Тевинтер. Туда и обратно

Первое, что ощутила Изабелла – тупая боль внутри. Потом позыв рассмеяться по поводу своей неудачливости и капитанской никчемности. А после – гнев. Ненаправленный ни на кого. Просто гнев, каков он есть: острый и яростный. И долго, очень долго она стояла у самой воды, нагибаясь и всматриваясь в ее мутную синеву; верила: вот-вот кто-нибудь обязательно вынырнет и жадно ухватит ртом воздух, и не верила; верить, что кто-то выжил, было полнейшим безумием. Капитан уничтоженного судна медленно попятилась, как будто перед ней простилалось не море вовсе, а чернющая бездна. Обожаемая Изабеллой стихия стала мерзкой и отвратительной. В тот вечер Изабелла много пила и много молчала, все дожидалась, когда в таверне начнется пьяная потасовка и можно будет в полной мере выплеснуть все то, что свернулось внутри нее пружиной, упругим и убийственным круговоротом. Дождалась, выплеснула. И только после этого позволила Хоук заговорить с ней. - Изабелла, твоя команда… - Защитница запнулась, подбирая правильные слова, - Твои люди навсегда останутся с тобой. В твоем сердце. - Они все мертвы, Хоук, - сказала Изабелла, словно кинжалом резанув; все в ней горько усмехнулось, - Мертвые не остаются. Они гниют. Или горят. Или тонут… Да пропади оно все! После ее порывистого взмаха руки по полу покатилась деревянная чарка, оставляя после себя тонкий влажный след. Темно-красный. - Не осталось даже песен. Я пообещала кучерявой голове, что выучу их все до единой. Дала слово капитана и не успела. Теперь все песни Монки…растворились в соленой жиже. - Не все… Не все песни! Тоненький девчачий голосок просочился сквозь грубый бубнеж таверны, как звонкий ручеек между твердолобых валунов. Дочь хозяина опустила заплаканное лицо, неосторожно прижимая к большой груди листы, исписанные размашистым почерком – почерком Монки. - Я буду хранить их вечно, и прижимать к себе, пока у меня не отсохнут руки! – с пылкостью заявила влюбленная девица и обратилась к пиратке, - Я слышала, Вы и есть капитан Изабелла? Бешеный Глаз постоянно о Вас говорил… - Бешеный Глаз? – переспросила Хоук, - У Монки было второе прозвище? - Ага. «Выпендрежник», - с теплой усмешкой протянула ривейнка, - Постарайся выполнить свое обещание, кисонька. Твой Бешеный Глаз был хорошим парнем. - Это я виновата! – в голосе круглолицей девушки послышались слезы, - Я должна была его остановить! Должна была заставить прочитать послание от человека, который его ударил! А он!..Он не стал ничего слушать. Сказал, что ему не нужны оправдания предателя. Сказал, что нужно спешить, и ушел! Не стал читать! - Постой, - прервала ее лепет Изабелла, - Что это был за человек? - Ох, как же он его называл? Глупое такое имя… Антиванское, что ли? Что-то между «Кастет» и «Бульон». - Кастильон? - Точно! - Так он все-таки нарушил сделку, решил увести «Рог», пока я гуляю. Какого демона, а? Все ведь было нормально… - Ты не могла бы показать это послание? – игнорируя угрюмые размышления боевой подруги, Хоук не спешила с выводами. - Да. Вот. Вот оно. Правда, измятый клочок бумаги она так и не получила: Изабелла перехватила его и нетерпеливо развернула на сальном столе. «Монки, ты что, идиот?! Что за сцену ты мне устроил, словно опороченная девица, а?» Такой была первая неровная из-за эмоционального написания строка. Изабелла и Хоук молча переглянулись и продолжили чтение. «Не стал бы пороть горячку, дослушал до конца – не получил бы бутылкой по башке. Теперь не жалуйся. Первый раз в жизни захотел сделать что-то действительно стоящее, так ведь нет, надо обязательно обозвать меня предателем, надо закатить истерику! А если бы ты еще и драться полез? Ты же здоровый уже мужик. А мне как-то поздно дебютировать в качестве умелого дуэлянта, я торговец! Слабый! Слабенький! Вот хрен собачий, бутыль хорошего пойла на тебя, выскочку, извел!» И дальше уже более ровно: «Я обещал твоему капитану, что не предам ее. И не предам! Потому что…» Изабелла громким хлопком накрыла письмо растопыренной ладонью и, напряженно сгорбившись, отвела взгляд. - Понимаю, - кивнула Хоук и поднялась, не дожидаясь просьб или объяснений, - Я буду ждать снаружи. Как закончишь чтение – найдешь меня там. Защитница поймала благодарный взгляд пиратки и коротко обратилась к возлюбленной Монки. - Если начнет буянить – зови меня. Начнет реветь…тоже зови меня. В любом случае, найди в закромах чего покрепче. Договорились? … Снаружи шел дождь. Торчащие из морской воды верхушки валунов были похожи на насильно умытые детские лица. Хоук поежилась. Совсем скоро ее отыскал изрядно вымокший Андерс. Частыми движениями он смахивал дождевые капли, налипшие на перьевую накидку. - Никто ничего не знает, - сказал маг, - Портовый бродяжка просил за информацию серебряк. - Дал? – без особого интереса поинтересовалась Защитница. - Дал. Он уверял, что на втором корабле были наемники. Но едва ли дело только в них. Этот взрыв… Тут без магии явно не обошлось. - Уж поверь ему, Хоук. Он же у нас эксперт в этой области. Слова Себастьяна, показавшегося из-за его спины, прозвучали так едко, что сложно было даже представить, что эти же самые уста совсем недавно шептали благие молитвы. - Думаю, мы здесь надолго застряли, - продолжил преподобный брат уже тише, - В ближайшее время корабли в море не выйдут: капитаны опасаются «костров на воде». - Сколько осталось? – вопрос Андерса не требовал уточнения, Защитница ответила не колеблясь. - Десять дней. - В таком случае нужно выдвигаться немедленно: по морю до Минратоса рукой подать, а по суше – не одна неделя пути. Напрасно Хоук пыталась уничтожить в себе уродливые зародыши страхов и сомнений: из гибели одного вырастали десятки новых, и она была бессильна сейчас, не могла остановить прожорливый рост этих зародышей, не могла направить свое воспаленное сознание к какому бы то ни было решению. Против ее воли чудился ей самый ужасный исход, ставший теперь самым вероятным по причине ее слабости. - Нас осталось только четверо, - она вдохнула так глубоко, что кольнуло под ребрами, - И все мы очень, очень устали… А Изабелла… Предводительница прервалась, содрогнувшись от одной только мысли, каково ей в данную минуту. - Сейчас я не могу от нее ничего требовать. То, что случилось с ее кораблем…с командой… В этом есть моя вина. Я просто не имею права…требовать от нее что-либо. - Говоришь так, словно я тебе золотой задолжала, - протяжно хмыкнули сзади. Обернувшись, Хоук увидела, как Изабелла, шаркая подошвами сапог, спустилась по низеньким придверным ступеням. Она держала бутылку за горло, так же как держала за горло свои эмоции. - Ну давай, спроси, - вздернула подбородок пиратка, - Я тебе ни какая-нибудь припадочная девица – отвечу. - Так что было в послании? – тут же спросила Защитница, а Изабелла улыбнулась. - Кастильон требует поставить ему памятник в круглой оранжерее. Ривейнка тяжело усмехнулась и, запрокинув голову, плеснула в себя глоток обжигающей выпивки. Поморщилась, сцепив зубы. - Ха! Терпкая дрянь! Аж слезы наворачиваются. - Изабелла… - Этот болван не предавал меня, Хоук. И твой мелкий магистр здесь тоже ни при чем. Все это… - она замолчала, постояла в безмолвии с опущенной головой, а потом вдруг встрепенулась, - Долго мы будем здесь торчать? - Я думала, что тебе понадобится время, чтобы… - Ты спятила? - повысила голос капитан сгоревшего «Рога», - Хоук, если мы не успеем остановить этот траханный демонами ритуал и получится, что мои ребята погибли зря, я не знаю, что я с тобой сделаю. Пока не знаю. Но обязательно придумаю! А ты ведь догадываешься, на что способно мое воображение?.. И ни секундой больше. Все четверо отправились в путь, не тратя время на сборы, прямо с того места, где они сейчас находились. Сквозь дождь и густые сумерки. В Минратос. Изабелла шла впереди не очень ровно, но решительно. - Я расскажу тебе все, что знал Кастильон, - проговорила она, не оборачиваясь, - Только дай протрезветь немного. … Последнее время Минратос это не то место, куда спешат попасть путешественники. Скорее они предпочтут Орлей: там красивые соборы, или Антиву: там всегда цветут цветы. Но не Минратос. Хотя на праздник Коронации сюда, как вниз по раскаленному блюду, стекались все сливки тевинтерского общества. Они прибывали в главное поместье Архонта на бледных, обтянутых изнутри цветным шелком лощеных каретах, окруженные ухоженными слугами и позеленевшие на лицо из-за утомительной дороги. Они потягивались и хрустели спинами, не замечая, как за всеми ними змеиными глазами наблюдает магистр, который не был приглашен на торжество и не имел ни лощеной кареты, ни ухоженных слуг. Данарий спрятал свою маленькую голову в траве и поджал хвост. Иногда он подползал ближе, если вдруг обнаруживал человека, схожего фигурой с Архонтом или походившего на его недавнюю знакомую Хоук, которая со дня на день должна здесь объявиться. Должна… Иначе все пропало. Сегодня утром он видел, как самым первым в особняк прибыл Советник. Змий видел также и Фенриса – живого и неживого одновременно. Эльф дышал и двигался, но не жил. Данарий понял это по его глазам, в них не было жизни…только смятение и безразличие. Вместе с Советником прибыла целая армия его людей и три воза. Из последнего вытянули длинный, широкий и плоский предмет, накрытый непроницаемой тканью. Слуги несли его с такой благоговейной бережливостью, словно от этой ноши зависели жизни не только их собственные, но и всех жителей Тедаса. Целый день Данарий находился в змеином обличье, наблюдая. Только к глубокому вечеру добравшись до своей скромной усадьбы, он «сбросил чешую». На шершавой каменной стене словно из ниоткуда выросла тень мужчины. Выросла и расправила плечи. Магистр всегда чувствовал облегчение, когда возвращал себе человеческое тело. Однако на сей раз расслабленность выдалась быстротечнее, чем обычно: он заметил свет в окне. А это значит, внутри кто-то есть… Кто-то ждет его… «Хоук», - предположил Данарий и ошибся. Он никогда не пользовался парадным входом. И об этом знал один единственный его ученик… Маленькое оконное стеклышко рядом с боковой дверью горело зеленью, изумрудные блики вплетались в чью-то белесую шевелюру. Присутствие обладателя этой шевелюры вместе с тихим ликованием света делали холодную серость здания ясной и мягкой. И мягко улыбнулся Данарий. Он как сосуд наполнился тоской и радостью. - А я-то видел тебя среди долийских гордецов… - сказал магистр-провидец, припомнив одно из своих видений, - Не ты ли должен был стать…Как он у них зовется? Вожаком? - Хранителем, - отозвался Фейнриэль, тягостно вздохнув, - Я…понял, что не смогу так…Я… Он поднялся, не глядя на Данария, встал перед ним, сгорбив спину, как провинившийся ученик. - Я вернулся. Насовсем, - и тут же осекся, - То есть, если можно, я бы хотел вернуться и продолжить обучение. Его наставник лениво потер руки и вопросительно осмотрел блудного ученика. Запоздалое удивление отразилось на его смуглом лице. - Я понимаю твое молчание, учитель, - настойчиво продолжал Фейнриэль, - Я ушел внезапно, и ничего не объяснив. Я объяснюсь сейчас. Мой уход был связан с… Он заранее подготовил правильную по его меркам речь, но сбился с нее почти сразу же. - Связан с… Я…совершил один скверный поступок. Предательство. И я не знал…что мне делать дальше. Я испугался… И ушел. Сударыня Хоук сказала, что простила меня, но этого недостаточно. Поэтому… - Хоук? Ты видел ее? Как давно? - Ты не дослушал, - упрямо мотнул головой сновидец, - Я должен помочь ей исправить то, что я сделал. Поэтому я прошу твоей… П-постой, что ты спросил? Внезапно осознав суть вопроса Данария, Фейнриэль даже голову вскинул в изумлении. - Я спросил, давно ли ты видел монну Хоук, - дернул плечами магистр. - Вы что…знакомы? - Не так близко, как мне бы хотелось, но тем не менее. Не удивлен, что она тебя простила. Монна Хоук разумная женщина и понимает, что ты все сделал правильно, Фейнриэль. Исполнил то, что тебе было предначертано. - О чем это ты?.. - Признаться, я не думал, что ты вернешься, - Данарий несколько смущенно потер запястьем лоб, - Полагаю, теперь я должен рассказать тебе кое-что… И, боюсь, после услышанного ты передумаешь ко мне возвращаться. … Магистр рассказал своему ученику все. Подобно картинам, расписал все свои видения. Не утаил ни одной детали. Раскрыл карты. Теперь Фейнриэль знал и о сути ритуала. И о значительной роли Хоук. И о своей…роли. Это было неприятно…узнать, что тебя держали рядом не потому, что хорошо к тебе относятся, а из-за того, что ты, мол, являешься фрагментом чьего-то видения. Эдаким лоскутком, что должен быть вплетен в большое тканевое панно. С каждым новым словом наставник все меньше походил на наставника, все больше – на кукловода. Такое новое представление об учителе, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли главные места среди душевных событий в оцепеневшем сознании Фейнриэля. - Все ясно, - сухо сказал сновидец,- Какой же я был дурак. А ведь не раз задавался вопросом, какой резон магистру возиться с полукровкой вроде меня. Теперь понятно. - Но я никак не мог знать, что ты вернешься. Я был…так тронут. - Достаточно, - Фейнриэль серьезно взглянул на наставника, - Я тебе…доверял. - Эй, не смотри на меня так! Это жестоко! – смеясь, возразил Данарий, - Ты заставляешь меня чувствовать себя подлецом, хотя я больше, чем кто-либо другой желаю всеобщего блага. И тебе в том числе, мой головастый ученик. Он хотел отвечать шуткой, но стиснутые зубы юноши мгновенно изменили спокойное настроение магистра: он молча пожал плечами. - Чего ты теперь от меня хочешь, Фейнриэль? Раскаяния? Так я не сделал ничего худого. Я лишь наблюдатель только и всего. - Тогда на чьей ты стороне? – рассеяно спросил сновидец, пытаясь разобраться, кем для него теперь является Данарий. - Стороне? - Ты поможешь остановить ритуал? - Непременно, - Данарий уверенно кивнул. Губы полуэльфа тронула незаметная улыбка облегчения. - Значит, мы все-таки вместе возьмемся за освобождение Фенриса. - Нет. Этого я не могу допустить. - Что?! - Пойми, Фейнриэль, - чуть ли не с мольбой сказал обедневший магистр, - Чтобы покончить с ритуалом раз и навсегда, вместилище должно быть уничтожено. Необходимо убить Фенриса. Надеюсь, монна Хоук будет в состоянии это понять. - Он слишком дорог для нее! Она не сможет!.. - Сможет, - его слова упали вниз со скрежетом заточенной гильотины, - Я помогу ей. И если она не справится – справлюсь я. И сделаю все, чтобы Древний Бог не проник в наш мир, в каком бы то ни было обличье. Никогда. - Ты с ума сошел! - Потому что предлагаю самые разумные решения? Фейнриэль сжал кулаки, резко отвернулся от него и со спины бросил: - Вы мне противны. И это чужое «Вы» сказало больше, чем могло сказать выражение юношеского лица. Он решил не оставаться здесь ни минуты больше, исчез в уличном сумраке за дверью, мысленно продолжая жаркий разговор с этим развязным, решительным, а теперь еще и заставляющим пристально думать о себе, Данарием. Их отношения всегда были образцом учтивости ученика и наставника. Чутье провидца подсказывало, что в будущем они оба будут задействованы в каком-то неведомом взаимном состязании. И состязание это началось не с равных позиций: Данарий видел Фейнриэля насквозь, Фейнриэль же увидел настоящего Данария только сейчас, когда он сбросил с себя чешую слишком гибкого и податливого человека. - Фейнриэль! Брось это! Меньше всего мне хочется, чтобы ты стал проблемой. Магистр вышел вслед за молодым сновидцем и смотрел на его спину с волнением и жалостью. Его ученик даже не обернулся, все так же продолжал идти прочь, оставив при себе свои планы и решения. - Фейнриэль, рекомендую остановиться, - маг поднял к лицу отяжелевшие от рождающегося в них заклинания руки, - Иначе мне самому придется тебя остановить. И процесс этот, боюсь, будет весьма болезненным. Сбежавший из клана полуэльф твердо шел вперед, не оглядываясь и не прибавляя шага в страхе перед словами учителя. - Ты слышишь меня? Фейнриэль! Ушел. А Данарий так и не смог вонзить заклинание в его беззащитную спину. Устало встряхнул кистями и безнадежно вздохнул. - Мальчишка… … За все десять дней они поели, быть может, раза три, а спали и того меньше. Только двигались. Частыми и длительными перебежками. Не выпуская из поля зрения Нокен, по кромке морского берега, через Вайрантиум и устье безымянной реки, через Марнус Пелл и Азариэль, сквозь потускневшие из-за времени года Поля Валариана… Они добрались. Они успели. Хоук в последний раз обернулась на своих вымотавшихся спутников и запрокинула голову. Одно из окон второго этажа было полуосвещено, язычок живого пламени мелькал в его глубине, и в неясных отблесках за стеклом рамы виднелся едва различимый, бледный под витками черных волос, мужской профиль. - Он на нашей стороне, - сказала Защитница негромко, - Но лишний раз спину перед ним не открывайте. Сами знаете, эти магистры… Тут она вздрогнула. Ей показалось, что кто-то шуркнул в зарослях сухих виноградных стеблей. Притупленная из-за усталости мнительность только мешала сосредоточиться. Магесса поспешила постучать кулаком в парадные двери. Неясный профиль за стеклом вскинул нос, и его обладатель поспешил на звук. Вскоре двери распахнулись, и Данарий, округлив глаза, машинально отошел в сторону, чтобы позволить гостям войти. - Пф, - Изабелла зашагала вглубь залы, словно к себе домой, - Нечего тут глаза таращить, - она показательно прижала ладони к своей груди, - Тебе здесь ничего не обломится. - Я не претендую, - посмотрел ей вслед хозяин. - Вот она жизнь, - переступил через порог ферелденский маг, - Кто-то обречен в тесных комнатенках Круга ютиться, а кто-то – вон какие пенаты себе отхватил. И все вам, магистрам, мало. С жиру вы беситесь, что ли? - Я не бешусь с жиру! - Да отблагодарит тебя Андрасте за твою милость и гостеприимство, - кивком головы приветствовал Данария законный принц Старкхевена, - Пусть озарит твой дом Его любовь. - Я не андрастеанин! - Эти трое - со мной, - извиняясь взглядом, вздохнула Хоук и тяжело закрыла за собой дверь. - Вы вовремя. Церемония состоится завтра вечером и… - Ч! - А где Риан? - Ч-ч-ч! – Хоук прижала указательный палец к губам и зажмурилась, всем своим видом показывая, что разговаривать они будут после. А сейчас – хоть немного отдохнуть. Отдохнуть и перевести дух. Затихнуть. Как небо перед бурей. … Фенрис стоял, переминаясь с ноги на ногу. Каменный столб за его спиной распрямлял ему плечи и придавал эльфу вид несмиренного и дерзкого гордеца, мечтающего о свободе. Хотя ни о какой свободе Фенрис уже не мечтал. Он хотел одного – чтобы все это поскорее закончилось. Вот так, стоя, он пытался заснуть, дабы скоротать время. Жаль темнота закрытых глаз не могла скрыть звуков: в стороне, крадучись, звучали шаги и замирали против Фенриса, потом слышался голос Советника, всегда по-разному говоривший одну и ту же мысль: «Почтенные гости, вот это существо совсем скоро станет привратником былого величия Тевинтера». Гости что-то восклицали в ответ, перешептывались или посмеивались, не подозревая о планах Советника, но предвкушая занимательное зрелище. Затем шаги удалялись и затихали. И так на протяжении всего дня. Фенрис вскинул голову, прислонив затылок к столбу, и попытался напрячь руки, сейчас они были облечены в особые «перчатки», что не просто сдерживали лириум клейм, но и обжигали ему кожу суставов при малейшем движении. Ему захотелось взвыть: слишком долго тянется время. Еще ночь впереди и день! Но больше всего клейменный жалел о том, что у него есть память. Он не мог отгородиться от воспоминаний. Он помнил ее всю… Помнил ее улыбку, походку, голос, движения, наклон головы, ее фигуру в свете и в сумерках, - все это столь привычное и дорогое теперь сделалось бесценным и болезненным. Это была долгомолчаливая любовь…счастливый конец которой был так же безнадежен, как глубоко раненный воин, еще дышащий, но думающий только о смерти. Терзающие воспоминания медленно сплелись в дремоту, дремота – в сон. Стало легче… И облегчение это длилось ровно до тех пор, пока воздух не сотряс звон упавших вниз колодок. Фенрис беспокойно открыл глаза. Перед ним с колен поднялась Варанья. Теперь уже магистр Варанья. - Ритуал завтра вечером. У тебя мало времени, Лито, - сказала она и соприкосновением пальцев избавила от «перчатки» его вторую ладонь. Звенья обрубленных цепей застучали по полу и покатились в разные стороны. Варанья слабо улыбнулась. Она чувствовала, что теперь, наконец-то, поступает правильно. Она освобождает брата. Она следует его примеру и возвращает ему долг: ведь Лито когда-то давно поступил также – освободил ее из рабских кандалов. Теперь все правильно… Фенрис смотрел на нее в упор и будто бы не замечал. Сестра сделала какое-то не схваченное им движение, и он почувствовал, что ее маленькая рука коснулась его щеки. Эта немая ласка довела его напряженность до предела. - Лито… Я сделаю все… Наплыв нервной силы, подобно свистящему в бешеных руках мечу, разрушил все оковы здравого сознания. Фенрис подался вперед, одной рукой обвил ее узкие плечи, другой – разорвал тоненькую границу из кожи, лириумной хваткой беспощадной силы ворвался туда, где трепещет и замирает в испуге жизненно важный орган. Он даже удивился: какое маленькое у его сестры сердце. Крошечное. Иногда это доставляло беглому рабу удовольствие – чувствовать, как в его руке отчаянно билась чья-то сосудистая жизнь. Но не теперь. В распахнутых глазах Вараньи отразился дикий ужас. Такой взгляд рождается только при осознании скорого конца всего, полного обрыва жизни. Она не могла произнести ни слова, ни звука, и стояла молча, совершенно расколотая неожиданностью. Фенрис сжал источник ее сердцебиения в кулаке, сомкнутые пальцы, обожженные сестринской кровью, стали горячими. - Да, - сказал он первое слово за десять дней, оттого голос показался некрепким, с усталой хрипотцой, - Ты сделаешь все. Ты уже все сделала. - Ли…то… – едва сумела вымолвить Варанья, непрерывно ощущая, как внутри нее все рушится, рвется, умирает… - Не называй меня так!..Зачем ты пришла? Из меня больше нечего черпать. И отнять у меня больше нечего. У меня…ничего не осталось. Варанья схватила губами свой последний глоток воздуха. - Защитница…не погибла! Она здесь…в Минра…тосе. Маленькое сердце дернулось и затихло. Фенрис слишком поздно ослабил тиски. Хоук…жива. Жива! Его сестра не выполнила приказа. Ослушалась Советника. Не убивала! Сестра… Он как будто очнулся. Пришел в себя и испуганно одернул руку. Ноги Вараньи сами собой согнулись, и Фенрис подхватил ее безжизненное, но еще по-живому теплое тело. Он вдруг вспомнил, что в детстве часто держал ее вот так. Рыжая проворная девчонка, она дурачилась – подходила к нему и, наваливаясь, расслабляла ноги, тогда Лито приходилось хватать ее под руки, чтобы сестренка не повалилась на землю. Он хмурился, говорил, чтобы она больше не делала так, но, каждый раз оберегая Варанью от падения, маленький эльф чувствовал себя защитником, самым важным, самым необходимым в ее жизни. В жизни, которую он всегда будет защищать… Фенрис бережливо уложил сестру на каменное возвышение. Кончиками пальцев провел по бледнеющему лицу, помогая холодным векам сомкнуться. И пусть это будет его последней братской заботой… Теперь он направляется прочь, подальше от каменного столба и проклятых «перчаток», последний раз он оборачивается и, бросая взгляд на Варанью, безмолвно благодарит ее за вновь ожившую для него Хоук. И пусть это будет ее последним, прощальным подарком… … Он двигался стремительно, быстротой восполняя все дни, проведенные без движения. На пути он встречал стражников и наемников, оглушенных или уснувших явно не по своей воле: Варанья создала все условия для удачного побега брата. Вот только она не учла одну досадную мелочь: Фенрис сознательно не запоминал путь, по которому его вели от входа и до залы «хранения вместилища». Он полагался на интуицию, когда перед ним встал выбор между двумя дверьми. Выбрал правую, деревянную, с резным, стоящим на двух лапах, драконом. И это было мало похоже на выход, скорее – на вход. За ним - просторное помещение с высоким потолком и почти полным отсутствием мебели. Только кровать, стол, много книг и огромное зеркало посередине. Словно он вдруг оказался в лачуге у Мерриль. Сходства колоссальные! Здесь тоже, перед ничего не отражающим зеркалом сидела на полу миниатюрная эльфийка. Почувствовав чье-то присутствие, она вздрогнула и, вскочив на худенькие ножки, обернулась. - Я даже не услышала, как Вы вошли! Люди обычно стучатся, когда заходят в гости. У вас в Тевинтере это не принято? Заходить без стука, конечно, интересно, но…Фенрис?! - Ты… - что-то внутри эльфа предостерегающе щелкнуло. По большому счету, он никогда не разделял той теплоты, с которой относилась Хоук к юной долийской магессе. Само нахождение Мерриль в поместье Архонта было крайне подозрительным. - Что ты здесь делаешь? – несколькими легкими шажками она приблизилась к Фенрису и заинтересованно заглянула к нему в лицо, заведя руки за спину, - Ты приглашен на праздник? - Не говори ерунды. Лучше ответь на тот же самый вопрос. - Прости, - по-привычному виновато потупила взор покинувшая клан долийка, - Просто так странно видеть тебя здесь. А Хоук с тобой? - Нет, - раздражаясь, повысил голос вместилище в бегах. - Как жаль. Я так хотела показать ей кое-что. Давай хотя бы тебе покажу. Можно? И не дожидаясь ответа, она подбежала к зеркалу, коснулась его подушечкой пальца. Создалось ощущение, что это и не зеркало вовсе, а стоящая серая вода: от прикосновения вширь расползались круги. Восхищению Мерриль не было предела. - Элювиан! Исправный! Совсем-совсем не порченный. Реликвия древнего Тевинтера! Я знала, что нужно искать здесь, в Минратосе, и не ошиблась! Советник разрешил мне изучить его. Он очень любезный, а ты ругал магистров. - Ты помогаешь Советнику, - не особенно удивившись, подвел итог Фенрис. - Конечно! – не понимая причину его недовольного вида, эльфийка уверенно кивнула головой, - Советник обещал отдать элювиан мне, если я помогу ему с Ритуалом Перемещения. Это зеркало – дверь в другой мир. Мне рассказали, что там есть деревья, трава и жемчужные раковины, представляешь? Тот мир может стать прибежищем для всего нашего народа. Для всех нас! Мы наконец-то обретем новый дом. - А старый дом пусть горит ко всем демонам?! – вспылил категоричный представитель эльфийского народа, - Ты как была пустоголовой ведьмой, так и осталась. Ты хоть понимаешь, какое зло готова оттуда выпустить?! Мерриль привыкла к непониманию, проглотить обиду и возражения для нее все равно, что сделать глоток воды. - Древний Бог – не зло и не демон. Он просто…сущность, которая заинтересована в нашем мире так же, как мы заинтересованы миром по ту сторону зеркала. - Ты заинтересована, - строго поправил ее Фенрис, сделав акцент на слове «ты». - Фенрис, я… Я говорила с ним. Он не будет…безобразничать. - Не будет. Потому что ритуал не состоится. Без вместилища. - Состоится! – бросила Мерриль голосом капризного ребенка, - Советник говорил, что нашел идеальный сосуд. - Да, и он сейчас разговаривает с одной умалишенной защитницей демонов. - Ой…это ты?! - Я ухожу. - Нет! Подожди! Фенрис! Он вдруг почувствовал, как ноги приросли к полу, и бросил на юную магессу убийственный взгляд: как она посмела применять на нем свою гнусную магию?! - Прости! Прости, пожалуйста! – Мерриль сжала ладони в маленькие кулачки и прижала их к груди, - Так нельзя! Нельзя, чтобы ты ушел! Если ничего не получится…ничего не получится! Обещаю, Фенрис! Он не сделает тебе ничего плохого! Он хороший! Правда, хороший! И не успел эльф обрушиться на нее во всем своем негодовании, как в комнату ворвались очухавшиеся стражники: пропажу сосуда и смерть магистра Вараньи быстро обнаружили, и теперь все поместье стояло на ушах. Самое мерзкое, что вслед за стражей показался и сам Советник. Бледный, как его ночное одеяние, он расплылся в несколько нервной, но удовлетворенной ухмылке. - Мое прелестное дитя, ты его поймала! Ну что же ты, звереныш, бесишься? Разве не знаешь, что у тебя завтра важный вечер? Тебе бы выспаться хорошенько, а ты бежать собрался. Это трусливо и подло, знаешь ли. «Звереныш» молчал. И «прелестное дитя» молчала тоже. … … Фенрис стоял, переминаясь с ноги на ногу. Каменный столб за его спиной распрямлял ему плечи и придавал эльфу вид несмиренного и дерзкого гордеца, мечтающего о свободе. Таковым он и являлся. И завтра вечером он станет свободным. Так или иначе.