Часть 2
10 мая 2016 г. в 11:38
Журавлик вывалился из рюкзака на пол немало потрёпанным, и Грантер даже сколько-то удивился его неожиданному появлению. Предполагалось, что птичка покрутится в руках Антуана и вернётся к своему создателю, однако она лежала на полу, распластав измятые крылья и скосив на Грантера бумажный клюв.
Он собирался уже отправить журавлика в мусорное ведро, но был остановлен колкой мыслью, некстати вставшим перед глазами образом тонких пальцев Анжольраса, которые касались этой чёртовой листовки, сгибали, проглаживали линии сгибов. Рука непроизвольно сжалась, а фигурка затем опустилась на стол бесформенным комком.
— Как ты говорил — Садако?.. — пробормотал Антуан, открывая крышку ноутбука.
Следующий день выдался золотисто-солнечным и тёплым.
Когда Грантер вошёл в больничную палату, залитую вечерним светом, Анжольрас, вопреки обычному положению дел, спал. Лежал, не шипя и не замирая от боли, дышал спокойно и размеренно, едва заметно. Стайка разноцветных журавликов тянула тонкие шеи к подушке, словно вглядываясь в лицо спящего. И всё же стоило Антуану приблизиться, Луи тут же открыл глаза и привычно растянул губы в улыбке.
— Стерегли тебя, да? — не улыбнуться в ответ даже не представилось возможным.
— Мне приснилось, что я стою на поле сплошь из белых цветов, — Анжольрас смахнул упавшую на лоб прядь волос, — Хорошо там было, тепло.
— Звучит жизнеутверждающе.
— Ну… — Луи замялся на мгновение, раздумывая над ответом, — Если ты так думаешь.
Он протянул руку и сгрёб всех бумажных птичек к себе на одеяло.
— Вот этого, — Анжольрас пальцем указал собеседнику на одного из журавликов, — зовут Антуан. Он из листовки от художественной школы, в которой ты учился.
— Из которой меня благополучно вышвырнули, проводив пинком для ускорения процесса, — не преминул добавить Грантер, и на его лице отразилась тень застарелого и тщательно скрываемого разочарования, — Научи меня складывать их. Наколдую себе бумажного Анжо — пусть будет со мной, пока ты не вернёшься.
— У меня листовки закончились, — неуверенно произнёс Луи, отворачиваясь, чтобы разглядеть за окном что-то, чего он там ещё не видел.
Вместо ответа Грантер запустил руки в рюкзак, вытащил папку из зелёного картона и пару раз цокнул языком, привлекая внимание к своей персоне. Анжольрас продемонстрировал раскрытую ладонь, безмолвно требуя отдать ему папку для изучения: внутри обнаружились квадратные листы разноцветной двухсторонней бумаги.
— Тут есть схема, — с задумчивостью, прокравшейся в черты лица и голос, произнёс он.
— Я хочу, чтобы ты меня научил. Ни одна схема, уверен, не справится лучше. Ну, что тебе стоит?
Противопоставить Анжольрасу было решительно нечего, да и если бы вдруг нашлись веские аргументы «против», едва ли он пустил бы их в ход. В конце концов, действительно, что ему стоит?
И жёлтый лист закружился в руках Луи, видоизменяясь с такой скоростью, что Грантер чувствовал чисто физическую неспособность заметить каждую проделанную манипуляцию, и уж тем более — повторить со своим листком бледно-салатового цвета. Однако, Анжольрас, ко всему прочему, отличался приятной способностью к быстрому обучения, а потому без указаний со стороны вскоре осознал свою ошибку и впоследствии останавливался на каждом сгибе и перевороте, контролируя и направляя при этом самостоятельные действия Антуана, которому, в свою очередь, тоже пришлась по душе возможность ощутить себя прилежным учеником.
Прежде чем уйти, не дожидаясь четвёртого напоминания об окончании приёмного времени от дежурной медсестры, Грантер задержался на мгновение в дверном проёме, разглядывая Анжольраса, окружённого пятнами алого света.
— Сегодня не упало ни одного листа, — заметил он.
— Да. Кажется, да.
Вернувшись домой, Антуан разложил перед собой на столе журавликов — шесть штук. Вместе с теми, что остались в палате Анжольраса, выходило пятнадцать. Грантер нанизал птичек на толстую нитку и привязал к люстре. Читая перед сном книгу, он то и дело отвлекался, переводя взгляд на мерно покачивающиеся и отбрасывающие причудливые тени фигурки. С каждым таким взглядом исподтишка одна не додуманная до конца, но почти навязчивая мысль снова и снова возникала в голове: «А что, если?.. А может быть, есть смысл?»