Пятая

Эмбер считала, что хуже быть не может. Могло. Ненависть Эрика просачивалась через каждое слово, гранатой кинутое в ее сторону, через каждое выплюнутое ругательство. Они начали с основы боевых искусств. В первый же день Эмбер поняла, что нападки лихачей ничто по сравнению с психологической атакой Эрика. При одном лишь его виде ее начинало дико трясти, словно воздух остужался до тридцати градусов ниже нуля. Она пыталась как-то держаться, но мышцы сводило даже на лице. Лидер это видел, безусловно, и поначалу это его забавляло. Росс вскоре адаптировалась, что также не ускользнуло от внимания лихача. Она не то, чтобы его боялась, просто предпочитала избегать. Их встречи начинались и заканчивались ровно в то время, которое Эрик ей назначал, в любое остальное Эмбер старалась с ним не пересекаться. Тем не менее, лидер находил ее почти везде. Какими бы ни были методы лихача, но Росс не могла не заметить одну жизненно важную для нее вещь: неофиты на некоторое время отстали. Его было достаточно для того, чтобы оправиться, научиться некоторой самозащите, но все вскоре повторилось. Они поджидали ее в темной спальне, прямо как в одном из ее весьма апатичных снов. Кураторство Эрика спугнуло их на некоторое время, а потом лихачи решили начать все сначала. То, что Пол лишился глаза практически сразу после объявления выбывших, стало известно моментально. Как и то, собственно, что изгой заняла его место. Фракция стояла на ушах так, будто Эмбер взорвала одно из общежитий неподалеку, возглавив ряды бунтующих. Лихачи не могли не найти в этом некоторый подтекст, да и сам Пол подтвердил: это далеко не случайность. Несмотря на все псевдособолезнования, которое вынесли лидеры по поводу этого случая, неофита все-таки исключили. И принятие Эмбер в ряды прошедших первый этап официально подтвердилось. Ее это напугало. Если кто-то подобным образом обошелся с урожденным лихачом лишь потому, что он мог кому-то что-то не так сказать, то что может произойти с ней? Оказавшись на месте Пола, Росс почувствовала только большую опасность, и исходила она от самой фракции. Та походила больше на встревоженный улей, в котором сновали осы-убийцы. И их раздражителем был изгой. Когда Эмбер оказалась с Куртом, Джесс, Кристой и Роландом в закрытом помещении, она даже не сомневалась в том, что должно было произойти. Пол был частью их команды, щитом, который разбрасывал всех недругов неофитов в одно мгновение. Они довольно быстро сдружились и практически сразу возглавили рейтинги урожденных, не оставив перешедшим никакого шанса. И сейчас Росс понимала, что последует за ее «везением». На следующее утро, когда Эрик вызвал ее на ринг, Эмбер захотелось расплакаться. Лидер никогда не страдал сожалением, не поддавался и предпочитал действовать в полную силу, что с нападками неофитов, конечно, сравниться не могло. Если лихач и бил, то только на ринге и только тогда, когда она допускала ошибки и теряла контроль над ситуацией. Полученные тумаки воспринимались лишь как плохие отметки в школе, в которой Росс никогда не была, и не более. В то утро она не стала даже следить за движениями Эрика. Просто свалилась на маты после искрометного удара, держась за живот, и застонала. Боль на этот раз была намного сильнее. Как бы Эмбер не хотела, но сдержать слез она не смогла, да и не хотела: всеобщее давление сводило с ума. Лихач удивился тому, как быстро сдалась девчонка, но вида не показал. На смену удивлению пришло раздражение. — Я тебя даже тронуть не успел, вставай! — шикнул он, сдерживая порыв придать пинка медлительной неофитке. Эмбер еле приподнялась на дрожащих руках, хотя сил совершенно не осталось. Встать она так и не смогла: боль распространилась по всему телу, живот остался пульсирующим очагом. В глазах потемнело, воздух в легких застопорился, будто она тонула. — Вставай! — более раздраженно кинул лидер, и Росс сдалась. — Не могу, — выдохнула она, судорожно хватая воздух ртом. Как же в этот момент не хватало Фора… Эрик вряд ли бы понял. — Почему? — едко кинул он, явно намереваясь услышать отказ принимать в гонке неофитов участие. Эмбер промолчала, предпочитая прийти в себя. Сейчас, казалось, ей даже хуже, чем было в начале. Нещадно тошнило, кружилась голова, а воздуха по-прежнему не хватало. Эрик проследил за ее рукой, которую девчонка прижала к голове, и присел рядом с ней на корточки. В голове обосновалась догадка, которую он спешил подтвердить, и рука лидера двинулась к лицу неофитки. — Посмотри на меня, — приказал лихач, схватив ее за подбородок. Как бы Эмбер не старалась, но сфокусироваться не получалось. Лицо Эрика размазывалось и растворялось в горящих на потолке прожекторах, и она отчаянно заморгала, пытаясь вернуть зрение. — У тебя зрачки почти не двигаются, — строго проговорил он, моментально измерив ей пульс. Скачет. Эрик тяжело выдохнул. Джанин явно не обрадуется тому, что девчонка выпадет из графика на несколько недель или месяцев — сколько их там до второго этапа? Сотрясение мозга, которое изгой заполучил, имел билет лишь в один конец — в госпиталь, и отчет лихача стремительно пустел. Эрик не хотел повторения ситуации, хотя все стремилось вернуться обратно. Он моментально вздернул кофту девчонки, оголив бок, и с неудовольствием отметил гематомы, испещрившие ее тело. Блеск. Мэттьюс будет в восторге. — И кто это? — кинул он, задирая вещь чуть повыше. Изгой промолчал, и Эрик рассердился. — Я задал тебе вопрос. — Никто, — прошептала Эмбер, пытаясь избавиться от чувства выпрыгивающего завтрака, стучащего ей в глотку. Лидер усмехнулся. Героиня. Кого она из себя строит? — Если не скажешь, кто это сделал, то поплатятся все неофиты. Выбирай. Выбор был не такой уж и сложный. Эмбер сдалась и назвала четыре имени, которые сулили ей многие неприятности. Эрик ожидал их услышать. Он и не сомневался, что Криста выкинет что-нибудь подобное. А пока пришлось тащить девчонку в госпиталь на собственных руках и надеяться, чтобы ее не стошнило на куртку. Уж этого он точно ей не простит. А после обязательно разберется с теми, кто решил нарушить его планы. Росс пыталась оттолкнуть лидера, встать на ноги и пойти самой — не получилось. Эрик без особых разговоров поднял ее с мата, проигнорировав фразу о псевдосамостоятельности, которая в ее ситуации совершенно отсутствовала, и решительно направился к медикам. Лихача раздражало излишнее внимание, но фракционники и не думали отворачиваться. Он не сомневался, что сойки-пересмешницы уже начали делиться информацией, из-за которой его личность явно пострадает. Всяческие связи с изгоем никогда не приносили ничего хорошего. Как бы эти идиоты не догадались, что исключение Пола его рук дело… Он его просто бесил. Вечно мельтешил перед глазами, не скрывал своего неуважения, за что платил и не раз. Горох все так же отскакивал от стены — Пол не хотел подчиняться. Это его и подкосило. Эрик быстро настиг пункта назначения — это было в его же интересах. Единственное, что Эмбер услышала напоследок, после того, как он на удивление осторожно положил ее на кушетку, лишь просьбу поставить ее на ноги как можно быстрее, чтобы она успела принять участие в игре. Дальнейшие слова утонули в круговороте мыслей, внезапно ворвавшихся в ее голову, как стая ворон, и Росс потеряла сознание. Объяснение игры пришло позже. Эмбер кололи какие-то антибиотики, максимально приглушили свет, от которого резало глаза, и обеспечили почти что звенящую тишину. Поначалу ей казалось, что медики — лихачи более мягкие, нежели остальные, пока один из них не прокололся. — Мы же можем усыпить ее, смекаешь? — кинул парень, находящийся явно недалеко. По крайней мере, Росс слышала его шепот. — Издеваешься? Эрик тебя потом по стенке размажет. Он приказал поставить ее на ноги как можно быстрее, иначе нам с тобой не поздоровится, — шикнула на него девушка. Эмбер вздохнула. Как много людей мечтает ее исключить из собственной жизни… И все потому, что она иная. Изгой. Не такая как все, хотя имеющая абсолютно один и тот же набор хромосом, рук, ног и мозгов. Радовало, что не все следовали за стадом. Росс встречала довольно приятных людей, что само по себе было тем еще везением, однако часто агрессорами становились самые сильнейшие. Это-то и пугало. На второй день стационара ее навестил Фор, чему Эмбер была рада. Он недовольно покосился на исколотые капельницей вены, внушительное количество баночек с препаратами, принятие которых четко контролировалось. Тем не менее, Росс полегчало. — Как ты себя чувствуешь? Его голос звучал тихо и спокойно. В отличие от тембра лихачки-медсестры, чей диапазон был сродни ультразвуку, он казался Эмбер самым приятным на свете. — Уже лучше, — прошептала она. Итон зачем-то поднес одну из прозрачных баночек с таблетками к глазам, прочитал название. Новая информация не прояснила ситуацию, и он поставил вещь на место. — Много же тебе пить, — констатировал Четыре. — Зато эффект есть. И как же Эрик сумел заставить такую упертую неофитку обратиться ко врачам? Росс скривилась. Упоминание лихача было совершенно нежеланным. Он приходил в этот же день, нетерпеливо спрашивал, как протекает лечение. Медики говорили о том, что два дня в стационаре — слишком недостаточно даже для легкого сотрясения, и лидер так и остался недовольным. — Он особо и не спрашивал, — ответила Эмбер, вспоминая то, что Эрик снизошел до помощи. Но дело было не в очищении кармы или внезапном желании застолбить местечко в раю — Итон еще в самом начале дал понять, что она зависима от лидера, а лидер зависим от Мэттьюс, которая контролирует все ее обучение. Все было откровенно просто. — В яме только все и говорят о том, что лидер носит изгоя на собственных руках, — усмехнулся Четыре. — Видела бы ты его лицо. О, Эмбер не сомневалась даже. Она улыбнулась словам лихача, хотя ее моментально пронял страх: что, если это ухудшит ситуацию? — Есть еще какие-нибудь новости? — Через пару дней состоится игра между неофитами. Разделимся на два лагеря и будем играть в войнушку. Росс наконец-то поняла, о чем так беспокоился Эрик. Вероятно, эта игра войдет в отчет ее обучения, или что он там представляет эрудитке. — Это обязательно? — Абсолютно, — кивнул Итон. Они замолчали. — Можно спросить? — робко начала Эмбер. возможно, поднимаемая ею тема разворошит персональный улей Четыре. — Конечно, — кивнул Фор. — Кто такая Сиена? Лихач оцепенел.

***

У Эмбер было дикое желание спрыгнуть с поезда, пока он не ускорился. Это было слишком маленькое для них всех помещение, в котором нельзя было спрятаться. Разве что за спинами других. — Итак, это ваша защита, — Эрик поднял в воздух странное оружие. Эмбер, конечно не разбиралась в обороне лихачей, но вещь показалась ей чрезвычайно непонятной. И не только ей, похоже, — заряжается нейростимуляторами, красными и синими в зависимости от цвета вашей команды. Опережая вопросы, добавлю одну крайне важную вещь — боль от него как настоящая. Так что в ваших же интересах избежать попадания. Взгляд лидера столкнулся с Росс, и ей это не понравилось. Он коротко ухмыльнулся, его брови вздернулись. Эмбер не сомневалась, что это был самый, что ни на есть, кристально чистый намек. Пожалуй, сегодня стоит держаться от него подальше. Да и не только сегодня…. Она почти сразу получила оружие и несколько патронов, которых было катастрофически мало, чтобы хотя бы попытаться отбиться от Эрика. За рассматриванием полученной экипировки, Росс и не заметила, как действо в середине вагона продолжалось. Фор что-то произнес, но лидер его перебил. — Я выбираю, теперь моя очередь, — кинул Эрик, окинув всех присутствующих. — Роланд. — Джоуи. — Терри. Эмбер осталась предпоследней. По правде говоря, она надеялась, что ей вообще не придется в этом участвовать — войнушки были не для нее. Однако Фор сделал свой выбор. — Эмбер. Эрик сверкнул глазами. — Приют имени Святого Четыре вновь открыл свои двери? — оскалился он. Эмбер не понимала, почему Эрик болезненно реагирует на Фора, а Четыре об этом не распространялся. Они почти не говорили с того самого дня, как расстались на симуляции страхов. Правда Росс иногда замечала Фора на своих тренировках: обычно он стоял где-то далеко, так, что заметить было сложно. Обычно не подходил ни к ней, ни, тем более, к Эрику. Они были ярыми соперниками — Эмбер это поняла еще в первый день начала подготовки. Не то, чтобы они ненавидели друг друга, хотя это было вполне ожидаемо от Эрика, но и особую приязнь друг к другу не питали. Не друзья, не враги, не знакомые — два лидера, вынужденные терпеть друг друга ежедневно. Фор не ответил на колкость лихача, лишь кинул на него долгий взгляд. Последний, к слову, ничего от бывшего убогого и не ожидал. Эрик не хотел признавать, но его задел выбор Четыре. Эмбер по определению была его вещью, и стала ей она еще тогда, когда они с Джанин закрепили сделку. Он должен был выбрать ее в конце, когда никого не осталось бы. Он обвел бы всех занятых неофитов взглядом, зацепился за нее и небрежно, с ухмылкой произнес бы: «Изгой». Но Фор прыгнул выше. Кто бы сомневался. — У вас есть только час. Действуйте слаженно и быстро, — раздраженно бросил лидер. Эмбер не знала, радоваться ей или бояться: правила, в которые Эрик не посчитал нужным углубиться, преследовали одну единственную цель — захватить флаг противника любым способом. Каких-то особых запретов не было, но Росс, научившаяся видеть опасность во всем, видела ее в неофитах. Она слегка подалась вперед, чтобы увидеть, куда они ехали. Поезд занесло куда-то слишком далеко, в какую-то пустошь с полуразрушенными зданиями, на горизонте которых маячил лес. Окраины Чикаго не внушали доверия. — Прыгаем! — скомандовал Фор, но Эмбер замешкалась. Она зачем-то обернулась, перед тем, как слететь с вагона. Надменный Эрик вновь ухмылялся. Он что-то задумал… Эмбер поняла, что до сих пор не научилась хорошо приземляться. Она вновь больно ударилась коленями — гравийки на этот раз не было, только голая земля. Пистолет в руках при падении больно врезался в руку: палец чуть было не нажал на курок. Да, это было бы сверх меры глупо — выстрелить в себя в самом начале игры. Группа удалялась. Росс еле-еле догнала их, но старалась держаться от неофитов на безопасном расстоянии. — А вторая группа? Они не спрыгнули, — кинула смутно знакомая лихачка. В сумерках зрение Эмбер оставляло желать лучшего. — Они высадятся подальше, чтобы мы успели спрятать флаг, — ответил Фор, вытащив из кармана довольно большой голубой платок. Для наглядности он помахал им над своей головой. Эмбер не могла относиться к этому испытанию, как к обычной симуляции борьбы. Внутреннее чуть подсказывало, что в Бесстрашии все воспринимается более серьезно, чем было на самом деле. Четыре недолго вел команду вперед к зданиям, затем остановился и велел собраться в кучку. — Итак, какие предложения? Неофиты довольно быстро среагировали. — Спрячем в каком-нибудь из этих заброшенных зданий? — предложила лихачка, вызвав у парня с проколотой бровью отрицательную реакцию. — Это слишком предсказуемо. — Но здесь в округе толком ничего и нет, если ты не заметил. — Может быть, лес? — Нет, лес за пределами игры, — отрицательно покачал головой Фор. — Эмбер? Росс не ожидала такого разворота событий. В последнее время они с Четыре редко пересекались. Изредка он интересовался, как у нее дела, хотя и сам прекрасно видел. Сейчас же, когда он обратил на нее внимание вооруженных неофитов, ей еще больше стало не по себе. Слова застряли где-то в глотке, Эмбер лишь испуганно шерстила глазами по лихачам, ждущего ее ответа. — Я… Ее перебила другая неофитка. Естественно, она даже и не думала спасать ее — изгоя, но Росс все равно была ей благодарна. — Мы с Куртом можем попробовать спрятать флаг в водонапорной башне. Она недалеко, я еще с поезда ее заметила. Лихач сбоку от нее поддакнул, и Фор кивнул. Напоследок он приказал рассосаться по территории так, чтобы противник не смог подобраться к башне ни с каких сторон. Неофиты тут же замельтешили и начали объединяться в тандемы. Эмбер не стала ни к кому прибиваться: одной было спокойнее, да и лихачи вряд ли были бы рады. Она была рада не оказаться с Эриком в одной команде — его каждодневное присутствие и прессинг сводили с ума. Однако Росс понимала, что оказалась в еще более худшем положении: на этот час Эрик являлся ее врагом. Не сказать, что они были друзьями, даже и близко не стояли, но иметь такого врага — Эмбер даже не знала, что нужно совершить, чтобы получить такое наказание. Росс быстро нашла «свое» здание: оно находилось довольно далеко от башни, но было достаточно незаметным — неофитка не хотела играть. Она надеялась, что в этот вечер перестрелки обойдут ее стороной, что было совершенно несвойственно лихачу. В отличие от возбужденных неофитов, Эмбер трясло. Оружие в ее руках ходило ходуном: она все не могла перехватить его поудобнее. Палец, зафиксированный на курке, казалось, совсем к нему приклеился. Ей было достаточно собственного бурного воображения, чтобы начать не глядя стрелять в темноту, и Эмбер потребовались приложить усилия для того, чтобы взять себя под контроль. Здание было небольшое, двухэтажное, почти что полупустое. Росс смогла разглядеть поваленные стулья, разгромленные стены, какие-то палки и камни, что стерли домашнюю атмосферу. Эмбер подумала, что здесь могла жить семья. Она наверняка была милой: по воскресеньям женщина носила своим соседям пироги, и они устраивали прекрасное барбекю. Ее дети обязательно имели собаку колли по кличке Лесси. Мужчина, возможно, был строителем, и каждую пятницу ездил на рынок, чтобы купить свежие фермерские продукты. А в воскресный вечер они садились на диване и смотрели какую-нибудь совершенно дурацкую программу. Эмбер любила фантазировать. Только это и спасало в последнее время. Росс прошла чуть дальше в бывший зал и присела в углу. Здесь было более-менее безопасно. Они никогда не жили в домах, потому что подобные скелеты были лишь тенью от той жизни, что текла до войны. Счастливой или трагичной — не важно, ее не было. Все, что напоминало о прошлом — лишь остатки мебели и какие-то личные вещи, брошенные в спешке. Они — изгои — раньше промышляли в подобных местах. Найти расческу или зеркальце было большой удачей, пока другие общины не обозначили свои границы. По правде говоря, не было никаких видимых границ, лишь безграничная алчность. Общество в любом случае оставалось обществом со всеми его гниениями. Прошло некоторое время, прежде чем Эмбер почудилось, будто недалеко хрустнула ветвь. Она насторожилась, хоть и пыталась все списать на разыгравшееся воображение, да только шум повторился. Эмбер отчетливо ощутила человека: он шел неспешно и не создавал много шума. Крался. Росс нацелилась в проем, готовая выстрелить в любой момент. Он не заставил себя долго ждать: палец нажал на курок, оружие дернулось, и черная фигура пошатнулась. — Все-таки хреново ты стреляешь, — проговорил Четыре, выдернув из стены голубой снаряд. Он не долетел всего полметра — катастрофическое для лихача расстояние. Эмбер облегченно выдохнула. Она удивилась, хоть и не могла прочувствовать этого в полной мере: страх блокировал эмоции. Фор сел сбоку, предварительно осмотревшись. Все-таки, изгои умели прятаться. — Не хочешь играть? — спросил он. — Стрелять, — поправила Эмбер. Она выполняла это задание, когда в нем была необходимость. Например, на тренировках Эрика. Он выедал ей мозг своими напоминаниями о том, какая же она бездарная лихачка. Ровно такая же, как из него дружелюбный, что само по себе было то еще сравнение. Поначалу она не справлялась с отдачей: оружие дергало назад и било по подбородку. Неприятно. Со временем руки окрепли, хоть и подрагивали. Подводило лишь зрение. Эрик требовал от нее безупречной стойки и безупречной меткости. — Ну уж извини, ты в Бесстрашии. Чего ты ожидала? — удивился Фор. Он имел некоторое представление о процессе проведения распределения, только не знал правильно ли оно. Росс подтвердила его догадки. — У меня не было выбора. Четыре и сам не понимал, к чему весь этот проект, если у изгоев отбирали самое важное право человека — право делать выбор. Первая пуля в план Джанин. — Ты бы хотела вернуться? Эмбер отрицательно покачала головой. — Нет, там намного хуже. Бровь Четыре дернулась наверх. — Неужели, — невесело усмехнулся он, вызвав у Эмбер улыбку. — Что может быть хуже Бесстрашия? Эмбер все чаще и чаще проводила сравнительные анализы между лихачами и изгоями. Больше всего ее пугали совпадения, которые спустя месяц жизни во фракции стали более явными. — Раньше все было не так. Неофиты не дрались до крови, — Росс показалось, будто Четыре оправдывается. Перед ней? — Прежде всего воспитывался командный дух. Бывшие лидеры считали его важной составляющей обучения и… были правы. Эмбер было трудно в это поверить. Бесстрашие, кровь и жестокость слились в единое и были неотделимы. Быть может, раньше и было лучше, только Росс не видела смысла жалеть. — Расскажешь про изгойство? — Эмбер отметила, что Фор сегодня как никогда разговорчив. За тот месяц физической подготовки под его руководством они редко разговаривали, хотя более-менее общались, но не как друзья или знакомые. Лишь как наставник и подопечная — никогда о личном. — Что ты хочешь узнать? — спросила она, хотя была не готова ответить на все вопросы. Впрочем, Фор всегда знал, чего не стоит задавать. — Какого это — быть изгоем? Довольно логично, отметила Эмбер. Если бы она была фракционником, наверняка спросила бы то же самое. В ее голове пролетела лента прежней жизни, состоящая из обломков воспоминаний. Подумать только, она ведь действительно отвыкла от прошлой жизни. Как же будет тяжело вернуться… Эмбер не сомневалась, что это случится. — Не очень весело, — усмехнулась Росс. — Выживаешь, как можешь, потому что хочешь жить. Да только смысла в такой жизни никакой. Эмбер утаила, что самоубийство среди изгоев стало обыденным. Даже она не удивлялась, когда видела очередное тело малознакомого человека. Они ломались, их ломали — какая разница, они ведь даже и не жили. Не каждый мог вытерпеть подобную жизнь, особенно бывшие фракционники. — Ты родилась изгоем? — спросил Фор. — Да, — кивнула Эмбер, — мне «повезло». Четыре замешкался. Это звучало как приговор, словно новорожденному выжгли клеймо. Ему хотелось узнать все, да только было ли это уместно? Росс заметила какой неловкой стала ситуация. Впрочем, она была не против поговорить на эту тему — изгойство не вызвало никаких эмоций. — Меня вырастила тетя. Родителей я не знала. Анна никогда о них не говорила. Быть может не знала, быть может не хотела, да и Росс спустя какое-то время перестала о них спрашивать. Полные семьи для изгоев были редкостью. — Изгои делятся на общины. Я жила в одной из них, самой неконфликтной, состоящей из бывших фракционников. Они были хорошими людьми. Каждый отвечал сам за себя, но в то же время все старались держаться вместе. Другие общины не атаковали, хотя это было распространенной практикой. Взамен мы отдавали по их требованию кое-какие запасы. Быть голодной всегда было лучше, чем быть мертвой. Еще мы мало общались с другими общинами. Никто не доверял друг другу. В этом и был весь смысл выживания. Эмбер замолчала. Фору стало неловко. Он зачем-то проверил оружие, потом патроны, не зная, что сказать. Тишина между ними затягивалась. — Это трудно, — констатировал он, понимая, что говорит настоящие глупости. Его жизнь вряд ли отличалась особой легкостью: отец-тиран, подавлявший волю и наказывавший за любой проступок, оставил много шрамов в его подсознании и не только там. Тем не менее, существование в Альтруизме было лучшим выбором по сравнению с изгойством. — К этому привыкаешь, — усмехнулась Эмбер. Сейчас было как никогда легче судить о жизни до, хотя она еще не скрылась за горизонтом. Когда Эрик мотал ее по всей округе Бесстрашия, она иногда оглядывалась в поисках серых балахонов. Быть может хотела увидеть тетю или кого-то из знакомых, сказать, что с ней все хорошо. Все и вправду было хорошо. Лучше, чем в изгойстве. — Моей первой фракцией был Альтруизм, — внезапно произнес Итон. Эмбер вопросительно на него взглянула: неужели он хочет рассказать ей о себе? Росс не была глупой. Видя едкие подколки Эрика, она сразу поняла, что прошлое Фора — та сторона его воспоминаний, в которую вход воспрещен был абсолютно всем. Она не знала, что с ним произошло, но предчувствие не убеждало в светлости тех дней. Эрик, безусловно, это знал и любил этим пользоваться. — Мы часто помогали таким, как вы. Однажды я встретил мальчика своего возраста. Мы много играли — в Альтруизме это не запрещено. Много проводили времени вместе. А потом он исчез. Я не знал, что с ним произошло, пока не вырос. Эмбер почувствовала, как воздух вокруг нее электризуется. Она понимала, к чему клонил Фор, хотя надеялась, что он не затронет эту тему. Росс ее боялась и ненавидела одновременно, стыдилась и мечтала забыть. — Его убили, а потом поджарили и съели. Как животное. Эмбер почувствовала приступ тошноты. Она старательно замазывала все воспоминания, связанные с голодом, но эта тема всегда находила отголоски в ее настоящем. — Одно время у нас были очень трудные времена. Еда от фракций не поступала, мы умирали от голода... Нет, не подумай, моя община не занималась каннибализмом. Никогда. Но этим занимались другие… Несмотря на то, что Росс не принимала в этом никакого участия, ее пронзил страх, что Фор почувствует к ней омерзение. Ей не хотелось терять почти единственного человека во всей фракции, который не видел в ней половую тряпку. Без него казалось, будто не сложно и с ума сойти. — Это ужасно. Это… Я не могу найти слов, — произнес Четыре. Пока Эмбер не подтвердила, проблема не казалось глобальной. Глубоко внутри он хотел верить, что его воспоминания — выдумка, но после слов Росс его пронзила горечь. Они все были гнилыми, там, внутри. И в тяжелые времена это только подтверждалось. — Я надеялся, что ты опровергнешь мои слова. — Я не могла. Фору захотелось извиниться за то, что он вообще поднял эту тему. Но он не мог этого не сделать. Он должен был знать, хотя уже жалел об этом. — Прости, что пришлось… Итон не договорил: шум за окном привлек его внимание. Он повторился многократно, но уже тише и осторожнее. Это навлекло Четыре на мысль, что группа Эрика уже добралась до его команды. Слишком быстро… — Спрячься, я проверю, — приказал он, направившись к двери. Фор прекрасно понимал насколько Эмбер не желает участвовать в игре: Эрик ее ненавидел, и эта игра добавляла новых проблем. Итон не сомневался, что он будет вторым, кого бывший эрудит захочет поразить, но первой на этот раз будет изгой. Эрик никогда не гнушался менять правила без предупреждения. Четыре узнавал о них обычно в конце игры, пытался возражать, но все его аргументы сметались металлическим «здесь я лидер». Он был уверен, что и в этот раз Эрик не преминет нарушить свои собственные правила, поэтому безопасность Эмбер находилась под угрозой. И он даже не знал, что в этой игре теперь важнее: она или флаг. Росс проследила за фигурой Фора, что медленно кралась к выходу. Спустя несколько мгновений он исчез в проеме, и Эмбер стало не по себе. Она с усилием поднялась. Ватные ноги пригрозили подломиться и кинуть ее в кучу обломков, а сердце стучало так оглушительно, что заболела грудная клетка. Четыре определенно внушал ей спокойствие, но Эрик внушал агонию. Она не знала, где он находится, но его команда была немногим лучше самого лидера. Все те, кто являлся к ней в кошмарах не раз, находились по ту сторону баррикады и явно были этим довольны. Положение моментально превратилось из «допустимого» в «худшее». Эмбер прилипла к стене — прятаться она умела. Росс пыталась прислушаться к тишине, но выходило плохо: сердце стучало слишком громко. Ее мозг внезапно поразили слуховые галлюцинации, от которых ее затошнило. Даже если нашедший ее окажется другим лихачом, нет гарантии, что он будет более лоялен. Они все ее ненавидели. Ее трясло так, словно на улице буйствовал тридцатиградусный мороз. Еще никогда Эмбер не чувствовала подобного. Ни тогда, когда прыгала с поезда, ни тогда, когда впервые легла на симуляцию. Захотелось проснуться на кушетке и увидеть Фора, как всегда качавшего головой: вновь не справилась с заданием. Однако Росс четко понимала: у нее нет страха преследования, и все, что происходит — происходит наяву. Эмбер чуть не закричала, когда в проеме появился силуэт. Она безнадежно пыталась разглядеть в нем Фора, но все рухнуло в тот момент, когда вошедший включил фонарь. Эрик. Росс внезапно поняла, что окажись игра реальностью, и она сама выстрелит себе в рот. Смерть казалась легким выходом в преследовании адской гончей. Она находилась всего в паре метров, защищенная лишь каким-то игрушечным автоматом, который не причинил бы лихачу особого вреда. Одно неловкое движение, хруст или шум, и гончая вгрызется в ее горло и начнет рвать его, пока Росс не закатит глаза. Но и тогда она не обладала уверенностью, что Эрик прекратит. Он медленно прошел внутрь, Эмбер медленно перетекла в коридор, уткнувшись в деревянную лестницу. Один ее вид не вызвал у нее никакого доверия: ступени, несомненно, заскрипят, и лидер, безусловно, ее пристрелит. Ей было катастрофически сложно пересилить панику, засевшую в легких. Слово «игра» смелось одним лишь выражением лица Эрика: озлобленным, презирающим. Он ненавидел ее лишь за то, что она была изгоем, хотя Росс старалась не причинять особых проблем. Поначалу она старалась, прилагала недюжинные усилия, чтобы завоевать его одобрение. Вскоре стало понятно, что одобрение Эрика — дело бесперспективное и вряд ли существующее в природе. Эрик знал, куда идти. Он даже и не сомневался, что Четыре будет с ней, чертов альтруист. В принципе, Фор бесил его всегда, но в последнее время особенно хотелось перегрызть ему глотку. Кого он из себя вечно строит? Лихач не сомневался, что Итон мало чем от него отличался, но эти ничтожные попытки выслужиться за местечко в раю его выбешивали. Лидер ненавидел высокомерие, лицемерие и все с ними связанное. Он предпочитал не скрывать свои истинные чувства, часто высказывал далеко не приятное мнение, зато был честен. Эрика тошнило, когда с ним обходились чересчур учтиво, словно он действительно что-то значил. А неуважение и вовсе не спускал с рук. В данный момент Фор нагло плевал ему в лицо. Вроде бы они все решили: Эрик тренировал изгоя, хотя тренировкой это назвать было сложно. Четыре и близко к ней не подходил, а тут вдруг вновь решил взять шефство. Изгой принадлежала Эрику по определению. Фактически, договор с арендой ее души был заключен в генштабе Джанин, где он поставил подпись под утверждением проекта. Четыре это, похоже, совершенно не волновало. Если он считал, что может спасти всех, то Эрик был готов саркастично рассмеяться, а потом напомнить о Сиене, смерть которой стала для Итона потрясением. Эрик не сожалел. Неофиты приходили-уходили-умирали, ровно как и лихачи. Кто-то был сильнее, кто-то слабее, но лидеру было наплевать: скорбеть по каждому не хватит сил и времени. Да и был ли в этом смысл? — Где же ты? — протянул он, освещая каждый угол. В том, что изгой находится именно в этом доме, Эрик не сомневался: Фор вышел именно отсюда. Ему пришлось бросить свою группу, выследить Итона и повторить его путь. Слишком много телодвижений для одного изгоя — как-то думал он, однако тот настолько отравил ему жизнь, что мысли просто сметались. Эрику хотелось издеваться над девчонкой. Хотелось показывать раз за разом кто она, а кто он — лидер фракции. И он готов был делать все, что угодно. В принципе, она могла бы сбежать, если бы была умнее. И была бы гением, если бы отказалась от участия в проекте. — Выходи, не обижу. Его откроенный блеф Эмбер не понравился. Она понятия не имела, что задумал лихач, но вдаваться в подробности не было особого желания. Росс не думала, что он ее убьет или покалечит, хотя второе по многим причинам было реальнее. Эрик был способен на многое. Его возможности не имели границ, в голове не существовало многих рамок, и это ее жутко пугало. Эмбер старалась двигаться осторожно, просчитывать каждый свой шаг. Времени катастрофически не хватало. Первый этаж не был бесконечным, рано или поздно Эрик перебрался бы наверх. Росс понятия не имела, что делать, хотя инстинкт самосохранения посылал сигналы бедствия. Ей не хватило последней чертовой ступеньки — Эмбер оступилась и оглушительно упала. Оружие отлетело в сторону и создало дополнительный шум, превратив Росс в настоящую приманку. Эрик улыбнулся: девчонка не заставила себя долго ждать. Неповоротливая, неловкая, пугливая — она была чересчур предсказуема. Лидер устремился наверх, минуя за раз по две ступеньки. Его тяжелые шаги заставили Эмбер подскочить на месте и опрометью броситься в ближайшую комнату. Эрик слышал многократные шаги — изгой метался, словно таракан, и это доставляло ему удовольствие. Он изменил свой шаг: стал нарочито медленно красться, как пантера. Позволив девчонке затихнуть, лидер остановился перед тремя проемами. В комнатах было темно. Эрика невольно передернуло, по стенкам сознания проскользнули воспоминания из прошлого. Он с радостью бы от них избавился, выдернул из своих мозгов и растоптал подошвой обуви, да не мог. Узнай хоть кто-нибудь его страх, и фракция встанет на уши. Лидер Бесстрашия боится темноты! Идиотизм. Эрик на всякий случай посветил в проемы, чтобы убедиться в собственной безопасности. Собственно, а чего он ожидал увидеть? — Куда же мне пойти? — нарочито вслух спросил он, прислушиваясь. Интуиция подсказывала, будто девчонка в левой комнате, а своей интуиции Эрик доверял. В той комнате было много заброшенных вещей: кресло, кровать, стол и даже шкаф. Обычно изгои растаскивали все за день-два, но этот дом лавина из серых крыс умудрилась обойти. Эмбер слышала, как барабанит ее сердце, как пульсирует в ушах кровь, как скрипят половицы, по которым ступал Эрик. Чем ближе он подбирался, тем явственнее ощущалась во рту кровь. Несомненно, лидер всадит в нее пару-тройку снарядов, от которых Эмбер бросит в агонию. Быть может применит физическую силу. Эрик казался Росс нечистой силой, с которой она встретилась в Вальпургиеву ночь — в ночь, когда сметались все выстроенные человечеством правила. Эрик никогда и не играл по правилам. Действуя в угоду самому себе, он абсолютно никогда не задумывался о других. — Как тебя, кстати, зовут? Элис? Энни? — спросил он, но Эмбер не была настолько глупой, насколько он считал. Росс перехватила оружие и приготовилась к атаке. Всего пара шагов, и лихач доберется до кресла, за которым она сидит. Пара шагов, и он всадит в нее несколько снарядов. — Удивительно, что Фора нет. Он же всегда готов защища… Эрик даже не понял, что произошло. Прозвучал оглушительный хруст, и его окутала пыль, осевшая глубоко в легких. Какого х… Росс не услышала ничего, кроме треска. Пол под ней задрожал, словно ее настигло краткосрочное землетрясение, и в нос ударил запах известки. Ничего не понимая, она медленно высунулась из-за кресла: пусто. Эрика не было на том месте, где он предположительно должен был быть. Не было и в округе, и вообще в комнате. Вместо него Эмбер увидела огромную дыру в полу. Она медленно к ней подползла, останавливаясь всякий раз, когда прогнившие доски начинали угрожающе скрипеть. В темноте, что поглотила Эрика, она не увидела ровным счетом ничего. — Эй? — осторожно кинула одна, даже не понимая, как стоит к нему обратиться. Росс никогда не обращалась к лидеру по имени и вообще. Ей было проще разобраться в вопросах самой, нежели получить эфемерную консультацию. К тому же Эрик предпочитал, чтобы она вообще не произносила ни звука, молчала или испарялась с глаз его долой. Тишина, последовавшая ответом на позыв, Эмбер не понравилась. В ее голове тут же закрутились предположения о том, что лидер свернул себе шею или еще что, и она поспешила вниз. Ее волнения были обоснованы не личной заботой об Эрике, совсем нет. Росс испугалась, что смерть лидера может стать ее личным наказанием, за которым последует смертная казнь. Никто не будет слушать изгоя, а произошедшее и вовсе не похоже на правду. Эмбер быстро нашла фонарик Эрика, отлетевшего далеко. Он по-прежнему светил, так что она сразу его заметила. Забивавшаяся в легкие пыль мешала видеть и дышать, и девушка не сразу увидела лидера, лежавшего на обломках пола первого этажа. Лихач был без сознания. Росс запаниковала. Она начала его толкать, пытаться привести в чувства, попутно задыхаясь от тяжелого воздуха и затхлого запаха, но все было без толку. Эрик не подавал никаких признаков жизни. — Очнись же! — воскликнула Эмбер, от бессилия ударив его по груди. Не придумав ничего лучше, она попыталась вытащить лихача из обломков, в которых тот находился. Спустя некоторое время безуспешных действий, когда Росс от бессилия свалилась на пол и не знала, что делать, Эрик внезапно пришел в себя. Окутавшая с ног до головы тьма не позволяла видеть что-либо. Голова лидера начала раскалываться, он почувствовал ноющую боль в левой ноге, что стремительно превращалась в острую. Эрик пытался встать, опереться обо что-нибудь — руки утыкались во какие-то обломки, в глаза попадал песок. Лидер сердился: он впервые потерял контроль над ситуацией и забыл о том, что дома на окраине Чикаго были крайне шаткими. Гребанный изгой! Эрик не сомневался, что виновата она и только она. Не появись ее в его жизни, и он бы не лежал в руинах гниющего дома с явно сломанной ногой. Росс не рискнула к нему приблизиться, в то время как Эрик приходил в себя, и лишь наблюдала за его беспомощностью, с которой он безуспешно пытался выбраться из завала. — Что ты смотришь?! — вспылил лихач, жалея, что оружие отлетело в темноту. Будь оно под рукой, и он бы с дичайшим удовольствием выпустил этой курице в лоб несколько пуль. — Беги за помощью! Живо! Эмбер вздрогнула: злость лидера прошила ее насквозь, всадив в нервную систему несколько иголок. Росс до сих пор не могла понять, как это работает, как Эрик управляет ими всеми и почему вселяет столько страха. Но был ли его путь правильным? Она так не думала. Идеальным претендентом на роль лидера был Фор. Эмбер была уверена, что ему определенно предлагали возглавить фракцию. Единственное, на что она не могла найти никакого ответа: почему же он отказался? Если Четыре считает методы Эрика неприемлемыми, почему не делает ничего для того, чтобы это исправить? Эмбер бегала по округе, кричала, взывала к помощи, но никто не откликался. Она прислушалась. Тишина, казалось, простирается на многие километры в округе, не говоря о бесконечной темноте. Росс покосилась на свое укрытие: оно было далеко от водонапорной башни, о которой говорила та лихачка, предложившая спрятать флаг. Неприметное, затерявшееся среди сотен других, оно оказалось ловушкой для профи. Эмбер не представляла, что Эрик скажет, но выбора как такового не было. Если убежит — потеряет дом, раненого и себя, так как в местности она не ориентировалась. Тетя всегда говорила, что в окраинах Чикаго добра не ищут. Здесь ютились общины, с которыми Эмбер желала никогда не пересекаться, поэтому она избегала подобных мест. Оставь Эрика здесь, и к утру его может и не быть. Фракция, конечно, вздохнет спокойно, но ее в покое вряд ли оставит. Эрик начинал нещадно материться: нога болела так, что перед глазами замелькали странные блики. Пыль, казалось, проникла в саму трохею, а темнота словно сгущалась. Он почувствовал, как спирает дыхание: эта ситуация на него давила, сжимала его горло невидимыми тисками, которые лидер пытался содрать в своем подсознании. Его проблемы, лежащие далеко внутри, полезли наружу. Твою мать! — Я никого не нашла, — выпалила Эмбер, вернувшись. Одного лишь взгляда Эрика стало достаточно для того, чтобы понять: в его голове только что произошло убийство. Ее убийство. Эмбер даже подумала о том, что оставить лидера было не такой уж и плохой идеей. А когда он открыл рот, даже немного пожалела об этом. — Как никого нет?! — взбесился Эрик. — Идиотка! Ищи их! Если бы он мог встать, первым делом свернул бы этой дуре шею. Окажись они в экстремальных условиях, и лидер давно был бы мертв, он был в этом уверен. Эрик впервые настолько ненавидел изгоя. Несмотря на боль, желание оторвать ей голову и заставить мучиться дало временную анестезию. Лихач приподнялся на руках, но тут же рухнул обратно, почти что на штык. Еще немного, и он бы походил на шашлык. Эмбер моментально к нему подскочила, пытаясь помочь. — Уйди! — Эрик, не церемонясь, отпихнул ее рукой. Чертова дура! Из-за нее он оказался в таком положении! Желание Росс развернуться и оставить лидера наедине с самим собой не утихало. Сейчас, когда они оказались совершенно одни, и лихачей не было ни поблизости, ни далеко, ее страх словно бы отступил. Впрочем, она понимала, что являлась его единственной помощью. И Эрик был бы полнейшим дураком, если бы отказался. Впрочем, Росс не могла утверждать, что он им и не был. Эрик сматерился, Эмбер пропустила это мимо ушей. Она стояла неподалеку, в то время как лидер безуспешно пытался вытащить себя из завала дома и всей своей жизни. Больная нога все больше дезориентировала, и все усилия лихача оказывались бесполезными. В глубине подсознания Росс промелькнула мысль, что она не такой уж и хороший человек, раз не помогает Эрику. Проблема была лишь в том, что и Эрик был недостаточно хорошим человеком для желания помочь. Когда он тяжело выдохнул, в Эмбер взыграла совесть. — Я могу помочь, — произнесла она, ожидая услышать отказ. Лидера всегда бесили тупые просьбы. Если он хотел, то делал без всяких лишних слов, без предупреждений или вопросов. Просто делал так, как считал нужным, не прося ни у кого разрешений. А изгою, конечно, нужна обязательная расписка. — Ты уже мне помогла, — прошипел Эрик, сжимая кулаки. — Какого черта ты вообще поперлась в этот дом! Эмбер захотелось ответить ему в том же ключе, однако это сулило огромные проблемы. Сейчас лидер не был дееспособен, но по прибытии в Бесстрашие любое сказанное слово грозило обернуться персональным наказанием. Эрик часто наказывал. Были то осечки или кончались силы так, что не хватало воли добраться до финиша — двадцать кругов по залу в быстром темпе было низшей мерой наказания. — Живо! — внезапно вспылил лихач, заставив Эмбер дернуться всем телом. Забившийся в панике мозг не сразу понял, что от него хотели. Она ловко пронырнула под его руку и приложила недюжинные усилия, чтобы выпрямиться. Доски угрожающе треснули под удвоенным весом, и Росс пришлось действовать крайне осторожно. Лидеру стало противно: он прикасается к ней, к изгою. Об этом никто не должен узнать. Эрик никогда не думал, что позволит ей себе помочь. Окажись он в миллиметре от смерти, изгой ни за что бы к нему не приблизился — лидер бы не допустил. Уж лучше смерть, чем помощь от мусора. Они провозились дольше, чем он рассчитывал. Девчонке было тяжело, мужчина помогал себе, чем мог, но даже это не взымало должного эффекта. Прошло некоторое время, прежде чем он облокотился о стену, облегченно выдохнув и отпихнув изгоя куда подальше. Эмбер покачнулась от грубости: впрочем, чего она ожидала? Лихач ненавидел таких, как она, и это ничего не могло изменить. Даже, казалось, спаси она ему жизнь, и лидер лишь фыркнет. Ее взгляд внезапно зацепился за штанину на левой ноге Эрика: в темноте она казалась намного чернее правой. Лихачу было тяжело: нога ныла так, словно ее искромсали. Тело ныло не меньше. Вместе с тем на его плечи навалилось два огромных груза проблем: первый — изгой, который и до всей этой ситуации висел на нем. Второе — чертов поезд. Рука Эрика дернулась к глазам: часы на запястье показывали катастрофически позднее время. Настолько позднее, что они вряд ли бы успели на станцию. Он не думал, что его схватятся и за ним придут. По многим причинам друзей у него среди присутствующих за городом Чикаго не было. Иногда казалось, окажись он на краю пропасти, и любой из тех ублюдков, заискивающих перед ним, с разбегу пнут в спину. Впрочем, Эрик сделал бы также. — Поезд через три минуты, — бросил он. — Это последний рейс на сегодня. Перспектива остаться с лихачом один на один на ночь Эмбер не прельщала. Более того, это не могло ей присниться даже в самом страшном сне. — Нужно спешить… — Ты совсем тупая?! — вспылил лидер. — Я мало того, что не дойду, я даже в состав не запрыгну! Хоть сейчас подумай своей извилиной! Росс не знала, что ее пугало больше: ночь, проведенная далеко вне безопасных стен, или ночь, проведенная с Эриком. Одного другого стоило и полностью взаимоисключало: безопасности не было по определению. Эрик тоже не жаждал подобного опыта. У него было много практики во время учений, управления фракцией. Он часто оказывался в полевых условиях без еды или воды, однако разительное отличие — соратники и оружие — отличали обучения от реальных условий. Лидер знал расписание поездов как свои пять пальцев, но факт препровождения ночи в клоповнике его выбешивала. Все началось еще тогда, когда он согласился и поставил свою подпись на бумаге Джанин. Она всегда требовала письменного доказательства, вечно составляла какие-то договоры, работающие в ее пользу. Эрик не сомневался: если он нарушит хоть один, то она его уничтожит. Раздавит, как букашку, даже не дрогнув. Ее хладный ум иногда его пугал. Она была определенно жестче, чем он, определенно хладнокровнее. Осталось ли в ней хоть что-нибудь человеческое, или их общество создало настоящего тирана? — Ночевать будем здесь, — кинул Эрик. Выбора все равно не было. — Состав начнет ходить с пяти утра. Поможешь мне добраться. Эрик часто использовал людей. В основном девушек, которые подчинялись каждому слову. Большинство из них были падшие, до отвращения испорченные, хотя лихач этого не гнушался. Чаще всего он совершенно не прилагал никаких усилий, они сами вешались ему на шею. Висли на нем, как грязные тряпки, воняющие отвратительным парфюмом. Он их притягивал. Эрик это прекрасно знал и бесконечно пользовался желанием неофиток или лихачек с ним переспать. Единственное, чего он не позволял — пытаться его изменить. Глупые создания, встречающие утро на коврике его квартиры, часто заговаривали о каких-то эфемерных отношениях. Их массовый стереотип Эрика бесил. Он не скрывал, что пользовался телами, но тела так не считали. Они мнили себя единственными и особенными, хотя ничем не отличались от того вороха дешевого тряпья, что сжигали на заднем дворе. Изгой не принадлежала к женскому населению. Эрик по определению считал ее никем, и наличие груди и половых признаков не могли его переубедить. Она была всего лишь тенью, пустотой, которую было необходимо чем-то заполнить, чтобы Джанин была довольна. И лихач заполнял. Своим гневом, раздражением, ненавистью — всем тем, что испытывал по отношению к этой серости. И эта серость стала единственным оплотом в грядущей ночи. Абсурд. — Переночуем наверху, — констатировал Эрик, с усилием поднявшись. Эмбер, пронырнувшая под его руку, обхватила его за талию. Она не знала, почудилось ей или нет, но лидер ощутимо вздрогнул. Они медленно дошли до лестницы, еле поднялись наверх. Изгой иногда чересчур сильно сжимала его ребра, когда он почти падал. Эрик шипел от боли, матерился, налегая на девчонку всем своим весом. Слабачка, она чуть не уронила его со второго этажа. Он мог поклясться, что та была бы рада скинуть его тело на штыки. Фонарик начинал подрагивать. Единственный свет, который им помогал, стремительно исчезал, и лидеру это не нравилось. Эрик никогда не показывал своего страха перед темнотой. Он старался его блокировать, пытался себя отвлечь и думать о чем-нибудь другом, пока не наступал рассвет. В его комнате почти всегда горел ночник, хотя лидер иногда устраивал себе тест на выносливость. Его хватало примерно на двадцать минут, если он не успевал заснуть раньше: Эрик вскакивал, зажигал светильник и вновь злился. На себя. Такой глупый, совершенно детский страх сулил большие неприятности. Детство… Эрик не помнил, остались у него хоть какие-то воспоминания, кроме ощущений. Родители всегда были бесконечно заняты и требовательны. Он старался, лез из кожи вон, но иногда срывался и не мог оправдать их ожиданий, за что получал худшее в мире наказание. Оно оставило отпечаток в его настоящем и будущем, преследуя по ночам. В доме было довольно прохладно. Эмбер наконец-то это прочувствовала. Находиться рядом с Эриком было невыносимо. Росс потребовалась несколько секунд осознать две вещи: эта ночь будет худшей в ее жизни, и они замерзнут раньше, чем наступит утро. Холод уже запустил щупальца под довольно тонкую куртку, вызывая табуны рубашек и Эмбер, не думая, развернулась к выходу. Лихачу захотелось плюнуть в спину изгою, громко топающему по лестнице. Она его бросила. Он это ожидал. Эрик не мог сказать, что у него есть друзья. Быть может пара-тройка искренне подлизывающих ему человека, которые при удобной возможности предпочтут им воспользоваться и выкинуть, как бумажку. Несколько шлюх, отчаянно пытающихся выделиться. Некоторые люди, к которым он прислушивался, но для которых он был равнозначен пустому месту и все. У него никогда не было тех, кому лихач смог бы доверить свою жизнь. Воспитание родителей, строгий режим дня, расписанный по минутам, и чересчур раннее понимание сущности человеческих отношений (в частности их ненужности) заставили рассчитывать только на себя. Эрик заводил полезные знакомства, льстил тем, кому было выгодно. Он ловко лавировал в своих связях, как угорь в стае медуз, и этого было достаточно. Лидер сталкивался с предательством сотню тысяч раз и давно привык к тому, что его пытаются выпихнуть из общей шеренги. С одной стороны, это льстило. С другой — надоело до тошноты. Но изгой… Эрик горел, как фейерверк. Отрицательные эмоции, скопившиеся за довольно продолжительное время, взорвались фонтанном огненных брызг. Он чувствовал, как боль в сломанной ноге отходит на второй план — ничтожная тварь, по многим причинам обязанная ему своей жизнью, его кинула. Бросила в присущей афракционнику манере после того, как он потратил на нее столько усилий. Сука. Она должна молиться, если решила, что это сойдет ей с рук. Он лично сбросит ее с обрыва, когда сможет ходить, выплюнув Джанин, что это дело рук неофитов.