Good Morning!
21 июля 2017 г. в 21:47
— Да это просто невозможно.
Я смотрел на «фигуру» в полном недоумении. Вот она, оказывается, какая — не простая.
— И долго ты планировал это скрывать? — Поинтересовался я.
— Насколько долго, насколько планировал угорать над тем, как ты прохаживаешься с призраком по дому. — Джек по — лисьи ухмыльнулся, — И как тебе удалось вытащить «это» в город?
— «Это», — Курт исподлобья взглянул на еще одного блондина.
Одно я знал точно: они ни за что не подружатся.
— Потом объясню, — Повторил я, как и полчаса назад дрожайшей Фрэнсис в гараже. — Я готов к действиям.
— Я не намерен посвящать стольких людей в свою тайну, — Курт поставил точку в наших прениях. — Пошли, Брайан.
— А я не намерен быть на подпевках, — Строго ответил Джек, хватая Курта поперек тела.
Глупая затея. Тот мог попусту исчезнуть из захвата.
— Отвяжись. — Прохрипел музыкант, обороняясь в пол силы. — Странная у вас с Честером привычка хватать людей. Сказал же — нет.
Тут и я призадумался. «А почему, собственно, нет»?
— Курт, да бог с ними. Джек не оставит нас в покое, уж такой он человек.
— Не бог, уверяю. Нам придется делать нечто такое, что я не хотел бы показывать никому…
— Неужели смотреть клипы Ники Минаж? — Пространственно спросил Честер. Но тут же замолчал под нашими взглядами, — Ну вас…
— Я теперь понимаю из — за чего ты повесился, — Джек брезгливо сплюнул. — Ладно, делайте, что хотите.
— О, эти любимые мною слова… — Проворчал Курт, взяв меня под руку и покидая парочку несведущих обывателей.
— Так, — Произнес он, когда мы отошли на более безопасное расстояние. — Идем в комнату. Я хочу быть спокойным за наши похождения.
Мне показалось, или он был на взводе, как заряженное ружье, готовое выстрелить в любую секунду? Много факторов об этом свидетельствовало, и первым был стальной захват моей ладони.
Либо солнечный свет имел особенность плавить призраков, либо Курт покрылся самой настоящей испариной — невыносимо жаркой, буквально обжигающей.
Поднявшись в комнату, Курт закрыл дверь на замок и сел в кресло.
Я прислонился к стене, складывая руки в карманы.
— Что дальше? Каков твой план?
— Я знаю одно средство передвижения. — Глухо заявил Курт. — Готов увидеть дорогу?
— А можно обойтись без царских регалий и церемониальности? Сказать простыми словами, как того и требует ситуация…
— Нам не надо будет маховиков времени, не надо и супер — силы и дорогих наркотиков. Ты должен сосредоточиться на самом главном желании, на цели, которая приведет тебя к создателю.
— А я должен делать это в здравом рассудке и светлой памяти?
— Просто сядь рядом со мной. Вот и все. — Курт похлопал по креслу.
— Ты сказал, что мы будем делать что — то предрассудительное, но я не вижу ничего плохого в лишнем обществе. Мы могли бы войти в другой мир и в саду, пусть и при дотошных свидетелях. — Я сел рядом, едва касаясь Курта плечом.
Мне стало не по себе от его общества. Сила, которая им управляла, либо он ею (не берусь судить) уподобляла меня на физическом уровне. И эта сила была отличной от предыдущих: дьявольской, необузданной и устрашающей.
Боковым зрением я заметил, как начал меняться мир вокруг нас, сколь сильно бы искорежил пресс материальную вещь. Менялись и очертания светлой комнаты.
— Так ли я прекрасен? — Заявил Курт, обретая вид неземного, ужасного существа с обезображенным лицом.
Мне захотелось вырваться, заорать…
Но, есть ли сила выше безграничной любви и призвания выпивать друг друга без остатка?
Сколько упорства мне понадобилось, чтобы проигнорировать данные изменения, беззаветно проговаривая знакомые нам слова:
— Я готов принять тебя любым.
И, да, я действительно был способен закрыть глаза на мертвое тело в моих руках. Радуясь тому, что, быть может, буду счастлив увидеть его цветущим и полным жизненной силы.
От непостоянства ветра траектория нашего движения менялась. Не было смысла заботиться о волосах и одежде, ибо они вились столь хаотично, что превращались в несвязное марево в глазах наблюдающего.
Странное чувство. До безобразия странное восприятие себя шаром наполненным счастьем и тревогой одновременно.
Под давлетством этого сегмента мне почудилось, что Курт сжимал меня чуть ли не любовно, но та любовь была объятьем змеи, мощными кольцами охомутавшую свою добычу.
— Это еще что такое? — Пробормотал я, взглянув Курту в глаза. Те глаза были сделаны из какого — то яркого, синтетического материала, просвечивающего насквозь.
Я обнял его лицо пальцами с черным лаком, обнаружив прекрасное дополнение одного другим.
— Ты не поверишь, но я испытываю нечто странное… Головокружительное.
— Это твоя сила, которую ты не сумел направить в нужное русло. — Откликнулся Курт. — Меняй свои мысли, иначе тебя разорвет к ушам собачьим.
— А если я не смогу… — В страхе завопил я, сжимаясь как голова улитки в которую ткнули палкой. — Я же умру…
— А кому сейчас легко? — Курт посмеялся, — Я дам немного своей силы, но, знаешь ли, она больше напоминает картину Ван Гога. Ну да, красиво, но не действенно.
— Хорошо, — Я зажмурился. — Посоветуй что — нибудь.
— Посмотри фильм «Достучаться до небес».
— Какой ты урод, ей богу. За минуту до смерти я буду ненавидеть тебя до глубины души.
— Ладно, — Курт стал очень серьезным, обретая облик человека. — Я научу тебя.
Его ладонь тронула меня чуть выше кожаного ремня. Застежка больно впилась в тело.
— Энергия твоя начинается отсюда. Ты берешь ее всю разом, формируя в глубине своего организма мощную сферу. Мне ли тебе объяснять, ты ведь поёшь?
— Да, — Неопределенно ответил я, вспоминая отягчающее давление, возникающее при заборе воздуха через легкие и направлению оного в глубь. Дальше. Вниз. Настолько, насколько это возможно. Но, поможет ли?..
— Молодец. — Ободряюще сказал Курт, ведя ладонь выше, словно кузнечным молотком по податливому, каленому железу. — А в груди твоей нарастает ураган, он берет свое устье из истоков живота. Рефлексия будет блокировать ровную энергию, но ты сумеешь стабилизировать ее, если приложишь к тому должные усилия.
— Поднимается. — Неуверенно сказал я, пытаясь унять дрожь. — Лучше бы ты просил меня поднять член.
— Это две разные силы. — Озадаченно ответил Курт. — Ты их случайно не спутал?
— Бог его знает, — Возопил я, ощущая что — то невероятно огромное и непрерывно — движущееся внутри моего тела.
— Молодец. — Курт кивнул. — И, самое главное. Дыши очень глубоко, но не теряй сознание.
— Ну, это как повезет. — Слабым голосом ответил я.
— Я своей добавлю, хорошо?
Он прижался очень близко, будто намеренно пытался спутать две энергии в общий клубок ярких ниток.
Не знаю, кто из нас перебарщивал, а кто запутался, но мне стало слишком приятно, что я не сумел умолчать про свои ощущения перед Куртом.
— Интересно, а хотеть тебя в такие моменты — считается нормальным? — Мое бормотание кануло в искаженное пространство.
— Можешь и хотеть. Мне не жалко, — Мужчина был занят сложными махинациями. — У тебя всегда очень повышенное либидо. Оно мерцает оранжевым светом — не заметить трудно.
Позвольте мне сказать, что я покраснел в цвет своего либидо, которое ни на миг не унималось.
— Я же просил не путать энергии! — Разъяренно воскликнул Курт, — Ты снова теряешься.
— Ты сам сказал — можно! — Теперь и я негодовал на полную катушку.
Оставалось только надеяться на всевышнего в желании прорваться сквозь оборонительные преграды бытия. Да что там оное, само тело препятствовало возникновению нейтральной энергии.
Теперь я на сто процентов понимал, как работает сложная схема перемещений, если наши потуги являлись таковым.
Собственно говоря, как в химии: состав из двух по объему, но разных по составу жидкостей, помещенных в одну емкость, почти всегда подразумевал под собой какие — либо последствия.
Вот и я подумал — стоит ли мешать консистенции, если же чистая энергия обладает более точечной конкретикой поражения цели, нежели бодяга из тривиальных переживаний.
Подумав про это, я тут же удивился, поскольку в обычной жизни предпочитал называть вещи простыми именами. Не все бы поняли моего умоизвержения, если бы я в открытую выявил свою способность к формированию четких и достоверных формулировок.
Скажу проще: Мне надо было попасть туда, а попаду не туда. А почему? Потому.
Потому что не могу.
Там меня типо не ждут и все такое.
— Я запрещаю тебе отвлекаться! — Прошептал Курт мне в ухо. Лица я его не видел — оно было упокоено на моем виске, глядя, вероятно, в непроглядные дали за нашими спинами. — Успокойся. Подумай о самом сильном своем желании вытащить из сна материальное. Представь этот предмет или человека. Возьми его за руку, поведи вслед за собой.
— Мне не надо его представлять, — Хрипло ответил я, облизывая губы, — Давай, посмотри же на меня, взгляни в мои глаза. Прекрати сопротивляться неизбежности.
— Я не сопротивляюсь.
— Ты боишься, Курт. Боишься последствий и противопоказаний.
— Если бы нас столь часто брали с собой смертные, то в стране мертвых не осталось бы не души. Какой бы в ней был смысл? — Пытливо спросил Кобейн.
— Ты опять сопротивляешься. — Спокойно заметил я. — Учишь меня, хотя сам не в ладах со своими мыслями…
— Узнаю старину Брайана — затычка в любой бочке, ходячая энциклопедия, — Недовольно ответил мужчина.
— По — крайней мере я знаю свою нишу. Посмотри на меня и признайся, у тебя никогда нет времени анализировать нас с тобой. Ну же!
— Брайан — парень с длинными, черными волосами, музыкант, любит свою гитару и машину. Обожает читать и путешествовать. Вот ты кто.
— А еще? — Совсем тихо спросил я.
-… Наглый, опрометчивый, пытливый, зазнайка, лицемер, самонадеянная указка, эгоистичная лиса, умелый любовник, злобный ректор, отвратительный собеседник…
— И все? — Я округлил глаза.
-… Тихий, на самом деле. Скромный, неуверенный, ранимый, желающий быть любимым, потерянный, любознательный мальчишка в мире взрослых.
— Стоп. Иди в пень. — Я смущенно закрыл его рот рукой, — Не желаю я такую правду слышать, иначе у меня нимб вырастет. А еще, ты не сказал, что любишь… — Я тут же осекся.
Откуда мне знать, что он действительно любит меня?
Самонадеянная указка… То — то же.
— Давай лучше ты. — Вдруг сказал Курт, затмевая мою неуверенность.
Что я мог сказать, кроме того, что любил его? Повторяться снова и снова, когда это не играет большего значения, хуже чем насыпать соль пинцетом.
Ну уж нет.
У меня нет слов, но никто не лишал меня права на действия, от которого я не отказался в столь важный для нас час.
— Наверное поэтому ты не хотел дать волю чувствам перед Джеком и Честером… Знал, что я не выдержу, да? — С ухмылкой спросил я, задевая его нос своими губами и ища две самые любимые и манящие половинки — тонкие, но эротичные, с подчеркнутыми улыбкой уголками.
Он инстинктивно попятился, но я сумел его удержать.
Он прикрыл мои губы рукой, но я вложил его большой палец себе в рот, трогая языком полумесяц ногтя. Курта такое действие напрягло не на шутку, ибо сейчас его чувства были на самом предельном пике.
— Меня заводят твои джинсы, — Шепнул я, ощущая приближение катастрофы: или же Курт выйдет из себя, или съездит мне кулаком по морде.
— Ты не оставляешь мне выбора, — Сдавленно ответил он, убирая ладонь и ощущая мою слюну на своем пальце, — Другой Брайан, до неузнаваемости.
— Я все тот же. Проверь, если хочешь.
— Но я знаю тебя снаружи…
— Это ты сейчас так не завуалированно намекнул? — С издевкой пробормотал я. — Внутри моего рта тоже горячо. Поцелуешь?
— Если я выберусь из своей «воздушной» тюрьмы, то обязательно совершу с тобой акт мануального насилия. — На полном серьезе заявил музыкант.
— Я просек, что мог бы тебе понравиться.
— С такими закидонами уж точно, — Хмыкнул мужчина.
— Ну, а какого, когда Курт тебя целует? — Не унимался я.
— Это ты должен мне об этом сказать, поскольку у нас это было даже дважды.
— Мокро? Грязно? С громкими шлепками?.. Было времечко. — Я покивал. — Ладно, я не заставляю. Можешь вытереть палец и снова сосредоточиться на своем Ван Гоге.
— У меня нет столько салфеток на два пальца, — Курт загадочно усмехнулся и потянул меня к себе. — Лучше сосредоточься, иначе штаны лопнут от воздержания.
— Тоже мне, напугал.
Я вновь прислушался к своему сердцебиению. Оно устаканилось — один удар в две секунды. Тахикардия испарилась вместе с плотскими мыслями. И лишь образ золотых волос напоминал мне о нестерпимом желании вернуться в реальный мир…
— Давай, рожай, Брайан, — Курт изнеможенно оседал вниз, в попытке поделиться со мной энергией.
И чудо свершилось.
Я прорвался, когда понял что моя голова вот — вот лопнет от бесчинствующего давления в черепной коробке.
Теперь коробка стала полой и звенящей, будто в кастрюлю запулили монетой.
Мы падали вниз.
Я не представлял себе столь долгое падение. Даже во снах оно ограничивалось легким повисанием в пространстве; Делая шаг ты мог смешно барахтаться в двух метрах над землей.
Да и время в снах не шло так быстро, как здесь и сейчас — в этой антиутопии с радужными завихрениями маковых полей.
Курт казался очень спокойным, будто знал, что рано или поздно наши странствия подойдут к логическому завершению.
Весь смысл печатался в его глазах, а я обожал смотреть туда, как в безграничный океан непустых надежд с очаровательным развитием событий.
Иначе я терялся в самом себе, где черных точек на квадрат в пять сантиметров насчитывалось в полтора миллиарда.
Трудно сказать почему я надеялся на остановку собственного сердца.
Я будто верил, что мы здесь не напрасно шарохаемся, а ждем чего — то нового и потрясающего.
И чудо свершилось.
Магматическая волна обрушилась с неба. Волнения слышались с двух миров одновременно. Все призраки, что тайно следили за нашими инсинуациями, пытливо жали свои лица сквозь щели лимботических стен.
А я хохотал, как дурак, цепляясь за пальцы Курта, как за спасительную тросточку.
Разве не видите ли Вы до чего я дорвался?
Не сломался, не сжался в пыльный комочек в страхе сделать шаг.
Располагая этим полетом, как целой вселенной, задыхался в водовороте чернильных пятен.
— Моя голова. Она наполняется горячим пивом, — Шипел Курт, несносно волочась позади меня. — Я чувствую запах твоих волос, а еще… Я хочу есть… Очень хочу есть.
Я широко распахнул глаза и свалился на кровать.
Мы лежали посреди кровати, друг на друге. Я поперек теплого тела, а Курт подо мной, под смятой, цветастой простыней.
Согнув руки в локтях я пробовал подняться, но месиво из собственных мозгов, ледяных конечностей, тонны литров крови и противного завтрака от придорожных умельцев обильно выплескивалось через мой рот.
Я думаю это не зазорно — блевать, когда тебя протащило через все уровни тайных миров.
Предпочту, конечно, не останавливаться на столь прозаичной. для человека. реальности.
Курт, однако, был бодр, как и 23 года назад. Он одернул простынь с лица и разводил руками как большой, светловолосый тюлень с признаками детской непосредственности.
Я даже блевать перестал от такого зрелища.
— Ты чего радуешься? — Сдавленно просипел я, выплевывая волосы изо рта и скатываясь на пол.
-… А я тут Майклом Джексоном балуюсь, — Произнес веселый голос у моего уха.
Я со скрипом повернул голову по направлению звука.
— Джек, мы же закрыли дверь… — В бессознательном состоянии прошептал я. — В смысле, с Майклом? Ты что, виделся с ним?
— Не, — Просто ответил Джек. — Решил скачать его старые песенки на свой плейер. Как «сходили», кстати?
Спрашивал он так, будто мы ходили в булочную, а не поднимались выше звезд (?) в непроницаемой мгле.
— Попытка сравнить мои ощущения с телом под асфальтоукладчиком убедят тебя в продуктивности прогулки?
— Ты после этой прогулки сам не свой. А с Куртом — то что? Выглядит будто ребенок на руках Марии Магдалены.
— По — моему он себя так же чувствует, — С отвращением прошептал я.
— А что со мной не так? — Проговорил Курт, поднимаясь. — Я живой. Это достаточный аргумент, чтобы расцеловать парочку таких очаровательных дам?
— Он нас только что бабами назвал? — Я приподнял бровь и повсеместный кулак.
— Это он тебя назвал. — Отмахнулся Джек, — У него в глазах двоится…