Немного об Анне

      Разочаровавшись в себе и своей ненаблюдательности, Йо хочется спросить бабушку о причинах ее поведения. Почему она не рассказала ему все сразу и почему вынудила Анну остаться в роли его невесты после Турнира? Ведь если это — следствие ее угрозы, то значит, Анна находится с ним рядом не потому, что она хочет или потому что их связывают дружеские или сверх того чувства.       Может, именно поэтому она и исчезла? Не выдержала, предпочла ему свободу и была права?       Милли меняет временную реальность, и вместо скрытых во тьме Анны и Ханы Йо видит бабушку в сопровождении двоих. Уже знакомые парень и девушка в черном облачении, с прозрачными козырьками на безучастных лицах — они ведут ее по светлым коридорам, и, судя по приуроченному к делу тринадцатому отряду «Ревила», путь визита улавливается сам собой.       — Спасибо, можете быть свободны, — Мэй Киояма позволяет им скрыться, стоит показаться в дверном проеме. Для сегодняшней встречи была отобрана небольшая комната отдыха, тогда как в ее рабочем кабинете вовсю трудятся помощники, оправдывая миллионные премии. — Приятно снова видеть тебя, Кино.       Пожилая женщина оглядывает плавно закрывающиеся автоматические двери и презрительно фыркает.       — Ты заставила меня прыгнуть из Изумо в Токио со своими куклами, похожими на сатанистов, а все для того, чтобы… — переключается на мягкие тона интерьера, отсутствие окон и два максимально низких крутящихся кресла с кофейным столиком, на котором уже греется чайник. — Похвастаться новомодной мебелью?       — Ненавижу твои жесткие татами, — поддерживает Мэй, не подбегая и не обнимая подругу детства. Более того, Кино улавливает откровенную насмешку в том, как Мэй сгибает длинные ноги, садясь в бежевое кресло, тогда как ее держатся прямым углом из-за существенной разницы в росте.       Мэй привычно закидывает ногу на ногу, отводя их в сторону, отчего ее фигура плавно изгибается, и снимает керамический чайник с подставки из светящегося камня. Кино тихо цыкает — никакого уважения к природным источникам, все делается по-современному и при помощи магии.       — Твой муж окончательно разбаловал тебя своими европейскими замашками, — Кино внезапно замолкает. Полупрозрачная рука из энергии фуреку в приветливом — на деле же наглом — жесте предлагает оставить трость, лишь подтверждая ее слова.       Скептично приподнимая бровь, Кино смотрит на Мэй. Та кивает, будучи безмерно благодарной за то, что духи оставили ей хотя бы одного человека на Земле, который не зовет Эстебана «бывшим мужем». В конце концов она не теряет надежды его найти.       — Но, признай, эти кресла из Швеции неплохо расслабляют, а с твоей больной спиной это почти что манна небесная. Только скажи, и я отправлю вам с Йомеем парочку. Того глядишь, подобреешь, — Мэй хмыкает, разливая чай в керамические чашки — тоже европейского типа: белые, с маленькой ручкой, в которую невозможно просунуть нормально палец, и приходится извращаться. Как Кино успевает подметить в чужих мыслях, предлагают извращаться не только с посудой.       — Ничего в мире не меняется: как шутила в пятнадцать лет на похотливые темы, так и продолжаешь шутить — ты уверена, что взрослеешь? В твоем возрасте уже стареть пора, — на что Мэй повторно хмыкает нечто легкое, Кино не ворчит, как привычно делает это на действия окружающих, и Йо понимает: перед ним не разговор двух глав великих семейств.       Перед ним две женщины — подруги. В памяти тут же поднимается история Мэй — когда она приезжала к подруге детства во время преследования, и ту тоже звали Кино. Фамилия не озвучивалась, поэтому ни Анна, ни он сам не связывали ее с Кино Асакурой. Что-то подсказывает ему, обратись они, как и планировали, к Мэй за помощью, то все приняло бы неожиданный поворот.       — Но, как бы я ни была рада тебя видеть, мы здесь не за этим, — все же произносит Мэй, ставя чашку на белое блюдце и продолжая поддерживать то на весу. На удивление ее длинные ногти свободно проходят через керамическую ручку, вызывая слабый приступ белой зависти — в конце концов, гены играют не последнюю роль в жизни и старении человека. А на роду Киоям было много молодых лицом. Впрочем, как и рано умерших.       Кино отставляет чашку на стол — она знает, о чем пойдет речь.       — Пару дней назад мне сообщили, что вы устроили с Анной поединок. И, судя по тому, что она отказалась мне сообщать детали, ограничившись «конфликтом интересов», нет смысла не доверять этому абсурду, — без какой-либо злости или желания отомстить за внучку. Мэй не сообщает ни имен, ни того, как много ей передали, заручаясь возможностью увидеть — солжет собеседник или нет.       — Поэтому ты решила, что я буду сговорчивее? — приподнимает Кино брови, не особо обрадовавшаяся такому выводу.       — Просто мне казалось, что ты была не против, когда я сказала, что Анна с Йо вновь встретились.       Что?! Так Кино знала об этом ранее? Тогда к чему вообще все произошедшее в Изумо было?       — С чего ты вообще взяла, что именно я стала инициатором этого «конфликта интересов»? — Кино невозмутимо отпивает чай, тогда как ресницы Мэй распахиваются в немом «Серьезно? Мне перечислить?». — Впрочем, не суть. Я поняла, что ты имела в виду под «не так, как хотелось бы», и, если честно, меня это нисколько не обрадовало.       — Все настолько плохо?       — Оставшегося демона Они изъяли, хотя лучше бы этому халтурщику вырвали руки, чем дали магические четки, — Кино хмуро перебирает в памяти попытки незаметно исследовать мозг и то, что осталось внутри, после грубой, безобразной работы. — Капли слишком мелкие, хаотично разбросаны — достать их хирургическим путем или проведением еще одного ритуала вряд ли получится. К сожалению, здесь я не смогу помочь ни тебе, ни ей.       Йо задумывается: поэтому бабушка проникала к Анне в голову? Чтобы понять уровень катастрофы? К чему такие сложности и такая боль, если можно было объяснить и рассказать словами? В конце концов, Анна сама изначально хотела попросить ее об этом.       — Ты не сообщила мне ничего нового и утешительного, — с каким-то непривычным для нее вдохом, Мэй ставит блюдце с чашкой на столик и упирается локтями в подлокотники кресла.       — Если хотела послушать «новое и утешительное», могла бы обратиться к шарлатанам из Ибусуки. Там тебе могут и выдумать мифическую формулу божественного исцеления, и дадут ей название, сделав вид, что она давно существует в природе, — Кино презрительно поджимает губы. Непримиримое горе утраты и ненависти к своей недальновидности до сих пор гложет.       Ведь отдав болезненную младшую сестру, Кино надеялась, что те вылечат то, что не смогла вылечить она. А в итоге получила остывшее тело Кьеко и опустевший меньше чем за сутки пансионат. От глубокого горя Кино почти ослепла, но вместо этого обрела способность смотреть намного глубже физической оболочки и потонула в развитии сил. Так же с тех пор Кино привыкла рассчитывать исключительно на себя: на свои знания и умения, при этом не берясь за то, в чем была не уверена, ибо знает на своей шкуре, каково это — потерять единственного дорогого человека. И случай с Анной подразумевает именно повышенную сложность, летальный исход при малейшем промахе.       — Да, но в остальном?       — В остальном она прикидывается невестой Йо, лжет всем вокруг и считает, что бурными речами сможет разрушить многовековые устои, — улыбка Мэй сопровождается раздражением Кино. Все же она оказалась сговорчивее Анны, хотя Мэй и без нее наверняка о большей части наслышана. Ей важнее получить отклик, мнение Кино о ситуации. — Она хочет сделать его свободным. Ничего не напоминает?       — Осторожнее, Кино, — шутливо предупреждает ее Мэй, прекрасно помня. — Мы обе знаем, чем закончилось мое противостояние с бабушкой за мою свободу и отмену нескольких правил Кодекса.       Ложь и прыткая изворотливость, участие в деятельности «Ревила» и страсть к трудолюбию, непобедимые принципы — Анна унаследовала от Мэй не только внешность, но и часть жизненного пути.       — Остается надеяться, чтобы Йо не ждала участь Кейчи, — Мэй берет остывший чай и за коротким глотком скрывает неопределенную эмоцию по отношению к убитому первому мужу.       — Его ждет более страшная участь, если их свадьба состоится, — произносит Кино, и брови Мэй взлетают вверх. Впрочем, как и удивление Йо. — Вспомни свои семнадцать: никакого послушания — сплошь амбиции, которые редко приводили к чему-то хорошему. Она затянет его в болото опасных приключений и если не убьет его этим, то сильно покалечит.       — Не соглашусь, — Мэй со звоном ставит чашку на блюдце, и лишь мимолетное проявление мышц на лице выдают растерянность. Она не собиралась убивать Кейчи, она терпела все его замашки долгое время и едва не стала их жертвой. Она убила его по чистой случайности перепуганного и изможденного организма. Будь все в порядке, согласись он на развод и отпусти, все было бы иначе. — Ни одна Киояма в здравом уме не подпустит человека, с которым у нее нет личных счетов, к опасному месту или силе.       — Что насчет побочной ветки? — нападает Кино.       — Я сказала «в здравом уме», — Мэй же невозмутимо отбивает. — Их действия вообще редко поддаются логике, пусть Суэй и решает эту проблему. Киоямы основной ветки взращивались с пониманием ценности жизни и ответственностью за происходящее. Тем более, Анна работает в «Ревиле» — ее задачей является «защищать». Поэтому вероятность, что она втянет его в неприятности, при этом не попытавшись пожертвовать собой, крайне мала.       — И как часто твои сотрудники «жертвуют собой», соглашаясь на брак с подзащитным? — Кино выстреливает вопросом, и, судя по тому, как замирает в непонимании Мэй, ее вездесущие тени не смогли подслушать все. Печати на комнате в поместье не дали вырваться наружу самым сочным диалогам.       — На самом деле, у нас есть такая услуга, — обретая себя, Мэй продолжает размышлять о причинах и поступках. И приходит к единственному возможному выводу. — Составляется специальный контракт, где расписываются правила и обязанности «мужа» и «жены», запрещается секс, так как мы — не интим-контора, а охранная организация. В основном, этим пользуются медийные личности, для которых свадьба — дело публичное и может стать причиной ожидаемого нападения. Или на секретных операциях, где за сотрудниками тщательно следят, а любое попустительство в бюрократии может грозить провалом.       — И в какой из категорий, по-твоему, числится Йо? — хороший намек, от которого Мэй сначала открывает рот, а после — расплывается в улыбке. Обычно так маньяки радуются мучениям своих жертв.       — Ты ищешь отговорку, чтобы сорвать свадьбу?       — Я ищу здравый смысл, чтобы она состоялась, — спокойно отвечает Кино. — Да, много лет назад мы обсуждали этот вопрос, и я была не против Анны в роли невестки семьи Асакура. Даже несмотря на одержимость силой и наличие демона Они.       — Киоямы с Асакурами слишком долго шли рука об руку, чтобы однажды не стать единым целым, — замечает Мэй, откидываясь на спинку кресла и рассматривая светлый потолок, сделанный «под мрамор». — И если бы пятьдесят лет тому назад я не познакомила вас с Йомеем, кто знает, как бы все обернулось? Вполне возможно, бабушкой Йо сейчас была бы не ты, а я.       — Что? — изумляется Йо. Выходит, дедушка изначально планировал жениться на Мэй?       — А ты все жаждешь признания, что именно по твоему благодушию мы познакомились? — надменно рассуждает Кино, наблюдая за подругой и видя перед незрячими глазами пятнадцатилетнюю Мэй.       Уже тогда молодая Киояма заметила интерес Кино к Йомею, пусть она все отрицала. Впрочем, как и то, что Йомей поглядывает на нее саму. Решив, что точно не станет думать о свадьбе заранее (тем более — под надзором вездесущей бабки), Мэй обратила внимание Йомея на подругу и всячески способствовала тому, чтобы чувства наследника клана сменили свой курс.       Потребовалось долгих пять лет, неудачное замужество Мэй, настояние родителей Йомея на идеальной невесте, под которую «бунтарка Киояма не подходит», а также смерть Кьеко, чтобы молодой парень понял — невероятная моральная сила Кино при женской утонченности, ее волевой характер без чрезмерного своеволия более близки его сердцу.       — Хотя бы благодарности, — хмыкает Мэй, точно зная, что от горделивой подруги никогда этого не дождется.       — За что? За то, что поддерживала отношения с Йомеем на должном уровне? Или за то, что показала себя на смотринах с его родителями лучшим образом и зарекомендовала для дальнейшего обсуждения свадьбы? Нет. За то, что выносила и родила в мучениях Кейко, — наследницу клана, следила за тем, как она растет, обучала в становлении жрицей храма и позволила ее браку с отшельником Микихисой случиться? Ты определенно в этом поучаствовала, спасибо тебе.       Мэй выслушивает тираду молча и под конец качает головой.       — Как была язвой, так ею и осталась, — после чего между ними повисает тишина. Удобно расположившись в кресле, Мэй задумывается о том, когда в последний раз могла, пусть и обсуждать насущные проблемы, но делать это, не боясь за сохранность тайн, несдержанность в поведении или манере речи.       Все-таки работа в такой организации, как «Ревил», убивает всяческое доверие к людям и порождает паранойю, что все, сказанное тобой, рано или поздно обернется против тебя.       — Но что изменилось? — вдруг спрашивает она и поворачивается к Кино. Чай давно оставлен и забыт. — Ты сказала, что «была не против» их свадьбы — в прошедшем времени. Почему передумала?       Кино непродолжительно молчит, костлявыми пальцами перебирая гладкую ткань кимоно на коленях и жалея, что не взяла с собой курительную трубку. После чего смотрит на Мэй сквозь черные стекла очков.       — Изменилась Анна. Если раньше ей нужен был Йо для воскрешения Нины, то сейчас это все забыто, и возвращаться обратно не собирается.       Йо хмуро сводит брови на переносице. Значит, бабушка и все остальные знали, для чего именно Анна предложила ему жениться и стать Королем? И они решили воспользоваться детской наивностью и горем, чтобы свести семьи воедино? Подло.       — Анна преследует иные цели, у нее другие мотивы. Ей не нужен Йо и брак с ним — она просто хочет насолить мне и семейству Асакур, которое, как она считает, отбирает у него свободу. И даже если они поженятся, в чем я сомневаюсь, то весь брак будет держаться на ее альтруизме, который так же имеет свойство кончаться: люди надоедают, жизнь становится скучнее, хочется разнообразия — и чем больше этого разнообразия будет хотеться, тем меньше она будет прислушиваться к этикету, необходимости «строить из себя молодожен». Она будет делать все сама, потому что ей никто не нужен, у нее нет чувств к Йо, и с таким отношением ко всему происходящему, они вряд ли появятся. Я не хочу, чтобы будущее моего внука и всего клана зависело от девчонки, у которой на уме сегодня одно, а завтра другое.       — А отмена двадцатого правила дает ей возможность расторгнуть брак, когда сочтет нужным, — дополняет Мэй, задумчиво теребя светлую прядь.       Именно поэтому она не особо возмущалась и не возражала, когда Кино, Кейко и Линдси всерьез задумались о свадьбе. Внучка хочет жениться на мальчишке, которого видела впервые в жизни? Если желание продержится до возраста вступления в брак и не уменьшится, то почему бы и нет? Киоямы свободны, они могут делать все, что душеньке угодно, а в порядочности наследника семьи Асакур, Мэй, как и Линдси, не сомневались, отчего неосознанно поджидать повтора ситуации с Кейчи им не приходилось. Да даже если бы что-то пошло не по плану, то они бы вытащили ее, защитили и настояли на разрыве всяческих отношений.       — Вот поэтому я и против преждевременных разговоров о замужестве: ты и во взрослом возрасте мало уверен, что хочешь провести с определенным человеком всю жизнь, а здесь вы решили все, когда им было семь. При этом я не могу согласиться с тем, что ее чувства никогда не появятся, — добавляет Мэй, движением запястья заставляя камешек в подставке чайника засветиться вновь. — Не хочу утверждать, мол, это Киоямы на человеческом роду такие особенные, но я неоднократно замечала, что действительно крепкие, долгоиграющие чувства пробуждаются в них спонтанно — они их не замечают.       Мэй видит иронию в лице Кино, в то время как Йо замечает какое-то обреченное понимание в Милли.       — Так было у меня с Эстебаном, так было у Линдси с ее мужем и… — она осекается, проглатывая дополнение в виде Хао и Милли. Как бы ни были они близки с Кино, Мэй ни за что не сдаст имя внучки — как причину лишний раз позлить Хао. — Поначалу это приятельские или формальные отношения…       «Я обязана его защищать», — как ожившая, в подсознании Анна в начале своего пути с ним твердо уверена, что это будет непросто, но она справится.       — …затем Киоямы переступают грань, проявляют тепло…       «Это всего лишь дурацкий тест по истории», — и их соприкосновение кончиками пальцев под несчастным блюдцем.       — …позволяют себе чуточку больше…       «Я хочу, чтобы ты смог предотвратить распад души, обратился к специалистам прежде, чем станет слишком поздно», — ее согласие прощупать свою душу перед ним.       — …в основном не понимая намеков или замечаний окружающих…       «Я к нему не привязалась!» — возражение Анны, и ехидная ухмылка Эны не так давно.       — …взрываются, когда происходит нечто, не вписывающееся в их видение мира, отчаянно пытаются защитить…       «Йо — свободный человек!» — противостояние бабушки и Анны, ее эмоции и тяга к срыву оков была чересчур явной. Словно от этого зависела и ее жизнь тоже.       — …и внезапно в тишине, от мелкого жеста понимают: все, они пропали, — заканчивает тише Мэй, добавляя в чашки чай и скрывая в опущенных ресницах прошлое с Эстебаном. Тогда как стоит Йо повернуться к Милли, выражение ее лица говорит о многом.       — Если бы я знала заранее, что влюблюсь в Хао и причиню тем самым боль Анне, то я бы ни за что… — давит предплечьями в живот, ногтями поддевая кожу, и крупно вздрагивает от теплой ладони. Йо утешительно касается спины.       Человеческие чувства — тонкая и при этом сложная штука. И когда тебе кажется, что ты сохраняешь дистанцию, можешь удержать себя в руках и нейтральном отношении, твой мозг и гормоны, твое сердце могут кардинально все переменить.       — Поэтому я бы не стала ставить на ней крест, — заканчивает Мэй, отпивая уже горячий чай из чашки. Кино же к своему не притрагивается — и без того засиделась в гостях. — Устраивать свадьбу посередине Турнира Шаманов — так себе идея, зато какой простор для наблюдений.       Она деланно легко хмыкает, в то время как Кино осознает, что так или иначе, Мэй будет следить за участниками Турнира и их поединками. Потому что как бы ни были сильны основная и побочная ветки Киоям, Асакуры и все те, кому насолил Хао, их может не хватить. Хао предлагает людям власть, заманивает в свои сети и увеличивает армию поистине сильными шаманами, лекарями, медиумами и прочими. Если он доберется до души Йо и Короля Духов, то все станет совсем плохо.       И зная это, Мэй изучает участников Турнира, наблюдает искоса за Судьями, их пороками и желаниями, чтобы предопределить — пойдут ли они против добра, когда представится возможность, или будут отстаивать идеалы до конца. Она подготавливает команду из «простых зрителей», намеревается отправиться сама. Но все это, конечно, в рамках предельной секретности и будет еще нескоро.       Сейчас же она вызывает тринадцатый отряд для перемещения Кино обратно в Изумо, прощается с подругой детства и рассматривает оставленную ей фотографию Анны с Ханой. Светлые волосы матери и умные, темные глаза, доставшиеся от отца — Мэй задумывается, правильно ли она поступила, не объявив помолвку бредом и не согласившись все отменить.       В конце концов, это жизнь Анны, и то, что она увидела в лице одного мальчишки детское личико другого, может ничего не значить.       И все же она продолжит наблюдать. Ведь нет ничего лучше осведомленности и возможности решить в один момент все проблемы взмахом магических бус.