Closer

Она стояла посреди пустынного пляжа. То был уже не Галечный Остров, Санса поняла это, едва огляделась, замечая перед собой неровный скалистый ландшафт. Где-то вдалеке над одинокой башней кружили чайки. В нескольких шагах от неё у берега стоял юноша лет шестнадцати или около того. Он смотрел не на море, а куда-то вниз, себе под ноги. Ветер нещадно трепал его каштановые волосы и тёмно-серую рубаху. Несмотря на погоду, на нём не было плаща. Что-то было странное в этом человеке, неуловимо знакомое и в то же время пугающе чужое. Санса хотела было окликнуть его, но тут юноша обернулся. — Петир? — прошептала она, отпрянув. То был не Мизинец, а незнакомец. Тот Петир Бейлиш, которого Санса никогда не знала. В том же возрасте, как она, когда отец привез их с сестрой в Королевскую Гавань. В лапы львов. Посмотрев ей в глаза, юноша дёргано улыбнулся и спросил: — Почему? — Что почему? — не поняла она. Выдохнув, он растерянно оглядел пространство вокруг них, так, будто видел всё это впервые, закусывая губу, ни на чём не фокусируя взгляда. Она не могла оторваться от его лица. Санса видела в этом мальчике знакомые черты, но не искажённые временем. Он был словно чистая поверхность воды, в которую бросили камешек, и тонкая рябь едва взволновала эту гладь. Его волосы ещё не тронула седина, и не было этой вечно гуляющей на губах тонкой усмешки. Не было оценивающего взгляда, отливающего серебром. Не было аккуратно прижатых к груди рук, перебирающих перстни. Руки этого юноши бессильно болтались, а взор был потерянным и печальным. Наполненным такой пронизывающей болью, что сдавливало сердце. Санса заметила широкую повязку, выглядывающую из-под рубахи и, сопоставив это с серым, болезненным тоном кожи, нахмурилась. Это был Петир после дуэли с её дядей Брандоном Старком. Петир после своего самого оглушительного поражения. — Почему она не любит меня? — вновь спросил он, выплёвывая эти слова резко, как обвинение или признание. — Почему она ни разу ко мне не пришла? Не ответила не на одно письмо! Я на всё был готов ради неё! Я был готов умереть! Санса сглотнула, не зная, что ответить. Она никогда не думала о той дуэли с такой стороны. Да, порой она пыталась представить каково ему было, но всё это настолько не увязывалось с тем Петиром Бейлишем, которого Санса знала, что ей сложно было по-настоящему сопереживать мужу. Так, как это было сейчас. — Мне нужна только она. Только Кэт, — проговорил он тише, убито. — Мне больше ничего не нужно. Она глубоко вдохнула, а выдохнуть уже не смогла, сосредоточено вглядываясь в лицо человека, к которому испытывала столько противоречивых чувств, впервые абсолютно открытое. Без маски. — Что мне сделать? — вновь обратился к ней Петир, вскидываясь. — Что мне сделать, чтобы всё исправить?! Чтобы она была со мной. Он сделал шаг вперёд и, заглянув Сансе в лицо, повторил: — Что мне сделать!? Он был таким красивым, что её сердце пропустило удар. — Ты… — она стушевалась, не зная, как сказать ему то, что должна была. Ощущая себя чудовищно жестокой. Ощущая себя слишком взрослой. — Ты ничего не сможешь исправить. Он отвернулся, не желая слушать, но Санса продолжила. — Некоторые вещи просто нельзя изменить. Тебе нужно с этим смириться. — Нет! — возразил он, мотая головой. — Я не могу. Я не смогу так. Я не могу жить без неё! Я люблю её! Санса облизнула губы, чувствуя ком в горле. — Я знаю. И она знает… но это ничего не меняет. Он посмотрел на неё глазами, полными слёз, и сдавленно произнёс: — Я сделал всё, как в песнях! Я вызвал его на дуэль, а она даже не дала мне свой платок! — Жизнь — не песня, — ответила она, ощущая ноющую боль в сердце. — Жизнь — не песня, Петир, и скоро ты это поймёшь. И тогда… тебе станет легче. Пройдёт день, затем ещё день, минет три луны или двадцать, и это чувство… станет меньше. — Нет, — мотнул головой он, — этого не может быть. — Но так будет, — возразила она, — ты будешь жить, займёшься работой, и всё переменится. Он помолчал некоторое время, будто бы взвешивая и обдумывая эти слова, а затем посмотрел ей в глаза и с надеждой спросил: — И… я буду счастлив? Она закрыла глаза, запоздало замечая, как по щеке ползут слёзы, и, закусив губу, утвердительно кивнула головой. Не в силах ответить. А потом проснулась.

***

Она очнулась в тёмной маленькой комнате, пахнущей сыростью и пылью. В камине потрескивали поленья, а сверху на ней лежал ворох одеял, но Сансе всё равно было холодно. — Где я… — проговорила она еле слышно, рассеяно оглядываясь и дрожа. Её губы пересохли, а лицо было мокрым от слёз. Каким-то чудом услышав её, к Сансе подбежала пожилая женщина и тут же подала стакан воды. — Всё хорошо, миледи. Пейте! Санса с жадностью приложилась к стакану, ощущая такую слабость, что ей тяжело было удержать тот в руках. — Пейте, голубка, — приговаривала женщина, — мы все так волновались о вас! — Кто… мы? — спросила Санса, откидываясь на подушки, стараясь не стучать зубами от холода. — Замёрзли, милая леди? Я принесла вам чай! Всё, как вы любите! С молоком и чабрецом! С этими словами женщина подала ей простую глиняную пиалу. Сделав глоток, согревающего нутро напитка, Санса нашла нужным уточнить: — Откуда вы знаете, как я люблю? Она пыталась всмотреться в лицо женщины, но в полумраке видела лишь седые волосы, убранные в два узла на голове, и длинный нос с горбинкой. — О, лорд Петир писал мне! Так рада увидеть вас, наконец, и познакомиться, моя голубка, пусть и при таких печальных обстоятельствах. Вы такая красавица! Не волнуйтесь, я вас быстро выхожу, поставлю на ноги! Ни о чём не волнуйтесь, отдыхайте! Голубка моя… — Подождите… — проговорила Санса, пытаясь перебить этот поток заботы. — Вы сказали — Петир? Кто вы? И где мои люди? Женщина нежно погладила её по руке и ответила: — Вы были без сознания, миледи, когда вас привезли, и пролежали так сутки, какое-то время стража была здесь, но потом я отправила их спать в сарай. К сожалению, тут всего одна комната, но не волнуйтесь, там есть остатки сена, им там будет очень удобно! Они хотели остаться охранять вас, так что вы уж их не вините, это я настояла, чтобы он ушли, а то, понимаете, комната такая маленькая, когда стоят тут толпой, только воздуха для вас меньше… так мы за вас переживали…. а тут, чай, не Гнездо, от кого вас охранять, если вы тут хозяйка… — О чём это вы? — не поняла Санса. — В каком смысле — хозяйка? Что это за место? — Башня Бейлиша… миледи, — ответила женщина и осекаясь. — Простите меня, болтаю тут всякое, а главное не сказала, так волновалась за вас, моя голубка, — женщина достала платок и промочила глаза. — Он бы мне этого не простил. — А вы… — уточнила Санса. — Я — Мэри, кормилица лорда Петира, веду здесь хозяйство. — Вы одна? — Два моих внука помогают мне, сироты. Мать их умерла в родах, а отец на заработках. Так что мы тут втроём со всем управляемся. Не волнуйтесь, миледи, хозяйство в порядке! Крыша намедни прохудилась, так Юджин, мой старший внук, залез и заделал. Овцы, слава богам, не болеют, с тех пор, как Маленькая упала со скалы, больше никаких происшествий не было. Но о том я писала лорду Петиру, не знаю, говорил ли он вам... — Овцы… — растерянно проговорила Санса. — …А Маленькая это… — Овечка наша, — вздохнула женщина. — Такой хорошенькой была, ужас, как жаль. Санса прочистила горло, ощущая себя внутри странного, безумного сновидения. — Так значит, вы переписываетесь с моим мужем? — Да, миледи. — И по каким вопросам… кроме хозяйства? Женщина развела руками. — Так мне, голубка, больше нечего писать-то. Я не образована, не умею красиво писать, как лорд Петир. Но всё равно пишу всякое, что могу. Он, наверное, смеётся, читая эти старушечьи бредни, но вы же знаете, какой он добрый, всегда мне отвечает! Да так подробно! Ох! — Мэри ударила себя по колену. — Как он красиво описывал вашу свадьбу! Такая красота, как будто сама побывала там! Такое счастье для меня, миледи! Когда тяжко совсем становится, или же просто вечер свободный хороший, такое тоже бывает, я беру это письмо и прошу внука читать. Очень хорошее письмо. Сама я, голубушка, уже слепа, вижу совсем плохо, поэтому хорошо, конечно, что мальчики со мной, помогают мне по-всякому. Да и лорд Петир не оставляет нас своим вниманием. Пишет, деньги вот высылал. Женщина снова вытерла слёзы. — Без этого, мы бы, конечно, не продержались. Сами понимаете, зима. Всем сейчас тяжело. Потому я так благодарна лорду Петиру, и вам, конечно, моя голубушка, что не оставляете нас своим вниманием. Для старухи такое счастье почитать о том, как вы живёте! Только этим и дышу, да моими мальчиками. Санса сделала ещё глоток чая, не зная, что ответить. — У меня ведь… — продолжила Мэри, — своих было трое сыновей, один сейчас только остался жив. Но… нельзя, конечно, так говорить, миледи, нельзя, но лорд Петир для меня самый любимый был! Такой он был хороший ребёнок, такой смышлёный и внимательный. Мои-то сыновья росли, как трава, сами по себе. Пришли, поели и побежали играть, и слова порой матери не скажут. А лорд Петир меня всегда и спросит обо всём, и поделку какую подарит. Такой внимательный! Матушка-то его, знаете, рано умерла. Святая была женщина… — Да, знаю, — откликнулась Санса, так как из всей старухиной речи этот факт был единственным, который она могла подтвердить. — Ох, — Мэри наклонилась к ней, обдавая тёплым взглядом, — не могу насмотреться на вас, голубка моя, вы простите меня, старуху, за такое, простите. Но я уж думала, умру и не увижу вас никогда. Такая красавица! Всё как он написал! — А как он написал? — решила уточнить Санса. — Написал, что женился на самой красивой из женщин Вестероса! — с гордостью ответила Мэри. — Так я счастлива была миледи, не передать! Не передать словами! Ведь сколько лет прошло… с той истории… а он всё один и один. Мы уже отчаялись. Ведь в самом рассвете, ведь должность, положение, и не хуже других будет, такой красавец, а всё без жены. Но, вы не обижайтесь, голубка, что я так. Это просто я переживала вместо матушки его покойной. Сердце моё болело, что как же наш лорд будет без леди. А вот, оказывается, всё не напрасно, это он всё вас ждал! Самую красивую женщину Вестероса! Санса вжалась в постель и издала какой-то невнятный звук, не понимая, как реагировать на эти заявления, каждое из которых было страннее предыдущего. — А… он вам всё ещё пишет? — Конечно, — радостно кивнула Мэри, — конечно, пишет, не забывает! — Из Браавоса… — аккуратно уточнила Санса. — Ох, затянулась же эта поездка, — вздохнула женщина и снова погладила Сансу по руке. — Скучаете, верно, моя милая? Конечно! И как не скучать, когда муж который год за морем! Но вы не злитесь на него, голубка, это всё дела. Нам, женщинам, не понять, а у мужчин всегда дела, дела… Я ему говорю: «Не глупите, лорд Петир! Возвращайтесь домой! У вас жена красавица, истосковалась, небось, вся по вас, да и деточка… Ох! Какая же, наверное, хорошенькая у вас дочка! Боги дадут, может быть, и маленькую леди смогу увидеть». — А… он? Что он вам отвечает? — Что скучает по вам смертельно, голубка моя. Вы не волнуйтесь, не забыл он о вас, моя милая. Да и как о такой забудешь! В каждом письме мне пишет о вас. Говорит, сил моих больше нет выносить эту разлуку! — Так и говорит…? — Да что это я! — воскликнула Мэри, снова ударив себя по колену. — Сейчас принесу последнее письмо, сами и прочитаете! — Вы мне дадите прочитать письмо? — удивилась Санса. — Конечно! А что такого? — не поняла Мэри. — Да чего там! Он вам, наверное, ещё лучше пишет! Какие уж тут секреты, но так хоть настроение себе поднимите. Вон, уже румянец заиграл! Сейчас, голубушка, сейчас. С этими словами, женщина, кряхтя, поднялась с постели и спешно направилась в другой конец комнаты к одинокому сундуку. Санса прищурилась, всё ещё не доверяя тому, что весь этот абсурд происходит на самом деле. Может быть, это очередной виток сновидения? Но холод вокруг был таким реальным. Пар, идущий от чашки. Вкус чабреца и молока на языке. И непрошеное смущение, что краской заливало лицо. Вернувшись, запыхавшаяся женщина бережно подала Сансе аккуратно сложенное письмо. — Сейчас, моя голубушка, принесу вам свечу! Я там вязала в уголке, за шторой, но мне уже и спать пора, а вы читайте, моя милая! С этими словами Мэри принесла из противоположного угла засаленную свечу в старом медном подсвечнике, что, видимо, являлся самым дорогим предметом в этой обстановке, так как был начищен до блеска, и, поставив его на тумбочку, бросив Сансе на прощание нежный взгляд, поклонилась и отправилась спать, как и обещала. Санса аккуратно, стараясь не шуметь, развернула письмо и, испытывая странный внутренний трепет, всмотрелась в знакомый почерк. «Дорогая Мэри! Молюсь всем богам о твоём благополучии, надеюсь, ты в добром здравии и в хорошем расположении духа. Спасибо за твои добрые слова и заботу, что согревают сильнее, чем южное солнце, и вселяют в меня надежду. В Браавосе жизнь идёт своим чередом. Город кипит, словно котёл. Как и прежде, моего внимания требуют множество дел в Железном банке, порой это выматывает, но ты знаешь, что я привык много работать. Отвечая на твой вопрос, касаемо Алистера — пусть приезжает, если в Чаячьем городе нет работы, мне не помешают верные люди. В свою очередь, я вновь хочу попросить тебя также как можно скорее приехать в Браавос с внуками или, раз уж такое путешествие кажется тебе слишком тяжёлым, перебраться в город. Как только согласишься, мой поверенный выкупит для вас дом, где можно будет переждать зиму в комфорте. Боги с ними, с этими овцами. Слышать больше о них не могу! Я назначу вам содержание, вы ни в чём не будете нуждаться. Умоляю тебя ещё раз подумать над этим предложением и не отказываться, так как волнение за то, как вы там переживаете зиму, причиняет мне очень большое беспокойство. Коих и так достаточно. И я не желаю, чтобы ты больше укоряла меня за такие слова. Коль на то воля Богов, пусть эта башня провалится хоть в самое пекло! Неужели же ты такого плохого мнения обо мне, что думаешь, будто я позволю своей кормилице с маленькими детьми насмерть замёрзнуть из-за каких-то овец? Клянусь богами, если ты не согласишься переехать, то не оставишь мне выбора. Я прикажу увезти вас оттуда силой и сожгу и башню, и сарай и всех животных. Не испытывай моё терпение, Мэри. Я очень рассчитываю на то, что это наш последний разговор на данную тему. О Сансе и Эйлин не волнуйся, у них всё хорошо, они обе в добром здравии. Да, на Йоль в Гнезде действительно устраивали праздник, ты, верно, слышала. Но я глубоко недоволен тем, что некоторые люди говорят о расточительности. Я полностью поддерживаю решение Сансы и считаю, что в сложившейся ситуации было необходимо устроить торжество. Люди, должно быть, напуганы и сломлены, а конец зимы ещё не близко. Моя жена — мудрая и добрая женщина, которая искренне заботится о народе. Ни у кого не должно возникать никаких сомнений в этом. Я попросил бы тебя прислать мне список всех тех в Чаячьем городе, кто выражал недовольство этим решением. И впредь я попрошу тебя писать о любых слухах и волнениях, касающихся моей семьи, в самом срочном порядке и обязательно с приложенным списком. Это очень серьёзно, Мэри. Сожалею о том, что приходится просить тебя о подобном, взваливать на тебя дополнительные обязательства, но ты должна понять, как важно для меня знать, что в Гнезде всё хорошо. Я не могу перестать корить себя за то, что нахожусь так далеко и не могу быть вместе с моей семьей в столь тяжёлое время. Это чувство вины изводит меня день за днём, словно лихорадка. Мне больше не снятся кошмары, но теперь мучает бессонница. Порой я до утра не могу заснуть, думая о Сансе и Эйлин. Представляя, как выросла дочь, и как всё изменилось за время моего отсутствия. Я стал замечать, что смотрю на другие семьи и испытываю невыносимую пустоту. Раньше я мог забыться работой, но теперь это лишь кабала для меня и кандалы. Пожалуйста, не проси меня вернуться, так как это не в моей власти. Если бы я мог, то никогда бы не покинул Сансу и Эйлин, которых столь сильно люблю! Я смертельно скучаю по моей Сансе. Порой кажется, что ещё немного — и надену на голову петлю. Ты не любишь, когда я так пишу, но по-другому и не скажешь. Не знаю, когда закончится эта разлука, и закончится ли она когда-либо, но молюсь всем богам, старым и новым, чтобы дали мне сил дожить до этого момента. И ты за меня помолись. Если что-то понадобится до момента вашего переезда, на который я очень рассчитываю, пожалуйста, не стесняйся и обращайся к моему поверенному. Не нужно думать всякие глупости о том, что ты его стесняешь, так как он выполняет мои поручения вовсе не по доброте душевной, а за более чем щедрое вознаграждение. Прошу извинить меня, дорогая Мэри, за возможно резкий тон этого письма, но, к сожалению, добрые уговоры никак на тебя не действуют. Прошу, если любишь меня, переезжай и не внушай мне дополнительных тревог. С глубоким почтением, лорд Петир Бейлиш

***

Через пару дней Санса поправилась настолько, что смогла встать на ноги и пройтись по пляжу. Она удивилась тому, как точно ландшафт совпал с тем, что ей привиделось во сне. Только вот повсюду лежал снег, и чайки вились не только над башней, но и над ней, пронзительно крича. Несмотря на то, что всё это время Санса пребывала во сне или дрёме, сейчас она ощущала усталость. Это было внутреннее чувство, начало которого она не могла отыскать. Казалось, эта усталость зарождается глубоко внутри, под сердцем, и тянет, изнывая тоской, томительной и тошнотворной. У неё было всё. Всё, как она хотела. Её семья. Независимость. Деньги и власть. Но всё же пора было признать: она была несчастна. И хуже всего было то, что это несчастье было таким будничным, таким естественным, что она свыклась с ним, перестала замечать. Она завела роман с мужчиной, затем с другим. Занимала себя делами, а в свободное время ходила на охоту и играла с Эйлин. Завтракала, обедала и ужинала с детьми. В безопасности. Среди красоты и покоя мраморных чертогов. В сущности, у Сансы не было причин, чтобы быть несчастной, и всё же она была. Она так сильно старалась не испытывать страдания, не тосковать и не скучать по тому, кто умер в её глазах. Но всё напрасно. Эта боль никуда не ушла. Лишь стала проще, удобнее. Маленькая боль, незаживающая царапина, которую ты замечаешь, лишь соприкасаясь с горячей водой или солью. Тогда, когда она начинает саднить. Боль о том, что вы никогда не будете вместе. Санса вздохнула и прикрыла глаза, стараясь успокоить напряжённые нервы. Обычно она не позволяла себе думать о таком, но, видимо, болезнь и окружающая обстановка так действовали. На секунду она представила чётко и ярко, что Петир стоит с ней рядом. Приобнимая за талию, прижимая к себе. Она выдохнула, ощутив в теле томительную сладкую слабость. Тепло, раскрывающееся в груди и внизу её живота. Явственно представляя себе тяжесть его рук, твёрдость грудной клетки, обтянутой бархатом, и мускусный аромат с нотами мяты. Его голос, шелестящий рядом с её губами. — Птичка, я так по тебе скучаю. Крик чайки вырвал её из томительной неги и заставил стереть глупую улыбку с лица. Санса смущённо огляделась, но вокруг не было никого, кто заметил бы её состояние. Она ощутила ярость — на себя, это место и богов, что даровали ей такую судьбу. Бросившись было к башне, она развернулась и упрямо зашагала в противоположную сторону, к скалам, туда, где море ревело так громко, что никто не услышал бы её крик. Проклятие! Проклятие! Проклятие! Она так долго держалась, не позволяя себе думать о нём, вспоминать и анализировать свои чувства — и всё напрасно! Проклятие! Проклятие! Проклятие! Оказавшись у обрыва, где волны с размаху сталкивались с камнем и взметались вверх, к самому небу, обдавая её брызгами, Санса остановилась. С силой сжав кулаки, вонзив ногти в ладони, раздирая кожу до мяса, она закричала. А затем, вдохнув больше воздуха, закричала ещё раз. И ещё. Море отвечало ей рёвом, глубоким и неистовым, вторя даже не крику, а вою её души. Раз за разом. Охрипнув, Санса ощутила головокружение, и схватившись за горло, что теперь саднило то ли от усилий, то ли от холодного воздуха, обессилев, опустилась прямо на камни. Её взгляд лихорадочно следил за тем, как струйки воды то приливают к ней, то отливают прочь. В её голове было пусто. Лишь кровь, вторящая шуму прибоя, стучащая в висках. И вдруг перед ней развернулась мысль, которую она бы никогда по доброй воле к себе не подпустила. Преступная. Неправильная мысль. «Признайся, ты никогда не хотела, чтобы он ушёл. Ты хотела победить. Хотела быть ему равной. Но, Санса, всё что ты делала, ты делала из-за него. Потому что хотела быть такой, как он. Потому что восхищалась им. Потому что желала...» В тот момент, замерзая, стоя на коленях на скалах, обдуваемая ветром и морскими брызгами, Санса впервые за долгое время увидела все свои тревоги просто и ясно. Словно всё это время она бродила в тумане, и вдруг откуда-то ударил свет. «Ты знаешь, чего ты хочешь, и знаешь, что нужно делать». Поднявшись, Санса оправила волосы и выпрямила спину. Развернувшись к башне, она улыбнулась.