Неудачная шутка

После ухода Крейна Джокер достал помаду незнакомки, найденную в кармане пальто, и - несколько поспешно, дрожа руками, торопясь и захлебываясь слюнотечением - нарисовал себе улыбку, обильно обводя свои шрамы, расширяя, продлевая их. Помада была бордовая, темная - не то, что нужно, но сойдет. Выбросив тюбик, он пошел в ту же сторону, что и Крейн, но находя текущие дела важнее безопасности. Он шел мимо аккуратных домиков, тошнотворных белых заборов, дурацких вечнозеленых газонов. Невдалеке зазвенела механическая музыка мороженщика, и Джокер понял, что утро подходило к концу. Когда фургон с прицепленным к крыше пластиковым муляжом сахарного рожка медленно поравнялся с Джокером, он сильно ударил кулаком по блестящему белому крылу машины, оставляя вмятину. Костяшки порозовели. - Эй, какого... - дверь открылась, явив разозленного мужика в форме продавца, оставшегося с открытым ртом, полным невысказанных ругательств, когда он увидел его грим и корку из засохшей крови на его груди. Он легко вытащил оцепеневшего мороженщика из кабины, и сказал: - Ключи и форму, и можешь проваливать. Противореча себе, он взял жертву за плечи и ударил о капот головой так, чтобы он потерял сознание. Сегодня он побудет Сантой. В пригород Готэма въехал белый фургон. Джокер удобно устроился на водительском сиденье и выключил рекламный динамик. Он переоделся и даже перевязал волосы в куцый хвост. Зрение вернулось. Он рассчитывал бросить машину возле парковых посадок, окружающих поместье с западной стороны. За полицейские поиски он не беспокоился: само имя хозяина помешает даже Гордону быстро обнюхать все. Ему времени хватит. Глаза были суше пустыни и горели. Они заслезились, когда он протер их. Прошел дождь, и пар появлялся от его дыхания: он входил в разреженный лесок. Утро сюда еще не добралось, и было сумрачно. Выбрав подходящий клен, Джокер вцепился в неприятно влажную ветку и, распугивая белок, устремился наверх. Он пожалел, что не размялся, но ловко скользил, протирая боками кору. Головная боль отступила. Он устроился на толстой ветке, близкой уже к кроне, и вдохнул побольше воздуха, пахнущего прошлогодними подвялыми листьями и мхом. Эти посадки - отличная идея. Он ухмыльнулся и стал рассматривать вдали то, ради чего он совершил восхождение. Ни полицейских машин, ни каких-либо других не было ни у главного входа, ни у одного из черных. Подъездная дорожка была пуста. Большой глупый дом. Белые брюки мороженщика все промокли и были измазаны грязью; плечи в добротном твиде пальто были сухими, но за воротник натекло с верхних веток. Общая влажность, казалось, даже пропитала его волосы. Альфред был весьма обеспокоен состоянием воспитанника, особенно после вчерашней ссоры, грандиозного финала их последнего противостояния. Он степенно шел мимо фамильных портретов семьи Уэйнов, а это был верный путь самоедства. Брюс наговорил такого! Что сказали бы Томас и Марта! Как легко ломается то, что устроено на мести... Брюс вдребезги разбивал драгоценные вазы, Брюс гробил свое здоровье, Брюс даже не встречался с другими людьми с февраля, когда праздновали его день рождения, потому что не выходил из дома! Кроме того, он не выходил и из своего крыла уже восьмой день. Альфред исправно таскал подносы с едой, заваривал чай, но он почти не ел! Он так и не спускался в подвал. Старый дворецкий достал белоснежную тряпку и стал протирать от пыли портрет Кеннета Уэйна, деда Томаса, вспоминая день встречи с ними, с Мартой, солнечные блики, застилавшие ему глаза, когда он узнал о смерти лучшего друга, рождение и детство Брюса, которому поклялся служить. Который теперь тонет в пучинах депресии, разбитый, раздавленный. Не принимает помощь. Если бы он снова стал Бэтменом, мог бы он иметь шанс на нормальную жизнь? Сейчас это не казалось такой уж чушью... Старый дом был тих, он превратился в склеп надежд и будущего. Альфред вздрогнул, когда в дверь позвонили. Джокер продрог, но на пороге поместья он стоял совершенно неподвижно. В прихожей было тихо, и он лениво начал прикидывать план несанкционированного проникновения, как дверь сама вдруг отворилась, и за ней показался дышащий на ладан, седой, опрятный старикашка. Про него он не особо задумывался. Дворецкий? Минула минута, старикашка поджал губы и невозмутимо произнес: - Я ждал вас, сэр, - он отступил назад, и Джокер даже удивился. Его пригласили войти. На самом деле - разумеется - Альфред ничего такого не ждал, но склонен был в этой ситуации ориентироваться быстро и оригинально. Руки его слегка дрожали, когда Джокер вошел, но он попытался унять волнение. Для таких случаев у него поблизости ружье. Но не на Джокера же? Господи, с чем ходят на Джокера? Чудовищный клоун вблизи казался менее пугающим - из-за отсутствия половины грима? Или потому что он болен и устал. Вьющиеся светлые волосы были собраны зеленой резинкой для банкнот. Он улыбался, но глаза его оставались спокойны, словно мертвы. - Не бойся, старик, я обещаю, что ничего не сделаю, - багровая улыбка растянулась еще шире, - хотя у тебя все равно нет выбора. Джокер не стал экспериментировать и сразу заручился помощью проводника в этом лабиринте толстосумов. Альфред судорожно соображал, его сердце быстро билось. Это же возможность? Разве это не то, что было нужно? Если кто и способен все вернуть, то тот, кто и разрушил? Он не станет даже ждать, просто выстрелит ему в спину, если он... Джокер выразительно поднял брови, и Альфред протянул руку: - Ваше пальто, сэр. Страшный гость послушно стянул его, и дворецкий ловко повесил его куда-то на невидимый крючок. Казалось, что он не замечал, что это женская вещь, может, даже снятая с трупа; что Джокер весь грязный и мокрый. - Прошу, - и старый, верный Альфред повел сбежавшего из заключения анархиста-психопата к хозяину дома. Брюс вспоминал о прошлом, забившись в любимое кресло в кабинете отца. Он как всегда не переоделся с утра и был в пижаме и халате. Щеки и подбородок поросли неопрятной бородой, его трясло, он еле мог поднять руки. Ничтожество. Почему все ушли, когда он нуждается в них? Он был совсем одинок. На него так влияло бремя вины и, что важнее, разлука с костюмом, но он этого не понимал. Кто он теперь? Он был еще зол на Альфреда, живое воплощение укора. Разочарования. Он защищал и его в первую очередь! Опасна сила и власть - но вот он, сидит здесь. О какой еще жизни он твердит? Он, словно утопающий, цеплялся за настоящую свою вину - что почитал ей - что ему делать теперь, после того, как Рейчел не успела сказать ему... После того, как умерла. Но убедил ли он себя? Да ему было все равно, не так ли? Внезапно он почувствовал сквозняк и ощутил присутствие кого-то еще в комнате. Его тело отреагировало само, тягуче вздрагивая в предвкушении - опасность! У камина пришелец наступил на разбросанные там осколки, хруст разрушил тишину. Брюс обернулся. Это был Джокер, замерший посреди комнаты. Галлюцинации? - Как ты сюда попал? Сердце застучало, но он апатично не мог заставить себя встать - ничего больше не имеет смысла... - Приехал на машине, - раздался его глухой голос. Он впервые видел Бэтмена без маски. Не то чтобы он часто видел его прежде... Только провел много часов, думая о нем. Брюс Уэйн был бородат, сер и уныл. Джокер ощутил странное сожаление, не знакомое ему прежде. Он попытался разозлиться. - Привет, привет, любимый враг, - он ловко поклонился. - С первым апреля? Система безопасности у тебя ни к черту. Брюс молчал, снова застывший. Он искал у себя реакцию на столь сенсационное событие: побег Джокера. Грядут взрывы, кровь, смерть. Джокер знает, кто он. Он в ловушке. - Я решил не причинять тебе вреда, - спокойно сказал Джокер, серьезно взглянув на Уэйна, - Я обещаю. Он выслушал эту чушь, и ему было все равно. Его затошнило. - Никто не узнает твой секрет, это я тоже могу обещать. Но есть кое-что, несравненный Бэ-этмен, что ты должен будешь сделать. Джокер решил не обращать внимания на то, что его значимый враг превратил себя в груду развалин. Он не его мамочка. Где-то в висках затянуло новой, бешеной болью. Он смотрел на Бэтмена, на Брюса Уэйна. Зачем он тут? Это его жертва? Человек перед ним даже теперь был не похож на жертву. Теперь боль возникла где-то у горла, тянущая и восхитительно реальная. Это было озарение. - Да, и что же? - равнодушно спросил Брюс - бывший герой, вышедший в тираж смельчак. Чокнутый перед ним облизал свои изуродованные губы. - Убей меня. Брюс думал, что ослышался. Но псих, примостившийся на краешке дубового стола, был совершенно серьезен. Его внимательные глаза безэмоционально смотрели на Брюса. Неподвижный и грязный, без полного своего грима, Джокер был почти незнакомцем. - Есть еще кое-что, Бэт. Слушай очень внимательно... Но Брюс оборвал его: - Я не буду этого делать. Брови Джокера взлетели вверх, он глухо воскликнул: - Ты опять ни черта не понимаешь, Бэтти! Ты должен это сделать, - воскликнул клоун. Остаток фразы захлебнулся в кашле. Уж на это он рассчитывал точно. Эта эмоциональная вспышка словно отняла все его силы и он поник, опустил плечи. В Аркхеме он переболел пневмонией, жарким плодом местной гигиены и сквозняков. На пороге Альфред твердо держал приклад двустволки. Брюс наконец заметил, как сильно исхудал стоящий перед ним враг. Горевшие прежде безумием глаза потускнели. Брюс не помнил их карими, ему помнилось, будто они отсвечивали почище кошачьих. А Джокер вел себя, будто никакой тайны Бэтмена не существовало. Он не осматривался, руки его неподвижно лежали на бедре, сцепленные теперь в замок. Белая форма была ему сильно велика. На брюках чернела грязь, со штанин уже натекло, текло и с вьющихся светлых волос. Только багряный рот напоминал о прежнем Джокере. Брюс ощутил странный укол где-то в районе желудка. - Ты должен убить меня, Брюс Уэйн, - внезапно сказал чертов клоун так, будто понял, что необходима угроза. - Сделаешь это, и станешь совершенен. Я уничтожу твои слабости. И словно дикарь, пожирающий внутренности врага, чтобы забрать его отвагу, ты получишь мой подарок.