Машина Сновидений.

      Он умер от руки своей жены.       Ему было 27 лет. — Все сказали, что он был слишком молод, чтобы умирать.       У него были боли в животе. В 12 лет он впервые увлекся героином, в 25 лет его лишили родительских прав.       Он был приятным молодым человеком, сидящим справа от меня. И я ему доверял более, чем на сто процентов.       Это был самый необыкновенный попутчик с которым не хотелось расставаться.       В моем одиночестве он был целым миром. Тем миром, замещающим мне толпы, свет солнца и небо над головой.       Если у вас не было такого человека, то вы вряд ли меня поймете…       Я давно потерял грань между реальностью и выдумкой. Я давно не задавал себе вопроса, что случилось с моим сердцем в форме коробочки; Изнутри, латунными молотками по ребрам, оно стучало так громко будто своим стуком решило разбудить Бога. Бог бы, конечно, разрешил этому человеку прожить свыше положенного срока. Он бы услышал мои мольбы к силам света и тьмы… Точно бы услышал…       Курт открыл окно и подставил лицо ветру. Его задумчивые глаза сновали по округе в признаке забытья.       Я ни на минуту не мог отвлечься от музыканта, поскольку, отдельной частью своего перегруженного ума, понимал мешанину чувств того самого, вызванных скромной радостью от вожделенной встречи с миром.       Разумеется достоверно я бы и не смог прочувствовать весь спектр этих нехитрых, душевных треволнений, но максимально бы приблизился к волнению испытуемого.       Пытка и ошарашенная вдохновенность — два двигателя потрясения.       Одно дыхание в длинном промежутке времени и тайная дрожь в ладонях, опущенных поверх сдвинутых коленей.       — Все не такое. Другое. — Выдавил Курт, отворачиваясь от окна. — Я знал этот город другим.       — За 23 года здесь многое изменилось. И не говори, что не был готов к подобным переменам. — Я сурово посмотрел на его лицо из-под очков. — Знаю, тебе сейчас нелегко…       — Верни меня обратно, — Мужчина заметался, пытаясь выскочить из машины, но неизгладимое чувство безопасности похоже не выветривалось с годами.       Люди боялись разбить свое тело, похожее по своей хрупкости на хрустальную вазу тончайшей работы.       Я перестал изучать Курта. Плевать мне было на то, каков он сейчас.       Для меня было гораздо важнее знать, что через какое — то время ему станет легче. Это ведь дело привычки, не так ли?..       Я схватил его за плечи и приблизил к себе. Голубые глаза зарделись красным пламенем невыносимой ярости.       — Пусти меня, — Заорал он, пытаясь отшвырнуть меня куда подальше, лишь бы не чувствовать на себе взгляд моих понимающих глаз. — Отвези меня домой.       — Домой, это в Сиэтл?       — На мою могилу. Да, в Сиэтл потому, что трупу не суждено вновь стать живым. Господи, Брайан, кого ты обманываешь? — Вскричал он.       — Минуту назад все было хорошо… Чего ты вскипел?       — Я не желаю тратить твое время. Я знаю всего себя — все свои недостатки, минусы, все дерьмо, которое так и прет из меня. Я — заряженный дерьмом и ненавистью к самому себе. Я — мертвый, никчемный кусок дерьма…       — Я искал такое дерьмо всю свою жизнь, — Я грустно улыбнулся, передернув его слова. — Мне просто приятно рядом с тобой находиться. Я слишком долго мечтал о тебе, чтобы так просто отпустить.       — И даже если я покажу тебе себя настоящего? — Курт сопротивлялся изо всех сил, чтобы не дать мне обнять его. — И даже если скажу, что специально заморозил твое сердце, чтобы ты сдох?       — Но ведь отогрел? — Спокойно спросил я, — Вернул обратно — целым, здоровым и невредимым.       — Ты можешь рассердиться на меня по — настоящему? Чего ты заладил — постоянно выгораживаешь меня во всех ситуациях…       — Я знаю, как глупо это будет выглядеть, но обещаю сделать все, что ты попросишь, чтобы снять твое напряжение. Ты готов руководить ситуацией?       Я наконец — то отпустил напарника и вернулся на водительское кресло.       Курт остервенело выдохнул и сжался в оборонительной позе.       — Я не напряжен, ясно тебе? — Взбешенно ответил он. — Снять напряжение? — Он сделался до боли подозрительным. — И что это за странные намеки… Не желаешь озвучить весь прейскурант по «снятию напряжения»?       Я посмотрел на него как на идиота.       — Я не о том, о чем ты подумал. — Строго ответил я. — Я лишь обещаю выполнить все, что ты пожелаешь, лишь бы не оставлял меня в одиночестве.       — А почему я не мог подумать об «этом»? — Возразил он.       — Я не понимаю твоих намеков, Курт.       Курт откинулся в кресло и запустил пальцы в волосы.       — Какой — то двусмысленный диалог получается. Не находишь? Если ты сейчас о трахе, то я бы предпочел сказать, что меня эти плотские штучки совершенно не интересуют.       — Да боже упаси, — Я рассмеялся. — Погоди, серьезно?..       — Серьезней некуда, — Курт скривился и посмотрел на меня. — Ты — то сам нас двоих представляешь?       Я вдруг призадумался. Не картинно, всерьез.       И правда ерунда какая — то получается: призрак и парень — оба мужчины…       — А чего представлять — надо пробовать. — Рассудительно пробормотал я.       — А надо ли? — Курт усмехнулся, — Вези — как ты нас в Абердин, иначе мы, чует мое сердце, которого нет, натворим дел выше крыши.       — У тебя милая улыбка, — Невразумительно ответил я, заводя машину. — Она мне очень нравится.       — Мне тоже нравится твоя… мне нравится твой мозг, — Курт запнулся. — Но я же не расцениваю это, как причину для немедленного вступления в…       — Иногда и этого бывает достаточно. — Хмуро парировал я.       — Эй, стой. Ты сейчас не огорчился? Прям не сколечки?       — Иди в жопу, Курт. Я просто хочу быть ближе к тебе, — Неожиданно для самого себя выпалил я.       — Тогда паркуйся в поле. Будем ближе, — Туманно ответил мой собеседник.       У меня от таких слов даже дыхание остановилось, и на этот раз Курт тоже стал тому виной.       — Ты сейчас к чему это сказал? У тебя есть идея?       — Много идей, мой милый, Брайан. — Курт загадочно вытащил сигарету из пачки и принялся чиркать зажигалкой.       Я, недолго думая, свернул с трассы и включил дальний свет — С ближним мы бы тут же угодили в какую — нибудь яму, коих здесь были десятки тысяч.       Я старался не смотреть на Курта, но это становилось до одури сложным, когда он снял с себя рубашку и откинул волосы за спину.       Впрочем, в его исполнении эти действия не выглядели эротично. Было и в правду похоже, что ему стало жарко.       — Я могу включить кондиционер. — Я косо посмотрел на музыканта. — И я бы очень не хотел прибавлять, что от этого вряд ли что — то изменится, ведь ты призрак…       — Не уставай мне об этом почаще напоминать, — Невесело отозвался Курт, почесывая предплечье и щуря глаза, — Как ты тут ориентируешься? Я вообще ничего не вижу.       — Еду по наитию, — Пробурчал я, внезапно останавливаясь. — Дальше река.       — Здесь нас никто не застукает. Точнее — тебя.       — Должно быть странное зрелище со стороны, — Я сдвинул брови, — Что делаем дальше?       — Снимай футболку. — Заявил Курт, особо не церемонясь с моей моралью. — Сейчас она тебе точно не понадобится.       — А штаны? — Глухо заявил я, снимая одежду и кидая ее на капот.       — И штаны тоже.       Мы остались в одних плавках, отчего мне захотелось расхохотаться и дать самому себе пощечину.       Полевая вечеринка в трусах… До боли странной сходки отродясь не видывал.       Зарница слабо освещала поле, отчего, в скором времени, я сумел разглядеть Курта в полутьме. Он, кажется, лег на траву и закинул руки за голову.       — Ты там что, звездочки рассматриваешь? — С интересом спросил я, укладываясь рядом.       — Нет, — Смиренно ответил музыкант, — Выявляю первичные особенности и привычки тела.       — Да, точно. Мог бы и не отвечать… Один хрен, я так нечего и не понял.       Мне было немного прохладно, но жар, отделяющийся от земли и проникающий в мое тело по мере пребывания, начинал постепенно согревать онемевшие конечности, и уже совсем скоро мне было тепло и уютно, словно я находился где — нибудь в помещении, с мастерски растопленным камином.       — Итак, — Продолжил я. — Ты совсем ничего не чувствуешь?       — Я непременно испытываю какие — то ощущения, но содержание оных примерно таково, как укол иглы в обезболенную плоть. Иначе говоря — моя кожа настолько атрофирована, насколько недееспособна свеча с выдернутым фитилем. Я — кукла, которая умеет думать.       — Отвратительно, — Подметил я слабым голосом. — Тогда ты мог бы не стесняться. Давай придвинемся друг к другу.       — Я вообще то чувств лишился, а не морали. — Назидательно ответил Курт, но, все — таки, лег ближе, насколько позволила данная ситуация. — Хотя, — Прибавил он, — Мне столь наплевать, что поступился бы сотней правил.       — Я не настаиваю. Если тебе это претит, так и скажи.       Наши тела были очень близки.       Я явственно чувствовал жар от музыканта, но не мог расценивать данный выше обычной фантазии, которая неустанно не покидала меня в течении недолгой жизни.       Да, так оно и было. Я придумал это путешествие, и я придумал этого потрясающего, невообразимого, притягательного человека.       Но, так ли это?       Вся эта чехарда с перевоплощениями, странствиями по временным порталам, дикая любовь к безоблачной улыбке моего верного спутника под этим ночным небом, поездка по безупречному шоссе в обрамлении желтоглазых подсолнухов… — Истинная правда, как мне сейчас кажется.       Ни одна минута прозаичной реальности не смогла бы меня разуверить в этом чудесном мгновении, где спокойствие двух тел ассимилирует вдохновенную свободу.       — Куда бы ты хотел поехать? — Тихо спросил я, повернувшись на бок и посмотрев на Курта.       Он призадумался и уставился на меня гипнотическим взглядом.       В полутьме его волосы были похожи на золотой ореол — манящий, будто отлитый из чистейшего золота.       Я и сам не заметил, как мои пальцы вплелись в те самые, в диком желании исследовать пробу этого драгоценного сплава.       Я ли романтик, поэт, воздыхатель? Нет, скорее нет, чем кто — либо из выше перечисленных, но, глядя на этот светлый образ, меня подначивает искать самые страстные и любовные слова, чтобы немного приблизить ваше представление к истинной красоте мною увиденного…       — То место, куда мы поедем, должно быть шумным и необыкновенным, полным азарта. — Ответил Курт, чуть прищуривая глаза и изучая мое лицо.       — Бар, клуб, казино? — Я отвел взгляд в сторону, пытаясь представить наш рейд по ночному городу.       — Казино, я думаю, подойдет, — С усмешкой пробормотал мужчина. — К тому же, я ни разу там не был.       — Сложно, наверное, будет вести с тобой беседу в таком месте. — Я многозначительно кивнул.       — Моя надежда в том, что посетители столь помпезного места никогда не бывают трезвы. А если это так, то стоит ли заморачиваться по поводу странных взглядов в твою сторону? И, да, плюс ко всему у тебя будет шанс сорвать куш.       — Почему ты в этом так уверен?       Курт широко улыбнулся и достал пачку Лаки Страйк, — В то время, как игроки будут увлечены игрой, я бы смог подсобить с разоблачением счастливого числа. Тут все просто.       Я покусал губы и остановил свой взгляд на непроглядных кустах шиповника.       Сейчас мои мысли были далеко от ныне существующего диалога.       Дело в том, что мне становилось невыносимо страшно от жгучей реальности.       Курт толкнул меня в бок.       — Брайан, ты сейчас где? — Музыкант исполнился подозрением.       — Я здесь, — Мрачно ответил я, отбирая у него сигарету. — Мне не по себе от этой тишины…       — Разве мы не делаем достаточно шуму, чтобы у тебя и в мыслях не было заскучать?       — Развей мой сомнения, Кобейн. Я тут совершенно один. Я один, посреди огромного поля, без одежды, говорю сам с собой о каких — то казино… — Я огорченно вбил кулак в землю и потянулся за телефоном.       — Если продолжишь так думать, то через какое — то время станешь таким же, как твоя порядочная подружка, моя глупая женушка и смиренная дочь с синдромом звездной болезни. — Курт поморщился, — Думаю, если таковое случится, мы больше никогда не увидимся. И это будет верным решением для одного из нас.       — Да, наверное, — Изнеможенно ответил я, путаясь в мыслях. — Похоже на юношеские года под давлением родственников.       — А например?       -… Общаешься с каким — нибудь парнишкой, а все твердят, что он, якобы, плохой. Твердят из чувства безопасности родители, будто этот друг подает тебе плохой пример. Разумеется ты с этим не согласен, хоть и было бы вполне рационально присечь возможную дружбу со своим знакомым. Не согласен, но начинаешь сравнивать своего друга с другими детьми. Тут — то, конечно, и выясняется, что все были правы. Да, именно, в таких ситуациях ты исследуешь все плюсы и минусы, а минусов будет больше, нежели плюсов. А знаешь почему? Потому что все факты указывают на вашу несовместимость, круг общения давит отрепетированными фразами про взвешенные отношения, родители намекают на плохой пример в качестве неродивого парня — двоечника…       — И кто тебе мешает сделать выводы? — Разочарованно спросил Курт. — Не ты ли сам? Ты бросай это дерьмо, все эти уничижения касаемо меня. Будет надо — сам уйду, долго уговаривать не стану.       — А я и не собираюсь никого слушать, — Резко ответил я. — Я хочу поступить иначе. Нет тропы — сам вытопчу, нет света — зажгу новую звезду. С одним лишь, конечно, «но».       — И?       — Найду того, кто решил бы мою проблему. — Гордо ответил я, — И ты мне в этом поможешь.       — Брось. — Курт истошно засмеялся, даже коленки к животу поджал от моих слов. — Никто не решит эту проблему.       — Ты темнишь, — Спокойно ответил я, усаживаясь, — До конца не желаешь говорить про свой мир, да и про тех, в конце концов, кто главенствует над лимбо. Быть такого не может, чтобы у вас не было главного.       — Ты имеешь ввиду вымышленного царя сонного королевства? — Курт ерничал в открытую, — Льюиса Кэролла начитался, да?       — Ты меня сейчас намеренно отодвигаешь от истины своего существования? — Злобно процедил я. — А как же истина твоего существования?       — Какая такая истина? — Он сделал вид, что ничегошеньки не понял. Урод.       — Гроб, зеркала, гребаная машина сновидений! Вот какая. Часы времени, которые ты носишь с собой. Да разрази меня молния. если ты не скрываешь массу других странностей, которых я в тебе, доселе, не замечал! А разговоры про то, что кому — то вряд ли понравится факт моего пребывания в твое мире? Кому?       — Брайан…- Курт посмотрел на меня грустными глазами, — Ну чего ты докопался? Даже если и так, что с того? Побежишь спрашивать разрешения? Да кто ты вообще такой, чтобы вмешиваться в законы природы? Ты — просто человек.       — Обзываешься, значит, да? Это равносильно тому, если бы я назвал тебя просто «призраком». В силу того, насколько ты не любишь это слово!       — Под своими словами я подразумеваю лишь то, что ты можешь выкаблучиваться тут — на земле, но в нашем мире от тебя пустого места не оставят. — Курт развел руками и сделал затяжку. — И как дерьмово что ты такой самонадеянный. Это тебе ни камеру починить, ни с Фрэнсис поябедничать, а сесть жопой на раскаленную сковородку…       — Судя по тому, как ты все это расписываешь, у меня нет никаких шансов, — Злобно пробурчал я, катаясь по траве от безвыходности ситуации.       — Надо адекватно расставлять приоритеты и давать честную оценку своим возможностям. Иначе наживешь себе таких врагов, что и не снилось.       — Шутка в том, что я даже приблизительно не представляю о чем мы сейчас говорим.       — Попробую объяснить, — Курт кивнул, — Представь, что ты уснул. Представь, что попал в другой мир — нематериальный, чуждый, со своими правилами и законами.             — Тут все просто, — Уверенно ответил я, — Для начала мне стоит ознакомиться с этими законами, чтобы не нарушить ни одного из данных. Так?       — Ну, может, — Музыкант неопределенно посмотрел поверх моего плеча, — И что потом?       — Договариваться, дознаваться у сведущих. Спрашивать и долбиться до тех пор пока мне не ответят. А просьба у меня простая, вместе с тем и сложная: вернуть тебя в мир живых.       — Ты сбрендил, — Курт хмыкнул и приобнял меня за плечи, — Ты знаешь, что со мной тогда станет?       — Не имею ни малейшего понятия, — Правдиво ответил я.       — Я гнить начну. Чахнуть на глазах. Ибо этот мир навсегда стал чужим для меня.       — Не может все быть столь банально. — Пробурчал я. — Это претит моим домыслах.       — Претит — не претит, а истина.       — И кто тебе вбил эту истину в голову?       — Тот, кто разрешает тебе сейчас быть со мной. — Мрачно ответил Курт, вновь растягиваясь на траве. — Нарушь ты тысячи раз святую догму этого места, а против ее создателя ни одна твоя воля не попрет. Сломаешься, как вот эта тростинка, — Курт смял в руках какую — то палочку и закинул ногу на ногу.       — Что ж, — Прошипел я, не желая мириться с истиной истин, — Поехали в казино.       — А за заботу — спасибо тебе огромное, — Вдруг сказал Курт, когда мы оделись и двинулись к машине. — Для меня подобное впервые. Прежде я был лишен верных спутников.       — Обращайся, — Пробубнил я, пропуская благодарность мимо ушей.       — Хватит устраивать трагедию на ровном месте, — Курт не унимался, когда мы сели в машину. — Ну чего ты хочешь?       — Тебя хочу, — Лениво ответил я, скорчив гримасу. — Как заглавную страницу из вкусной книги, как разукрашенную шлюху в дешевом борделе, как глоток Шотландского виски в пасмурную погоду.       — И кто тебе, спрашивается, не дает хотеть? — Курт ухмыльнулся.       — Твоя призрачность делает тебя зависимым, а меня уязвимым. — Коротко ответил я. — Вот и думай, как нам с этим быть.       — Для начала тебе следует выпустить пар. — Со знанием дела проговорил Курт, — Понять, кто мы друг другу.       — Ты для меня сон. И это я давно понял. А завораживаешь ты похлеще цыганки, поэтому особо не удивляйся, если мне вдруг сорвет крышу. — Я закатил глаза. — Придерживай штаны, чтобы не улетели.       — Тоже мне напугал, — Напористо ответил Курт, не давая мне снять ручник и тронуться с места.       — Так и будем стоять? — Монотонно проговорил я, укладывая свои пальцы поверх руки Курта.       Тот дернулся, но ладонь не убрал.       Я осмелился и приложил ее к своим губам, продолжительным взглядом оценивая своего собеседника и проверяя его реакцию.       — Подумать только, — Восхищенно прошептал я, целуя изгибы музыкальных фаланг, — Эти руки создали самые непревзойденные шедевры. Без ложной скромности смею об этом заявить.       — Это отвратительно, — Прохрипел Курт, — Но, мне нравится.       Позже мы ехали в сторону Абердина, где должна была продолжиться наша сумасшедшая ночь, и оная не была пределом в наших странных отношениях с героем моих сновидений.