Тевинтер. Туда и обратно

— Почему ты не ешь? Я думал, детям нравится сладкое. Лицо его, похожее на неосторожно обструганный ломоть светлой древесины выразило удивление. Мальчуган, что сидел за столом напротив него, смотрел вниз, на свои коленки. Маленький, жалкий, словно не успевший толком нарастить шерсть, крысёнок. В тот день мальчику по имени Риан исполнилось восемь лет. — Ты так и будешь молчать? — над короткой окладистой бородой скривилась неприятная улыбка. Мальчик даже не видел этой улыбки, одного ровного голоса хватило, чтобы спину проскрябли мурашки. — А я так старался. Раздобыл лучшие лакомства, — мужчина напротив досадливо покачал головой. Кусок приторно-сладкого медового пирога оставался нетронутым. Риан услышал, как щелкнули пальцы, увидел, как засветился тонкий ножичек на его поясе. Вот он уже в детских худых руках, зажат между дрожащими пальцами. Риан этого не хотел. Кинжал сам… Губы безвольно распахнулись, вывалив на подбородок розовый язык. К нему прижалось лезвие. Такое холодное. Со стальным вкусом. — Если ты не ешь и не разговариваешь, то он тебе ни к чему, — сухо сообщил мужчина напротив. Мальчик почувствовал, что задыхается от страха. Оставаться без языка совершенно не хотелось. Зато хотелось кричать, бежать и прятаться там, где никто бы его не нашел. Особенно этот…напротив. Вдруг власть над собственным телом вернулась к нему. Он тут же уронил на пол кинжал – такой скользкой оказалась рука. Пока еще целый язык поспешно спрятался во рту за стенкой зубов. А Риану прятаться было некуда, он вжался в спинку стула и весь затрясся. — Будешь есть? – спросил мужчина, — Или поговорим? Риан набил рот медовым пирогом. … — Если ты кому-нибудь расскажешь… Клянусь, если ты кому-нибудь расскажешь!.. Как трогательно, краснея, стыдился он своего заплаканного лица… Как громко и смешно шмыгал носом, умываясь… — Можешь считать, что я ничего не видела, — заверяющее кивнула Хоук, поливая из кувшина в его сложенные вместе ладони. Риан фыркнул и снова принялся тереть глаза и щеки. С поразительной тщательностью. И даже неистовостью. Как будто он смывал с лица не влажную сольность, а отравляющую кислоту, едкими каплями попавшую на кожу. Мальчишка был неосторожен в своих движениях: залил тунику, вымокрил челку. Она у него потемнела и прилипла ко лбу, спрятав за собой нахмуренную переносицу. Хотя он не злился. Скорее был обескуражен и очень растерян. Ощущал себя панически странно. То же самое чувствует кружевная девица, что два с лишним года отпихивалась от настойчивого кавалера, а потом вдруг проснулась с ним в одной постели полностью обнаженная. Вот и Риан неожиданно и для себя, и для Хоук оголил перед ней свои чувства. Конечно, ему стало легче: выжатая и высушенная накидка всегда легче той, что намокла и давит на плечи. Вода в кувшине закончилась, и некромант встряхнул руками, потом вытер их о подол туники. Стыдливо и потеряно опустив голову, взялся обдумывать – как же теперь относиться к этой женщине? Раньше никто не видел его слез. Только мать. Но она просто не замечала. Даже когда он был еще младенцем. Просто не замечала. Его. Как относиться к человеку, который вдруг тебя заметил? Заметил тебя всего: все твои страхи, все квелости, все психи… Как можно спокойно смотреть в лицо той, перед кем Риан чувствовал себя мальчиком без кожи?.. Он еще не решил…и поэтому пока не решался посмотреть ей в лицо. Неожиданно содрогнулся, так и не подняв головы. Хоук проследила за его напряженным взглядом. Причина напряжения, что вновь обуяло Риана, холодным светом разливалась по лезвию малефикарского кинжала. — Опять светится, — магесса освободила тоненькое оружие из хватки кожаного ремешка, — Он у тебя волшебный что ли? — Заговоренный. — Я слышала про панталоны, которые светились, предупреждая о нападении порождений… — Его Данариус заговорил, — громче сказал Риан, прерывая Хоук с ее глупыми шутками, — Чтобы мне было проще учиться. — Ты…был учеником Данариуса? – Защитница не поверила своим ушам. — Нет, — отозвался некромант с таким отвращением, словно она только что спросила коллекционирует ли он навозных жуков, — Это он был моим учителем. — Не вижу разницы. — Он стал моим опекуном. Когда ты... Когда моя…— Риан попытался сосредоточиться, было видно с какими неимоверными усилиями он выдавливал из себя пояснения, — В общем, он взялся за мое обучение. А я…ты знаешь. Не хотел… Не мог. Тогда он сказал, что не позволит опозорить себя бездарностью ученика… Грозился, что вылепит из меня магистра, хочу я того или нет. Вот так он меня и заставлял. — «Вот так»? – переспросила Хоук без улыбки. Юный магистр кивнул на кинжал. — Когда он начинал светиться как сейчас, я терял волю. Своими руками проделывал сложнейшие ритуалы. Смотрел на свою…и чужую кровь и даже глаза не мог зажмурить. А если я убегал, мое тело меня возвращало. — Почему ты просто не избавился от… — Ты меня совсем за дурака держишь? – горячо выпалил Риан, угадав, о чем собирается спросить магесса, — Выбросил я однажды кинжал этот. Подальше. Прямо в выгребную яму. Защитница покосилась на тонколезвенное оружие в своей руке, подавила чешущееся желание поскорее разжать ладонь и разрешить ему упасть на пол. — Вот Данариус оскорбился-то! — Нет. Ему было все равно. Он лишь обещал, что если я не найду заговоренный предмет, он вживит лириум в мой глаз: его-то я уж точно нигде не оброню. — Послушай, да ты Фенрису не мстить, а преклоняться должен, за то, что он умертвил этого злостного, бородатого экспериментатора! – Хоук искусственно улыбнулась. И, что странно, не услышала в ответ ненавидящего шипения и не была награждена убийственным взглядом. Взгляд Риана блуждал по полу, обладатель ярких, как у матери, глаз глубоко задумался. — Я рад, что он мертв, — сказал Риан вполголоса, потом, наконец, посмотрел Защитнице в лицо, — Она с ним… Была. Я видел. Она ценила его больше, чем собственного сына. И…не скрывала этого. Она ведь могла притвориться… Хотя бы притвориться. Я бы поверил. Любому ее слову… Вот и все. Тевинтерский магистр, маг крови и некромант перестали существовать. Остался только обделенный любовью ребенок. Обиженный на весь мир. Мальчик без кожи. — После ее смерти, только одна мысль заставляла меня смиряться со своим принудительным учением – «Однажды я стану достаточно сильным, чтобы сразиться с Данариусом на равных. И уничтожить»…Так я думал. Я…наверное, искал смысл своего жалкого существования. А этот твой эльф меня опередил. Сказал и снова опустил глаза. — Тем лучше. Я бы все равно не справился. Я слабый. — Утю-тю. Ну что, опять плакать будем? — Нет, — отрезал Риан со строгостью. Защитница улыбнулась, присела перед ним на корточки. Теперь Риан был раза в два выше нее. — Ты меня удивляешь. — Что? — Я говорю, ты не стервец. Ты — глупец малолетний! — Что?! — У дятла в жопе долото. Нашел он смысл жизни, тоже мне! Месть. Ничего получше придумать не мог? Она ткнула пальцем в его живот, заставив мальчишку согнуться, ухватила его за воротник и потянула на себя, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Близко-близко. — Даже если наг назовет себя загонщиком, это не сделает его больше и сильнее. Риан тут же представил сваренную розовую тушку зазнавшегося мелкого зверька. Проглотил слюну вовсе не из-за разыгравшегося аппетита. Хоук выпрямилась перед ним, не обрывая пристального зрительного контакта. Заметила его растерянность, добродушно усмехнулась уголком губ и отпустила ворот туники. — Твой возраст, телосложение…даже твои страхи – не признак слабости. Сила, она вот здесь. Магистр встрепенулся, почувствовав, как костяшка указательного пальца Защитницы постучала в его грудь, как в хиленькую дверцу. Мальчишечье сердце откликнулось решительным биением. И его нельзя было назвать жалким. Это беспокойное маленькое сердце. — Вот держи. Возвращаю. Риан пришел в себя и отшатнулся от протянутого, до сих пор светящегося кинжала. В груди заколотило еще сильнее. — Нет! Убери! — Что, соблазн убить меня все еще высок? – насмешливо сощурилась магесса. — Нет, я… — он вдруг понял, что теперь совершенно не хочет, чтобы Хоук умирала, — Дело не в этом! — Данариус мертв. Его магия не действует, видишь? Просто светится и все. — Оставь себе. Видимо, ее слова не развеяли сомнений невольного магистра. — Ага, — Защитница растянула на лице испытующую ухмылку, — Трусишка, значит? Конечно, Риан в ту же секунду выхватил у нее кинжал. Как и было задумано. И ничего не произошло: воля юного тевинтерца осталась при нем. У Данариуса больше нет власти. Его магия не действует. … Где-то далеко Советник раздул ноздри, увидев самодовольное лицо «щенка». ... За десять дней их морского путешествия Хоук не раз ловила себя на мысли, что всю свою жизнь относилась к пиратам без должного уважения. Да что там, она считала их разгильдяями, грабителями и пьяницами, не без боевого таланта, конечно. Нет, грабители-то они грабители, пьяницы-пьяницы, но четко организованные и знающие свое дело. После своей коленопреклоненной процедуры они сторонились Хоук, но раздобрели на следующий же вечер, когда в ее честь на корабле развернулось настоящее пированье. Команда радовалась гороховой похлебке больше чем горе бочек с грогом. Надо сказать, что горячее варилось на «Третьем Роге» далеко не каждый день. А пираты любили горох. Крысы тоже любили горох, потому похлебка получилась «с мясом». Впрочем, никого это не смутило. За исключением гостей, они предпочли сухари. Изабелла посоветовала есть сухари в темноте, потому что крысы и черви никогда не оставляли лари с сухарями без внимания. Хорошо, что приверед спас тот смуглый и курчавый матросишка с повязкой на глазу: раздобыл для них приличный кусок солонины и нетронутые мелкими вредителями галеты. Грог и чистый ром стерли из памяти неприятный инцидент с летающими кинжалами, а местные пираты оказались разговорчивее баб на рынке. Через пару часов Хоук уже знала, что вон тот с рыжей холеной бородой – боцман и Мастер парусов, как его все называли. Тот, что косоват, но зато крепко сложен – плотник, у него руки – чистое золото: за пятнадцать секунд он мог вырезать из деревянного бруска обнаженную Андрасте. Защитница познакомилась и со щекастым квартирмейстером, и с сухеньким узкоглазым штурманом, и с корабельным поваром, который все сокрушался по поводу скудности рациона, закатывал глаза, завидев пушинку плесени на своих продуктах, но безжалостно рубил крысам хвосты, отправляя в котелок. Ну, а Кастильона она знала и без того. На корабле он являлся первым помощником капитана. Точнее вторым, после того, как на борту появилась Хоук. Кастильон держал дистанцию. На людях был холоден даже с Изабеллой. Должно быть, на корабле не догадывались об их бурном прошлом и не менее бурном настоящем. «Никаких потрахушек с командой» так, кажется, говорила капитан. Кастильон и Изабелла куда-то пропали в самый разгар пира посреди океана. А пиратам, понятное дело, стало скучно. Они устроили бега в мешках. В мешках! Выяснилось, что они придумали такой способ развлечения три месяца назад, когда «Третий Рог Кунари» стоймя стоял, застигнутый штилем. Азартные игры были запрещены (слишком часто они заканчивались кровавыми разборками), так что пришлось побеждать скуку с помощью подручных средств. Под руку попались мешки. Но самое удивительное было впереди – морские разбойники устроили целое представление. Соревновались друг с другом в умении глотать огонь, жонглировать пустыми бутылями и как следствие — ходить по стеклу. А курчавый юнец с повязкой даже пел. Да так чисто, душевно… Так только в Орлее умеют петь… Правда, его освистали, заставили изображать обезьянку. Это у курчавого получалось куда веселее. На следующий день Хоук встретила его на палубе под тентом. Он стоял в большом чане с водой и усердно топтался на месте. Под ногами у него что-то хлюпало. — Что ты делаешь? – первый помощник капитана не сдержала любопытства и заглянула в чан. Под загорелыми (хотя, скорее просто чумазыми) пальцами в воде покряхтывали порубленные куски жилистой, жесткой из-за чрезмерной просаленности солонины. — Не видишь, мясо размягчаю. Или хочешь потаж лопать? Кудрявый выглядел очень занятым, чтобы продолжать этот разговор. — Я слышала, как ты пел вчера. Прямо менестрель, — Хоук закинула удочку с правильной наживкой: юный пират отвлекся от своего занятия и перевел на нее взгляд единственного глаза. — Да уж. В моем городе этих блюдолизов как крыс на корабле. Одноглазый незаметно смутился, запустил пятерню в кудряшки: мало кто умел оценить его певческий талант по достоинству. Вот так запросто Хоук заслужила его расположение. Пиратские души все равно, что детские – открытые, жаждущие внимания и безбрежные, как океан. — Сам я из Джейдера. Монки звать. — Странное имя для орлесианца. — Не-ет, — протянул Монки и от души поморщился, — Настоящее имя у меня еще смешнее. Я недавно в команде. До боцмана мне еще расти и расти. Так что я пока Монки, ну, знаешь, корабельная обезьянка. — Вот почему у тебя так здорово получается ее изображать, — Защитница не сдержала усмешки, пират лишь горделиво повел вздернутым носом в ответ. — Не смейся! Это очень почетно. — Топтать мясо. Куда уж почетнее. — Просто сейчас время мирное, — буркнул Монки, наклонившись, чтобы завернуть сползающую вниз штанину, — А вот захватим какое-нибудь судно… Кто все тайники с сокровищами разыщет? Конечно я! Потому что я худой, пронырливый и ловкий, могу пролезть куда угодно. — Как бы тебе не помереть молодым с такими способностями, — съязвила Хоук. Перед ней все-таки пират-орлесианец как тут не поязвить? — Мне капитан то же самое говорит, — улыбнулся обезьянка. — И чего же тебя в пираты потянуло, Монки? — Мой папаша был бандитом, — кудрявый переступил с ноги на ногу, — Нет, на самом деле он был героем… — Так бандитом или героем? — Героем! Он даже участвовал в завоевательной войне. С самим Мэриком, говорят, бился. Едва выжил. Лишился глаза, правой руки и левой ноги. А когда война закончилась, и он вернулся на родину, не нашел себе места. С одной рукой, знаешь, ни горшка не слепишь, ни землю не вспашешь. Вот и обеднел быстро. Думал, героям войны полагается монета от Императрицы. Как же! Гнали его из Вал Руайо в три шеи, да еще и угрожать стали. Что папане оставалось? Подался к разбойникам, чтобы выжить. Левой рукой хорошо у него получалось кинжалы бросать. Метко. Я эту способность у него перенял. Ну, ты видела. Хоук помрачнела. Если подумать, с ней случилось то же самое. Тесный мирок, который она защищала всеми силами, за который сражалась день ото дня, в благодарность за старания отплатил ей тем же – изгнанием. Горящий особняк стал не самым приятным воспоминанием, и она предпочла занавесить его разговором. — Монки… — Ой, только смотри не разжалобься. Я доволен жизнью. Мне нравится быть пиратом! — Я не о том. Как ты потерял глаз? — В бою, — Монки задрал нос еще выше, уперся руками в талию и стал похож на изваяние великого воителя. В чане с мясом. — Ага. Значит, ловкость и пронырливость не очень-то тебе помогли… Кудрявый посмотрел на нее таким же взглядом, каким иной раз смотрел Варрик на своего скептичного занудливого слушателя. Мотнул головой, щелкнув языком. — Да на месте моя моргалка. На месте, — Монки стянул с лица тряпичную повязку и ослепил магессу синевой своего целехонького глаза, — Это я просто так ношу. Для важности. Он рассмеялся, а потом, вдруг осекшись, поймал Хоук за запястье. — Только ты никому! Договорились? … На горизонте искрило. Черное небо изрыгало громовые раскаты и облизывалось зарницами. Море, столь зависимое от настроения неба, вторило ему. Тянулось, пытаясь поймать и гулко проглотить самую большую молнию. Дыбилось. Ворчало, грозясь подняться, если небо и ветер не перестанут его раззадоривать. — Красотища, да?— Изабелла в нетерпении постукивала пальцами по дереву штурвала. Она казалась беспечной, но в команде чувствовалось нешуточное напряжение. Все знали: капитан вставала на место рулевого в трех случаях… Если капитану скучно. Если капитану весело и хочется порулить на радостях. Или если дело принимало поистине серьезные обороты и требовало особой ответственности. Хоук была рядом и в полной мере могла разделить восторг боевой подруги. Рождение шторма зрелище весьма впечатляющее. Веками оно вдохновляло ни одно поколение моряков и путешественников. Вдохновляло…и убивало их, словно не желая оставлять в живых свидетелей этого завораживающего таинства. Защитнице пришлось повысить голос: свистящий ветер, заигрываясь, уносил слова прочь быстрее, чем их успевали услышать. — Думаешь, обойдем? — Не-а. Ни единого шанса, — громко сказала Изабелла, не скрывая своего удовольствия. В следующую секунду она сильнее сжала штурвал и широко расставила ноги. Первая тревожная волна шлепнула борт корабля, как в таверне пьяный мужик шлепнул бы крале по заду. Шаловливо, но не без наглого вызова. Капитан Изабелла вызов приняла. Азартно ухмыльнувшись, обратилась к Хоук. — Разбуди Андерса. На всякий случай. … Скоро горизонт стерся. Просто перестал существовать, как будто его и не было. Два мира с жадностью слились в один: небо стало морем, а море – небом. Жаркая страсть пенным бурлением разбушевалась в темной воде, вспыхнула тысячами огней наверху. Воссоединение двух вечно спорящих стихий. Долгий поцелуй. Маленький кораблик мешал им. Все эти суетливо забегавшие люди внутри деревянной коробочки… Они раздражали. Силам хотелось избавиться от них поскорее. Прикрыть лишним наблюдателям глаза морской пучиной. Вот только наблюдатели эти были существами живыми и разумными. И, как любым живым и разумным существам, им хотелось и дальше оставаться таковыми. Путешествие на дно никак не входило в их планы. Корабль то зарывался носом в волны, то становился на дыбы, сражаясь с водяными громадами. Защитница старалась обуздать стихию с помощью стихийной же магии, выбивала клин клином. Направить разъяренные ветряные шквалы в нужную сторону — задача не из простых. Паруса сминались. Трещали, грозясь вырваться из креплений. И иногда порывы вырывали их. С корнем. Вместе с гафелями. Тогда чуть ли не вся команда бросалась на тросы, чтобы их удержать. Даже Риан, мокрый и всклокоченный, с серыми от морской соли ресницами бесстрашно хватался за канаты и тянул на себя со всей свойственной ему порывистостью. На его изнеженных ладонях быстро выросли водянистые мозоли. — Давай сюда руки, – подошла к нему магесса, когда они попали в боковую качку, и можно было хоть ненадолго перевести дыхание, — Такими темпами ты их до костей сотрешь. Андерс беспрерывно занимался ранеными: моряков придавливало ларями, бросало на острые, сломанные балки, накрывало волнами, забивающими дыхательные пути водой. Риан видел сколько сил тратилось на целительную магию. Это все равно, что отдать другому часть себя… Магистр спрятал стертые руки за спиной. — Не надо! То есть…давай потом, – и вновь кинулся к одному из тросов, заметив, что тот готов скрутиться в тряпочный свиток. Снова немилосердно зашвыряло из стороны в сторону. «Третий Рог Кунари», как щепка, носился по прихоти волн. Они словно сговорились опрокинуть команду не с носа, так с бортов. Валы яростно хлестали корабль, порой перекатывались через палубу, и тогда становилось темно, как ночью. На ветрилах остались только Хоук, Риан, Монки и Мастер парусов с блестящей от мокроты бородой. Остальным приходилось черпать воду, заливавшую судно. Капитан Изабелла, ни разу не потерявшая равновесия, была похожа на каменное изваяние. Иногда она оборачивалась и, вздергивая верхнюю губу, спрашивала: — Течи нет? Нет течи?! — Кажется, нет. Нас волны заливают, — на этот раз ей ответил второй помощник. Хоук мельком увидела его: похожий на вымокшего драного кота с измученным, но все еще бесстрастным лицом, он хватался за что попало и пробирался к себе в каюту. Работорговец, не моряк, он мог только отдавать приказы. С этим и Изабелла справлялась, так что Кастильону на палубе нечего было делать. Тянуть тросы он отказался, решил наблюдать за состоянием корабля и сообщать о течах, если таковые будут. А они будут, непременно, если капитан не заметит предательски выскользнувших из-за гребня одной из волн, скал. К счастью, капитан заметила. Вот они скалы. Зубастые. Готовые почесать «Рог» своей остротой. — Развернуть паруса! Развернуть! – закричала Изабелла, и слова ее, срываясь с соленых от нахлыстывающих волн губ, тонули в реве и скрежете, — Хоук! Оттащи нас! Куда угодно! — Держите крепче, ребята, — бросила магесса, не услышав собственного голоса из-за стучащего в висках адреналина. «Ребят» неслабо тряхануло и дернуло: парус всколыхнулся и закряхтел, наполнился горячим воздухом. Ее магический порыв лоб в лоб столкнулся с ветром, несущим судно прямо на скалы. Вышло, что «Третий Рог Кунари» просто встал на месте и раскланивался в разные стороны, как какой-нибудь чопорный поэтишко. Защитница посильнее закусила губу, удвоив напор. Только бы хватило сил… Корабль медленно стал пробиваться вперед, отдаляясь от норовящей разгрызть его в щепки опасности. Общую воодушевленность прервал треск древесины. На стыке двух воздушных потоков – природного и магического — соломинкой переломилась часть реи и рухнула вниз. Не посмевший выпустить из рук трос, боцман повалился вперед лицом под ее тяжестью. Он оказался в воде по лысую макушку, а рея придавила его спину и не давала возможности подняться. Парус, оказавшийся без поддержки Мастера, обвис с одной стороны бесформенной тряпкой. «Рог» дернуло назад. Монки и Риан стиснули зубы и сильнее вцепились в обжигающие ладони канаты. — Держать! – рявкнула Изабелла, — Всем на паруса! — Воды много! Не справляемся, капитан! – плотник повернул к ней искаженное яростью, неподвижное, как маска, лицо, — Или о скалы расшибемся. Или зальемся и ко дну пойдем. Капитан выругалась и рассказала плотнику, где она его видела вместе с прогнозами. — Замени меня! — Капитан…Я же не рулевой! — А ты представь, что ты рулевой! — Якорь мне в ноздрю, куда рулить-то? — Рулить? Просто держи штурвал. Крепко. Вот так. Держи, тебе говорят! Да что же ты, а?! Рулевой из плотника вышел никудышный. Капитан сплюнула и лихорадочно обернулась в сторону Хоук, безуспешно пытающейся расправить скукоженный парус. — Иди. Я подержу. На ее намертво сцепленные пальцы легли холодные ладони Кастильона. Пиратка не видела, как он подошел, раздраженно запыхтела. — Да чтобы я тебя за штурвал пустила! — А ты представь, что я рулевой. — Хиленько уел. Еще доводы? — Я знаю этот корабль. Я смогу удержать, Изабелла, — он наклонился к ее лицу, — Верь мне. Это совсем непросто…верить. Обнаженное тело не дает гарантии того, что вместе с ним обнажилась и душа. Доверие вещь глубоко интимная. Куда интимнее плотской близости… Поверила. Первый раз Изабелла по-настоящему ему поверила… …И бросилась через всю палубу, то и дело превращавшуюся в пенистый водоворот. В последний момент, когда парус готов был окончательно смяться, ухватилась за упущенный оглушенным боцманом трос. — Ну уж нет, — сквозь зубы зашипела она, — Этот корабль не повторит судьбу «Сирены». Давай, Хоук, вытаскивай нас. У тебя же всегда это получалось! Давай, ну? Парус расправился, и попадать в него направленным воздушным потоком стало легче. А потом и сам поток вдруг усилился. Защитница узнала теплоту этой поддерживающей магии. — Андерс…Там боцман под… — Ты не справишься одна! – раздался голос целителя сзади, через мгновение он поравнялся с Хоук и встал с ней плечом к плечу. — Он захлебнется… — Ты! Не справишься! Одна! Где-то послышались болезненные вскрики, срывающиеся на хрип. — Андерс!..Я…нормально…Помоги им! Я сумею… Вытащу… Времени на споры не было. Навершие ее посоха бледно светилось в бушующем хаосе. Хоук не видела, как исполняет ее приказ Андерс. Не видела, как из последних сил удерживают проклятый и спасительный парус Изабелла с Монки и Рианом. Ей ничего не надо было видеть – надо колдовать, оттаскивать корабль подальше от пасти скал. Становилось трудно дышать. Нарастала усталость. Ей все сильнее хотелось бросить посох и упасть, а там пусть хоть целый океан на нее обрушится, лишь бы отдохнуть. Отдохнуть… Защитница скрипнула зубами. — Монки…ты…песни…еще какие-нибудь…знаешь? Какую там песню! Молоденький пират вымотался так, что еле на ногах стоял. Тем не менее, он крепче сжимает колючий канат и хрипло выдавливает из себя: — «Волны пляшут…волны снасти рвут… Слепотой туман вдруг…налетает. Все равно…на ощупь добреду!..Даже если рифы преграждают…к острову волнующему путь!» Невпопад, но громко и торжественно подпевает Изабелла. Что-то пытается протянуть себе под нос Риан. Вся команда подхватывает орлесианскую мелодию. И на мгновение становится легче… … Облака. Теперь это были облака, а не тяжелая черная тягучесть, свисающая с неба. Вновь появляется светлая полоска горизонта. Ветер стихает. А скалы остаются позади, так и не утолив своего аппетита. Монки лежит на спине. Его кудрявый затылок прижимается к чему-то мокрому, но теплому. Смуглый локоть окольцовывает его шею, стремясь задушись в радостной хватке, и Монки понимает, что рядом с ним — капитан. Другой рукой она обнимает Риана. Тот сидит на коленях, навалившись на ее плечо, и не сопротивляется объятиям. Не хочет сопротивляться. Или у него просто нет сил. Андерс, сбивчиво дыша, нашептывает над ними заклинание содействия. Монки закатывает глаза под лоб и блаженно улыбается. На полусогнутых ногах к ним подходит Хоук. Тяжело волочит за собой посох. Навершие чертит быстро исчезающую дорожку на воде. Андерс закидывает ее руку себе на плечо. Хоук жестом отказывается от его целительской помощи. Дает понять, что кроме его надежного плеча ей ничего не требуется. Тот смотрит на нее сначала с неодобрением, а потом с благодарностью. Матросы начинают приходить в себя. Многие громко требуют рома. — Я же говорила тебе, Хоук, — с чувством выдыхает Изабелла, — Шторм – это лучшее, что в мире есть! … Ее двенадцатое утро на «Третьем Роге Кунари» началось с того, что в каюту, как всегда бесцеремонно, ворвалась любительница штормов. — Всё бока отлеживаешь? Хоук заворочалась в гамаке. После бури она отсыпалась целые сутки, не меньше. — Там Монки про тебя песню сочинил, — Изабелла прижала руки к груди, придавая своей позе торжественности, — «Уста приоткрыты! Вздымается грудь! От смерти скалистой нам не улизнуть!» Что-то там еще и припев. В котором, кстати, тоже фигурирует слово «лизнуть». Так что пойдем, послушаем. Стыдно признать, но непобедимую магессу одолевала гулкая головная боль. А все из-за нервов и ушедших на спасение корабля сил. Она нехотя махнула рукой, чтобы отвязаться. Пиратка протяжно хмыкнула, прошлась до гамака и уселась на полу прямо перед ним. — А я знаю причину этой кислющей мины, — она развязно забросила локоть на колени боевой предводительницы и пакостно улыбнулась, — Проблемы в личной жизни, да? Фенрис, весь обмазанный маслом, сейчас блестит для кого-то в Тевинтере. А ты тут паруса раздуваешь. Пронзенная гневным взглядом, Изабелла по-кошачьи потерлась щекой о живот Защитницы и сладко замурлыкала. — Ищи во всем светлую сторону, Хоук. Я всегда рядом…ты же знаешь. Только позови. — Я тебя ударю сейчас, — сообщила магесса с нежностью, но тут же сморщилась: в голове сильно стукнуло. — У тебя что-то болит? – подняла голову кареглазая паршивка, — Позвать Андерса? Он как раз закончил с моими ушибленными и пострадавшими. — Не надо. Пусть отдыхает. Не так уж это и важно, чтобы магию применять. — А хочешь, я помогу? – в глазах пиратки заплясали двусмысленные огоньки, — Меня Кастильон одной штуке научил. Особый массаж, называется. Говори, где болит? Мигом вылечу! Ну, что там у тебя? Сердце? Низ живота? — Перестань, Изабелла. И так голова трещит, а тут еще ты со своим массажем. — Голова, значит? – капитан потерла ладони и, не слушая больше возражений, нависла над Хоук, прижав кончики пальцев к вискам, легонько простучала ими по лбу до переносицы и обратно. Через минуту и правда все прошло. — К-как ты… Защитница приподнялась, изумленно глядя на корабельную врачевательницу и часто моргая. — Говорю же, Кастильон научил, — пожала плечами та, — Кстати, насчет него… М-м…Ты ведь знаешь, Хоук, я и моя команда в полном твоем распоряжении, и мы готовы двинуться армадой на Тевинтер в любую минуту! — А разве сейчас мы не этим занимаемся? – с подозрением сощурилась Хоук. — Да, но… Не передергивай. Дай договорить. Я тут подумала… вечером мы пройдем мимо Херцинии, почему бы не заглянуть в этот милый городок? На недельку, не больше. А то питьевая вода уже гнилью воняет. — Неделя на то, чтобы добыть воды? — Знала, что тебя смутит этот факт. В такие моменты я жалею, что ты не Мерриль. — Изабелла, — Защитница посмотрела на нее пристальнее, — Зачем тебе в Херцинию на самом деле? — Ну, понимаешь, — Изабелла поднялась и зашагала перед ней взад-вперед, — Я и Кастильон – охотники за реликвиями. Я говорила тебе. А так как идол из Сундука ускользнул из моих рук… В общем, мы знаем местонахождение еще одной занятной безделушки. Только на этот раз ты, Хоук, мне помогаешь. По-мо-га-ешь, а не наоборот. — А это не может подождать? — Вещица является достоянием одного долийского клана. Наших, кстати, знакомых… А долийцы долго на одном месте не стоят. Они кочуют, знаешь ли. — Изабелла, тебя жизнь совсем ничему не… Подожди. Наших знакомых? — Помнишь тех симпатично огрызающихся смешных ушастиков – родичей нашей Мерриль? У них еще какое-то время скрывался тот парень проблемный…как его? Фенришмель…Фенристрель! Фенри…пень? Ну, ты поняла. — Фейнриэль, да. Он и сейчас, должно быть, с ними. И Мерриль тоже… Защитница задумчиво покусала нижнюю губу. Свесила с гамака ноги. — Где, ты говоришь, их видели в последний раз? В Херцинии? — В окрестностях. Наверняка направили свои кораблики в сторону Зеленых Долов. — Мне не нравится идея с реликвией, но я не прочь навестить нашу юную эльфийку. — Ты не шутишь? – вскинула черные бровки капитан Изабелла, — Так мы сегодня швартуемся? Хоук вздохнула. — Одна неделя, Изабелла. Не больше.