Перевернуть страницу

      Безумный вчерашний день завершился далеко за полночь. Когда я вернулась на палубу, там уже были капитан с внуком. Они долго извинялись, что не узнали меня и не проявили должного внимания. Я смеялась, обнимала их, написала незнакомой девочке много добрых слов. Потом смотрели, как разводят мост, капитан развлекал нас уморительными любовными историями из своей моряцкой жизни. Иногда строго смотрел на внука, словно хотел сказать: «Учись пацан, пока дед живой». Оказывается, у мальчишки проблемы в общении с девочками. Из-за смазливой внешности к нему стали проявлять интерес взрослые парни, родители в ужасе, и решили, что сразу после школы он не будет никуда поступать, отправили на перевоспитание к деду — пусть поработает и выбросит из головы «странные наклонности». Я невольно наблюдала за парнем, он совсем не похож на гея. Не сводил с меня восторженных глаз и ничуть не заинтересовался Тео, даже не смотрел в его сторону. Думаю, родственники преувеличили проблему. Парнишка чудесный: открытый, доброжелательный и очень смышлёный. Искренне желаю ему встретить хорошую девочку...       Потом возвращались назад. Капитан с внуком ушли в рубку, а мы сидели укутавшись в плед, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на затихающий город, он шептал мне всякую чепуху, а я изо всех сил старалась не заснуть на его плече. Состояние, близкое к нирване, все мысли о его прошлых, будущих и настоящих девушках растворились в ночном чикагском небе. Почему я должна всё время помнить об этом? Хочу выбросить за борт свои навязчивые принципы, пусть уплывут вниз по течению.       Приехали в отель, долго прощались возле моего номера, опять целовались, он порывался остаться, и я уже готова была уступить, но передумала. Нежно поцеловала в последний раз, зашла в номер и закрыла дверь.       Утром чуть не проспала, быстро в душ, одеваюсь, расчёсываю волосы и собираюсь бежать вниз, ещё можно успеть кофе в баре выпить. Подхожу к двери и слышу за ней звон посуды, наверное соседи заказали завтрак в номер. Открываю, за моей дверью — Тео, его рука сжатая в кулак, оказывается перед моим лицом:       — Привет, только хотел постучать, а ты уже открыла. Вот, что значит женская интуиция, ты предчувствовала, что я приду, — улыбается, а я вижу за его спиной официанта с подносом, прикрытым салфеткой.       — Заходи, никакой интуиции, я выходить собиралась. Что, ты, опять придумал? Мы же опоздаем.       — Не опоздаем, — забирает поднос у официанта и заходит в номер. — Не хочу пить кофе со всеми, хочу только с тобой. — Он убирает салфетку, под ней: кофейник, две чашки, молоко, круассаны, масло и джем.       — Доброе утро, — целую его, — спасибо за заботу, но нужно торопиться.       Наливаю кофе, отламываю небольшие кусочки от ещё теплого круассана, намазываю их маслом и джемом. Только сейчас понимаю, какая я голодная. С удовольствием уплетаю вредную, но безумно вкусную еду. Он сидит напротив, ничего не ест и не пьет, смотрит на меня с нежностью и каким-то умилением:       — Не обращай на меня внимания, я засмотрелся, как ты красиво ешь.       — Тео, прекрати немедленно, пей кофе и побежали. Если будешь так реагировать на меня, мы не сможем работать. — Иду в ванную, быстро мою руки, выхожу и попадаю в его объятья:       — Я не могу не реагировать на тебя. Хочу есть с тобой, пить с тобой, говорить с тобой, быть рядом с тобой. Я Дивергент, меня нельзя контролировать, — он улыбается, хочет поцеловать, но я освобождаюсь от его рук, стараюсь придать своему голосу строгости:       — Поехали на съёмку, Дивергент.       — Нельзя быть такой правильной, тебе самой не противно? — он делает вид, что обиделся.       — Противная, говоришь? — я притягиваю его за рубашку к себе и целую в губы, он вздрагивает, через одежду чувствую, что если мы сейчас не остановимся, финальную сцену будут снимать в этом номере и возрастное ограничение фильма резко изменится на 18+.       Спускаемся вниз, Майлз, увидев нас, сразу идет навстречу:       — Шей, ты куда пропала, я вчера... — и замолкает на полуслове, заметив мою руку в руке Тео, поднимает удивлённые глаза на его довольное лицо, затем переводит взгляд на меня, смотрит с сожалением и отворачивается. Мой друг никогда не умел скрывать эмоции. В автобусе демонстративно садится далеко от нас, со мной не разговаривает. Ничего, я знаю его характер: быстро вспыхивает, но также быстро отходит...       Сегодня будем снимать финальную сцену, опять бегать за поездом. Ассистент режиссера озвучивает расписание:       — Энсел, Рэй и Майлз переодевайтесь к съемке финала. Дублёры уже готовы, сейчас каждому объясним, что нужно делать. Тео и Шейлин подойдите к Нилу, он ждет вас.       — Привет, как настроение? Хочу сказать вам пару слов. Надеюсь, вы понимаете, что последняя сцена в фильме практически самая важная. Зритель может не запомнить какие-то детали из середины, но финал помнят все. Особенно в фильмах, у которых есть продолжение. Мы должны сделать так, чтобы люди захотели увидеть, что будет дальше и ждали этого. Поэтому, прошу вас настройтесь на серьезную работу. Идите переодеваться, потом вместе посмотрим раскадровку. — Нил озабоченно смотрит на нас, что-то его напрягает. Качает головой и машет руками, — Идите, идите, времени мало.       Эпизод, в котором догоняем поезд, и Тобиас помогает своему отцу забраться в вагон, отсняли быстро. Даже сцена, где он хватает меня и мои ноги смешно болтаются в воздухе получилась сразу. Затем он должен поцеловать меня. Вижу, как с нетерпением ждет команды «мотор». Обнимает за плечи, я держусь за его руку, чтобы сохранять равновесие. Целоваться в вагонном проёме не самая удобная вещь на свете. Но, кажется, Тео всё устраивает, он увлечен процессом, для него, чем больше дублей, тем лучше. Мне не доставляет удовольствия целоваться при таком количестве народа, но работа есть работа. Неожиданно его возбуждение передаётся мне, и это уже не просто киношный поцелуй, а что-то большее.       Нил не очень доволен:       — Что-то я сильно сомневаюсь в необходимости поцелуя в этой сцене. Всё-таки Трис пережила огромное потрясения и вдруг такие страсти. Лично мне, это кажется неуместным, но продюсеры настаивают. Ладно, потом разберёмся.       Я вижу еще одного недовольного — Майлз в упор смотрит на меня и этот взгляд не обещает ничего хорошего. Нужно будет обязательно поговорить с ним, для меня дружба не пустой звук.       Нил, размышляет о чем-то, затем обращается к актёрам:       — Все свободны, кроме Шейлин и Тео. Операторам подготовиться снимать внутри вагона. Посмотрите, что нужно сделать, чтобы лучи падали на лица героев, будем стараться отснять быстро, пока есть солнце с нужной стороны. Где гримёры? Приступайте к работе: эпизод состоит из крупных планов, Трис должна выглядеть идеально.       Ну вот, налетели, орудуют своими кисточками. Мы с Тео глазеем друг на друга, с трудом сдерживая улыбки, наши гримёры ворчат, заставляя сидеть неподвижно и не гримасничать.       — Что-то у вас с утра чересчур игривое настроение. Повторяю: это очень серьезная сцена. Прошу, вас, сосредоточиться на своих персонажах, — Нил опять озабоченно смотрит на нас.       Но его переживания оказываются преувеличенными, всё идёт достаточно хорошо. Ровно до того момента, когда я стою, положив голову на плечо Тобиаса, он обнимает меня и очень тихо говорит… Господи, ну что он говорит:       — Я нашёл красное платье, оно охренительное, — я не хочу, но губы предательски растягиваются в идиотской улыбке.       — Что это было? Шейлин, что происходит? Чёрт вас подери, испортила такой кадр, — Нил кричит, Тео закрывает меня спиной, поворачивается к режиссеру и что-то ему показывает жестами, ничего не вижу и не понимаю, но когда робко выглядываю, Нил улыбается и похлопывает Тео по плечу:       — Ничего страшного, отснимем ещё дубль. Готовы? — не понимаю, с чего бы такая доброта снизошла на нашего командира, он обращается ко мне, — Шейлин, вспомни, кого ты играешь. У девочки погибли родители, она переживает потерю и боится неизвестности, а у тебя лицо счастливой мартовской кошки. Я понимаю, что рядом с Джеймсом можно потерять голову, но сейчас необходимо сосредоточиться на роли.       Вот это да, какой стыд, ещё утром я выговаривала Тео, что нужно работать не отвлекаясь на чувства, а теперь выслушиваю, что я — безголовая, мартовская кошка. Тем не менее, сцену отсняли, надеюсь режиссер наконец доволен. Не скажу, что это было быстро, наобнимались до одури, но материала столько, что можно смонтировать всё, что угодно. Забегая вперед, главный косяк этой «самой важной сцены» вовсе не в моём неправильном взгляде, а в том, что когда Трис бьёт Джанин, у неё разбита губа. А когда смотрит на своего парня в вагоне — лицо идеально. И никто не обратил внимания. Ха-ха-ха. У дивергентов секретная регенерация: раны зарастают за минуты.