Легенда снежной пустыни

      Солнце уже скрылось за горизонтом. Гомон гостей в покоях на вершине башни был неслышен, и Гилберта это радовало. Надо было все хорошенько обдумать перед тем, как пытаться начать серьезный разговор. Молодоженов сопроводили в опочивальню, а значит, гости будут развлекаться без них. В программе развлечений были музыканты, богатое разнообразие блюд и вин,а так же возможность сыграть в азартные игры. Те, кто не любил подобного рода времяпровождения, могли уединиться в отведенных им гостевых покоях или же вовсе покинуть дворец Небесного города.       Последнего, к слову, король Фридрих ожидал от Драгана, но правитель Гроз и не думал никуда уезжать. Это было слишком даже для него, так что кронпринц не без повода полагал, что Драган что-то задумал. Вряд ли бы он стал так рисковать просто ради того, чтобы потрепать нервы Фридриху. Но что же он тогда задумал?       Гилберт мотнул головой. Это было не то, о чем сейчас стоило думать. Он остался наедине с супругом, и отец ждет от него, чтобы наследник престола поскорее заделал ребенка Эдельштайну. И все бы ничего, но Родерих поклялся превратить его жизнь в ад, а это уже означало, что по плану Гилберта ничего не пойдет.       — И долго ты будешь там стоять?       Пришлось все же посмотреть на Родериха. Тот стоял на балконе, все еще облаченный в парадный свадебный наряд, все такой же идеально красивый. В иных обстоятельствах Гилберт был бы просто в восторге от него. В каких-то иных, но не в текущих. Сейчас кронпринц дорого бы отдал за то, чтобы быть наедине со своим младшим братом. Со дня их последнего неловкого разговора Гилберт так ни разу и не смог что-то обсудить с Людвигом, и от этого ему было не по себе. Не значит ли это, что брат теперь его избегает? Или это в самом деле Фридрих постарался?       — Я наслаждаюсь порывами ветра, — отозвался Родерих. — Всяко приятнее, чем твоя унылая компания.       Кронпринц сжал ладони в кулаки. Да, Эдельштайн был красивым, но подумать только — до чего мерзкий характер.       — Как же ты меня раздражаешь…       — Хоть что-то у нас взаимно.       На сей раз Гилберт поднялся с кровати и нервно поправил свой расстегнутый кафтан. Подумав, он его снял и небрежно швырнул на металлическую внешнюю спинку их брачного ложа. Кровать была огромной, как и полагается. Нежно-сапфировое покрывало переливалось, наверняка и простыни в тон такие же восхитительные. Слуги постарались на славу. Жаль только Гилберт был не в состоянии это оценить. И жаль, что никто не мог его понять.       — Мы в одинаковом положении. Так что давай договариваться. Как бы часто ты не строил мерзкие рожицы, это ничего не меняет.       Кронпринц решительно приблизился к балкону. Со спины Родерих показался ему таким незащищенным. Казалось, просто толкни — и он провалится в пропасть. И это не было бы фигуральным выражением, никто не мог пережить подобное падение. Королевский дворец не зря считался многими довольно небезопасным местом. Было дело, что порой в зимние холодные дни пропадали люди, а их останки находили уже по весне в низовьях. Наверное, это и была одна из тех причин, по которым Гилберт еще с раннего детства несколько невзлюбил этот дворец.       — Договариваться, значит? Забавно, — Эдельштайн так и не обернулся. — Не кажется ли тебе, что договариваться нужно было раньше? Скажем, еще до того, как ты посодействовал исчезновению из столицы Доминика? Думаю, тогда я был бы открыт к переговорам.       Гилберт прикусил губу. Стоит признать — он хорошо понимал Родериха. Его бы и самого отчаянно взбесила бы ситуация, при которой Эдельштайн посодействовал бы устранению из дворца Людвига, например. Все же Родерих — человек серьезный, и решения он принимает взвешенные. И если он так переживал из-за Доминика, значит, этот человек ему очень дорог. А кронпринц лишил его этого человека. Любимого человека. Это был необдуманный поступок, то, что Гилберт сделал в порыве эмоций. Он поступил как глупец и окончательно испортил любые отношения с Эдельтайном, а они и так были не очень.       — Давай обойдемся без лишних драм, — предложил Гилберт. — Нам просто нужно заделать наследника, вот и все. Потом живи, как хочешь. И Хедервари твоего я верну, так уж и быть. Ты должен просто родить ребенка.       Да, все именно так ведь и было, этого и ждал король. Если будет хотя бы беременность, то Гилберт может быть свободен, его задача на этом будет выполнена. Ведь так?       Родерих вдруг усмехнулся. Он все так же не оборачивался, а потому кронпринц сперва даже не понял — радуется он чему-то или же это первый признак истерики.       — Заделать наследника? Ты в самом деле думаешь, что я позволю всему случится ровно так, как того желаешь ты?       Гилберт нахмурился, не поняв, что к чему. Ведь Эдельштайну тоже должно быть это выгодно. Так он побыстрее избавится от общества столь презираемого им кронпринца и сможет быть с тем, кого любит. Всего-то и надо заделать наследника. В чем тут смысл пытаться расстраивать эти планы?       — А ты настолько глуп, что попытаешься помешать?       На сей раз Родерих обернулся. Он был собран и спокоен — как обычно, впрочем, — но теперь это пугало. Очевидно, у него какие-то свои планы, однако чем они отличаются от планов Гилберта?       — Глупость — исключительно твоя черта. Я сказал, что превращу твою жизнь в ад, а ты должен был знать с самого начала — Эдельштайны никогда не разбрасываются пустыми угрозами.       На сей раз до кронпринца дошло, в чем дело. Очевидно, Родерих не собирается брать на себя такое ответственное, но сложное и опасное действо, как беременность. Но разве речь изначально не шла именно об этом?       — Что ты вообще несешь?       В полутьме блеснула брошь на парадном кафтане Эдельштайна. Та самая, в форме эдельвейса — символ их рода. Ведь не зря у них так много атрибутов, словно это правящая династия, не иначе.       Гилберт не успел толком испугаться, когда его сбил с ног порыв ветра. Это было весьма неожиданно, и вместе с тем страшно, потому как этот порыв отбросил его обратно к кровати. Он лишь чудом не ударился головой о металлическую ножку брачного ложа.       — Что…       Падать было больно, но кронпринц словно вовсе не ощутил эту боль. Он отыскал взглядом Родериха.       — Жалкое зрелище.       Эдельштайн был слишком спокоен. Странный порыв ветра не потревожил его уложенные черные волосы и вообще никак не смутил. Выглядело все так, словно Родерих прекрасно понимал, что происходит. Вернее — стало очевидно, что он все понимает. И это пугало куда сильнее.       — Что это было?       Гилберт невольно отполз назад, но уперся спиной о кровать. Ощутил металлическую ковку, он поднялся на ноги. Стало страшно.       — А сам как думаешь?       Кронпринц тут же вспомнил кое-что из глубокого детства. Когда-то ему рассказывали о том, что королевская династия Ветров имеет магию, как и прочие династии других государств. Король управлял ветрами, что весьма очевидно. И когда Гилберт был совсем маленьким, он видел это лично. Однако Фридрих уже давно не использовал магию. Очень давно. И ведь кронпринц не интересовался, почему так? Ведь король всегда был в восторге от своей силы.       Эти воспоминания пришли именно потому, что такой порыв ветра напомнил Гилберту о том, как Фридрих управлял ветрами. Словно Родерих… мог использовать такую магию. Но ведь он не мог, это — особенность рода Байльшмидт.       — Я… не понимаю…       — Никогда не задумывался, — вкрадчиво начал Эдельштайн, — почему Его Величество в какой-то момент перестал пользоваться магией ветров, хотя прежде делал это постоянно? Или почему он так рьяно ненавидит твоего младшего брата? — он фыркнул. — Ну, разумеется, глупо спрашивать, ведь ты в принципе не из тех, кто умеет думать головой.       Кронпринц был совершенно растерян и вместе с тем напуган.       — Это была магия ветров, — осознал он.       Но ведь магией ветров мог владеть только король. Фридриха в покоях не было, только Родерих. Что бы это могло значить вообще?       Эдельштайн и на сей раз сохранил пугающее спокойствие.       — Наш владыка совершил ужасное преступление, но он не сразу это осознал. В итоге он решил обвинить во всех своих несчастьях других — супруга, младшего сына. Но не себя. А виноват был лишь сам Фридрих. Не знаю, осознает ли он это вообще.       Родерих смотрел на своего новоявленного августейшего супруга откровенно свысока, и на сей раз это не возмущало, а пугало. Он словно стал выше ростом и обзавелся могущественной аурой, что охватила собой всю комнату. И вновь заискрилась его украшенная алмазами брошь. Не стоило забывать — Эдельштайны не просто так считались одним из самых сильных родов в мире. Ведь они вполне могли и посоперничать с Байльшмидтами, если бы захотели этого.       — Ты о чем вообще?       Гилберт не признал собственный голос. Он всегда плохо скрывал свои эмоции, но редко терял умение прикрывать страх напускной бравадой. Совсем на него не похоже.       — Магия против кровосмешения, — ответил ему Эдельштайн. — Уж король-то обязан был это знать. Я старше тебя, а потому помню лучше, чем обернулось его сумасбродство. Мало того, что Фридрих взял в супруги своего кровного родственника, так он еще и сделал это силой. Или ты думаешь, что твой родитель любил короля? Вовсе нет. Гюнтер любил другого человека, любил взаимно. Они должны были пожениться, едва Гюнтер созреет для брака. А потом в дело вмешался король. Фридрих не просто расстроил их помолвку — он убил соперника на глазах у Гюнтера, а потом выкрал его и овладел им силой.       Эту историю Гилберт знал, но под значительно иным углом. Впрочем, звучало все весьма правдоподобно.       — И как это связано с магией?       Родерих поджал губы. Выглядело так, словно ему мерзко смотреть на супруга.       — Магия не приемлет ни насилия, ни кровосмешения. Человек должен быть достоин магии, иначе она его покинет навеки. Как давно Фридрих не использовал магию ветров?       Кронпринц растерянно осознал, что в самом деле давно не видел, как его отец управляет ветрами. Сколько же времени прошло? Несколько лет? Когда кронпринц был совсем мальчишкой, он часто видел, как король развлекается с помощью магии, создавая порывы ветра и сбивая с ног то прислугу, а то и придворных.       — Я… не знаю…       — С тех пор, как родился Людвиг, — тут же сказал Эдельштайн. — Эти роды, как и вся беременность, дались Фридриху крайне тяжело. Он едва сам не умер. Но именно тогда он лишился магии. Ведь это был еще один плод кровосмешения, теперь уже в чреве самого короля. Магия отвергла его за такое нарушение закона. Король давно уже не владеет магией ветров. И он так боится, что кто-то об этом прознает. Фридрих и так не самый популярный король. Остальные Байльшмидты во главе с Бернхардом мечтают его свергнуть и казнить. А что будет, если они узнают, что король потерял главный символ лидера Ветров. А если об этом узнают правители Земли или Огня? Или что еще лучше — правитель Гроз. Драган будет только счастлив начать войну.       Гилберт с отчаянием замотал головой.       — Нет, ты лжешь. Этого не может быть…       Он не хотел верить в подобное. Однако слова Родериха звучали более чем убедительно.       — Фридрих решил, что виноват не он, а Гюнтер. И Людвиг, разумеется. Вот почему он так срывается на них обоих. Он жалеет о том, что женился на Гюнтере, но все равно не может ничего поделать со своей страстью. А еще он жалеет о том, что дал жизнь Людвигу. Я поражен, что он до сих пор не возненавидел тебя. Ведь ты, — Родерих вложил искреннее презрение в это "ты", — заявил ему, что возжелал родного брата. Снова кровосмешение. Так магия никогда не вернется к Байльшмидтам.       Теперь стала понятна реакция Фридриха на минувшую просьбу Гилберта. Кронпринц удивлялся — почему король так рьяно против, если сам однажды пошел против принципов морали и связал свою жизнь с родственником. Вот почему. Слова Родериха все ставили на свои места.       — Если магия покинула короля, то значит…       Гилберт потрясенно распахнул глаза и уставился на супруга. Он все понял, но озвучить это не смог. Эдельштайн кивнул.       — Неужели твоя голова начала работать. Именно, — он усмехнулся, — магия не может взять и исчезнуть. Покинув одного владельца, она идет к другому, как по своей воле, как по воле носителя. Она должна оказаться либо в кровном родственнике, либо в том, кто предрасположен к магии. Понятное дело, что ни тебе, ни Людвигу об этом и мечтать не стоит, ведь вы — греховны от рождения. Магия вас не примет.       Кронпринц сглотнул.       — Так вот почему отец так настаивал на нашем браке.       Словно вторя его словам, вокруг Родериха закружился легкий ветерок. Он затеребил его волосы и одежды.       — Магия ветров выбрала меня. Так что теперь Фридрих может рассчитывать лишь на мое потомство. Чертов старый маразматик так боится потерять власть.       Гилберт замотал головой.       — Я не хочу в это верить. Этого не может быть.       Эдельштайны, разумеется, не могли быть не предрасположены к магии — это было чем-то совершенно очевидным. Теперь они владеют магией ветров, а это дает им возможность свергнуть Байльшмидтов. Да Родерих вполне мог заявить о своих правах на трон хоть прямо сейчас. Достаточно раз показать, что он владеет магией ветров — и народ пойдет за ним.       — Мне плевать, — Эдельштайн махнул рукой. — Но реальность такова. Теперь я диктую условия. И если ты не хочешь всего лишиться — будешь подчиняться мне. Возвращаясь к твоим же словам — нет, я не собираюсь вынашивать дитя от тебя, Гилберт, — на сей он вложил презрение в это имя. — Это тебе придется рожать наследника от меня. Мне бояться нечего, даже если я выкину тебя с балкона этой башни, Фридрих просто поженит меня с Людвигом. Мне вред причинить он все равно не сможет, — порыв ветерка вокруг Родериха усилился, — Я поклялся превратить твою жизнь в ад, — напомнил он, — а Эдельштайны никогда ничего не обещают впустую.

***

      Альфред сложил руки на груди и замер чуть в сторонке, чтобы не мешать. Так же поступил и Константин, который явно был обеспокоен куда сильнее, чем второй король Льда.       — Прежде подобное происходило?       Мэттью сглотнул. Они с королем сидели на диване в личных покоях бывшего наложника.       — Нет, это впервые.       Альфред нахмурился. Он уже привык ко всяким магическим штукам, но ситуация все равно была немного из ряда вон выходящая. В конце концов, этой самой магией владеют далеко не все. Короли, для которых магия нечто вроде подтверждения их власти, и буквально несколько колдунов из древних родов. Для королей — стихийная магия в соответствии с их элементом, у колдунов же что-то иное. Подробностей не знал никто, кроме самих колдунов, а они своими секретами никогда и ни с кем не делились, таковы их законы.       — Ваше величество, что это?       Вопрос задал Константин. Он переживал за своего беременного супруга, и Альфред его прекрасно понимал, потому как близился день родов у его супруга — тот самый момент, когда Джонс станет отцом. Лютые морозы за окном свидетельствовали о пике метелицы, сразу после нее следует потепление, и именно тогда Иван должен будет родить наследника.       Король Льда осторожно взял ладонь Мэттью в свою. Он был задумчив и сбит с толку.       — Сомнений нет, — ответил он. — Это магия. Я ее чувствую. Полагаю, она и прежде была, но в зачаточном состоянии, а сейчас она проснулась, потому как в твоем чреве зародилась жизнь, — король посмотрел на Мэттью. — У каждого она пробуждается по разному. Моя проснулась из-за желания моего родителя, а твоя — из-за беременности.       Мэттью быстро-быстро заморгал, не в силах понять, что вообще происходит.       — Но откуда у меня магия?       Король пожал плечами.       — Понятия не имею.       Он был предельно честен, в этом бы никто не усомнился. Константин посмотрел на Ивана, потом на своего супруга, а после отвел взгляд в сторону стены, обдумывая сказанное, а Альфред обратился к королю:       — А это какого рода магия? Мэттью что, колдун?       Иван мотнул головой.       — Нет, это магия воды, самая настоящая. Именно такой ее и описывал мой благородный родитель, именно так я ее и ощущаю. Между нами возможен резонанс, как между магиями ветров и гроз, например. Ошибок быть не может.       Альфред прикусил губу. Даже он, самый по сути далекий от тонкостей устройства этого мира, и тот прекрасно понимал, что подобное просто невозможно.       — Я не могу владеть магией воды, — сказал Мэттью. — Ведь не могу же, ваше величество?       Иван явно не знал, что ему на это отвечать. Он немного задумался, наступившая тишина была гнетущей и неприятной. Наконец, король все обдумал и сказал:       — У магии свои правила, и эти правила неизменны. Владеть силой стихии может только один человек — король и правитель своей страны, ее лидер. Магия стихии — его корона, его трон и гарант его прав. Не может быть такого, чтобы магией воды, равно как и магией иной стихии, одновременно владели сразу два человека. Это было бы нарушением баланса, это привело бы нас к чему-то страшному.       Он замолк, а его мысль продолжил Константин:       — Значит, король Воды… не владеет магией?       Альфред постарался вспомнить, о ком идет речь. Правитель королевства Воды — Бервальд — приходился каким-то далеким родственником Ивану и Александру. Они враждовали много лет, Бервальд подсылал шпионов и даже пытался убить Альфреда, учуяв в нем угрозу для себя. Ведь у него не было наследников, и в случае его смерти на трон Воды могли претендовать дети Льда — Николай или будущий ребенок Ивана. И этого Бервальд не желал допускать.       — Такое возможно? — спросил Альфред у супруга.       — В теории — да. Магия может покинуть своего владельца, если тот нарушит закон. Например, если он вступит в кровосмесительную связь или совершит жестокое насилие. Вернее, если в результате кровосмешения или насилия на свет появится дитя.       Иван выразительно посмотрел на Мэттью, так что тот вздрогнул.       — Вы же не думаете, что…       Он запнулся, и король Льда вновь пожал плечами и задумчиво провел ладонью по своему огромному животу.       — Я не знаю, что и думать, Мэттью. Я просто вижу, что в тебе пробудилась магия истинного короля Воды и стараюсь сделать логические выводы. Ты ведь даже не знаешь ничего о своих родителях, верно?       Мэттью опустил взгляд.       — Мне говорили, что они погибли на войне.       — Перед тем, как тебя привезли в королевство Льда из королевства Воды, верно?       Выводы и правда напрашивались сами собой.       — Так что же получается, — проговорил Альфред, — король Воды на самом деле не владеет магией?       — Раз ею владеет Мэттью, то, очевидно, так и есть. А быть королем имеет право лишь тот, кто владеет магией. Как, однако, интересно, — Иван отстранился от Мэттью и протянул руку Альфреду, так что тот помог своему супругу подняться на ноги. С таким большим животом это было сложно сделать самостоятельно. — Не переживай ни о чем, Мэттью, я никому не позволю причинить тебе вред. Держите это в тайне, а то как бы на тебя охоту не открыли. Константин, береги его. Вполне возможно, что Бервальд может об этом прознать. Тогда он взбесится куда сильнее.       — Я вас понял, ваше величество, — кивнул тот. — Буду внимателен и крайне осторожен.       — Хорошо, — Иван посмотрел на Альфреда, — Мой дорогой, теперь мы должны установить не только твое происхождение. Никогда бы не подумал, что в этом дворце соберутся разом три человека, что владеют стихийной магией.