Психоз.
27 декабря 2020 г. в 13:41
Интересно, что пошло не так? Какие события влияют на нас так сильно? Какие люди? Ещё вчера всё было хорошо. Уже сегодня всё очень… и очень… и очень плохо. Что случилось? Какая сила превращает человека в чудовище?
Другого пути нет. Она не останется в «Логосе». Она не останется с ними. С Майком или без него она уедет сегодня. Сейчас.
Она вышла из столовой, как враг. Как чужая для всех. Неуместная, бестолковая, лишняя. Она осмотрела холл в последний раз и стала думать, так ли много вещей придётся брать с собой в дорогу. Лучше думать о юбках и трусах, чем о людях, которые считают секунды до твоего отъезда.
Один и тот же человек сначала слушает твои сокровенные тайны, потом показывает на дверь, как будто ты испортил ему жизнь. Как будто ты — причина его неудач. Ты здесь не нужен. Ты не нужен нигде.
Лестница. Ступени. Её последний подъем. Первая ступень, вторая… и чьи-то руки сомкнулись на её теле. Кто-то обнял её сзади и держал, держал. Майк самый верный из всех людей, которых она когда-либо знала. Теперь она это поняла. Наконец-то поняла. И после всего, через что заставила пройти своего мужчину, она не могла увезти его с собой. Она не имела прав более на этого человека. Она должна его прогнать. Когда-нибудь он согласится с её решением.
Сначала её слеза капнула на руку парня, что не отпускал её ни за что на свете. А потом острые ногти впились в его кожу. Майк отдёрнул руки, затем взял её подмышки и снял с лестницы, поставил перед собой. Но она не хотела говорить, не хотела смотреть, не хотела стоять рядом с ним. Она хотела исчезнуть. Она избегала его взгляда, смотрела по сторонам в надежде увидеть норку, в которую можно ускользнуть. Открытые двери библиотеки звали её: «сюда». И она побежала. Майк не отстал ни на метр.
— Я не отпущу тебя. — Кричал он ей вслед. — Поговори со мной!
Она в библиотеке. Она в ловушке. Ей придётся с ним поговорить. И Юля посмотрела Майку в глаза. Его взгляд был другим, не таким, как у ребят. Его глаза не стреляли в неё, его глаза умоляли. Последняя ниточка, что связывала их, вот-вот порвётся. Он это понимал. И она тоже.
— Отпусти меня, Майк. Если любишь…
Она заранее знала все его ответы. И свои. Она смотрела на него и видела того самого мужчину, о котором говорила с подружками тёмными ночами. Видела все качества, которые старательно выписывала в детской анкете под пунктом: «мой будущий парень». Она знала, что это он — тот самый парень, которого выбирает женщина в конце любого фильма. Тот самый, о котором мечтают миллионы одиноких девушек, молодых и старых. Некоторые из них останутся одинокими навсегда, но они ещё не знают об этом, терпеливо ожидая, когда появится тот самый. И вот он стоит перед ней, слишком влюблённый, как и она. Он так близко, стоит только протянуть руку и взять его.
— Я отпущу, если захочешь. — Сказал Майк жалобно, почти плача.
— Я хочу. — Умоляла она.
— Я отпущу, если захочешь уйти после того, как узнаешь… — Майк не закончил фразу, звук его голоса утонул в болезненном всхлипе. — Ты не виновата в том, что случилось.
— Не оправдывай меня, Майк. Я не вела себя так даже во время зависимости от таблеток. Я не вела себя так никогда!
Она заплакала, но не позволила ему пожалеть себя. Едва он сделал шаг вперёд, как она отошла назад.
— Не надо. Ты обнимешь меня, и мы помиримся. А через пару недель я снова начну ревновать тебя и делать гадости всем вокруг…
На слове «гадости» Юля почувствовала, как что-то больно стукнуло её по пальцу ноги.
— Я изменила тебе, я изменила своей единственной подруге, я изменила самой себе.
— Нет, ты… нет…
Она должна сказать что-то злое. Слово, способное прогнать его, слово, способное убить их чувства. Но что она могла сказать после всего, что сделала? Каждое её действие должно было уничтожить их отношения, но вот он здесь, тянется к карману брюк, достаёт сложенный вдвое листок, смотрит на неё и любит, всё ещё любит.
— Вот. Вот у меня тут… — Дрожащие руки развернули листок. — Сейчас я… прочитаю… я и сам догадывался, что это неспроста, но решил уточнить у Захара, и он сказал… вот…
— Майк, это ничего не изменит.
Как же ей хотелось обнять это.
— Я прочитаю, а ты… ты слушай, ладно? И не убегай от меня, просто послушай…
Его голос дрожал. Она никогда не видела его таким взволнованным, таким возбуждённым и серьёзным. Он продолжал пытаться. Он всегда пытался за них обоих, пусть попытается и сейчас. Всё, что она могла сделать — лишь позволить.
Майк открыл было рот, чтобы прочесть первую фразу, но сказал только:
— Как же я тебя люблю.
— О, Майк… я не могу сделать твою жизнь ещё хуже.
И снова что-то ударило по пальцу ноги, отскочило и пискнуло где-то вдали, а затем замерло. Юля посмотрела по сторонам, не спрятался ли кто за стеллажами с книгами. Кто-то, кидающий в неё маленькие камушки. Но библиотека была пуста. Лишь Майк собирался с силами, чтобы прочесть для неё нечто важное.
— Я выслушаю тебя, обещаю. — Сказала она.
Она ожидала услышать трогательное любовное послание или перечисление нескольких тёплых воспоминаний. Возможно, способы, которые помогут им остаться вместе или причины, по которым ни в коем случае нельзя расставаться. Но вместо этого Майк прочёл:
— Среди симптомов следует выделить невозможность контролировать собственное настроение, стремление причинить вред жизни и здоровью. Безразличие. Апатия. Чувство неудовлетворённости и жажда разрушений. Желание мстить, подозрительное отношение ко всему, чувство одиночества и непреодолимое…
— Стоп.
Почему-то Юля вспомнила то мерзкое чувство, когда всё хорошо и улыбка до ушей, но внутри всё сковывает от боли и подозрений. Такое липкое чувство, когда думаешь, что в другом месте будет лучше, но в результате плохо везде, куда себя ни засунь.
— Теперь ты понимаешь?
— Майк, я всё это знала и без тебя. Меня ничто не радует в жизни, кругом лишь враги и предатели. Я калечила себя и хотела огня и крови. Мой язык бесконтролен, я убила всех вокруг себя и осталась одна. Помнишь, однажды я сказалась немой? Надо было всё так и оставить. Но я всё испортила. И не в первый раз. Именно поэтому я уезжаю. На новом месте я пойму, что ничего не изменилось и в итоге попаду в сумасшедший дом.
— Нет, это не ты. — Он помотал головой. — Это твои симптомы.
— Симптомы чего?
— Ты не знала. Я тоже не знал до прошлой ночи. Я пошёл к Захару, мы долго говорили о твоём поведении. Он паршивый врач, но хороший диагност. Он не знал тебя с самого начала и думал, что ты и раньше вела себя импульсивно и безрассудно. Отчасти так оно и есть, но Захар… он сказал мне кое-что ещё. Думал, что мы в курсе, но мы не были. Прошёл целый месяц, а мы ничего не знали.
Его лицо то радовалось, то омрачалось, но глаза смотрели только на неё. Майк говорил быстро, словно она могла исчезнуть, если он не успеет уложиться в нужное время.
— Помнишь, Настя жарила кролика, которого мы с Максом поймали на охоте?
— Да, этого кролика я никогда не забуду. У меня было жуткое отравление, кажется, я целую неделю прожила в туалете. — Усмехнулась Юля.
— Кролик был бесподобен, а вот ты… ты нет. Здесь, в «Логосе» мы нечасто едим до отвала, чаще всего приходится голодать и… человека иногда тошнит от недоедания, поэтому так трудно заметить, что…
— Майк, меня всегда тошнит, даже сейчас. И низ живота болит уже несколько недель. Какое это имеет значение?
— Твои симптомы. То, что я прочитал тебе…
— О боже, Майк…
— Ты не могла знать. Мы и представить не могли, что с нами может такое случиться. Захар и сам бы не понял, если б не пялился на тебя, как озабоченный.
— Моя грудь стала на размер больше.
И Юля прикрыла рот руками и ликующе взвизгнула:
— Майк, мы беременны! МЫ БЕРЕМЕННЫ! А мои симптомы… перепады настроения и потребность в постоянном внимании… это симптомы беременных, да?
— Не совсем. Захар сказал, что у тебя развился психоз. Это частое заболевание при беременности, он обещал выписать тебе витамины, и… я несколько раз спросил, не вызывают ли они привыкания, он заверил меня, что они безопасны.
— О, Майк… — Юля весело подпрыгнула. — О, МАЙК! Но это всё… меняет? Что нам делать? Как мне себя вести? Боже, я так… я так… и ты так…
— Я так рад.
— Да, и я. Майк, что нам теперь делать?
— Не знаю. Рассказать всем?
Всем. В мире по-прежнему существовали все. Все остальные. А она забыла. Люди, которых обидела. Люди, которым больше не нравилась. Могла ли она что-то изменить? Хоть что-то? Хоть немного? Можно ли понравиться человеку, который ненавидит?
— Майк, разве я могу использовать беременность как оправдание?
— Можешь. Мы можем.
— Нет. Даша не простит меня, Макс тоже. И Богдан не простит. И ты… Майк, чем бы я ни болела, но… это сделала я, понимаешь? Все эти гнусные вещи… это я. Посмотри правде в глаза, я такой была всегда. Болезнь сделала моё поведение хуже, а поступки ужаснее, но это по-прежнему мои поступки и моё поведение. Это всё я.
— А как же мои поступки? Недавно я сказал Лизе, что больше не хочу идти за тобой. Тебе нужна была помощь, а я не замечал, отмахивался от тебя. Когда я болел и выдавал свои симптомы за простуду, ты не верила мне, искала причину. Ты спасла мне жизнь.
— Твои симптомы, Майк. — Испугалась Юля. — Господи, как мы могли забеременеть? Ты ведь болен…
— Это первое, что я спросил у Захара, когда узнал. Он сказал, что вероятность передачи СПИД ребёнку минимальна, почти ноль процентов. К тому же я принимаю лекарство, блокирующее болезнь. Вы с ребёнком в безопасности.
— Но мы предохранялись.
— Да, но презервативы рвутся, что тут поделать… если, конечно, ты не…
— Нет, Майк! За кого ты меня принимаешь? За всё время наших отношений у меня был только…
— О Морозове мы поговорим позже. Пока ты беременна, мне нельзя раздувать скандалы.
И всё снова стало возможно. Всё, что она считала умершим, вновь ожило. Майк спас её. Снова. Он по-прежнему стоял в десяти метрах от неё. Улыбался и плакал. Она смотрела и улыбалась в ответ. Улыбка и слёзы. В следующий раз она увидит на его лице улыбку и слёзы в тот день, когда их ребёнок появится на свет. А сейчас на свет появились они сами. Снова.
Она знала, что ребята не простят её в мгновение ока. Она знала, что некоторые из этих людей больше никогда не посмотрят в её сторону. Но один из них стоял сейчас здесь, всё в тех же десяти метрах от неё. И хоть она не в силах быть со всеми, но обнимать одного из них она может. Майк улыбался и плакал. И в его глазах не было осуждения и злобы. Только любовь.
— Любимых не забывают, Майк. За любимых борются. Любимых помнят. Любимых знают. О любимых заботятся. Любимых хотят любить. Иногда любимым не верят. Но любимые никогда не устанут любить. И никогда не перестанут быть любимыми. Любимые близко, даже когда далеко. Любимые в мыслях и спустя много лет. Любимые остаются любимыми, даже когда думают, что не любят. Ты истинно мой любимый, Майк Гришанов.
— И ты придумала это только что?
— Нет, это был первый вариант моей свадебной клятвы. — И Юля рассмеялась, так привычно, так громко и пискляво, как умела она одна. Она не знала, смеётся ли Майк над её визгливым смехом или просто за компанию. Но он смеялся. Это ли не главное? Всё снова стало хорошо.
— Теперь я могу обнять тебя или снова вцепишься в меня ногтями?
— Не ногтями, а когтями. Р-р-р! — И Юля выставила перед лицом руки, сгибая пальцы и показывая остроту своих ногтей. Она была так раззадорена, что не заметила, как маленький камушек снова ударил её, на этот раз по голове. Он скатился с кудрявых белокурых волос и упал на пол. Юля услышала его тоненький умирающий писк и нагнулась посмотреть.
— Что там? Что-то нашла?
— Пока не знаю. — В серости библиотеки, куда свет попадал разве что из холла или заставленных стеллажами окон, она не сразу отыскала находку. — Нашла.
Бывает, когда всё очень и очень хорошо…
— Мне подойти или…
— Я не понимаю, что это такое. — Юля повертела в руках металлический винтик, но что-то она явно упускала. — Откуда он мог…
…судьба вносит свои коррективы.
— Школа разваливается, не обращай внимания.
— Майк, ты слышишь?
— Да, это ты делаешь?
— И чем я, по-твоему, могу так громко скрипеть?
И всё становится очень…
Она по-прежнему сидела на полу, разглядывая винтик, когда до ушей донёсся громкий скрип и плаксивое звяканье стекла.
— Кажется, наверху какое-то веселье.
— Это не на втором этаже. Это здесь. — Майк сглотнул и медленно посмотрел наверх. — Прошу тебя, только не бойся. Я сейчас подойду…
— Майк?
…и очень…
Д-Р-Р-Р…
— Майк?
— УБИРАЙСЯ ОТТУДА!
Он побежал вперёд. Но она не поняла. Юля всё ещё сидела на полу, когда огромная стеклянная люстра оторвалась от потолка и полетела.
— УХОДИ!
Она подняла голову кверху.
— МА-А-А-А-А…
БА-Д-У-У-УМ!!!
Он не успел. Не успел спасти, не успел даже оказаться вместе с ней в этой ловушке.
…и очень плохо.
— НУ НЕТ! НУ НЕТ! А-А-А-А!
Люстра упала и почему-то, совсем как из живой…
— А-А-А!
…из-под осколков потекла кровь.
Продолжение следует…