Всегда есть что-то приятное в возвращении. В том, чтобы оказаться снова в той точке, на которой остановился. Еще приятнее знать, что тебе есть куда вернуться.
Лондон всегда неприветлив, но тем приятнее раз за разом втягиваться в его атмосферу, привыкая к ней опять и опять.
После сказочных рождественских каникул даже возвращение к рутине было для Гарри сродни глотку из самого кристально-чистого источника в жаркий день. Каким бы ни было пребывание дома, в объятиях людей, любящих тебя сильнее жизни, музыка, окутывающая своими невидимыми лентами каждый затхлый и темный переулок этого города, звала его словно страдающая возлюбленная.
Рутина же с тех пор, какой Гарри ее запомнил, заметно обновилась, добавляя в себя все новые и новые пункты его повседневности. Теперь ему нужно было как можно чаще появляться на улице, светских мероприятиях, раз в неделю бывать на интервью и отвечать на вопросы о том, написана ли та или иная песня о Луи Томлинсоне. Его бархатный красный костюм, часть оголенной груди и взбудораживающая мозг юных девочек линия челюсти со скульптурно вырезанными губами стали не только новой обложкой для альбома, а новым символом сексуальности этого месяца.
Нахлынувшая волна славы не шла ни в какое сравнение с их первым дебютным альбомом, который считали лучшим из всего, что создали ARS. Теперь у Гарри было мало времени и много обязанностей, и даже несмотря на это он был счастлив и в какой-то мере горд. Но, помимо прочего, он был счастлив еще и потому, что бездумная борьба против тени, стоящей между ним и Луи, рассыпалась, как карточный домик. Закрывая глаза, он видел, как нежно пальцы касаются его кожи, как губы чертят параллельные на его теле, и неужели этого было недостаточно, чтобы дать его сердцу хотя бы малую, призрачную надежду. Они возвели крепкий мост между их телами и нематериальными сущностями, и могли в любой момент пройтись по нему от одного к другому, зная, что он выдержит.
И Гарри думает, что у него есть шанс. Теперь, когда расписание в контракте не влияет больше на то, когда и зачем они с Луи увидятся. Теперь, когда им не обязательно идти по людной площади или бывать только в заполненных кафе. У Гарри есть шанс.
И ему трудно скрывать внутреннее ликование настолько, что даже Найл и Энди замечают его нервозность.
— Чувак, слава странно на тебя влияет, — говорит ему Хоран, однако влияет на него не слава.
По крайне мере до тех пор, как Dead Vultures стали выглядеть со стороны фанатов надтреснувшей фарфоровой статуэткой, готовой развалиться на черепки в любой момент. Всему виной был, конечно, не Гарри. Это не он был тем, кто принуждал Луи игнорировать Джорджа, не он втянул Лиама и Зейна в новые музыкальные проекты и не он отменял выступления группы. Однако винили почему-то его. Они окрестили Гарри Йоко Оно для Dead Vultures, приписывая прошедшую холодную волну неприязни парней именно отношениям Луи и Гарри. С другой стороны, они считали, что Томлинсон просто настолько сильно был ослеплен любовью, что группе уже просто не осталось места.
Но Гарри понятия не имел, что происходит с DV. Он виделся с Луи при каждом удобном случае, брал с собой на репетиции, они ночевали друг у друга как минимум два раза в неделю. Но все, что касалось группы, не касалось Гарри.
Период напряжения достиг своего пика, когда однажды Стайлса узнал один из фанатов Томлинсона и облил газировкой, прямо возле супермаркета напротив дома Луи. Очевидно, это послужило отправной точкой для того, чтобы начать предпринимать хоть какие-то действия.
— Полный абсурд, — вздыхает Луи, когда они сидят в пустом кабинете пиар-агентства. — Семь утра, а я сижу в этой прилизанной конуре, чтобы выслушивать очередные «идеи».
— Ну, конечно, это же не на тебя напал сумасшедший фанат, — закатывает глаза Гарри.
— Всего лишь газировка, Стайлс, меня и чем похуже обливали на фестивалях.
— Да дело не в этом, — вздыхает он.
— Знаю-знаю, — отмахивается Томлинсон, — это моя вина, что они так стали тебя воспринимать, извини. Джордж такая заноза в последнее время, а Зейн с Лиамом просто хотят попробовать что-то новое.
— Все нормально. Это обратная сторона популярности, — устало шепчет Гарри, пялясь на часы, тикающие на стене.
— Хорошо, что мы не встречаемся на самом деле, — усмехается Луи, — иначе нас бы вызывали по любому поводу. «О, нет, Луи, это портит ваш имидж», — кривляется он, — очевидно, поэтому многие парочки и расходятся.
Гарри чувствует, что что-то жизненно-важное натянулось, словно перетянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Он чувствует жжение, жжение. Везде, во всем теле, под ним, глубоко под костями, но все равно заставляет себя ухмыльнуться.
— Точно, хорошо, что это не по-настоящему.
Дрожащая атмосфера кабинета обрывается, когда вся их пиар-группа вместе с менеджерами входят, занимая свои места. Девушка, работающая здесь, предлагает Гарри кофе или чай, но он отмахивается, не уверенный, сможет ли ощущать у себя во рту хоть какой-то вкус ближайшее время.
— Очевидно, тема нашего экстренного собрания для вас ясна, — гулко произносит Синтия. — Мне жаль Гарри, то, что случилось — недопустимо.
— Ой, да ладно тебе, всего-то газировка, — морщится Томлинсон.
— Это недопустимо, — повторяет она чуть медленнее. — Ты ведь такой милашка, Гарри, это все знают.
Луи закатывает глаза.
— Однако атмосфера среди фанатов сейчас немного не в нашу пользу.
— Ну, я мог бы написать парочку твитов о том, как это ранит мои чувства, — наигранно вздыхает Томлинсон.
— И тогда они еще больше будут считать Гарри яблоком раздора? — вставляет девушка. — Думай головой хоть раз, Луи.
— Возможно, следует закончить контракт чуть раньше, пока все не пошло в обратную сторону, — предлагает один из пиарщиков.
— Что? Бред! — кидает Луи. — Просто отвлеките их чем-то.
— Например? — нетерпеливо скрещивает руки на груди Синтия.
— Да чем угодно! Пустите слух, Гарри забеременел или мы тайно женились на Луне, — усмехается он.
— Ха, — вдруг восклицает она, окидывая своего подопечного странным взглядом с неким хитрым прищуром. — Может и стоит.
— Что? — смеясь, фыркает Мэттью.
— Может, он и прав. Фанатов надо отвлечь, но чем-то серьезным и таким, что оправдывало бы странное поведение Луи.
— Например?
— Помолвка?
— Ты спятила? Это же была шутка, — вспыхивает Томлинсон.
— Ну, а я из нее сделала отличную идею, — продолжила она. Было что-то странное, непередаваемое в её голосе, будто она ходила по краю дозволенного, проверяя реакцию Луи на прочность. Будто она хотела его испытать. Гарри не мог сказать точно, ему оставалось просто следить, к чему все это приведет.
— Никто бы никогда не поверил, что мы решили пожениться спустя полгода!
— О, умоляю, Луи, за вашими перепалками следили cтолько лет, это будет такая эпичная история любви.
— Мы все равно не будем этого делать, — закатывает глаза Томлинсон.
— И почему же, интересно?
— Это не сработает.
— На самом деле, это может быть достаточно эффективно, — вставляет чей-то голос, на котором Гарри даже не акцентирует внимание. Он выпал из реальности ненадолго, окунулся вновь в мысли так глубоко, что это поглотило. Их чертова игра в какой-то момент стала душить его, вцепилась пальцами так глубоко в его глотку и принялась сжимать сильнее и сильнее. Они собирались разыграть целое представление на обломках светлой мечты Гарри о настоящей любви, предложении со слезами в милом ресторане и прочей ерундой, которую он когда-либо представлял в своей голове. И, черт возьми, был ли предел у всего этого? Была ли хоть какая-то грань, хоть часть морали в том, что они делали ради внимания и славы?
— Гарри?
Он пытается сморгнуть с себя эти мысли, как будто это так просто, как будто это все равно, что сдуть снежинку с глаз Луи, пока они стоят посреди пустого футбольного поля.
— Гарри, ты согласен?
Синтия нетерпеливо стучит карандашом по столу.
— С чем?
— С тем, что это позволит продлить контракт и отвлечет внимание от проблем нашей группы.
— Помолвка? — глупо спрашивает он.
— Ты какой-то рассеянный, Гарри, — мягко подмечает Мэттью.
— А ты что думаешь?
Стайлс поворачивается в сторону Луи, пытаясь отыскать в его взгляде или словах хоть что-то намекающее на то, что он думает обо всем этом также как и Гарри. Что его тоже хоть немного, но коробит мысль о том, что им придется зайти настолько далеко. Но Луи пожимает плечами, как бы говоря «а что, ты хочешь просто спланировать расставание?», будто у них больше нет вариантов. Но если так, то Гарри придется согласиться. Если этот контракт кончится, кончится и все то, что между ними было.
— Ладно, — кивает, в конце концов, он, сжимаясь, будто воздух вокруг сменяется на вакуум. — Что нам надо делать?
***
Есть что-то болезненное в том, как Луи смотрит на него, пока они добираются до дома. В том, как кидают привычное «до скорого», в том, как Гарри выдает тупую шутку, получая на это привычное, но совсем не такое «заткнись, Гарри». Будто Томлинсон винит его в том, что им прописали целый сценарий новой театральной постановки.
Луи не звонит ему несколько дней, а когда Гарри пытается ему писать, то получает лишь смутные ответы. Ему кажется, что это глупо, но он ничего не говорит, потому что Мэттью сообщает им о том, что они приступили к планированию европейского турне.
И эта мысль должна была, как минимум, вскружить Гарри голову. Он обожает туры, хотя, конечно, он их ненавидит, но в большей степени обожает. Когда объявлены даты, фанаты сходят с ума, а пиарщики считают, что если устроить концерт с помолвкой прямо перед туром, продажи вырастут в несколько раз.
Гарри просто сгорает от всего этого. Он словно наблюдает за медленным действием бомбы, что вот-вот накроет город, и он восхищен и напуган одновременно, потому что на самом деле он вовсе не в стороне, он в самом ее эпицентре. Целая группа людей вокруг него просто считает деньги, пока Стайлс задыхается с каждым днем все сильнее.
Луи приходит неожиданно поздним вечером, он пахнет как тлеющая неуверенность, когда стягивает свою куртку и целует Гарри мокрым, грязным и таким горьким поцелуем. Его кожа холодная и глаза слишком водянистые, чтобы считать его вменяемым. Он шепчет свои пошлые фразочки под галлюциногенами и смеется, когда Гарри тянется к нему как к единственному источнику света на Земле.
— Почему мы вообще согласились на это? — шепчет он в темноту комнаты, наблюдая, как размеренно поднимается и опускается спина Луи во сне.
— Чтобы ты стал сраной знаменитостью, Гарри Стайлс, — слышит в ответ сонное бормотание. — Я из тебя сделаю следующего Боба Дилана.
Гарри не знает, стоит ли засмеяться, потому что не уверен, была ли это шутка. Шутка рок-н-рольной наркозависимости Луи Томлинсона, или, может быть, очередной удар в сердце Гарри.
Он засыпает, пытаясь не представлять, как ему наденут кольцо на палец перед тысячей людей.
***
Когда Луи уходит утром, он не оставляет после себя ничего кроме недокуренной наполовину сигареты на тумбочке Гарри. И тот думает, что это весьма метафорично, ведь они прошли всего лишь половину. Все эти их приёмчики, чтобы только оказаться друг к другу поближе, игры на смелость и сто один способ как довести другого до края, всего лишь малая часть того, что они могли бы сделать. Гарри чувствует, что внутри него есть гораздо больше, он мог бы дать Луи все что только возможно, и это все несоизмеримо велико с тем, что у них было. Они бы стали самыми яркими звездами в этой индустрии искусственных светил, если бы только дали друг другу шанс открыться полностью. Но все, что они могут, это действовать согласно приложенным пунктам на бумажке.
Он получает сообщение в 10:21:
«Ты разговаривал с Луи?»
Синтия умеет сделать утро еще более отвратительным.
Он отвечает, что видел его вчера, и получает на это «я скоро приеду».
Синтия появляется на пороге его квартиры спустя час с бесстрастным выражением лица, хотя, Гарри слишком хорошо успел её узнать, чтобы понимать — не все так просто.
— Что Луи… сказал тебе вчера? — спрашивает она, занимая место на кухонном стуле с чашкой чая в руках.
— Ничего особенного.
— Ничего?
— А что он должен был сказать? — фыркает Стайлс, смеясь над выражением её лица.
— Что-нибудь про предстоящую помолвку? — снова пробует она.
— Нет, ничего.
Это срывает её привычную маску спокойствия, обнажая перед Гарри истинное волнение.
— Слушай, не буду ходить кругами, так что просто скажи — ты любишь Луи?
— Что? — давится чаем Стайлс.
— Не делай вид, будто я спросила что-то необычное. Думаешь, никто не видит, что между вами происходит?
— Нет, но просто…
— Так ты его любишь?
— Я не знаю… Да. Наверное, да.
Она скептично смотрит на него.
— Тогда почему ты согласился на эту херню с помолвкой?
— Что? Но вы же сами сказали…
— Ну, хоть кто-то из вас двоих должен был понять, что это отличный шанс нажать на «стоп». Я думала, хоть Луи включит голову и, наконец, сделает шаг.
— Шаг к чему?
— Ну, к тому, чтобы признать, что вы теперь парочка не только на бумаге.
— Это не так, — устало вздыхает он. — Мы просто спим, и ты знаешь это.
— Неужели?
— Ты знаешь, что Луи никогда не захочет быть со мной по собственному желанию! Все, что он делает, это просто… он жертва обстоятельств.
Она смеется, с громким стуком возвращая кружку на стол.
— Ты идиот, Гарри. Что я знаю точно, так это то, что Луи не зашел бы настолько далеко только из-за контракта. Он может, и похож на человека, который способен вытворить что угодно, но на самом деле его проступок, словно новый шрам на теле, остается с ним на всю жизнь. Ему просто нравится думать, что он безбашенный придурок.
— Но что я… уже ничего не сделать. Он сам согласился.
— Тогда отговори его.
— Но контракт…
— Да к черту его, Гарри! Я пытаюсь помочь своему другу и спасти то немногое, что осталось от группы. Контракт скоро кончится, и если ты не скажешь ему свою офигительно-романтичную речь с признанием в вечной любви, он не догадается об этом и к концу своей жизни.
Её ногти выстукивают дьявольский ритм по деревянной поверхности стола, пока Гарри пытается сделать так, чтобы его сердце не билось слишком быстро.
— Ну, так и будешь сидеть?
— Чт…
— Проваливай, Гарри!
Он подскакивает со своего места, со скрипом сдвигая стул и не понимая, как он успеет за сорок минут поездки до дома Луи собрать в кучу все слова, которые хотел бы сказать все эти месяцы. Как уложить в ограниченную структуру слов и предложений чувства, способные разорвать его изнутри. Но Гарри хочется раскурить чертову половину сигареты, затягиваться ею так долго, как только будет возможно, столько, сколько позволит Луи.
На этот раз, он собирается просто закончить игру, не зависимо, кто в ней будет победителем. Потому что пока тут только проигравшие.
