «ты меня избегаешь?». И как бы Эрик не пытался объяснить ей, что между ними нет никакой гребанной химии, только секс, который он считает почти что величайшей ошибкой в жизни, неофитка все равно не отставала. Эрик умел любить, он это определенно знал. Только его не любили. У него были пара-тройка эфемерных отношений, но он иссякал раньше, чем это выливалось во что-то более серьезное. Лидер не хотел семью, даже не думал о ней — повторять гребанный опыт не было желания. — Какого черта я еще должен тебе что-то объяснять?! — вспылил он, развернувшись. — Ты — никто! Еще раз подойдешь ко мне — пожалеешь! В груди Эрика взорвался вулкан. Опасность внутреннего излияния не была преувеличенной — в приступы злости лихач себя совсем не контролировал. Криста отстала, и лидер, как дымящийся поезд, понесся вперед. Где же этот гребанный изгой.

***

Эмбер со страхом прислушивалась к собственным шагам, эхом бегущим поперед нее. Они звучали мерно, приглушенно — лишних не наблюдалось. Тем не менее, Росс было неспокойно на душе: она чувствовала подвох в этой бесконечной тишине. Он скрывался за ближайшим поворотом. — Какая встреча! — развел руки Роланд. Его рот растянулся в недружелюбной для изгоя улыбке: за ней скрывалась гримаса садиста. — Спешишь? Эмбер не ответила. Она с ужасом проследила, как из-за его спины вышли Джесс, Криста и Курт — это лишило ее дара речи. Росс чувствовала животный страх только единожды в своей жизни: в тот злополучный день она отбилась от общины. Изгой, ее обнаруживший, не церемонился: он схватил ее за волосы и потащил в темноту. Она практически не кричала, шок сыграл с ней злую шутку: Эмбер едва ли прошептала слова мольбы. И ситуация повторялась вновь. Лихачи обогнули неофитку и замкнули произвольный круг. — Ты прошла отбор, — кинула Джесс, наклонив голову. Росс заметила на ее груди и шее кровавые пятна, являвшиеся побочкой спарринга. К горлу подступила тошнота. — Как? — Криста подошла совсем близко, в упор. — Изгой не может пройти отбор. Это все знают. Рука лихачки блеснула: Эмбер рассмотрела кастет, обрамлявший худые пальцы Кристы. Они сжимались и разжимались на автомате. Лихачка попятилась назад и тут же наткнулась на Пола: он завел ее руки назад и вцепился в них, как бойцовский пес. Сумасшедшие… Они все были сумасшедшими: Росс не видела в их глазах проблески здравого ума. А может она сама чокнулась? Еще тогда, когда согласилась участвовать в проекте…. — Пола выперли из-за тебя. Пол лишился глаза из-за тебя. Тебя не должно быть здесь! — Криста подкрепляла каждое предложение ударами в грудь. Эмбер почти что услышала, как хрустнули ее ребра. Почти, потому что кричала громче. Криста разрывала ее грудную клетку как бешеный хищник, саблезубый тигр, стремившийся измазаться в крови. Эмбер не сомневалась, что лихачка размажет ее кровь по своему лицу — Криста была сумасшедшей. Они все были гребанными психами, а она их лекарством, дозой, которую необходимо было принять до того, как истечет срок годности. До того, как она умрет. Росс чувствовала, как собственная кровь сочилась из ран, какой мокрой стала футболка. А еще больше — адскую боль, агонию, разрывавшую грудь. — Ты не достойна, изгой, — Джесс схватила ее за мокрые щеки и сдавила их до безумия сильно, заглянув в глаза, — давайте сожжем ее. Ее слова запустили в голове Эмбер сирену, но она не успела сорвать себе голос: Росс начала захлебываться отвратительной едкой жидкостью, что лилась на нее водопадом. Она заливалась в уши, стекала по глотке и насквозь пропитала всю ее одежду. Они смотрели на нее с безразличием. Словно не происходило ничего, словно сжигали они не человека, а ненужное барахло. Зажженная руками Кристы спичка осветила лицо лихачки: пустое, усмехающееся. Издевательское. Она разжала пальцы, и Эмбер стала факелом. Огромным факелом, осветившим лица безумцев. Росс срывала голос и кричала до глухоты: огонь пожирал ее кожу и проникал внутрь, до самого сердца. Она пыталась его стряхнуть или потушить, но он упорно и медленно разъедал ее тело. — Эмбер! — она даже не сразу услышала до боли знакомый голос. Ей казалось, что он только в ее голове и нигде больше. Как старое воспоминание, застрявшее где-то в подсознании. — Эмбер, очнись! Росс скребла свои руки и хлопала по одежде. Минуту назад она горела синим пламенем, а сейчас… — Эмбер! — Фор встряхнул ее и насильно заставил посмотреть на себя. Эмбер вцепилась в его руки так, словно он был ее последним спасением. — Это была симуляция, слышишь? Я отключил тебя. Она все еще чувствовала, как огонь пожирал ее тело, но теперь он был внутри. Далеко внутри, и этот огонь принадлежал фракции. Она убивала ее исподтишка, изнутри и неспешно. Однажды полученная ядовитая вакцина активировалась и медленно уничтожала непригодного изгоя. Фор был напуган. Симуляция страхов была сложным испытанием, и каждый неофит реагировал на нее по-разному. Кто-то контролировал себя и боролся. Кого-то коротило. В такие моменты Итону приходилось насильно прекращать испытания, хотя Эрик был против. Ему вообще на все было плевать. Даже несмотря на то, что симуляция могла убить. Она умерла почти на такой же кушетке. А он даже и не знал, что у нее эпилепсия… Эмбер лихорадило. Фор чувствовал вибрацию всем своим телом, к которому она прижалась. Это было необычно… Приятно, безусловно. Итон давно не чувствовал тепло другого человека: он просто не привык проявлять чувства подобным способом. Да и к кому? Эмбер напоминала ему ее. Они не были одинаковы, но были похожи. Безусловно. — Как мило. Уж простите, что помешал. Эрик…. Фор моментально отпрянул от Эмбер, но механизм в голове лидера был безвозвратно запущен. Он ненавидел ее — изгоя. Он действительно ее ненавидел так, как можно ненавидеть лишь злейшего врага. Она явно не теряла время зря. Шл*ха. Эрик прекрасно держал себя в руках, да только в голове он уже воображал, как запускает им обоим по две пули в рот. — Мы занимались, — кинул Фор, хотя Эрик его и не слушал. Он жадно впивался в Эмбер, словно надеялся на ее скорейший и внезапный уход из жизни. — Я вижу. Росс почувствовала горечь отравы, влившейся в ее мозг. Эрик был ядовит, и он запускал свои щупальца в ее нервную систему всякий раз, когда появлялся на горизонте. Как хищник, парализующий свою жертву. — Ты что-то хотел? — Фору не нравилось присутствие лидера на своих тренировках. Впрочем, это было взаимно. — Я хочу это забрать, — Эрик кивнул на Эмбер. Они с Итоном переглянулись. В тот день, когда Фор пообещал, что не будет препятствовать Эрику, он и понятия не имел, насколько сложным окажется этот момент. Хотя у него и не было никакого выбора, ровно, как и у Росс. В ее глазах читалась молитва, обращенная к нему — Фору, и он ее понимал. Тренировки Эрика били по психике. Он испытывал человека, доводил до грани, считая, что внутренняя защита превыше физической. В какой-то мере это было эффективно, только Фор учитывал индивидуальный подход, а Эрик предпочитал не заморачиваться. — Не буду тебе препятствовать. — Правильное решение, Фор. Эмбер не знала, чего ждать от лидера, но даже его вид не внушал доверия. Он смотрел на нее в упор, словно пытался определить: сломается она сразу или через пару минут? Это. Она ведь не живая, она ведь никто. Изгой — значит и не человек вовсе. Значит, и не заслуживает к себе внимания больше, чем тощая блохастая дворняга, чего уж говорить об обращении. — Я бы хотела заниматься с Фором, — Эмбер сама не поняла, как решилась это произнести. Реакция лихачей дала ясно понять, что она совершила большую ошибку. Настолько большую, что Эрик этого никогда не простит. — Да неужели, — ядовито выплюнул лихач, подойдя к ней вплотную. Эмбер попятилась, но тут же уперлась в кушетку: все пути отступления были отрезаны. — Может, ты еще что-нибудь хочешь? Например, вернуться обратно? Я запросто это устрою, уж поверь, дерьмо. — Эрик! — одернул Фор. А вот это было лишнее. Он еще не понял, что был обязан испариться? — У тебя что, дел нет? — рявкнул лидер, на секунду оторвавшись от неофитки. — Ты не имеешь права… — Исчез! Иначе тебя ждут большие проблемы! А ее будет ждать Сиена. Ты же этого не хочешь, Фор? Эрик любил давить и вспоминать то, что грызло остальных. Будучи прекрасным психологом, он почти сразу подмечал больные места и давил на них, давил, пока человек не приобретал необходимую ему консистенцию — пока не начинал подчиняться. Фор старался не прогибаться под лихача ни в коем случае, хотя в некоторые моменты это было особо тяжело. Эрика это бесило, было видно. Воспоминания о Сиене были тяжелыми. Итон старался лишний раз о них не думать, хотя она все еще преследовала его по ночам. Вина, казалась, навсегда застрянет под кожей. — Прости, Эмбер, — она с ужасом проследила, как Четыре сокрушенно покачал головой и исчез из ее поля зрения. Он оставил ее одну. Одну! С Эриком! Росс никогда не чувствовала предательства. Предательство было побочным эффектом дружбы и любви. Того, чего ее жизнь не имела по определению. Предательство оказалось горькой пилюлей против той болезни, засевшей в голове Эмбер — надеждой на лучшее. — Я мечтаю, чтобы ты сдохла, — прошипел Эрик прямо в лицо. — Я мечтаю, чтобы кто-нибудь уже догадался скинуть тебя в яму. Только знаешь в чем маленькая проблемка? Джанин не позволит мне этого допустить. Но она ничего не говорила о методах. Эмбер сглотнула: на ее руках горел собственный смертный приговор.