Неудачная шутка

- Спасибо, - сухо сказал наконец Брюс, прилично удивляя прямой благодарностью своего странного спутника. Солнце рухнуло на дорогу, линия электропередач застонала, и строгие стальные глаза снова оживились - острые, властные, опасные. - Не за что. Было весело, не так ли? Брюс тяжело вздохнул. - Нет, совсем нет. Вряд ли ты сможешь такое понять... Преддождевой ветер поднял пока сухую пыль с дороги, закрутил, щедро припорошил брюки - синие и бежевые - но этого никто не заметил. - Там с тобой что-то было, весьма странное, - осторожно подступил к опасной теме Джокер. Ранку на губе пекло, и он снова с нескрываемым наслаждением прошелся по ней языком. - Да, но я ничего не помню, - солгал Брюс. - Совсем не мог контролировать себя. Какой-то удивительный гипноз. Сколько можно было навертеть с этой технологией - смирные власти, лижущие ботинки, целый Нэштон-сити, полный слащавых глупостей в его вкусе, портреты президента с рыжим подбородком - блестящие перспективы! От всего этого некоторых людей отделяет только отсутствие по-настоящему творческого подхода. - В шлеме у тебя наверняка напихано против такого, - нетерпеливо задергался в фантазиях вдохновенный псих, слишком прямо глядя, слишком неловко унимая горящую от нерастраченной агрессии кровь. Он слишком много себе позволил - укор, надо же - и глубоко втянул горячий летний воздух, скрывая приближение нового приступа темного веселья. Брюс вдруг поймал его взгляд, глянул слишком пристально. Ссадина от его кулака, лихая, безусловная метка реальности, на время охолостила его. Чуть не попался. Не должен он узнать, как все обстоит на самом деле. Это будет совсем не смешно. - После всего я могу открыть свое дело: буду профессионально предотвращать киднеппинг. Детектив Клоун, как тебе, мм? Вражеский планшет, содержащий тот самый секрет, был выгодно обменян на достаточно забавный растерянный взгляд. - О да. "Быстро. Непредсказуемо. Смертоносно." Не хочешь начать со службы в полиции? Джокер криво усмехнулся и содрал с лица остатки силикона, обнажая шрамы. Так было гораздо лучше. - Ты знаешь этого рыжего? - не удержался он: ему снова было очень скучно. Дрянные загадки вдруг показались не такими уж плохими: импульс, что еще надо? Хоть какое-то движение. Но Брюс не оттолкнул его, хотя должен был. - Сотрудник компании. - Мм... Проверь весь отдел, переписки, проекты, этажи сверху-снизу и все такое. Никогда не умел остановиться вовремя. - Уже позвонил. Когда они дошли до машины, он выждал время на положенные старику сантименты (их, впрочем, не последовало) и отвернулся, закидывая пиджак на плечо. - Пойду пройдусь. Поля, да еще и ночью - мм! - был только шестой час вечера, но кое-чье присутствие больше не было оправданным. - Может, задушу ворону-другую. Романтика! - Джек. Джокер удивленно развернулся, услышав свое полузапретное имя, и поймал брошенную в него Брюсом бутылку минералки. Альфред понимающе посмотрел на него - снова слишком задирает нос - и он комично поклонился, словно это все было только антре, развернулся и вошел в траву, высоко поднимая колени. Еще немного и он совсем одуреет: надо было брать больше таблеток - не хотелось бы, чтобы Бэтс видел его жалким, слюнявым, трясущимся дураком. Как только он остался один и смог более-менее здраво мыслить, Бэтмен сразу же ударился в покаяние. Он не мог стать в полной мере покорным своим желаниям - это значило бы забыть о горьких уроках прошлого. А он был одержим прошлым. Такой человек, как Джокер, не имел права осудить его. Даже во времена бурной молодости, когда он изнывал от диких приступов агрессии и зова темноты, конструктивная сила никогда не выходила из него подобным образом. И теперь безумие - Бэтмен - не должно было править над ним. Это не имело никакого значения. Но эти образы было не остановить: вот тени прошлись по его спине, сливаясь с совсем неподходящей его фальшивой Светлости черной рубашкой. Острая трава попыталась поранить его руки и сама пострадала, наивная. За ним наблюдает фермер с ружьем. Джокер всасывает нижнюю губу, чтобы потревожить метку. Или просто разлизывает ее. Или забыл о ее существовании. Теплая летняя темнота спускается на его дорогу. Волчьи серьги со склонившихся над ним веток торжественно освещают его путь красным. Он дрожит от отвращения, теряя терпение. Или сгорбился, хохоча. Или наконец счастлив, чертов мазохист. Деревья испуганно отступают с его пути, птицы передают друг другу сигналы тревоги, в панике от его приближения, трава горит, оскверненная. Он благодушно улыбается, сворачивая шею ворону, ласкаясь о его черные перья, может даже представляя себе чью-то прозрачную белую кожу. По его оскаленному лицу проходит зеленый отблеск от лесного витража освещенных утром деревьев. Роса опускается на его плечи, ветер забирается ему за воротник... Звякнула о блюдце тонкая фарфоровая чашка. - У вас проблемы, мастер, не так ли? - ласковый голос Альфреда пристыдил Брюса, и он сразу же рассвирепел. - Уже нет. Завтра проверю, как устроили рыжего мученика. Прости меня, я виноват. Если бы я не уехал, тебе бы не пришлось ждать меня у Башни. - Какая глупость, сэр. Вы же понимаете, что это все равно произошло бы? - Да. - сдался он, изнывая от постороннего присутствия, понимающего взгляда, тягостной ответственности, неблагоразумно взятой за придурочного клоуна. Он притворился спокойным, отворачиваясь в кресле к полке с книгами, видя перед собой вовсе не корешки отцовского собрания, а чужое падение, которое обещал предотвратить, а сам, скорее всего, спровоцирует. - Я обязан вас предупредить. Брюс усмехнулся, не собираясь включаться в эту тему. - Почему ты всегда это делаешь? У меня все под контролем. Но старик был слишком умен и слишком настойчив. - Вы так думаете? Серьезно? Что бы вы ни обнаружили сегодня, с реальностью это имеет очень мало общего. - Я всегда доверяю только своим глазам. - Я тоже. Вы выглядите усталым. Брюс удивленно скривился, приподнимая брови и растягивая губы, не осознавая совершенно ничего: ни того, чем это является, ни того, что собеседник его не видит, и ничего не ответил. - Я всегда готов помочь вам, сэр. Но не ранее, чем вы мне разрешите. - Что ты хочешь услышать, позволь спросить? Альфред, похоже, не ожидал такого вопроса, но выпрямился, пытаясь понять, что сейчас самое важное. - Вы осознаете, что этот человек сейчас всеми ненавидим? Брюс соизволил развернуться, и старик увидел в его лице то, чего не должно было там быть. - О, да. Есть за что. Эти сложности были почти непреодолимы, но разве это не лучше, чем зарастающий сожалениями остов Бэтмена, заключенный в чужом прошлом? - Ну, предположим, сэр, Короны он лишился по неизвестной нам причине. Я не собираюсь оправдывать его... - Конечно, нет, - невинно вставил Брюс, и был строго остановлен взглядом. - Но теперь его положение очень, очень шаткое. Единственный путь для него - наниматься к разным влиятельным организациям, и помимо темных обязанностей это и весьма опасно, поскольку всегда есть тот, кого это не устроит. - Я знаю, что его хотят убить, Альфред. - Не могу вам указывать, сэр, но вам стоит за этим приглядеть. Возможно, даже понадобится снова запереть его. - Почему? - Потому что я знаю эту болезнь. Эти проблески безнадеги я вижу каждый день, - Альфред был близок к тому, чтобы нагрубить своему мастеру и исправился. - В зеркале. Это бомба замедленного действия. Да, возможно он слишком пострадал когда-то... - Пострадал он, конечно. И? - Вы детонируете. Прекратите. - Почему это ты делаешь такие выводы? - Не так важно, чем вызваны и чем являются мои выводы, суть одна: каждый раз, как у него не будет что-то получаться, от этого будут происходить разрушения разной степени силы и воздействия. - Мне, честно говоря, совсем не интересна эта тема. Я прослежу, чтобы он прекратил угрожать городу и только. Большего я не могу. Это была истинная правда: ему навязывали Джокера, словно он когда-либо давал повод решить, что для него это особая тема. Альфред стал еще чопорнее, устало глядя на своего упрямого воспитанника. - Ясно, сэр. И еще одно. Недавно в городе появился человек, с которым он старается не встречаться. Брюс, доведенный до ручки подобными разговорами, подзакатил глаза. - Тут полный штат тех, с кем я стараюсь не встречаться. Можно было еще успеть, и не сказать себе: кроме него. Джокер очнулся в старом дровяном сарае. Дезориентировано оглядевшись, он вспомнил, как вчера бухнулся здесь спать, разозленный ночными насекомыми, издававшими надоедливые звуки. Все, как прежде - укрылся небом, оброс травой. Смешно... Судя по полоске видимой ему ночи, очерченой силуэтами ситника и клевера, до утра оставалось не менее четырех часов, и он снова опустился на сырой бревенчатый пол, укладывая руки на груди. По щекам вдруг потек иллюзорный гной, и он униженно взвыл, словно жалкий детеныш какого-то паршивого животного. Он вдруг понял, что никому ничего не докажет. Влиять на действительность с помощью ножа он тоже устал, не в силах найти в этом прежнее утешение. Самоубийственный план по столкновению с Бэтменом все еще оставался единственным выходом. Он попытался уснуть, используя давно забытый способ: причинение себе боли большей, чем было необходимо окружающему миру. Ему приснилась рыжая старуха, отвечавшая за него в Луне, все такая же надоедливая и никчемная, как раньше. Он не смог вспомнить ее имени. - Хватит, Джун. Хватит, хватит. Никогда, Джун. Никогда. Он попятился от нее, нащупывая нож в рукаве, на обычном месте, но его не было. У него ничего не было ни в рукавах, ни в карманах, нигде больше ничего не было. Отличное описание текущего положения: беззубый, с содранными ногтями. К тому же он обнаружил, что снова на той кухне, где почти закончилась его жизнь... Нет? В той же клетке или на стоянке, где он сошел с ума. Было приятно видеть это место, чем бы оно ни было: память эта означала что-то, по-настоящему принадлежащее именно ему, не призрачное, не фальшивое. Он побрел вдоль кустов и белых оград, обычно так ненавистных ему, в сторону Рыбачьей Хижины из центрального парка Готэма - как она тут оказалась? Там его ждала только зависшая в воздухе белая керамическая плита, что-то вроде пьедестала. Одуряюще пахло индийской лавкой, чадящей благовониями. Он ловко вскочил на постамент, не особо рассчитывая на результат, но он закачался, бешеный, и ему пришлось держать равновесие - цилиндр, старый добрый трюк, похотливые взгляды, щелчки, за тонкой преградой стены двигается мясная махина конюшни. Это было большой ошибкой: он сразу понял, что ему тут сидеть и пытаться удержаться, пока кто-нибудь не пройдет мимо. А мимо никто никогда не пройдет.