The Original High — Adam Lambert 2NE1 - Goodbye
Джексон сжимает кулаки. Сжимает всю свою мизерную волю в не менее маленький кулачок. До скрежета зубов, сжимает челюсти, дабы не разодрать глотку от крика. Он и вправду зол сейчас. Зол на себя. Чертовски. Что за хуйню он сейчас вытворял?! Почему стоял?! Какого хуя, ты стоял, блять, Джексон, позволяя бессовестно разглядывать свое постыдное, девчачье лицо, что, наверняка, было краснющим. И совершенно наплевать, что только он считает свое лицо постыдным. Это приводит в бешенство и Джекс думает о том, что готов вырвать себе глаза вместе с веками, только чтобы больше не чувствовать горячего дыхания на них. Он дышит через раз, когда закрывает двери лифта перед носом какой-то незнакомой блондинки, нажимая на кнопочку, чтобы спуститься на первый этаж. И прислоняясь к зеркалам, падая на колени, он трясущимися руками, пытается надеть очки. Не открывая глаз, он матерится так сильно, как не матерился все эти шестнадцать лет. Его, блять, ужасно бесит сложившаяся ситуация. Он и вправду не может ненавидеть Криса. Он не может сказать этого вслух. Кажется, если он скажет это чертово слово, он «прогнется» «сломается». И плевать, что признавшись, он станет только сильнее. Он судорожно думает, что нужно сердце заставить биться, ибо оно слишком долго сдерживает свои трепыхания. Кристофа здесь нет уже сто двадцать секунд. Пора бы вернуть прежний ритм. И только сделав, полноценный выдох, Джекс чувствует бешеный трепет. Грудную клетку разрывает от толчков изнутри. Это больно… Джек закусывает губы до крови, заламывает пальцы так сильно, что, кажется, он сейчас получит открытый перелом. От бешенства, разъяренности; от дикой, звериной злости не осталось ничего. Ни крупинки. На их смену пришел страх. Просто адский страх, что ломает тело. И его правда трясет, когда он выходит на первом этаже, кое-как поднявшись с колен. Он не разбирает дороги, когда приходит в очередной тупик. Кабинетов здесь просто дохуище. Находясь в бреду, шепча проклятья в адрес Кристофера, Джекс на мгновение думает, что перед ним стоит мистер Хилл, дожидаясь лифта. Но ярко-белые волосы со спины – единственное, что могло бы выдать химика. Одежда абсолютно точно не для Стивена. Какая-то мечта рокера. Помахав ручкой этой бредовой мысли, Джексон разворачивается на носках, все еще чувствуя невероятную слабость во всем теле.***
Немыслимо, как долго блуждал Итон по коридорам. Он даже почти распустил весь туман из головы. И даже не шатался при ходьбе. Все дошло до того, что его нашла какая-то блондинка. – Видимо, это ты, – выговаривает она, приспуская аккуратненькие очки в тонкой оправе. – Неопрятный вид. Длинные, жирные волосы. Мешок на теле, по ошибке называющимся «школьной формой». Точно ты. Она говорит с насмешкой. Ставя себя определенно выше мальчишки. А он усмехается, думая, подавится ли она слюной или умрет вовсе, увидев его обнаженное тело. Оно же – мечта девушки. В такие моменты, Итон совсем даже не против, иметь такую фигуру. – Короткая, безвкусная юбка. Абсолютно не подходящий пиджак к этой юбке, на голое тело. Залакированная прическа. Яркий макияж. Длинная, тонкая шпилька. Очередная шлюшка, жаждущая место под крылом начальника. Итон откровенно цыкает, вышагивая линию, проходя эту девушку. Она могла бы помочь. Об этом Джекс думает многим позже. Проходит ровно двенадцать секунд. Джексон бежит обратно. Блондинка стоит все еще там. Скалится, сука. – Может, ты поможешь мне убраться отсюда…? – он дышит рвано. И, кажется, это совсем не из-за того, что он бежал. – Ты мне нравишься, – шепнула она, проходя мимо него. Джек это слышит, но ему откровенно насрать кому он нравится, а кому нет. Ну, за исключением. Проводя мальчишку до поста охраны, девушка нагло ухмыляется, глядя ему в стекла, с треском расстегивая пуговку на пиджаке, что держал грудь. Джекса давно не возбуждают девушки. И тем более он не стесняется смотреть на их тела, но, блять, он отворачивается от наглого жеста этой девахи, и это значит, что победа в этом раунде за ней. Выходя на крыльцо, под козырек, Джексон уже не так разгорячен. И его тело больше не трясет в конвульсиях. Да и вообще, он уже по-другому смотрит на ситуацию, что случилась в лифте. Он честно понятия не имеет, что вытворяет этот придурок. Издевается? Не похоже, правда. Он ведь и сам трухнул, когда понял, что лобзал его лицо. Да нет, он совершенно точно, сам был в ахуе… Итон ахает, когда делает шаг из-под козырька, выходя на улицу. А потом лыбится, как умалишенный, потому что холодные капли приятно разбиваются о ладони, которые он поднял вверх. Дождь хлестает по лицу, распластавшись на стеклах. Джексон поднял лицо к небу. Вдыхая запах неба, что принес сильный дождь, он расслабляется окончательно. Капли воды заливаются за шиворот пиджака, раскрашивая светло-серую кегуруху в темный цвет. Плевать на все. Он снимает пиджак и улыбается ярко-ярко небу. Стаскивая кенгуруху, он хихикает, ибо это ахуенное чувство. Чувствовать, что ты перерос детские страхи – это невероятно хорошо. Раньше дождь вызывал истерику. Слезы. А сейчас дикую улыбку. Раньше было слишком больно, чувствовать, как разбиваются капли о лицо. Раньше было слишком страшно слышать раскаты грома, что непременно приходят вместе с дождем. Раньше было слишком много ужасных мурашек по коже от яркого света молний. Три года назад дождь слишком многое приносил с собой. И слишком многое уносил. Теперь ему нравится это «слишком». Даже слишком. Джекс балдеет от холода, что приносят крупные капли. Ему и вправду доставляет это огромное удовольствие, что его и без того ледяное тело, теперь еще покрыто холодной водой. Это остужало душу. Заставляло погасить огонь ненависти к себе. Сняв и очки в придачу, он наслаждается не яркой болью от крупных капель дождя, что бьет его по обнаженному лицу. Джексон собирается добираться от офиса до дома пешим, обжигая легкие запахом холодного дождя. И плевать, что завтра он точно заболеет. Но… – Джек, ты что, совсем дурак? – кричит девушка, семеня к парнишке, что стоит в одной белой рубашке, мокрой насквозь. Он оборачивается в поисках Эммили. Это ее голос, он уверен. Та тащит его к черной иномарке, цепляясь наманикюренными пальчиками за края кожаных шорт, прикрывая крупную сетку колготок. Джекс глупо улыбается, обнажая нежно-розовые неба, смотря на подругу, что запрыгивает на водительское сидение. – Не знал, что ты водишь. – Я давно у руля. Эмми суетится. Дергается. Резко выруливает со стоянки и тормозит у выезда. Переваливаясь через тело Джекса, она застегивает его ремень безопасности, не собираясь застегивать свой. Снова срывается с места. Она водит резко, отрывисто. Не как Кристоф, что нежен со своей машиной, как с любовницей. Джекс не совсем понимает поведение подруги. Точнее он в замешательстве. Она непривычно хмурится, и хоть Джек почти не видит без очков, замечает, как ее пухлые губы сжаты в тонкую линию. Это настораживает. Но решает промолчать на эту тему. – Отец знает, что ты водишь? – Итон все еще улыбается, чувствуя, как катятся капли по спине. Он скинул одежду, что держал в руках, на заднее сидение. Рубашка просвечивает, и Джексону неловко было бы идти так по городу. Об этом он думает только сейчас. Да и дорога совершенно незнакома. – Не думаю… – Эммили боится вздохнуть в сторону друга. Поэтому упрямо пялится в лобовое стекло. Да и черный корсет не дает спокойно дышать. – Мы должны сказать ему, – Джексон смотрит в окно со своей стороны и говорит это расслабленно, спокойно. Как само собой разумеющееся. А Эммили чуть ли не скулит. Ей нравится это «мы»… Внутри что-то шевелится, слыша, как Джек бубнит под нос это. Это «мы» невероятно разжигает внутренности. И Эмми чуть расслабляется в водительском сидении, улыбаясь краешком губ. Но она клянется себе, что никогда и ни за что не позволит Джексону расхлебывать то, что она натворила за всю свою жизнь… Нужно наслаждаться тем, что он просто рядом. Просто сейчас. – Проблем не оберешься, – выдавливает девушка, чувствуя жжение в глазах. Ей трудно сдерживаться. Она закусывает ребро руки, сдавливая крик в глотке. – Это точно. Твой отец и отлупить может, – Джекс пытается усмехнуться, но получается совсем неважно. Херовенько вы скрываете неловкость, дети мои. – Не только отлупить, – нервно хмыкает девушка, выжимая газ. – Эм… Должен ли я спросить… Что ты делала там…? – Итон не любит ходить вокруг да около. Лучше сейчас спросить и вляпаться. – Не должен, – Эммили непривычно серьезна. И совсем не похожа на ту дурочку, что не затыкает рта ни на секунду. Это неприятно. Видеть лицо той, что любишь, но совсем не узнаешь…***
– Иди в ванную первым, – командует девушка, цокая каблучками по паркету в прихожей. Вода капает на пол с одежды Джекса, что она держит в своих руках.– Я переоденусь, и можем принять ванную вместе. Эмми хихикает думая о том, что истерика вовремя заткнулась еще в машине, а Джекс брызжет слюной. – Мы же не дети! – кричит он, скрываясь за белой дверью.***
Джексон и сам не понимает, что им движет, когда он улыбается своему отражению в зеркале. Велика ли возможность, что его девчачья внешность хоть раз в жизни поможет…? Может, Кристофер влюбится…? Итон чихает, когда думает об этом. Что за глупость? Он, в общем-то, никогда не хотел, чтобы в него влюбился Кристофер. Да он себе не может признаться, что собственные чувства душат. Держат за глотку и сжимают. С каждым днем все сильнее. Кусая губы, все еще не отпуская улыбки, он думает, каково быть любимым…? Любимым Кристофа. Он будет так же нежен, как со своей машиной или напротив, резок и порывист, как обычно? Думая об этом, Джекс соглашается, что был бы не против увидеть все его стороны. Он хочет узнать его. Узнать таким, каким его не знает никто. Было бы неплохо. Весьма неплохо. Он привычно мажет рукой по зеркалу, отходя от него. Свое обнаженное тело Джек всегда ненавидел. Но отчего-то сейчас ком боли, тесно переплетенный с ненавистью, не подкатил к горлу. Надев красные шорты и огромную майку, что оставил сегодня днем здесь, Джекс выходит. Он испуганно ахает и изо всех сил жмется в дверь, встречая Эммили, что была укутана лишь в черное полотенце. – Тату, – она говорит шепотом, отбрасывая волосы с груди. Джексон стоит, прижавшись к запертой двери ванной, и думает, что сейчас можно было бы проскользнуть обратно. – Я ничего не вижу, – с трудом вдыхая теплый воздух, он двигается в сторону своей комнаты. Девушка шагает за ним. Она задыхается, чувствуя холод на обнаженных плечах. И воздух выбивает из всего тела, когда Джекс надевает очки. Трудно было не согласиться, что тело у нее потрясное. Держа руки на груди, она освобождает тело от полотенца, что аккуратно скользит, открывая все тату. Ткань скрывает лишь грудь и то, только потому, что там нет тату. Все тело было покрыто яркими рисунками. Джексон хмурится, не чувствуя смущения, глядя на обнаженное тело подруги. – Объяснишь? – требует он, подходя ближе. Он рассматривает ее тело, а она плавится под взглядом. – Это тату в память о твоей матери… Миссис Эммелин любила цветы… – она поворачивается спиной. На левой стороне распластались три больших, ярких цветка. От копчика и до плеча. – Она любила природу… – нежно поправляет Джекс, аккуратно обводя цветок своими пальчиками. Кажется, Эмми задыхается. – Это… – она вновь поворачивается, приподнимая ткань, оголяя живот. – Это…. – Протест. Свобода, – договаривает Итон, отворачиваясь, увидев оленя на животе. Кроме полотенца ей больше нечем прикрыться. – Папенька, узнав, был бы в бешенстве, – шепчет она, вдыхая жаркий воздух. – Не хочу быть обычной… На ключице пером выведено «Дело в том, что, пока ты маленькая, ты можешь видеть то, что невидимо для тебя большой…». Джекс просто массировал виски, чувствуя, как изнутри больно долбит. – Ты не пожалеешь…? – хочет спросить, но взгляд Эммили настолько серьезен, что он тут же замолкает. – А эта для тебя… Чуть ниже ключиц, посередине, было голубое сердце, что сделано из птицы. – Ты – мое сердце… Но я чувствую, что ты все равно улетишь от меня… Джексон резко падает на корточки. Ему плохо. Ему больно. Эта любовь тяжела. Он даже не в силах представить, сколько нужно храбрости, чтобы предстать в таком виде перед ним. Джексон знает, что Эммили любит. Дышит им. Но он нет. Он чертовски, до боли в груди, любит ее, но не так. – Эмми… Не надо. Пожалуйста… Сидя в комнате, когда Эммили уже оделась, они оба чувствует, как больно друг другу. Джекс думает, что Эмми не по-детски сегодня серьезна. И это, блять, не дает покоя. Итон чувствовал себя виноватым. Всем телом. Было просто невыносимо держать это в себе. И он, честно не понял, когда Харрис уже ухватилась за его руку, опустив голову на плечо. – Расскажи мне… – просит она, а Джекс чувствует себя еще тем засранцем, чувствуя мокрые дорожки, что катятся по его плечу. – Что? – он ласково гладит ее по волосам, услужливо не смотря ей в лицо. Она убьет его, если он увидит ее слабость. Те слезы, что были у кабинета директора были другими. Совсем. Здесь голые чувства. – Как ты здесь живешь… – Ну, учусь. – Кто тот парень, что доставал тебя сегодня в коридоре…? – она говорит тихо, стараясь не всхлипывать. – Ну… Тот, кто раздражает меня. Тот, кто не дает спокойно жить. Тот, кто заставляет меня жить дальше… Не дает сломаться… – Кристофер… Что ты к нему чувствуешь? Вы же не друзья… Джексон дергается, услышав вопрос. И думает. Просто думает. Он никогда и ни за что не скажет, что… – …кажется, я люблю его.