Легенда снежной пустыни

      Гилберт огляделся, а после быстрым шагом поспешил наверх по лестнице. Ветер усилился, что не странно, такая погода — ветреная и немного туманная, — была нормальной для небесных городов. Путь принца лежал в головной замок, где располагались покои короля, его отца.       Прошло три дня с тех пор, как король Фридрих поставил его перед фактом — он должен жениться. Но Гилберт не был бы собой, если бы не пытался избежать нежелательного брака.       — Ваше высочество.       Юноша резко остановился и оглянулся.       — Хедервари?       Принц сразу понял, что это он, потому как только Доминик Хедервари имел талант всегда оказываться за спиной в самый неподходящий момент. Это был один из тех людей, которых король Фридрих называл гончими псами — его верные охотники за головами, охранявшие покой правителя и пугавшие его врагов. Доминик не многим был старше Гилберта. Они выросли в этом замке вместе, с самого детства только и делали, что дрались, набивали друг другу шишки, или вдруг объединялись на время, чтобы устроить кому-то подлянку или поиздеваться над зашуганными слугами.       Королю Фридриху всегда нравился Доминик, который со временем смог основательно втереться к нему в доверие и стать едва ли не его правой рукой. Отношение к нему Гилберта было двояким. С одной стороны, Хедервари ему импонировал как сильный и выносливый воин, но с другой стороны, принц готов был ненавидеть этого придворного за все его достижения. Гилберт как ни старался не смог одолеть его ни в одной схватке, не смог стать сильнее этого человека, и это сильно било по его очень уж сильно раздутому самолюбию.       — Вы спешите, ваше высочество? — поинтересовался Хедервари.       На его красивом молодом лице по обыкновению виднелась ненавязчивая хитрая ухмылка. У него были длинные волосы, собранные в низкий хвостик, и эта прическа всегда выбивала его из толпы, потому как жители Королевства Ветров стриглись коротко.       — Разумеется, — отозвался Гилберт, ясно давая понять, что ему совершенно не хочется говорить сейчас с этим человеком. Было слишком уж много важных дел. — Я спешу к королю. И у меня мало времени, знаешь ли. Что тебе нужно вообще?       Доминик хмыкнул.       — Всего лишь поговорить с вами на одну щепетильную тему. Ничего особенного, но я буду благодарен вам, если вы уделите мне немного времени после, когда поубавится важных дел.       Каким-то мистическим образом этому человеку удавалось говорить подчеркнуто вежливо, но при этом заставлять Гилберта чувствовать себя так, словно его августейшую особу оскорбили. Всегда хотелось придраться к чему-то, но поводов для придирок вовсе не было, и это бесконечно злило молодого принца.       — Посмотрим, — ответил он. — В твоих же интересах, чтобы эта твоя тема была хоть немного интересна.       Хедервари улыбнулся, и эта его улыбка заставила Гилберта заподозрить что-то неладное.       — Полагаю, она будет вам интересна, ваше высочество.       Отвесив поклон, Доминик, не поворачиваясь к принцу спиной, скрылся за ближайшим поворотом. Новый порыв ветра заставил Гилберта поежиться. Он находился в просторных нижних коридорах замка, а здесь было полно сквозных проходов, что обеспечивало постоянные сквозняки.       — Чтоб тебя…       Задрав голову, юноша поспешил к лестнице. Идти надо было долго, и к его огромному неудовольствию использовать магию погоды он не мог. Король Фридрих твердил ему, что эта способность у него в скором времени появится, и тогда все ветра мира покорятся его воле, но этого все не происходило. А между тем король Гроз, которого Фридрих и вовсе не признавал за короля, уже управлял погодой и молниями. Возможно, дело было в возрасте, но никто не мог сказать наверняка, от чего это зависит. Магия рода — вещь сложная и индивидуальная, и ею обладают члены королевской семьи. Но даже короли не знают наверняка, откуда у них такая сила.       Когда принц достиг первого этажа, он невольно приблизился к распахнутому окну и выдохнул. Порой Гилберт ненавидел Небесный город за его высоты, каменные стены, сквозняки и длинные лестницы. Однако этот самый город — столица Королевства Ветров, во главе которого принц однажды встанет. Как только он вступит в брак и овладеет силой рода, той самой магией ветров, он станет полноправным королем, а его отец — монаршим королем-отцом. Но как бы сильно Гилберт не хотел занять трон, он понимал, что жениться на выбранном Фридрихом юноше не хочет совершенно. Брак — это то, что должно длиться всю жизнь. Так что либо он убьет Родериха после свадьбы, дабы избавиться от нежеланного супруга, либо смирится и покорится отцовской воле.       Однако Родерих намного хитрее и осторожнее, чем он сам. Этот лицемер с неменяющимся выражением лица спокойно перережет ему глотку, но не позволит лишить себя жизни, и Гилберт прекрасно это понимает. Равно как и понимает то, что убей он Эдельштайна после свадьбы сам, Фридрих найдет ему другого жениха, но ни за что не позволит быть с тем человеком, которого любит сам принц.       — Гилберт…       Юноша вскинул голову и огляделся. В тот же миг большая дубовая дверь, ведущая в покои короля, открылась.       — Людвиг?       Второй принц королевства Ветров был, вопреки обыкновению, лохмат и одет столь небрежно, что Гилберт заподозрил неладное. Однако не мог же его брат сотворить что-то непристойное в отцовских покоях.       — Отец ждет тебя, брат, — сказал Людвиг, намеренно не поднимая взгляд. — Он нервничает.       Гилберт кивнул.       — Я как раз вовремя, очевидно.       Принц старался улыбаться, но на душе у него кошки скребли. Должно быть Фридрих опять переживал из-за него, но отыграться решил на младшем сыне. Король ненавидел Людвига, и никто не знал, чем вызвана такая ненависть. Одно дело, если отец-родитель не сильно привязан к сыну, которого он сам выносил, но совсем другое, если он яро ненавидит собственное дитя. Это вовсе ненормально.       Подойдя к двери и взяв брата за локоть, Гилберт прикрыл дверь.       — Тебе совсем не обязательно быть здесь.       — Я знаю, брат. Прости.       Людвигу едва исполнилось шестнадцать. Он уже сейчас был чуть выше старшего брата, широк в плечах и статен, и Гилберт не без повода полагал, что однажды он станет значительно крупнее него самого. Этим Людвиг был похож на Фридриха.       — Эй, не извиняйся, — коснувшись пальцами подбородка Людвига, принц заставил его посмотреть на себя. — Ты же знаешь, что во всем этом нет твоей вины.       Второму принцу не хватало любви отца, и это всегда чувствовалось. Даже второй король, супруг Фридриха и его двоюродный брат, выносивший Гилберта, и тот не сильно тяготел к сыновьям, и это всегда ощущалось довольно остро.       — Хотел бы я знать, чья в том вина, — выдохнул Людвиг.       — Не важно. Однажды все прекратится.       Их семья с самого начала была какой-то неправильной, какой-то не такой, и Гилберт чувствовал это. Когда его родитель отводил от него взгляд остекленевших и каких-то неживых глаз, или когда Фридрих морщился, стоило в поле зрения появиться Людвигу. Возможно, именно это и стало причиной того, что Гилберт старался компенсировать отсутствие родительской любви хотя бы брату, которого он просто обожал. И возможно, это в итоге и переросло в то, что он имеет сейчас.       Гилберт любил Людвига. Любил сильно и уже давно не так, как стоило бы любить просто брата. Он подолгу задерживал взгляд на красивом лице Людвига, на его пока еще несколько костлявых плечах, уже довольно сильных руках, золотистого цвета волосах или голубых глазах и все отчетливее осознавал, что ситуация просто безвыходная. Но ведь однажды и Фридрих возжелал родного себе человека, брата, пусть и не родного. Так неужели он сейчас не поймет наследника и заставит его связать жизнь с нелюбимым человеком?       — Поспеши, брат, — уклончиво сказал Людвиг. — Нельзя, чтобы отец злился, ты же знаешь…       — Знаю.       Оставалось лишь надеяться на то, что король на этот раз не бил младшего сына, как уже бывало прежде, но куда более Гилберт надеялся на отцовское понимание в другом, куда более важном вопросе.       Людвиг понятия не имел о чувствах брата. Он был еще слишком молод, он многого не понимал.       — Иди к себе, Людвиг. Я скоро приду.       Гилберт улыбался брату, думая о том, что он просто обязан добиться своего, чего бы ему это не стоило. Он сделает брата счастливым и будет любить его, они будут править вместе. И у них будет хорошая семья, не такая, как у их родителей.       — Возможно, не стоит, — сказал второй принц. — Отец ведь не любит, если ты уделяешь мне много внимания.       Но Гилберт хмыкнул.       — Я наследный принц, брат. Я могу делать то, что хочу.       Это не было правдой в полной мере, ведь Гилберт не был властен решать, на ком ему жениться. Несмотря ни на что, под огрубевшей оболочкой воина и самодовольного принца скрывалась весьма романтичная натура, которой безумно хотелось брака по любви.       — Монарший отец не согласится с тобой, — заметил Людвиг. — Но я буду рад, если ты в самом деле придешь.       Он отстранился и направился в сторону своих покоев по пустынному коридору, а Гилберт еще какое-то время смотрел ему вслед, думая над тем, не понял ли его брат, насколько все на самом деле сложно. Он еще слишком молод для всего этого.       Как только Людвиг скрылся за поворотом, Гилберт перевел дух и открыл дверь. Ему предстоял очень сложный разговор.

***

      В этом большом деревянном доме было довольно тепло. Альфред снял с себя меховую шубу и теплый шарф, а после избавился от сапог и плюхнулся на кровать. Она была совсем не мягкой и не такой большой, как та кровать в королевских покоях, к которой он привык, но все же это лучше, чем небольшая карета, которую продувает.       — Ваше величество?       Приоткрыв глаза, Джонс посмотрел на взвинченного супруга и замеревшего в стороне Константина. Рыжеволосого явно сильно напрягало состояние короля, как, впрочем, и Альфреда. Нельзя Ивану нервничать, не в том он положении.       — Что?       Сиреневая мантия короля оказалась на спинке массивного деревянного стула. Ему так же следовало отдохнуть, ведь дорога заняла немало времени.       — Я велел принести мяса и вина. Быть может, есть еще распоряжения, ваше величество?       Иван посмотрел на своего доверенного, о чем-то размышляя.       — Да, — отозвался он. — Понаблюдай немного за нашими гостями с другого материка. Я ясно ощущаю подвох.       Константин тут же напрягся еще сильнее.       — Подвох, ваше величество? — спросил он. — Вы полагаете, что эти самые гости что-то замышляют?       Правитель Льда замотал головой.       — Сложно объяснить. Они не лгали мне, но я просто кожей чувствую какой-то подвох. Что-то не так, Константин, но я не могу понять, что же именно. Нам стоит опасаться неизвестности.       Рыжеволосый замер на мгновение, словно переваривая его слова, а после с готовностью закивал.       — Я прослежу за ними, ваше величество.       Как только Константин покинул комнату, Альфред выдохнул. Нервозность супруга понемногу передавалась и ему, но если мысли Ивана занимали женщины, которых привела нелегкая в Королевство Льда, то сам Джонс думать мог только о ребенке, которого носит под сердцем Иван и которому вредны любые переживания родителя.       — Что же не так…       Когда король медленным шагом приблизился к кровати, Альфред с готовностью приподнялся и, схватив супруга за руку, заставил опрокинуться рядом с ним.       — Ты… — он положил голову на плечо не сильно сопротивляющемуся Ивану и тут же обнял его. — Ты слишком напряжен и слишком много думаешь о женщинах-амазонках. И я бы не сказал, что мне это нравится. Лучше подумай вот об этом малыше, который слишком хорошо чувствует твои переживания.       Джонс провел рукой по животу Ивана, не смея проникать под одежду. Лучше не раздеваться и не оголяться, в рыбацких поселениях и в суровую зиму это — не самая лучшая идея для беременного мужчины. А Альфред был отлично понатаскан Тимом де Вардом, а потому очень хорошо знал, как надо позаботиться о супруге.       Король посмотрел на него таким странным, немного загнанным взглядом верного щенка, а после улыбнулся.       — Ты прав, дорогой. Но я все равно охвачен тревогой и ничего не могу с собой поделать.       — И все же постарайся, — хмыкнул Альфред. — А то ведь я разозлюсь, ты же знаешь.       Он хихикнул и прижался к телу любимого еще сильнее, продолжая проводить рукой по его животу. Так хотелось, чтобы малыш быстрее появился на свет. Хотелось увидеть его, взять на руки, услышать его голосок. Всякий раз, думая о еще не рожденном сыне, Джонс испытывал невероятный трепет, но вместе с тем он не мог не думать еще и о своей матери. Интересно, как она там? Ее сын просто взял и пропал. Что она должна чувствовать? Как реагировать? Наверняка она переживает и волнуется о нем.       — Спасибо, дорогой.       Иван расслабился в его объятиях. Он наверняка был благодарен супругу, потому как тревога несколько отступила, когда он оказался в этих надежных и крепких объятиях. Думать об Альфреде и их будущем ребенке было куда приятнее.       Джонс улыбнулся и чмокнул супруга в щечку.       — А теперь без лишних волнений расскажи мне, что именно тебя так сильно напрягает.       Король ответил не сразу. Он лежал некоторое время, все обдумывая, а Джонс молчал, прекрасно понимая, что нужно дать ему время. Наконец, Иван заговорил:       — Я не знаю, в самом ли деле король Антонио ввел высокие пошлины, но даже если и так… Только самоубийца поплывет в Холодное море в период суровой зимы. Не просто потому, что воды моря холодны и коварны, но еще и потому, что дальнейший путь до Дальнего материка лежит через Ледяное море. Это не просто глупо, это…       — Понятно, — кивнул Джонс. Он прекрасно знал о том, что Ледяное море потому и ледяное, так как покрыто льдами. Для того, чтобы его пересечь, нужен ледокол, которого в этом мире попусту нет. — Так может, амазонки решили рискнуть? Ну, мало ли, может у них и правда такое бедственное положение, что они рискнули?       — Возможно, — кивнул Иван. — И все равно меня что-то смущает в этой ситуации. Но я не могу сказать, что же именно.       Альфред хмыкнул.       — Женщины вообще странные.       — Мне кажется, что они планировали оказаться на наших льдах, — выдохнул король. — У этой горделивой Астрид был такой взгляд, словно она пыталась скрыть свои истинные мотивы за пренебрежением. Я редко ошибаюсь в людях, дорогой. Вернее, я никогда в них не ошибаюсь. Мне порой достаточно одного взгляда, чтобы читать сердце.       Джонс задумался над его словами. В принципе, если это так, и Ваня в самом деле понял нечто эдакое, то какие цели могут преследовать амазонки? Что они могли забыть в Королевстве Льда? Что вообще мог забыть в этом королевстве здравомыслящий человек? В том смысле, что край-то на самом деле суровый и холодный.       — Ваня…       Был еще один вопрос, который интересовал Джонса. Он никак не касался амазонок, но напрямую касался его отношений с супругом. То нечто, чего парень все никак не мог понять.       — Что такое?       — Я все хотел спросить… — Альфред уткнулся носом в шарф на шее супруга. — В ту ночь, когда мы встретились, я был пьян золотой водой. Она, оказывается, заставляет сильно возбудиться, если ее выпить много, а я выпил немало. Я потерял голову и накинулся на тебя. Это была, наверное, лучшая ночь в моей жизни, ну или одна из лучших… Но суть не в этом. Я не имел права даже прикасаться к тебе. И все то время, что мы там кувыркались, в соседней тайной комнате был твой отец-король. Почему ты не убил меня тогда? И почему его величество не сжег меня за такой поступок сразу же? Я долго об этом думал и все никак не могу понять.       Иван усмехнулся. Немного отстранившись, он приподнял ладонь.       — Возьми меня за руку.       Альфред нахмурился, но поспешил выполнить просьбу.       — Ну, взял.       — Какая она, моя рука?       Кажется, нечто подобное уже было. Тогда, на утро после страстной ночи, Иван спросил то же самое.       — Ну, обычная, — ответил парень. — Немного грубая, не сильно теплая. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?       — Я управляю льдом, дорогой, — сказал король. — Так же, как Драган управляет погодой. Далеко не каждый человек в мире способен остаться целым и невредимым после прикосновения ко мне. Об этом хорошо знают Меттью и Толис, единственные люди, которым я позволил ко мне прикасаться. Видишь ли… — Иван повернул голову, теперь они с Альфредом смотрели друг на друга. — Мой монарший отец не обладал всей полнотой силы рода, а я унаследовал ее в полной мере. Порой мне тяжело держать себя в руках, и я могу причинить людям вред. Однажды я едва не убил Толиса… А теперь отвечу на твой вопрос. Сожми мою руку и скажи, какая она.       Альфред не без труда переварил эту информацию, а после сжал руку супруга. Чужая кожа немного колола, но это было даже приятно в какой-то степени.       — Все такая же, — отозвался Джонс.       Король кивнул.       — А ведь по логике вещей, твоя рука сейчас должна была замерзнуть, почернеть и перестать тебя слушаться, потому как я использую силу. Но она не действует на тебя. Так же, как не действует на моего отца-короля. Альфред… — вырвав ладонь из крепкой хватки супруга, Иван коснулся волос Джонса. — Ты единственный мужчина, которого я могу трогать, не опасаясь причинить вред. Единственный мужчина, с которым я могу быть слабым. Сама судьба подарила мне тебя.       Американец просто завис от этих слов.       — Серьезно?       Он, конечно, понимал, что у Ивана точно должны быть какие-то сверхъестественные силы, но не мог и предположить, что все было именно так. Выходит, король отдался ему в первую ночь потому, что понял, что на Альфреда его магия не действует. Отдался не потому, что оказался слаб, а потому, что просто сразу понял, что это — его человек и его мужчина. Это осознание так приятно грело душу.       Джонс заулыбался, совершенно счастливый. И выходит, что Тим де Вард тоже не убил его лишь по той же причине. Наверное, магия Александра тоже не действовала на Тима, и поэтому тот смог завалить его на алтарь и поиметь в первый день знакомства. И из этого выходит, что Тим сразу увидел в Альфреде самого себя.       — Так я твоя судьба, да? Я такой особенный, что твоя магия мне не вредит?       — Именно, — отозвался Иван. — Ты огонь, который любит лед. Моя магия тянется к тебе и хочет быть единой с тобой. И да, ты определенно моя судьба, я это сразу понял.       В тот миг Альфред напрочь забыл обо всем на свете, и об амазонках, и о холодной погоде, и о прежних волнениях. Да, это и правда была судьба. Она привела его к Ивану, туда, где ему самое место. И плевать, как именно это произошло. Джонс нашел свое счастье.