Рассвет страсти

BTOB - I'll Be Your Man INFINITE - The Eye

– ….кажется, я люблю его, – выдыхает Джексон, нервно теребя кончики пальцев Эммили. – Как любишь…? – ее плечи дрожат. И вовсе не потому, что окна, скрытые за темными, непроницаемыми шторами, открыты. – Не так, как нужно, – ему страшно, что девушка сейчас просто вырвет ладонь из его рук, встанет и уйдет. Молча. Осуждающе смотря на него. На него, такого неправильного. Он считает секунды ее молчания, а она просто закусывает язык, щеки изнутри и губу. Только бы не выдать крик. Вам объяснить, что такое осень в душе? Из всех мужчин она выбрала одного, но он не станет ее мужем. И плевать, что этому «мужчине» всего шестнадцать. Возраст – всего лишь число. Если никто не забыл, в его космосе таких понятий не существует. А Эмми определенно была частью вселенной. Может быть, даже одной из самых больших и важных частей. Джексон был тем, с кем Эммили представляла будущее. Тот, с кем она пройдет все. Нет, она определенно не хочет втягивать его в то дерьмо, что намесила. Но… Если бы со временем… Когда она, может быть, смогла бы разобраться с этим… Она мечтала, чтобы он стал тем, с кем она будет напевать свои глупые песенки, сидя на кресле-качалке. А он будет хрипло смеяться и говорить, что она отвратительно поет. И оба будут знать, что это не так. Она хотела, чтобы он стал тем, с кем она попробует все те пафосные и розовые штучки… Он был ее будущим. Хотела детей с его отчеством… Она тихо сидит, отпустив голову на его плечо и слышит бешенный стук его сердца. Наверное, он чувствует себя виноватым. Но Эммили считает, что сердце реагирует на любимого человека. И, этим человеком сейчас была не она. – Ты считаешь это чем-то неправильным…? – она не может подобрать правильных слов… Да и говорить весьма затруднительно, сдерживая дрожь в голосе. Она знает, что сейчас страшно здесь только ему. И она просто не имеет права быть неуверенной в своих словах. – Не знаю… – Джекс нервно теребит ее руки, ее пижамную рубашку с мишками, свои шорты. Он уже почти «съел» нижнюю губу. Он слишком серьезно относится к своим словам. В наше время сказать «люблю» – ничего не стоит. Но у мальчишки весьма другие мысли на этот счет: признаться в любви – равносильно сдаться в плен. – «Не знаю» говорят, когда боятся сказать «да», Джек… Джексон никогда не планировал признаваться, что у него голову срывает от Кристофера. Точнее, признать он это признал, но сказать «люблю»… Это было невыносимо страшно и больно. Хотя и думал он о ответе, от силы, секунд шесть. «… кажется, я люблю его» – в голове это всплывает снова и снова. Неужели это его голос был таким уверенным? Трудно поверить в это. Но он все еще слышит свои слова. Это скручивает все мышцы. Такое чувство, будто все части тела сковало судорогами. Виски долбит не так сильно, как он ожидал, но к горлу непрерывно подкатывает ком, и Джексон боится, что его пустой желудок просто вывернется наизнанку. Эммили чувствует себя не лучше. Нет, может быть даже в разы хуже. Будто колючая проволока прорывает кожу на груди пробираясь к сердцу, обвивая ребра. Было больно даже дышать… Выключенный свет во всем доме. Зашторенные окна. А за окнами темное от дождя небо. Почти темная комната. Экран телевизора едва освещает пятнадцать сантиметров. А они сидят на диване… Вдвоем… Укрывшись небом. – Просто знай, что я так не считаю… И не важно, думаешь ли ты, что ты гей или бисексуал… Ты просто влюбился. А разве любовь может быть неправильной…? – адских усилий дались ей эти слова. Сложно говорить, когда слезы не перестают катиться. Чужая, теплая влага скатывается по плечам и Джекс шмыгает носом. Он не может выговорить простого слова «спасибо». Кажется, этого будет чертовски мало. Он просто не в силах словами сказать, что она делает своей поддержкой. Она говорит немного, но внутри Джекса она возводит мосты и строит колоны. Джек медленно перекатывается на колени, и обнимает Эмми, пока та лыбится, быстро-быстро стирая слезы. Она сильная. Она старшая. Она его поддержка. – Ненавижу каждого, кто сейчас ближе тебе, чем я. – заканчивает она, отодвигая друга. – Не бойся, мы все переживем. Мы слишком живучие. – она улыбается так, будто не ее слезы несколько минут назад скатывались по обнаженным плечам Джекса. – Слишком, – хмыкает Джек, щелкая пальцами по носу Эмми. А она морщится и делает вид, что не в ее груди сейчас дыра размером с тот телевизор, который сменяет картинки. Эммили улыбается еще раз, напоследок прижимая Джексона к глупым мишкам на ее пижаме, после чего спрыгивает с дивана и убегает в коридор, тихонько крича. – Я в душ и когда вернусь, и ты будешь все еще не в своей постельке, я обещаю, мы будем спать вместе! Ее хватает ровно на то, чтобы забежать в ванную, запереть дверь, на ощупь включить воду и опуститься на колени, держась за края ванны. – Черт! – шипит она, другой рукой сжимая волосы на голове. – Блять! – сжимая кулак, она бьет по ванной, пока не чувствует влагу на костяшках. Разбила в мясо… – Крис, сукин сын! – слезы вместе с слюнями капают на колени, а Харрис сжимает зубы, чтобы истерика не вылетела из глотки криком. – Сын шакала! Боль, что пропитала эту комнату, можно было ножом разрезать. Она была тяжелой и всепоглощающей. Настолько сильной, что дышала Эммили с трудом и через раз. Ногти сломались под мясо уже на второй минуте вонзания в ладони. Крови было немало на ее руках. От костяшек. Из ладошек. Она даже смогла разрезать ляшки сломанными ногтями. Она старалась подавить разгорающуюся ненависть в теле, но получалось хуево. Она убивала почти также, как боль. Только от одного имени «Крис» язык щипало и во рту становилось так горько, будто вся желчь из тела вышла разом. Эммили стыдно, что она не может остановиться. Слезы давно не катятся, но скулеж из глотки продолжает царапать ушные раковины. Она молится, чтобы шум воды заглушил ее вой. Харрис почти головой бьется об ванну, чтобы перестать, но не может. Тело ломает адски. В глазах темнеет, а тело хладеет. Содрогаясь, она лезет в холодную ванну, а за края выливается вода. – Прости…. Прости меня… Джек, пожалуйста, прости. – кажется, она бредит, когда шепчет это, погружаясь с головой под воду, не задерживая дыхания и не закрывая глаз.