Немного об Анне

      Анна выпрыгивает из лифта словно ошпаренная. От минус второго этажа «Ревила» веет холодом и неприступностью, в отличие от других — он не усеян множеством кабинетов, ограничивается двумя дверьми, возле одной из которых — железной, наглухо запертой — стоит охранник. И он чует неладное, когда следом за моложавой девчонкой выскакивает парень:       — Анна, стой! Тебе нельзя здесь находиться! — бугай с пистолетом, нанятый защищать, отлипает от стены и направляется к ним. Рурк лезет в карман за пропуском.       — Четвертый уровень, приятель, — однако Анна успевает засветить своим. Скрывая пальцами обозначение «Для посещения архивных помещений», она надеется, что Рурк ничего не ляпнет.       Пусть они разругались с Мэй в хлам, пусть ее уволили, бабушка допустила ошибку, забыв про пропуск при сдаче амуниции. По крайней мере, думать о том, что это — очередной гениальный ход, рассчитанный на ее дальнейшее изучение деятельности «Ревила» и принятие поста главы, Анна сейчас не хочет.       Она оборачивается на Рурка, буквально чувствуя затылком, как он в шоке раскрывает рот, и просит охранника посторониться. Доусон оживает в тот же миг, хватает Анну за запястье.       — Ты не можешь так просто…       — Это случилось, когда я работала! — она дерганно обрывает, пытаясь стряхнуть с себя хватку. Рурк не отпускает. Он знает это выражение лица: приоткрытые губы, мечущийся взгляд и абсолютная невозможность усидеть на месте, пока не убедишься.       — Да, но ты действительно хочешь увидеть труп? — точно так же он знает, что посещение морга может оказаться губительным для неподготовленной психики. В конце концов Анна потеряла сознание до того, как Родан констатировал смерть — чью-то смерть, не Вайолет — а очнулась уже после, услышав пересказ.       Но вместо ступора или размышлений — кривая усмешка, очерченная злостью:       — Если это труп Вайолет, не сомневайся, я на нем еще и спляшу, — наконец выдергивает руку и разворачивается на пятках, мрачно добавляя. — Хотя мы оба знаем, что тогда бы на нее не подали в розыск.       Кто же там тогда лежит, черт ее дери? Неужели она, ослепленная злостью от потери Рурка, не заметила подмены? Неужели она… убила?..       — Какого дьявола вы здесь шумите? — додумать не дает девушка. Голубые глаза горят, буквально сверкают запечатанными внутри ледяными кристаллами, темно-серая униформа приятно облегает тело, а небольшая прядь волос, выбившаяся из-под шапочки, наталкивает на соотнесение владелицы к определенному шаманскому типу. Поначалу Анна принимает ее за сестру Аску, но стоит дерзкой на язык и резкой на движения девчонке спустить медицинскую маску с носа на подбородок, а внешний беспорядок исправить водянистой нитью, как она понимает: водные элементали все на одно лицо и, похоже, характер.       — Сопрано, — окликает ее Рурк, в ответ получая улыбку в стиле «Век бы еще тебя не видела, зачем приперся?». — Ты мне звонила. По поводу…       — А, так я звонила тебе? — бросает она, по обыкновению оскорбляя, и дает отмашку охраннику. — Спасибо, Така, дальше я справлюсь сама. Чего встали истуканами? Понимаю, трупам ждать больше нечего, однако это не повод ждать, пока они полностью сгниют.       — «Сгниют»? — переспрашивает Анна и неосознанно морщится. Неужели за это время тело… Замечая ее бледность, Рурк решает в стопятидесятый раз спросить. — Только попробуй, и я запинаю тебя ногами прямо здесь.       Рыкает озлобленно, оскорбленно. Анна следует за Сопрано, тогда как ответ на вопрос Рурка напрашивается сам собой.       — Правила требуют входить в морг, собрав волосы и обработав обувь специальным средством, — Сопрано кивает на небольшой столик в светлой прозекторской: спиртовой раствор без отдушки, салфетки и еще один бутылек — подарок от лаборатории, купирующий грязные частицы на подошве и не позволяющий пачкать пол или проносить в стерильные помещения всякий сор. Сама же она вновь пользуется магией, пиликает карточкой и открывает вторую дверь.       — Как ты вообще нас услышала? — удивляется Рурк. Хромированная сталь, плотные заглушки, даже сейчас, находясь здесь, он не чувствует и не слышит охранника, хотя обычно различает дыхание или шорох одежды с помощью усиленного слуха оборотня. Сопрано недвусмысленно улыбается и кивает на мониторы, прикрученные к дальней стенке:       — Камеры отражают все происходящее в коридоре и выигрывают время на уничтожение улик, попадающих под особый протокол.       — Оу, удобно.       — Да «Ревил» вообще — само удобство. Разумеется, пока дело не касается работы в выходные и сверхурочных, — она проходит в комнату, где, как считала Анна, пахнет смертью или холодок пробирается под одежду мурашками, но нет.       В воздухе едва витает аромат чистящего средства, а температура стабильна: полностью купированное помещение с плотно закрытыми дверьми и без каких-либо окон уничтожает вероятность появления сквозняка. Повсюду разложена белая плитка — пол, стены и даже потолок — каждый угол занят если не холодильником (об их содержимом Анна старается не думать), то шкафом с такими же растворами, бутыльками, банками с сувенирными или настоящими забальзамированными конечностями. В отдалении стоит письменный стол, стул на колесиках, рядом с ним брошенные передвижные столики, пользующиеся спросом при вскрытии, а в самом центре — два стола, на одном из которых лежит нечто, покрытое белой простыней и имеющее очертания человеческого тела. От этого вида Анне становится дурно, однако даже заикнуться Рурку про отдых она не позволяет.       Сопрано подходит к простыне как к чему-то обыденному и будто силой мысли — на деле же, водной каплей, клацнувшей по кнопке — включает монитор: фотография девушки отбрасывает к размышлению, как коротка бывает жизнь. Особенно, если встретился не с тем человеком.       — Саяка Нио, японка, семнадцать лет. Несколько недель назад отправилась на олимпиаду от школы, родители клялись, что учитель сопроводил ее на самолет, но… — Сопрано делает несуразную гримасу вроде «как-то так», отчего в Анне просыпается желание ее ударить. Нельзя так со смертью и мертвыми в их присутствии! С другой стороны, если бы Сопрано сочувствовала каждому, кто очутился у нее на секционном столе, то давно бы сошла с ума или оказалась в их числе.       — Как ты вообще узнала? — Рурк рассматривает темные волосы, зеленые глаза, отчетливо виднеющиеся даже с полуметра дистанции и пиксельной фотографии, и проклинает себя за безрассудство. Он должен был все проверить! Отобрать у Иви винтовку, заглянуть в прицел, чтобы иметь представление о внешности Вайолет и обнаружить подвох! Желваки на челюсти расслабляются ровно в тот момент, когда на него переводит взгляд Анна: ей сейчас намного тяжелее.       — Департамент полиции присылает фотографии умерших или тех, кто объявлен в розыск, и мы прогоняем их через наши базы данных. Не представляешь, как бурно они радуются, когда особо опасный преступник, только-только попавший в их поле зрения, через пару часов оказывается на моем столе, уже остывающий, — выстреливает черной правдой жизни, не соединив ладони до хлопка. К счастью, заметив настроение блондинки рядом с Рурком, Сопрано хватает такта переключиться на действительно важное — она снимает последнюю вуаль с лица мертвой, срывая вдох. — Я говорила, что это — подросток, и нам необходимо сообщить в органы. Но руководство сказало сохранить тело и не задавать лишних вопросов, поэтому…       Она разводит руки.       — Я начала гадать, к какому празднику мне наконец разрешат ее вскрыть, — но остается язвительной собой, игнорируя возмутительный взгляд блондинки и заставляя слюну у нее во рту стать немножечко вязче. Все-таки Сопрано — водный элементаль, человек в среднем на семьдесят процентов состоит из воды, а это — ее место работы, с ее правилами и принципами поведения. Если кто-то по ошибке грохнул не того, кого следовало, то это не проблема Сопрано. Она чиста.       Поэтому Анна опускает глаза и сглатывает ком, вставший в горле. Молодая, аккуратная в японских чертах и со следами удушья на тонкой шее. Инстинктивно Анна касается цепочки медальона, стараясь отбросить мысль, как Вайолет могла бы напирать на Саяку, сесть сверху и вдавить пальцы в гортань. Затем, добившись полной или почти полной отключки, она бы держала ее в плену, в подвале, чтобы в разгаре битвы, когда Анна раздраконится, выведет энергию тьмы на новый уровень и нападет, подменить и…       — Анна! — Рурк ловит ее под локоть, отводит в сторону и усаживает на стул. Поникшие плечи, потерянный и невидящий взгляд, Анна кривится, готовая себя уничтожить за совершенную ошибку. Она не хотела. Видит Великий Дух, она не хотела ее убивать! — Я знаю, знаю.       Сопрано закатывает глаза на эти щенячьи нежности, за утешительные поглаживания по спине она вообще готовится их вышвырнуть.       — Я клянусь тебе, Рурк, я бы никогда! — как вдруг слова девчонки заставляют брезгливо поморщиться. Что за чушь она порет?       — Конечно, она просто наткнулась на твой пистолет и вынудила тебя выстрелить, — фыркает Сопрано, не удержавшись, а когда оба уставляются на нее — удивленный он и оскорбленная она — последнюю хочется насадить на кулак, хотя Сопрано никогда не ловили на драке. По крайней мере — на рабочем месте. — Что?       — А ну-ка повтори? — требует Анна, не особо различая чересчур наглую физиономию судмедэксперта, который себе слишком многое позволяет. И что вообще означает «наткнулась на пистолет»? Сопрано скрещивает руки под грудью.       — Я лишь высказала мнение по поводу сложившейся ситуации, — невозмутимость уровень «Король духов». Сопрано пожимает плечами, возмущая Анну до предела поведением и поразительной дерзостью. — И позволю себе добавить: это одна из самых лицемерных вещей, которую мне доводилось когда-либо слышать. Нет, конечно, в моей практике бывали случаи, когда стреляли в невиновных — человек подставился, выбежал внезапно или испугал новичка — но люди хотя бы имели смелость признаться, они несли ответственность в конце концов!       — Да как ты смеешь? — Анна подскакивает со стула, тогда как Сопрано не чувствует ни сожаления, ни угрызений совести. И даже гневное личико блондинки, поджимающиеся губы не пронимают прожженного циника.       — Стой, погоди, — Рурк удерживает Анну на месте, как если бы это могло помочь: в случае взрыва или некорректного выпада в сторону внучки Мэй вырвет голову Сопрано сразу с плечами. И все же кое-что ему не дает покоя. — Ты сказала «стреляли в невиновных»?       — Именно, — она утвердительно кивает, замечая по смешанным эмоциям, как диалог заходит если не в тупик, то обретает новый виток. Рурк смотрит на Анну, та мотает головой с видом человека, действительно не улавливающего сути происходящего, и вновь поворачивается к Сопрано.       — Но у Анны не было пистолета в момент смерти Саяки, — кажется, теперь она понимает. Пухлые губки округляются, а пальцы аккуратно падают на хромированный стол.       — Оу.       — «Оу»? — междометие, готовое подорвать чье-то самообладание. Сопрано удивляется, как блондинистую бомбу вообще допустили до огнестрельного оружия с таким-то темпераментом, но не ей судить решения руководства. В парадоксальной легкости Сопрано вскидывает руки.       — Остынь, милая, мы просто друг друга не поняли, — конечно, это не значит, что Сопрано извинится за свое поведение. Ведь это — ее морг, ее правила, и в них нет пункта «просить прощения за каждую горящую задницу, решившую ее посетить» — Сопрано бы себе язык стерла с такими темпами. — Как, по-вашему, умерла Саяка?       Ей в самом деле интересно, да и оттянуть интригу Сопрано не прочь. Разумеется, по их виду не скажешь, что они хотят сыграть в игру, и вряд ли вообще готовы к каким-либо испытаниям, кроме крыше- и нервосносного факта убийства невиновной. Однако Сопрано иногда бывает скучно, а трупы с ней не разговаривают. Почему-то.       — Впрочем, неважно: судя по вашим лицам, правильного ответа вы не знаете, — она отмахивается от ошарашенного Рурка, разворачивается на пятках и резко сдирает простыню с тела.       — Сопрано! — выкрикивает Рурк, а Йо инстинктивно опускает взгляд — чувство такта и уважения к мертвым никто не отменял. Тем более — к мертвой девушке.       — Что? Поверь, ей все равно, — отбривает та, тогда как Анна, готовая наброситься на нее за полное отсутствие профессионализма, неожиданно замирает в ступоре. В желудке становится на порядок тяжелее, и вместе с тем приходит иррациональное облегчение. Она не убивала Саяку — ее руки чисты от крови невинной.       И три пулевых ранения в живот — тому доказательство.       — Мне приказали не вскрывать ее, но нужно было извлечь пули для дальнейшего сохранения, — она отходит к шкафу длиной в стену, щелкает кодовым замком и достает на свет покореженный металл. Кажется, когда речь заходит о работе и тайне смерти тела перед ней, Сопрано умеет не дерзить и ведет себя прилично. Настолько, что выражение ее лица становится беспристрастным, а зрачки сужаются. Рурк принимает улику. — Плюс, мне стало скучно, и я сделала токсикологический анализ, установив тем самым причину смерти: она умерла не от огнестрельного ранения. Ей любезно, но совершенно бездарно пытались остановить кровотечение, держали в сознании, но лишь оттягивали неизбежное.       Сопрано замолкает, барабаня пальцами по столу и как бы прикидывая, сильно ли ее отчитают, если внезапно вскроется, что она не точно следовала приказанию.       — Разумеется, без вскрытия говорить сложно, — поэтому решает ради собственной безопасности взять все в призрачные рамки — как бы есть и как бы нет. — Но по предварительной экспертизе, она умерла от острой интоксикации нейролептическим препаратом. Я порыскала по базе и нашла совпадение с одной из наших разработок.       — «Сомниус», — подсказывает Анна, падая обратно на стул словно подкошенная.       — Вайолет же вернула тебе пистолет с пустой обоймой? — спрашивает Рурк, и многое встает на свои места. Вайолет все спланировала. Воспользовавшись знаниями Анны о препарате, действующем веществе и том, как распространяется его влияние на нервную систему жертвы, Вайолет застрелила невинную девушку, чтобы в нужный момент выставить ее умершей собой. Она выигрывала время. Только зачем? И что теперь ей делать?       — Поэтому я посчитала немножко… множко лицемерным твое «никогда и ни за что», — дополняет Сопрано, покрывая простыней голое тело и давая возможность Йо взглянуть на разбитую и растерянную Анну. — Потому что сложно не заметить, в кого стреляешь несколько раз.       Хотя Анне глубоко плевать на ее «счеты». Она замолкает, запуская ладони в волосы и опуская подбородок, опирается локтями в коленки и не реагирует на просьбы Рурка взглянуть на него.       — Мы ее поймаем, — обещает Рурк, тогда как Анну беспокоит другое.       — Вайолет наложила на Йо заклинание Оппозитум, — она протягивает ему фотографии, наспех зажатые за поясом джинс и прикрытые длинной кофтой. Рурк оглядывает изображения беспечного Асакуры, всматривается в едва различимый символ, притаившийся в самом углу или на пестром фоне.       Сопрано тянет воздух сквозь зубы:       — М-да, не повезло парнишке. Ну, или девчонке — имя не особо говорящее, — Йо же иронично возводит очи горе. Она действительно без этого не может?       — Больше похоже на водяной знак, — хмуро вставляет Рурк. — Ну, знаешь, какие используют фотографы, чтобы их труд не присваивали себе?       — Это все куда серьезней, — говорит Анна.       — Сразу видно: ты не смыслишь в заклинаниях подобного рода, — Сопрано же язвительно фыркает и, позволив водной магии окружить уже не нужное тело погибшей Саяки Нио для дальнейшего сохранения и передачи родственникам, подходит к Рурку. Разница в росте очевидна и далеко не в ее сторону. — Оппозитум — одно из сильнейших запрещенных заклинаний, способное обернуться против заклинателя. Оно накладывает на жертву полную неуязвимость: царапины, попытка отрубить конечность — все будет тщетно до той поры, пока заклинатель не прикажет «Уничтожь». Чем дольше жертва не подозревает об Оппозитуме, тем сильнее и серьезнее повреждения, которые оно оставляет после себя. Я знавала человека, прожившего с ним полгода и… впоследствии не осталось ни души, ни тела. Заклинание стерло все.       Она щелкает пальцами, добиваясь должного эффекта.       — Пуф! И нет человека. В девяносто девяти процентах его не станет, потому что вечным Оппозитум так же не может быть. Если вдруг заклинатель «передумает» убивать жертву, Оппозитум продублируется и на него, тем самым забирая жизни уже двоих. Капризное и крайне изменчивое, если волевой дух и душа предполагаемой жертвы в целом сильнее заклинателя, заклинание может переметнуться на создателя и не тронуть жертву, — Сопрано упирает кулаки в бока, довольная тем, как меняется лицо Рурка: от непонимания до подозрительности, скептического настроя, а затем — да! — легкого испуга. После чего Сопрано мельком оглядывает Анну, заключая. — Очень редко, когда человек заслуживает подобной смерти. Видать, сильно накосячил в свое время.       И ставит точку в самоопределении Анны. Она язвительно благодарит Сопрано за краткий экскурс и нагнетание обстановки, от которой и без того разит мертвечиной и неотвратимостью, и выходит из морга. Нервное напряжение выражает в потирании ладоней, Анна игнорирует сменившегося охранника, шмыгает носом без слез и не понимает, почему Вайолет не оставит ее в покое.       Ладно, она признается: Королева убила ее дочь, мужа, хотя это далеко не так — они выяснили причины, и Вайолет отчасти сама виновата в разрушенной семье, — Анна готова даже принять бой один на один, где не будет посторонних и любимого ею шантажа. Однако ведь Вайолет не остановится на ней одной: ей словно наплевать на все то, что у нее было, плевать на светлые воспоминания и прошлое, плевать на то, что иногда нужно просто смириться с утратой и жить дальше — она хочет тотального разрушения ради разрушения, хочет причинить ей, Анне, боль, не гнушаясь никакими способами и ничьими чувствами.       Черт возьми, она убила двоих невинных и едва не пристрелила врача в школе! Ищейки «Ревила» так и не смогли найти девушку, у которой та «одолжила» школьную форму, а значит, ее тело было либо уничтожено, либо закинуто так далеко, куда власть и поиски попросту не распространяются. И все для чего? Для того, чтобы проникнуть в школу, припугнуть ее и сказать, что Вайолет не представляет никакого труда проследить за Йо?       Он ей ничего не сделал! Он в принципе пацифист и хочет помогать людям, и даже если как-то на нее в прошлом косо посмотрел, Анна уверена, жестокость и хладнокровность, которые ему не присущи, нарисованы лишь в воображении Вайолет. Если вообще имеются, и это не очередной виток психоза, коим она вновь подначивает ее к «последнему бою» с итогом в победителе, оставшемся в живых.       Может, Вайолет просто хочет умереть? Может, скорбь и горе настолько разъели ее изнутри, что жизнь перестала быть наполнена смыслом, а вечные издевки, убийства и нападки — способ заявить если не всему миру, то хотя бы Анне, чтобы она поставила точку? Зачем тогда сражаться до победного, подкидывать чужое тело и скрываться несколько недель, если ей все равно на себя и что с ней будет? Как долго эта схема будет продолжаться?       А главное: сколько еще поляжет людей до тех пор, пока Анна действительно ее не остановит?       — Ты как? — взяв у Сопрано заключение Саяки и заявление о пропаже, Рурк с тревогой поглядывает на Анну. Как давно она стояла рядом с ним без каблуков? Такая низкая, щуплая.       — Отвратно, — честно признается она, пусть мыслями все еще находится далеко отсюда. — Вайолет назначила вечером схватку, и если я не приду, то она убьет Йо.       — Должен же быть способ снять Оппозитум? — он скручивает бумаги в трубочку и задумчиво хлопает ею по бедру. — В «Ревиле» огромная библиотека, и я уверен, что можно как-то…       — Да, — хватаясь за мужское запястье и тем самым обрывая отвратный звук, Анна соглашается. Однако не с тем, с чем ему бы хотелось. — Способ есть — убить заклинателя, тогда Оппозитум исчезнет, и Йо будет жить.       — Но ведь она может убить его до вашей встречи? — резонно замечает Рурк.       — Он всего лишь пешка, приманка, чтобы подсадить на крючок и не отпускать. Ей плевать, умрет он или нет, ей важно меня разозлить, — Анна следует с ним до лифта, нажимает на кнопку. В глазах мелькает нечто темное, перебивая свет. — И, если честно, у нее это получилось.       Она не допустит, чтобы умер или пострадал кто-то еще.

***

      Анна появляется в обозначенном месте на десять минут раньше. Она знает — Элиза докладывает практически ежесекундно, — что Йо, Хоро-Хоро в компании Манты выжидают, пока «она» ляжет, подождут еще немного. Непередаваемо дерганные в предвкушении нарушения запрета — они шепчутся и надеются на благополучный исход. У нее есть возможность схватить Вайолет, вышвырнуть ее куда подальше и продолжить бой там, но, позаимствовав силы Эны ранее, она так же может переместить их обратно.       А значит, этот вариант летит в мусорку, оставляя другой — закончить с ней как можно быстрее: либо убить ее, либо умереть самой. Не стоит говорить, на который из них Анна рассчитывает.       — Пунктуальна как всегда, — и все же, когда Вайолет возникает на площади перед вокзалом, Анна невольно задается вопросом: будет ли и это ловушкой? Сколько еще трупов она подкинет, чтобы тайком податься в бегство? И как много звеньев в цепочке мертвых прибавилось, пока Вайолет скрывалась ото всех?       Анна в каждом случае будет винить себя.       — Мы знаем о подброшенном теле, — сообщает она Вайолет, не вызывая абсолютно никаких изменений в лице и душе. Вайолет пожимает плечами, как если бы они говорили о чем-то обыденном.       — Мне поаплодировать? Я даже не могла предположить, что «Ревилу» — «одной из самых влиятельных организаций в Японии», или как они там себя позиционируют? — потребуется несколько недель на то, чтобы понять, что у них лежит не тот труп. Им наверное вообще плевать на происходящее в морге? — после чего всплескивает руками, осклабившись и взбесив.       И это из-за ее смерти Анна переживала? Думала, что отнять жизнь — неважно, у маньячки или обычного гражданина — это грех, Анна не должна была ставить себя выше кого бы то ни было и вершить чужие судьбы?       Она сбрасывает сумку с плеча на землю, Вайолет различает острые уголки подаренных фото с расстояния в пару метров. Вайолет делает шаг в сторону — еще немного и начнется интересное — Анна повторяет, лишаясь цензурных слов. Кажется, Королева думает о ней очень, очень плохие вещи, — Вайолет произносит предположение вслух.       — «Плохие»? — Анна вскидывает брови. — Нет. Отвратительные, мерзкие. Мне мерзко думать о том, что я позволяла напыщенным неандертальцам забираться в свой мозг, перебирать каждую секунду нашего боя и твоей последующей смерти, давала гнобить себя, тыкать в промахи и осуждать, а все для чего?       Повышенная интонация на вопросе и почти сочащийся из ее рта яд. Анне действительно противно, ее кривит и воротит, ее тошнит и пробирает дрожь от того, как тщательно она скрывала ото всех, в частности — от сына. Ее разбирали по кусочкам, в ней сомневались, ее хотели потопить. Иногда по ночам она просыпалась от кошмаров, а руки не переставали быть перепачканы кровью, даже спустя десяток попыток их отмыть.       — Бедная, бедная Королева, — Вайолет театрально оттопыривает нижнюю губу, тогда как весь ее вид буквально кричит о желании наброситься и придушить, сжать черепную коробку пока не треснет, разлетится на куски. — Тебя утешить, чтоб не зарыдала?       — Мне было жаль тебя, я жалела о твоей смерти и желала, чтобы ты обрела покой, воссоединилась с семьей хотя бы на небесах, — Анна игнорирует колкое замечание, спокойно продолжая и этим самым спокойствием одновременно подогревая любопытство и действуя на нервы Вайолет. Она же в курсе, что Йо Асакура вот-вот может умереть, читала про Оппозитум? — Но сейчас, смотря на тебя, я жалею во всей этой истории лишь одного человека — твою дочь.       Струна задета, ухмылка пропадает с лица Вайолет.       — Лучше бы тебе забрать свои слова обратно, — зло предупреждает.       — Насколько сильно ты ее ненавидела, чтобы послать один на один с Королем, — однако Анне плевать, она бьет ее же методами. Зло смотрит, цедит. — Буквально на убой, мстить за мужа, которого мало того, что не смогла оплакать в одиночку, так еще и назначила его, их двоих, оправданием своего безумия, слепой жажды крови.       — Хватит! — рыкает Вайолет. Темные глаза наливаются алым.       — Может, и не было никакой войны? Может, ты просто убила и расчленила мужа, а затем, придумав королевскую вину, переключилась на дочь? — Анна играет. Стуча пальчиком по подбородку, она ходит по тонкому льду, под коркой которого лежит-колышется жизнь Йо. При этом понижает голос, позволяя если не услышать, то додумать самой. — Потому что не бывает в мире настолько отвратительных матерей.       — Заткнись!!! — в ту же секунду Вайолет возникает перед ней.       Пыша яростью и занеся кулак, Вайолет метит в лицо. Промах! Анна уворачивается, отбивает хук, отскакивает назад и, прокрутившись вокруг своей оси, бьет ногой по ребрам. Выбор одежды в потасовках не велик, но даже так Анна остановилась на кроссовках с жесткой подошвой, чтобы нанести больший урон и дискомфорт при меньшем напряжении. Пошатнувшись, Вайолет выстаивает; сверкнув взором, она нападает, минуя один кулак и напарываясь на другой, Анна чувствует пульсирующую под кожей боль, не различая, кому та принадлежит. Подныривает под рукой Вайолет и бьет в место под коленкой, заставляя упасть, и сразу по затылку.       «Слишком легко», — проносится мысль, сбивая скорость. Вайолет отбивает ладонь, буквально звонко по ней шлепнув, перекатывается и вскакивает на ноги. Усмешка возвращается, как и предположение Анны: она больше не мстит за мужа и дочь, не захлебнулась в горе. Она хочет крови — неважно чьей, неважно как, лишь бы сплясать под рубиновым дождем.       — Тормозишь! — выпаливает Вайолет, словно дыхание не сбилось, а сердце не колотится в груди как бешеное. Вайолет заходится в безумном смехе, блокирует апперкот Анны, отбивает попытку в подножку и, больно цапнув за запястье, перекидывает Королеву через себя, вспахав асфальт.       Плотная толстовка смягчает удар, но не полностью. Анна хватается за поврежденное плечо, пользуясь секундной передышкой, пятится назад и не может поверить: Вайолет плевать. Она буквально выбила из нее дурь, ударила в основание позвоночника, по идее дезориентировав в пространстве, но та стоит, не пошатнувшись, не держась за наверняка саднящий бок и не переводя дух. Только улыбается безумной улыбкой женщины, выжившей из ума.       — Неужели выдохлась? — она не запинается, ее слова звонкие, быстрые, окончания не глотаются в невозможности смочить горло. Вайолет вскидывает руки, почти что поражая: это не адреналин, нет. Даже под сильнодействующими психостимуляторами проявляются признаки усталости, изнеможенности или прилива энергии в виде неконтролируемых постукиваний, подпрыгиваний на месте и неусидчивости. Вайолет же не показывает из этого ничего, заставляя теряться в догадках.       «Анна», — предупреждает ее мысленно Эна, когда Вайолет, передумав нападать, тянется к себе за спину. Отлично натаскав Анну на ожесточенный рукопашный бой, Эна не видит смысла вмешиваться в процесс; тем более, Вайолет по каким-то причинам никогда не переходит на использование магии первой.       — Да, я вижу, — вернее сказать, не видит ничего: Вайолет достает из заднего кармана прозрачное нечто, и лишь знакомый лязгающий звук подсказывает — оружие, уничтожающее души, которым она воспользовалась в первую их встречу, повышает уровень опасности. — Кажется, разминка кончилась.       Вайолет бросается в бой.       Милли спешно продирается сквозь деревья, обдает огненными пальцами кусты и не оглядывается, пока не выходит на цветущую поляну. Отдаленное расположение, неприкрытое небо над головой, по ночам позволяющее насладиться звездными скоплениями, журчащий ручеек в непосредственной близости. Еще в первый раз увидев, Милли поняла, почему Хао выбрал это место как пристанище, но сейчас у нее нет времени для отдыха.       Своим появлением она поднимает с травы маленькую темнокожую девочку — Опачо — и подходит к Хао, который если не ждал ее, то почувствовал знакомую энергетику еще задолго до того, как она зашла в небольшой лес. Он вытягивает ногу, наблюдая за рыбой в ручье, и не приглашает Милли сесть — в таком состоянии она вряд ли способна долго пребывать в одной позе. Волосы всклокочены, взгляд горит, а огонь элементаля так и грозится вырваться из вздымающейся груди.       — У нас проблемы, — она не должна об этом сообщать, и не до конца уверена в правильности своего решения.       — И что же твоя сестра натворила на этот раз? — печать союза горела рыжим с самого утра, неприятно обжигая. Приход Милли был вопросом вовлеченности и степени катастрофы, которую Киояма успела найти или организовать самостоятельно. Хао слышит вдох.       — Вайолет жива, — не сказать, что он удивлен или как-то обескуражен. Вайолет с самого начала не была той, кого можно устранить без духа-хранителя и применения Берсерка, как об этом рассказывала Милли по его возвращении из Ада.       — Ничего нормально сделать не может.       — Она охотится на Йо, — Милли ждала этого пренебрежения, пусть поединок Хао с Канной против Вайолет так же закончился не в их пользу. Поэтому она бросает то, что действительно позволяет заинтересоваться, — в самом плохом из этих смыслов. Хао молча поднимается с травы, и наблюдающая за ними Опачо понимает: сегодня Господин не вернется к ней ночью.       Лязг железа стирает молчание боя. Анна отпрыгивает как можно дальше, пятится еще — чтоб внезапно не задело, — и падает на одно колено. Отдышаться невозможно, Вайолет не дает ни секунды промедления, вкладывая в остервенелые удары, фразы (как она вообще может говорить?!) горечь и боль оскорбленной женщины. Нет, далеко уже не матери.       — А все мечтала убить меня, ха! — плюется ядом, зазывает.       — У нас осталось не так много времени, — шепчет в душу Эна, тогда как ее физическая оболочка — боевая коса с набалдашником в виде агрессивного дракона — впервые кажется Анне неподъемной. По словам Элизы, Йо и команда собрали вещи и покинули дом, а значит минут через десять они застанут их здесь.       Анна сглатывает скребущий горло ком и, пошатнувшись, встает, вызывая в противнике удивление, полное капли уважения и океана презрения. Вокруг высятся развалины, асфальт раскрошен в пыль, люди давно бежали прочь, а полиция, наслышанная о неоднократных поединках в Токио, не рисковала разнимать. Она надеется, что, увидев бетонную мясорубку, Йо с ребятами подумают о Турнире, о чьей-то потерянной мечте, однако для этого ей с Вайолет необходимо убраться отсюда, сделать вид, что ни о какой мести, ни о каком кровопролитии речи не шло.       — Готовься нас переместить, — она выпускает из рук косу, позволяя претвориться дымом, и не слышит дальнейших вразумлений.       — Решила обратно вернуться к кулакам? — в этот раз Вайолет не копирует ее движений. Прозрачный меч с резкой аурой смерти на клинке направляется кончиком на них. — Дело твое. Я же воспользуюсь игрушкой!       Отзвук стали режет по ушам. Анне не хватает мощи, ее мучает усталость, она не кидается в бой. Она как может отступает, слыша всюду свист и ругань — «Неужели, это все, на что ты способна, Королева?!» — и, подгадав момент, выбивает ногой оружие из чужого кулака. Вайолет сцепляет зубы — на ее лице горечь, обида — непозволительная роскошь для той, чья гордыня и спесь достигли неба.       — Кажется, тебе все же придется перейти на кулаки? — Анна качает головой, удивляясь остаткам язвительных ноток, и совершает рывок. Нырок не удается, Вайолет ударяет по виску, бьет правой, промахивается левой, пытается поставить подножку, сохраняя поразительную подвижность и не позволяя себя схватить. Вайолет знает, что задумала Анна, что прошептала своему духу и на что высчитывает время. Ей суждено провалиться!       Ловя чужую дрожь, досаду, Вайолет улыбается в оскале — «Кажется, кому-то нужен перерыв!» — и в миг, когда Королеве видится на своей стороне удача, Вайолет достает на свет полупрозрачный штырь.       — Все кончено, — в глазах пышет азарт. Еще чуть-чуть, почти!       Красная лапа разделяет их! Анна отскакивает дальше, не веря — когда успел и как узнал? — в то же время Вайолет издает нечеловеческий рык побежденного зверя. Да чтоб их всех!       — Не в этот раз, — Хао возникает из столба огня, не горя энтузиазмом смотреть на Киояму и перекошенное поле битвы. Подобрав варианты, ответ на не произнесенный вопрос, появляется сам.       — Милли, — ну, конечно же, Анна должна была догадаться! Побоявшись за нее или решив, что не справится, Милли не нашла ничего лучше, чем послать врага всея мира ей на выручку. Хао поднимает бровь с плохо скрываемым отвращением, и злость в Анне подменяется прежней тревогой. — Вайолет собирается напасть на Йо, уже скоро они будут зде…       — Не будут, — холодно произносит он, переводя внимательный взгляд на Вайолет. Ничего в ней не изменилось: как была безумной, кромсающей все и вся, так ею и осталась. — Я послал им в качестве сюрприза братьев Дзен. Они умеют отвлекать.       На последних словах уголок его рта дергается вверх, а Йо искренне изумляется. Значит, тот «Привет от Хао» на кладбище был не просто так? Братья отобрали их духов по поручению Хао, чтобы они с Анной успели разобраться с Вайолет? У него не было причин давать о себе знать раньше времени, ведь душа «братца» не созрела для похищения, а сеять сомнения по отношению к семье Хао начнет лишь в деревне Добби. Теперь произошедшее обретает смысл.       Анну отвлекает смех. Поначалу тихо, едва размыкая губы, Вайолет вскидывает голову, откровенно хохоча. Ее ведет назад, она берется за живот и сквозь темную челку изучает двоих.       — Поразительно, насколько вы меня боитесь, раз решили работать вместе!       — «Боимся»? — сощурившись, повторяет Хао.       — Она окончательно свихнулась, — тихо произносит Анна. Она уже не понимает, что испытывает к Вайолет: жалость, скорбь или омерзение — все по капле смешалось, выливаясь в красноречивую гримасу. Вайолет это тоже видит, оттого шире улыбается.       — Что, уже не так боязно иметь дело с тем, кто выпотрошил твою старшую сестру, ха? — она наклоняет голову в бок, выбивая сочную реакцию. — «Общие враги объединяют», не так ли?       И, не позволяя фразе повиснуть в воздухе, влетает в Анну, заставляет тьмой Хао отпрянуть и перевоплощает ее вихры в гибкие жгуты. Мощные, извивающиеся — они обжигают кожу, едва соприкоснувшись, и отлично подходят в качестве отвлекающего маневра. В конце концов, Хао Вайолет не нужен.       — Не призывай гигантского духа! — отбивая атаку, Анна совершает сальто назад и не контролирует командный тон. Колени горят, ей понадобится куда больше, чем сила воли, чтобы сейчас с них встать. — Это может привлечь лишнее внимание.       В ответ Хао окатывает ее ледяным взглядом и сжимает плотно челюсть. Изначальный призыв откладывается, Хао едва ли не хватает Анну за шкирку, перемещая и тем самым выигрывая в расстоянии два метра.       — Почему нельзя просто уйти? — оценивая внешний вид Анны, печать, неистово жгущую предплечье в опасном цвете, и колеблющееся дуновение Эны, Хао задает вполне логичный вопрос.       — Нельзя, — на который получает максимально нелогичный ответ. Анна упирается ладонями в землю и рывком поднимается на ноги, координация изрядно потрепана. — Она наложила на Йо заклинание Оппозитум. Если мы уйдем или сделаем не то, чего она хочет, он погибнет.       Слабая надежда, что это хоть как-то сможет сподвигнуть Хао на обдумывание плана. Будь все иначе, виси угроза над ней одной, Анна бы ни за что ему не предложила — даже не подумала бы об этом! — но здесь… она не смогла спасти Йо от семьи, так пусть хотя бы на одну полоумную в его жизни станет меньше.       — Так она еще и заклинательница? — неопределенно произносит Хао. Он наслышан от Милли о прозрачном оружии, способном уничтожать души, и, признаться честно, был удивлен этому рассказу. На его пути и двух перерождениях встречались артефакты с подобной мощью, но они были либо уничтожены шаманами из осторожности, либо имели отличительную внешность и никак не походили под описание «она держит невидимый банан». Книг, к которым Хао мог бы обратиться и при этом довериться, у него нет, так что остается ждать эффекта вживую и опасаться, чтобы жертвой не стала вездесущая и неугомонная Киояма. Любая из них.       И все же наличие зеркальных способностей, кража тьмы Эны, неведомое нечто в качестве меча или что там представит фантазия, а также возможность накладывать проклятья уровня запрещенных, — все это кажется Хао чересчур для одного человека ее возраста. Даже ему потребовалось куда больше времени на освоение подобных техник.       — Вы закончили? — тем не менее Вайолет избирает жертвой его. Она отталкивает Анну, замахивается штырем на Хао и, усмехнувшись, растворяется прямо перед носом. Оставляет после себя жижу в форме человека, повторяющую ее прежнюю позу, замах, и способную отвлечь на необходимые доли секунд. Хао замечает, как нечто невидимое блестит прямо над ним и где-то сбоку — где реальная-нереальная Вайолет хватает с земли предмет и несется на Анну. Пуф! Очередная марионетка сбивает с толку, Анна блокирует тьму, не видя противника сзади.       — Киояма! — выкрикивает Хао. Мимолетный миг!       Анна запоздало реагирует и словно столбенеет, зрачки сужаются до точек в осознании. Неужели, так все и закончится? Она не сможет защитить Йо?       — Нет, — срывается с губ. Она не может… не должна!..       Рассудок не дает команду «беги». Ее ресницы распахиваются.       Расстояние до Вайолет сокращается внезапно. Анну толкают на оба лезвия, насаживают и протыкают, крепко удерживая и обдавая теплом, обжигая огнем. Она не может повернуться, да и ей уже, в общем-то, плевать. Сознание уносится ввысь, разрушается. Мышцы расслабляются, и единственное, что удерживает от падения, — полупрозрачный клинок созданной куклы, штырь Вайолет и натолкнувшая Анну на них ладонь Хао.