Какая бывает любовь.

Даша лежала у подножия лестницы на боку, раскинув руки и подогнув под живот ноги. Она осталась в сознании и видела всё, что происходит вокруг, но вставать не хотела. Если она встанет, то начнёт чувствовать. А она была готова только видеть. Видеть, как Макс бежит по ступеням, бледный и мокрый, волоча за собой ворчащего Захара. Вслед за ними семенила Лиза, волосы её, обычно заплетённые в косы, теперь раскинулись по спине и плечам, русые и растрёпанные. Спустившись быстрее мужчин, Лиза присела на пол и аккуратно положила голову подруги на тощие колени. Даша отметила про себя, что лучше бы она этого не делала, голова и без того раскалывалась на части. Она слышала, как Захар ставит у её ног толстый чемодан с медицинскими принадлежностями, видела, как Макс дерёт на себе волосы и чувствовала, как на голову упала слеза её названой сестры. А через минуту Даша услышала грохотание двери директорского кабинета и отдающий эхом стук туфель по холлу. Авикеджи заботливо погладила её по волосам и стала задавать Захару вопросы. Тогда-то Даша и уснула. Ушла подальше от криков и слёз друзей, от чувства вины и безысходности своего мужа. Первый кошмар, что она увидела, заставил её пожалеть обо всём. Надо проснуться, надо было вообще не засыпать. Даша попала в сон настолько беспощадный и страшный, что все её былые страдания приобрели вид добрых приключений. Никогда бы она не подумала, что сон может оказаться хуже реальности. Хорошо было одно: каким бы ужасающим ни оказался сон, она впитает его в себя, запомнит и сделает всё, чтобы он никогда не перешёл в явь. Однако сейчас она располагала лишь ощущениями беды и потери. Чувствовала, но не знала, как они выглядят. Значит, надо разобраться. Сон принадлежит ей, поэтому необязательно лежать на полу. Даша могла встать и осмотреться. Сначала она поняла, что промокла. Она присела и стала трогать ладонью лицо и плечи, провела рукой по телу и дотянулась до спины. Даша знала, где промокла, но специально проверяла сухие места, надеясь и веря, что мокрыми окажутся именно они. Но сырость была между ног. Даша склонила голову и увидела собственную мочу на джинсах. Конечно, это была моча, красная и густая, как у любого здорового человека. Это была моча и больше ничего. Ребёнок цел, ребёнок цел, ребёнок был цел. Был цел минуту назад, но не минуту спустя. Был. Это слово забивало гвозди Даше в сердце. Был. Был. Был. Постепенно число гвоздей увеличилось настолько, что Даше стало больно дышать. Уж лучше не дышать вовсе. Она не хотела делать то, чего не мог её ребёнок, она надеялась уйти туда, куда ушёл он. А потом на глаза попался чемодан Захара. Даша заглянула внутрь и обнаружила кучу шприцов и ампул с лекарствами, несколько упаковок мазей и баночек с целебными растворами. А под коробкой с таблетками Даша заметила скальпель. Она не хотела ждать, пока её убьют таблетки, лучше взять оружие и поразить забитое гвоздями сердце. Но убьёт ли он её? Осталось ли на теле место для новых травм? Или хирургический нож, ударив, просто срикошетит в сторону? — Я не узнаю, пока не попробую. — Сказала Даша, и голову разодрали голоса несогласных. Умерев, она заберёт с собой всех, кто поселился внутри, всех, кого некогда приютил больной разум. Даша забыла про обещание проснуться и всё исправить, сон был таким реальным, и всё, о чём она мечтала — вырезать его и забыть. Но голоса уговаривали опустить нож. Каждый хотел завладеть её мыслями и выбросить из головы идею самоубийства, каждый жаждал стать ею. Даша нуждалась в поддержке. Кто-то должен сказать, что она всё делает правильно. Кто-то должен кивнуть, и она всё поймёт. Она повертела головой в поисках поддержки и увидела Макса. Единственное хорошее в плохом сне. Он пришёл, его образ пробился к ней. Даше стало стыдно, и она спрятала скальпель в карман, а Макс молча приблизился и, взяв подмышки, поставил её перед собой. Она смотрела на него, а голоса в голове кричали. Разные голоса. Она слышала отца, слышала мать, она слышала друзей и подруг. Они вопили так, словно с них рвали кожу. Каждый хотел занять её место. Они дрались в голове за её сознание, били друг друга и кусали. Гонка на выживание, а главный приз — её разум. Стая стервятников оглушала её криками, раздирая друг друга, борясь за награду. — Макс… — она схватила его за плечо, чтобы не упасть. — Они кричат, Макс. Они снова кричат, я их слышу. Всё из-за медвежонка, которого ты мне подарил. Я снова их слышу… Больше она его не видела. Вместо любимого парня ей улыбались призраки. Они смеялись, тянули липкие белые руки и разевали гниющие пасти. Её отец улыбался шире всех. Они боролись за её разум. И за её тело. Они хотели её всю, но она не даст им себя схватить. На секунду рука скрылась в кармане, а потом она вытащила маленький хирургический нож. Красивый, серебряный и очень острый. Надпись на холодном металле гласила: «не переставай мечтать». Даша не перестанет. Она не даст призракам подойти. — Даша! Будь со мной. Даша… — Не слушай его, дочка. — Улыбнулся человек в чёрном плаще. — Подойди, обними отца. — Обними лучше мать. — Старая женщина протянула к ней руку. На месте второй руки вырос огромный белый червь, он надулся, словно готовый лопнуть. — У меня могло быть две руки, но я бросилась под пули из-за тебя. — Нет. — Даша взялась руками за голову. Сжала сильно, словно шарик с водой. Так, будто хотела убить голоса, раздавить вместе с собой. И неожиданно у неё получилось. Голоса стихли, мысли снова принадлежали ей одной. — Я снова я. — Сказала Даша и ощутила прикосновение огня к лицу. То было не пламя, а целый взрыв. Взрыв с такой большой пастью, что мигом содрала с неё кожу, не оставив и костей. Взрыв, что убивает моментально, но почему-то Даша до сих пор жива. Кожа снова похолодела, взрыв прошёл мимо и исчез. Кажется, он предназначался для кого-то другого. Даша вспомнила про нож в руке и стала искать глазами жертву. Где ребёнок, которого родила? Почему от него осталась лишь кровь на полу? Нет, ей не нужна кровь, которую выпустила не она. Ей нужен ребёнок, чьё тело проткнёт собственными руками. А можно обойтись и без крови, она могла бы взять дитя на руки и ударить головой об стену. Да, именно этого она желала больше всего. Но вот разболелось сердце, и все мысли ушли далеко от ножа, спрятались в глубине чемодана Захара. Лекарство — всё, чего она хотела. Лекарство, чтобы перестало болеть отжившее большую часть века сердце. Но лекарства не было, как не было и болей в сердце. Они прошли, уступив место чему-то иному. Даша ощутила, как по телу течёт яд, оставляя за собой режущие уколы. Кто-то ввёл ей отраву, и кровь полилась изо рта, как вода из крана. Даша поняла, что её парализовало, и смерть склонилась над телом, убаюкивая и забирая. Яд убивал мгновенно, но не её. Почему она спаслась? Зачем она снова выжила? Больше не было огня и яда, не было болезней и желания убивать. Она была в телах умерших, ощущала их боль перед смертью, их мысли и чувства. Но теперь она вернулась в свой собственный кошмар. — Я снова я. — Даша посмотрела вокруг и увидела друзей. Они кричали ей, но она не слышала, продолжая спать. Лиза что-то говорила, громко и неразборчиво, Авикеджи вторила ей спокойно и отчётливо, призывая Дашу очнуться. Друзья пытались пробиться к ней, но тщетно. Что, если она никогда не проснётся? Что, если она, как и Адам, будет видеть один и тот же кошмар вечно? Что, если ОНА погрузила её в это безумие? — Не бойся, дорогая. — Человек в чёрном плаще образовался между Лизой и Авикеджи. Он медленно шёл к ней, большой и властный, последний паразит в её голове. Злодей её жизни, мёртвый, но по-прежнему живой. — Ты справилась, родная, прогнала червей из головы, расчистила место для папочки. — Нет… нет… — Даша поднесла ледяную рукоять скальпеля ко лбу и стала бить себя по голове. — Уходи! — Может, стоило ударить лезвием? Тогда отец ушёл бы навсегда… может, стоило ударить отца? — Ты сломана и разбита, родная, и жизнь твоя кончена навеки. Сердце охладело, а в мыслях больше нет ничего хорошего. Рано или поздно руки твои убьют тело. Оставь свой разум, выключи его. Позволь мне снова быть с моей дочерью, чтобы сердце её вновь наполнилось жизнью, а разум светом. Впусти меня. Папочка всё уладит… — НИ ЗА ЧТО! — ВПУСТИ МЕНЯ, МАЛЕНЬКАЯ ДРЯНЬ! ТЫ ОТНЯЛА МОЮ ЖИЗНЬ И ОТДАШЬ СВОЮ! — НИКОГДА! — Я СОЗДАЛ ЭТО ТЕЛО, Я — ХОЗЯИН ЭТОГО РАЗУМА! — УБИРАЙСЯ! Человек в чёрном плаще озлобил лицо, вены вздувались на лбу, а из носа торчали длинные волоски. Даша должна бороться. Снова. Если она победит его во сне, одолеет и наяву. Ночной кошмар — тренировочная база, её отец — всего лишь призрак воспалённого сознания. Она занесла над головой тонкий остроконечный инструмент и ударила. Одновременно с ударом скальпеля голову пронзили голоса. Снова множество голосов, но на сей раз они принадлежали живым. Голоса вышли за пределы её разума, они кричали где угодно, но только не в её голове. Голоса живых, голоса Лизы и Авикеджи, Захара и Макса… Даша ударила снова, чтобы всё прекратилось. Она хотела проснуться и больше никогда не засыпать. Она ударила в третий раз. — РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!!! ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ? — ДАША! — УБЕРИТЕ ЕЁ! УБЕРИТЕ ЕЁ! — ДАША, ДАЙ СЮДА НОЖ! — ДАША! — А-А-А! Она ударила в четвёртый раз, в шею, и услышала хруст. Как сложно пробиться к внутренним органам. Тело борется, защищает толстой кожей и костями, оберегает, но не всегда удачно. — ПАПА, ТАЩИ ЕЁ! — ДАША, ПОЖАЛУЙСТА! — ПАПА! — НЕТ! — ПРЕКРАТИ! Пятый удар пришёлся в лицо. Она раскроила щёку человеку в чёрном плаще. Кусочек кожи упал на пол, а остатки щеки продолжили болтаться на мясной поверхности. — ДАША, ОЧНИСЬ! — ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ? — ТАЩИТЕ ЕЁ! — АКХ… — БЕЙТЕ ЕЁ! БЕЙТЕ, ЧТОБЫ УПАЛА! — ДАША! Кто-то ударил в затылок, и Даша отшатнулась в сторону. Она поняла, что сейчас проснётся, а человек в чёрном плаще так и останется жив, улыбка зверя так и будет сверкать на мерзком лице. Она должна собрать силы в кулак. Вот же он, валяется на полу, как беспомощный щенок. Она должна прижать рукоять ножа к груди и упасть сверху, разрезать его чёрное сердце, положить конец кошмару. — МЕРЗАВЕЦ! Даша отпустила тело и стала падать. Она взялась за скальпель обеими руками и вогнала оружие злодею в сердце. Человек в чёрном плаще умер. И сон ушёл вместе с ним. Операция прошла успешно. Даша проснулась, лёжа на спине и глядя вверх. Кошмар закончился, она облегченно выдохнула и закрыла глаза. Такого спокойствия она раньше не испытывала. Как же хорошо просыпаться от кошмара с осознанием, что наяву всё не так скверно. — Ребёнок… — простонала Даша и обессиленно уронила руку между ног. Сухо. Она хотела убедиться и ощутить безопасность второй рукой, но та была занята: её крепко сжимала Авикеджи. — Я снова я. Голоса перестали. — Да… — ответила журналистка. — Я вижу. Внезапно Даша услышала копошение где-то рядом, кто-то быстро ходил по холлу, занятой и серьёзный. А с другого конца холла донёсся плач, и Даша сглотнула подступивший к горлу комок. — Авикеджи… — Я здесь. — Женщина смотрела на неё строго, но в глазах журналистки Даша читала беспокойство. — Как ты себя чувствуешь? — Когда я упала, на мне были джинсы. Почему же… — Даша заплакала раньше, чем спросила. — Почему теперь на мне брюки? — Нам пришлось переодеть тебя. Ты потеряла много крови и… — …и что? Что ещё я потеряла? Авикеджи вздохнула. Даже она не умела бить так сильно. — Ребёнок… — Мёртвым голосом сказала Даша. — Он был мёртв в моём сне. Но вот я проснулась… а он всё ещё мертв. Почему… почему он не проснулся вместе со мной? — Даша… — Авикеджи не могла больше молчать. Её боль не сравнится с болью Даши, поэтому она не будет болеть. Она поправится, соберёт воедино силы и тихо скажет: — Ты не спала, Даша. И всё закончится для Даши Старковой здесь и сейчас. — Где ребёнок? — она отмахнулась от рук Авикеджи и встала. — Где он? — Даша, он был размером с шариковую ручку, тебе не стоит… — ГДЕ ОН? Женщина понурилась и обречённо помотала головой. — Не хотите говорить? — возмущённо крикнула Даша, шлёпая себя по щекам, чтобы остановить слёзы. — Хорошо, я сама найду его. Она стала сканировать холл, видела людей, снующих внутри, но не различала лица. Ей нужен был её ребёнок, глаза реагировали только на родное существо, лежащее где-то неподалёку. Остальные были тенями, гуляющими то тут, то там. Наконец, глаза задержались на свёртке, что лежал чуть левее от двери, под окном. Даша подошла ближе и опустила руку на белую ткань, ставшую красной. Она откинула её и увидела тело, словно попала в мясную лавку. Изрезанное, оно было покрыто кровью. Середина живота вспорота, из глубокой дыры торчал кусок какого-то органа. Один из сосков на груди был искромсан, а из горла продолжала хлестать кровь. Кусок щеки пропал, глаза были закрыты намертво, а лицо стало бледным, как мраморное изваяние. Даша смотрела, но не узнавала. Прищуривалась, но пугалась. Разглядывала, но не хотела спрашивать. Человек на полу не был её ребёнком. Он был кем-то другим, знакомым, но чужим. — Это… — прохрипела она, подозрительно глядя на тело. — Это не мой ребёнок, это чей-то ребёнок. Чей-то… не ребёнок… что это? Я… Авикеджи… АВИКЕДЖИ! — Я здесь. — Женщина вмиг оказалась рядом и сжала руку на её плече. — Авикеджи, это же… ха-ха, я… я помню, как… эй… — она широко улыбнулась и уронила руки на мёртвое тело. — Эй, проснись. Глупый… глупый человек. Вы все глупые люди… ха, ха-ха, решили разыграть меня, да? А я не верю, я вам не поверю… эй, вставай. Вставай, ну же. — Даша… — Сейчас, Авикеджи, ты увидишь. Вы все увидите. — Даша толкнула тело руками, подёргала за руки, позвала. Она смеялась и знала: жестокая шутка тоже шутка. Просто её друзья не умеют шутить. — Хватит. Ну хватит. — Прекрати, Даша. — Авикеджи схватила её за руки и оттащила в сторону. — Нет, вы не понимаете. — Даша приблизила лицо к Авикеджи, улыбалась и мотала головой в разные стороны, безумный блеск в глазах и рот, раскрытый в сумасшедшей радости. — Это розыгрыш, это такой розыгрыш. — Даша, перестань, он не очнётся. — Авикеджи хотела закрыть глаза, чтобы не видеть её реакции, но она была старше и сильнее и не могла позволить себе подобной роскоши, а потому холодно и чётко протянула: — Даша, ты должна подготовиться. Максим умер, ты зарезала его. Продолжение следует…