Благословение Луны

8 Ссора Утром лекарь проснулся рано. Намного раньше, чем обычно. Чуткое ухо уловило глухие удары на заднем дворе. Лайел потеплее оделся и, стараясь шагать бесшумно, прокрался за дом. Мимо пролетела дровинка, едва не оставив любопытного человека без носа. Лай вздрогнул и удивленно уставился на открывшуюся глазам картину. Оборотень так и щеголял в одних штанах. Непонятно почему, но одежда ниже пояса при превращении у них сохранялась, а выше – нет. Даже у девушек ( что не один раз радовало парней в стае). Старые знатоки утверждали, что волчий дух у них заключен в груди, от того и все, что ему мешает выйти, он уничтожает. Правда ли, нет, Лай не знал, но судя по тому, что волчара до сих пор шастал без рубашки, оной у него с собой и не было. Заскочил на пару минут? Лекарь окинул взглядом кучу нарубленных дров. Нет, явно не то. Забыл? Хм. Давит на жалость? Ну-ну. Так же тихонечко, как и пришел, Лайел зашагал обратно. Пусть зверь работает на благо деревне (в его лице,) если хочет. В конце концов, он во многом виноват. Прошел час. Лай три раза сбегал посмотреть, как работает оборотень, и выпил четыре кружки чая. В груди теплился отголосок вины. Глаза все чаще натыкались на шкаф… Стук прекратился. Замелькал силуэт у окна, маяча туда-сюда. А через полчаса оборотень исчез. Лай удивленно прислушался. Ничего. Парень осторожно приоткрыл дверь. Куча дров у крыльца и – все. Лай возмущенно хмыкнул и хлопнул дверью. Уже по привычке. Дрова он все-таки потом занес. Хотелось тепла. Сначала попробовал топить по минимуму. Но в голову вдруг пришла идея убраться (в который раз!) и привести себя в порядок… Лай сокрушенно посмотрел на взятку оборотня… и решил протопить весь дом. Стирка, купание, уютное тепло… Лай в первый раз за последние два месяца почувствовал себя нормальным человеком. Под одеяло он залез распаренный в одной длинной рубашке. Этот день можно было считать праздником. Холод пробирал до костей. Волк встряхнулся и обратившись человеком присел на ступеньки дома. Оттуда веяло теплом. Рысар зажмурился, представляя, что мог бы сейчас находиться рядом с юношей, мог бы быть любимым и … и тот ребенок мог быть его… Это было больнее всего. Все-таки Сазир. Не он. Идиот. Когда он подрался с человечишкой, тот клятвенно обещал, что больше и пальцем не тронет Лая. Кому ты поверил? Кому? Его страху. В голубых глазах плескался такой ужас, что казалось, он вот-вот в штаны наделает. Неужели обманул? Рыс решил как-нибудь обязательно забежать в деревню. А пока он взял топор и направился в лес. Ночь глазам оборотня не помеха. Работа заставляла кровь бежать быстрее, и от согретого тела чуть ли пар не шел. Под утро Рысар удачно поохотился и завалился в конуру спать. Потом опять все тело ломить будет, но уйти он был не в силах. Утро было для февраля довольно теплым. Лай натаскал в дом воды, затопил печь и решил пройтись до старой постройки, бывшей при деде конюшней, а теперь служившей свалкой для всякой всячины. Путь к покосившемуся строению лежал мимо конуры… из которой торчал кусок черного пушистого волчьего хвоста. Лай нахмурился и подкрался ближе. Рыс взвыл от боли и резко вскочил. Точнее попытался, ибо развернуться в этом кошмаре клаустрофоба было нереально. Стукнулся всем, чем можно, обо все, из чего это самая конура и была построена, и все-таки кое-как собрался с мыслями и аккуратно вылез на волю. У будки стоял донельзя довольный собой лекарь. - Ты что творррришь? Рыканье парня ничуть не испугало. Но улыбка с лица сползла в момент. Рыс не знал, что Лайел вспомнил Рыка с перерезанной глоткой. - Не смей. - Что? - Не трогай его конуру! Крик вышел болезненным. А ведь ты больше не плачешь, слышишь? Ты не плачешь. - Лай… Парень отвернулся. - Он был… был еще с дедушкой… был единственным… кто не предал… он… был другом… а они… Хрипой срывающийся голос заставлял сердце сжиматься. - Лай… - Не надо, - устало-обреченно, - что ты скажешь мне нового? Что любишь? – он засмеялся. – Я больше не поверю. А ведь… Неважно. Волк прижал уши и виновато ткнулся мордой в сгиб коленей. Лайел шагнул вперед, отстраняясь. - Я не поверю, волк. И абсолютно не понимаю, что ты здесь делаешь. - Зачем ты так? Тебе больно, но… зачем ты делаешь больно мне? И почему не даешь успокоить, помочь? - Как «так»? – смешок. – Что я тебе сделал? Это ты увязался за мной. Это ты забрал… все. Рыс подался к Лаю. Шагнул волк, ткнулся носом в шею уже человек. - Лай, в чем я виноват? Объясни хотя бы. А самому додуматься? Или это у оборотней в моде – попользовать ночку и бросить? А ведь то утро было самым страшным в моей жизни. Столько всего сразу… и никого рядом. - Не трогай меня, - еще шаг вперед. – И не приходи. Мне не нужна твоя помощь, не нужно твое несуществующее раскаяние, и не нужен ты. Слова вонзились в самую глубь души, царапая почти до крика. - Я виноват! Я бросил тебя! Но я вернулся! Что ты знаешь о том, что там было? Почему ты такой холодный? Я же шел – к тебе! Почему ты не хочешь хотя бы постараться понять? - Нечего понимать! Я все понял еще тем утром! Про всех! И я не желаю иметь с тобой ничего общего! Убирайся! Они оба кричали. И оба слышали только себя, только свою боль. Она выплескивалась наружу, но погруженный в самого себя оппонент не замечал ее. Нет ни правых, ни виноватых, только своя боль, заглушающая чужую. Жизнь любит горькие шутки. - Ну что мне сделать, чтобы ты понял? Я люблю тебя! - Прекрати! Эта шутка вышла из моды! Что сделать? Уйти. - Не хочу! - Вот и вся твоя любовь! Оборотень всмотрелся в тонкую фигуру, повернувшуюся к нему спиной, и с рыком превратился в зверя. Прыжок через забор – и волк исчезает в лесу. Лай ушел домой терзаться воспоминаниями и одиночеством за кружкой чая. Рысар, хмурый и злой, как легион демонов, вернулся в деревню оборотней. Целый день бесцельно шатался по дворам, провыл всю ночь… а наутро опять складывал у крыльца только что нарубленные дрова.