Pardonne-moi

Optimistique-moi, Papa Optimistique-moi, quand j’ai froid Je me dis, tout bat Quand rien ne s’interpose, Qu’aussitot, tes calins Cessent toute ecchymose Optimistique-moi, Papa Optimistique-moi, reviens-moi... (Mylène Farmer - Optimistique-Moi)*

Папа был хитрее, папа тихо шептал про "розовый бутончик с влажными лепестками", папа знал, что делал, когда говорил, что она должна пойти до конца - и Мэри было плевать на Сашины проблемы и всё остальное тоже, ведь они её утомляли. Может, она и была слишком патетична, но это, определённо, не было любовью, а папа - пусть и не родной, но отдавший столько сил на её развитие и её счастье мужчина - он не мог ошибаться. И было уже действительно плевать на Сашины тревоги и дурацкое шоу: ведь в последний раз, когда они общались, Керро сказала, что ей некогда - и что она не приедет в родную Эстонию, а папа смолчал. Наутро ей позвонили и сообщили страшную новость: папа мёртв. Наверно, ей очень сильно повезло, и она не наблюдала медленной агонии самого дорогого на свете человека, да и рядом был любящий мужчина, но... но папа был дороже, ведь только он верил в падчерицу-ведьму, только он мог дать совет идти дальше, только он мог вдохновить на ещё один раунд жесточайшей моральной ломки. И Мэрилин Керро, одна из сильнейших тёмных ведьм, просила всех существовавших на свете богов, чтобы папа вернулся и залечил её ранки, чтобы обогрел её - когда было холодно, чтобы папа приободрил её. Просто потому, что это был отец, а она оставалась его маленькой испуганной дочкой, нежным розовым бутончиком с влажными лепестками. Несмотря на то, что рядом был сильный грубоватый Саша, который мог распять её и искупаться в алой жидкости. Но папа, папа был важнее, и хотелось заслужить ЕГО одобрение, несмотря на последний так эгоистично оборванный звонок в приложении: ведь он скрывал свою болезнь от любимой рыжеволосой ведьмы-дочери. Скрывал, чтобы не мешать проходить жуткие испытания во второй раз, скрывал, чтобы дать шанс победить. ... И плевать было на Сашу и съёмки, ведь папа умер и уже никак не мог подбодрить и согреть в холод. Плевать было на всё и на все беды: если бы её не выпустили в аэропорту, то пострадало бы... впрочем, папа уже не мог ничем помочь любимой падчерице. И хотелось во всю глотку заорать по-русски "Вернись ко мне, папа, приободри меня!", но приличия обязывали хранить молчание у открытого гроба и развёрстого зева могилы. И Мэрилин не произносила ни слова, бросая под комья тяжёлой промёрзлой земли мелкую медную монетку, пропуск в Аид. Мэрилин Керро молчала, сцепив зубы и делая всё ради победы, которой так хотел папа. И пусть верный любящий Шепс, небольшая съёмная квартира где-то на окраине Москвы (так далеко от Таллина, где покоился самый любимый старший в Роду мужчина!), своенравная невская маскарадная с наглыми голубущими глазами, её собственная чудовищная сила... но папа шептал во снах, что она останется его нежным розовым бутончиком со влажными лепестками... и дыхание перехватывало от осознания собственного слепого эгоизма. И пусть она не победила и в этот раз... но она молила всех известных ей богов, чтобы папа вернулся к ней, приободрил её и залечил все ранки своей испуганной маленькой девочки снисходительной взрослой лаской, чтобы приободрил в такой важный момент финала, когда она не ждала никого и никакой поддержки... когда она позорно проиграла проплаченной питерской ведьме из бантеевской шайки, когда она опять стала второй и ненужной. И ведь тогда ей было плевать на Сашины "Я люблю тебя", ведь то чувство никак не могло сравниться с папиным "мой розовый бутончик" и с пожеланием удачи в последнем разговоре, так печально закончившемся. ... И рыжеволосая французская певичка, так похожая на неё, пела своим сладким полудетским высоким меццо-сопрано "Подбодри меня, па-па, вернись ко мне". И Мэрилин Керро, эстонская ведьма и дважды финалистка "Битвы экстрасенсов", рыдала взахлёб, ведь отца ей не мог заменить даже до беспамятства любимый русский медиум. Но папа, любимый и родной старший мужчина, уже не мог ничего сказать. И не мог приободрить её, когда было так холодно...