Неудачная шутка

Джокер и правда был там. Аккуратное песчаное покрытие было истоптано, пару камней явно отпинали - его привычная элегантность. В игре, помимо самого психа и сэкитея (расположенного между прудом с карпами и беседкой) приняли участие неизвестно откуда взявшиеся: помятый бумажный стаканчик, неоновый мяч-прыгун и незнакомая черная трость, которая исполняла роль клюшки. Брюс подошел ближе и понял, что это не трость, а увесистая телескопическая дубинка. Занимающий все его мысли клоун заметил его приближение, взмахнул рукой и дубинка сложилась, исчезая в его рукаве. Чертов фокусник... - Джей... Джокер внимательно оглядел его, отерся горстью и пошел вперед, через траву, прямо по буддлеям: розовые кисти соцветий нежно гладили его брюки. Волнующее зрелище. - Бэтти? Они уставились друг на друга, не имея возможности прекратить эти глупости. Джокер вдруг закрыл себе рот ладонью и медленно провел ей вниз. Точно, снова слюна. Летний день неумолимо приближался к концу. Или сейчас вечер? Поднять руку и взглянуть на часы было совершенно невозможно. - Как твои раны? Но Джокер слишком долго был серьезен. - Мне скучно, давай ограбим зоопарк, мм? Угоним жирафа, например. Брюс моментально расслабился, забывая обо всем. - Что за? Зачем тебе... - В Иллинойсе нельзя удить рыбу, сидя на спине у жирафа. - Что? - Ты слышал. - Джокер? Джокер горестно вздохнул, и Бэтмен словно только вспомнил про реальность: про то, что у него есть на все свое мнение, что он не удивительное приложение к его безумию, не яркая кукла, не мираж. - Черт, Джей... Джокер попытался не засмеяться: так можно прорвать чужое приятное оцепенение. - Меня тут ничего не держит. - Да. Да, я понимаю. Но если я узнаю, что ты опять убиваешь, похищае... - Не будь таким доверчивым, мышара. Дели каждое мое слово надвое. Брюс дернулся, пытаясь выразить лицом нечто независимое: полупризнательное, полуравнодушное. - Джек... - Ага-а. Меня ищет один человек, поэтому я уезжаю из штата. - Вот как. Джокер, неприлично чему-то довольный, подмигнул ему и пошел в дом. Забрать вещи. Точно, тут же его сумка, давно, еще после Японии. Он не заметил, что Джокер меняет одежду. Сперва была зеленая рубашка, потом горчичная, с черным узором в виде пчелиных сот. Теперь голубая. Ясеневая роща за домом зашумела, напоминая ему о Дне Независимости. Все эти игры вдруг показались ему гадкими; на задворках разума заныло мимолетное предостережение инстинкта, тревожное и простое, и потухло, ненужное. У этого человека нет права на свободу; он слишком опасен и слишком много нажил врагов. Он сам так много должен узнать о нем... Брюс выпрямился и пошел запирать Джокера в подвале. Коридор портретов, любимое место Альфреда, всегда казался ему слишком мрачным, смехотворным, настоящим могильным камнем, то лицемерным, то печальным - любимый отец, добрая мать - но теперь он прошел по нему, ничего не замечая. Северное крыло, место добровольного заточения. Джокер переодевался. Брюс встал в проеме распахнутой двери, и следил как он ловко завязывает галстук - очередную странную, пеструю вещь с геометрическим рисунком. Кровать была разобрана, простыня примята его телом. Джокер подхватил свой пиджак, не глядя на него. - Ты что-то хотел? Все-таки поймаем жирафа? - ласково спросил он, кривляясь: Бэтмен делал именно то, к чему его принуждали невидимые стропы. - Никаких краж. - Ла-адно. У меня как раз есть четыреста тысяч на него, - легко согласился вороватый клоун, влезая в пиджак. - Даже останется еще полторы где-то. Подарю тебе на память, ищи место для него. В гараже не ставь, он там все обгадит. И жрут, кстати, эти твари немерено. Мм. Может, и правда, нахер жирафа. Брюс тяжело вздохнул, борясь с опускающимися плечами. - Боже, Джокер, откуда ты знаешь эти цены? - Работа такая. Он определенно чувствовал себя совершенно потерянным, а эти глупости из его кривого рта звучали очень правильно. - Останься тут, - он сказал это и скривился, ожидая бури. - Брю-юс... - Что? Джокер шагнул к нему, приподнимая брови, растягивая губы - почти животное, почти не в сознании - грубый способ вернуть ускользающее влияние, но зато стопроцентный. - Средняя школа графства Готэм. Четыре бомбы. Осталось пятнадцать минут! - просипел террорист, заставляя Брюса вздрогнуть: уважение для подлеца можно исключить? Применить к этому человеку нормальный подход, или и правда держать на цепи? Нетерпеливый злодей снова широко отерся ладонью, прищуриваясь: все рассчитывает что-то, чудовищная машина ерунды... В этот момент дикое желание, бушующее в Бэтмене каждый раз, как этот человек появляется в его поле зрения, подавлять стало невозможно. - Подойди ко мне, - насмешливо потребовал он. Джокер попытался скрыть предвкушающий блеск в глазах, надеясь только, что теперь все будет иначе. Что он не посмотрит на него, как на всех остальных. - Не-е. Зачем? Времени мало, Бэ-этмен... Как на одну из своих подстилок. - Да хватит тебе. Брюс сам шагнул вперед и замер, снова подло отдавая всю инициативу, и постарался не двигаться, словно встретил в лесу волка, пускай и игнорирующего его существование. - Крейн... - вкрадчиво попытался утвердить существование бомб растерянный злодей: любая угроза подобного вида плюс Бэтмен равно... Терпеть сразу стало тяжелее. - Крейн. Что Крейн, Джокер? - Сегодня облачно. Мрачно. Мне нравится. Брюс нахмурился, на деле наслаждаясь победой. Нужно было искать другой путь, если он хотел... Чего он, собственно, хотел? - Знаешь, чего бы я хотел? - вкрадчиво сказал он, нагло оглядывая худое, поджарое клоунское тело. Джокер пожалел, что успел надеть пиджак: его обдало жаром и желанием столь нестерпимым, что ему показалось, что он почувствовал его вкус на языке. - Не думаю, что хочу знать. Брюс вдруг улыбнулся, становясь разом далеким и недоступным. Джокер переступил с ноги на ногу, не подозревая, насколько сильно искажена реальность в его глазах. Он полагал, что это хитрость. Но было ли что-то прекраснее его внимания? Даже если он рисковал сломать этого удивительного черного рыцаря, все равно. - Правда? - Возможно. Они помрачнели, не желая снова рушить систему ценностей, невидимо опутывающую их подобно тонкой паутине, к тому же отяжеленной противовесами. Но покорность может обернуться презрением, даже ненавистью. Отчуждением. - Мне бы хотелось, - подлый герой сделал мерзкую паузу, проводя рукой по своим черным волосам, - узнать название твоего одеколона. Джокер захихикал, сраженный, но все еще пытающийся держать себя в руках. - Ты себя слышишь? Кого это интересует? - Меня. Он вдруг оказался сверху, Брюс допустил его туда. Но теперь он не знал, что с этим делать: не умел просчитать такое - откровенность, самоусмирение. - Я не пользуюсь. Только мыло. Пятьдесят центов за четыре куска. А знаешь, что меня интересует? Брюс выпрямился. - Что? - Что будет, если я сейчас опущусь пе... - Джокер. Хватит. Ты меня не понимаешь. - Неужели? Проверим? Эта идея была чертовски плохой. Но может он себе раз в жизни позволить... Что? Что позволить? Но не было возможности больше медлить и Брюс шагнул вперед. - Ты же знаешь, что не прав. Просто дай тебе помочь, оставь свои глупости. Ты сам... Он шагнул еще ближе, и не смог удержаться от влечения к нему даже на такой серьезной ноте: протянул руку, коснулся его плеча, словно подбадривая друга... Это смешно. У него не было друзей. Ни одного, уже много лет. Джокер молчал с непроницаемым лицом, словно не слышал его и ничего не чувствовал. Брюс улыбнулся: разумеется, он же психопат. Он не может, просто не способен. Это было не важно. - И я уважаю тебя. Ты мне... - он замялся - что он несет? Что он хотел сказать? Что он ему? - Можешь стать другом, верно? Только друзьям не пытаются насильно всунуть язык в рот. Разлизать шрамы, почувствовать вкус слюны, остро прогладить спину... Брюсу стало мерзко, его охватило множество чувств: жалость к себе и к нему, тяжелая, темная похоть; чистая, горячая радость... - Ты просто нечто, Брюс Уэйн. Я сейчас проглочу свою бритву! - вдруг заговорил Джокер, сам от себя не ожидавший сейчас очередной шутки: совершенно непонятный момент требовал активных подсчетов, а он развлекался, как дурак. - Удержи свои остроты в пристойном месте, и постарайся не сдыхать, ладно? - Ладно. Почти без проблем. Джокер снова отер губы, посмотрел куда-то в сторону и вдруг оказался рядом, оглядывая его кругом. - Мне нравилось, когда все было проще. Не могу вспомнить, почему я дал себя поймать. Запереть. Зачем? Глупость какая. Я мог бы расковыривать твои раны те два года. - Его глаза, бегающие по комнате, остановились и изучили реакцию на это неуместное признание. - Мог бы. - не стал отталкивать его Брюс, хотя не считал, что раньше было проще. - Энцефалит. Не могу много вспомнить. Почти ничего. Или все помню, и слишком хорошо, - Джокер тревожно задрожал. - Ты все еще болен... - Болен: у тебя есть моя карта, вот что за болезнь. Но это... Не могу вспомнить только про начало. Иногда помню место... Он вдруг замолк и расслабил плечи. Брюс уже понял, что и правда, кружение в вихре опасностей было бы для них идеальными условиями. Можно было приближаться - так остро - отдаляться, может даже они схватились бы на смерть? Всегда быть в этом состоянии: гнев, ненависть, небывалая близость, готовность причинить боль, готовность принять ее. Но такая жизнь закончится трагедией. Он представил себе какой-нибудь склад - вроде того рыбного, где он, затаившись, впитывал прикосновения его пальцев. Место, похожее на те, где он рискует жизнью просто потому, что это забавно. Джек, которого покидает жизнь - пуля в голову, бам! Самоубийственная шутка... Он приблизился к Джокеру, почти прижимаясь к его груди. Мысль о подчиненном положении полоснула, как лезвие, и если бы продлилась, то могла бы, наверное, оскопить его. Есть предел и для этого человека? Джокер чувствует то же самое? Ему так тяжело? Они были совсем рядом. Это было не слишком любезно с его стороны, но Брюс позволил ему уложить ладонь на свое бедро уже знакомым жестом, моментально входя в яростное возбуждение. Возвышенные мысли и низменные страхи испарились. Остановиться было не слишком легко и ладонь попала в плен, удерживаемая на том же месте. - О, такие нежные мальчики не должны подходить к незнакомым дядям, как ты думаешь? - невнятно усмехнулся Джокер, впервые невысоко оценивающий бурное развитие событий: выбранный прежде способ манипулирования этим человеком был слишком тревожным и болезненным. - Ты так не считаешь? - Мальчики, Джек, может и не должны, - жестко возразил Брюс, с удовольствием отмечая тень боли в расфокусированном медном взгляде: признак честности. - И мы знакомы. Еще как знакомы, весьма плотно, ты так не считаешь? Непонятый псих - в самых лучших намерениях, между прочим - нахмурился и попытался отнять руку. Лучшие намерения... Возможность проявить со-понимание? О сопереживании и сочувствии и речи быть не может, только соперничество и совокупление. Но он только кривое зеркало. - Послушай меня, Бэт, и поберегись, - против воли прохихикал Джокер, все еще сражающийся с самим собой за иллюзию достоинства. - Не хочу зачитывать тебе мой диагноз. - Так не зачитывай. - почти попросил Брюс. Понимание и принятие - разве не об этом он всегда мечтал? - Ладно, - лукаво прошептал человек, способный принять Бэтмена, но не торопящийся с этим; способный его понять, но не знающий об этом. - Я сейчас сдохну, Бэт. Просто тр... - Джокер! Ну уж нет. Брюс окончательно забылся - из искаженных губ вытекала слюна, как было не отвлечься - постарался еще не делать глупостей, но растер себе пах чужой горячей ладонью, так и пребывающей в его несдержанных руках. Джокер снова издевательски захихикал. Воспламененный Бэтмен не смутился, убрал руки, но только чтобы стать еще ближе. Нащупал застежки на его поясе, щелкнул ими... - Ты словно открываешь кейс с деньгами, - язвительно прокомментировал жаркие обязанности клоун, полыхая под одеждой гораздо больше, чем мог себе признаться. Брюс подался вперед, касаясь губами его левого уха и отстегивая подтяжки до конца. - Заткнись. Они упали на пол, и беспечный хозяин отшвырнул их ногой в сторону, словно стыдился их существования. - А если я не заткнусь? Пальцы стыдно властно проникли за пояс его брюк, высвобождая полы цветной рубашки. - Если ты не заткнешься, то все пропустишь. Брюс подавил порыв прижать его так, чтобы услышать привычный злой смех, развязал узел его пестрого галстука, позволил ему, словно экзотической змее, скользнуть на пол. Пока он болтает, можно следить за ним сколько хочешь, и ничего не существует, только этот человек. - Следи за собой, Брю-юс. Он и правда читает мысли? - Ты просто очень предсказуемый, - умело прочитал с лица Бэтмена Джокер, не удерживаясь от очередной нехитрой забавы. - Ты серьезно? - Нет. У тебя всегда есть, чем меня удивить, мастер. А уж у меня для тебя... А где твоя скучная удавка, мм? - Ненавижу, когда ты затягиваешь узел, - вдруг признался почти побежденный Брюс, поддерживая обсуждение важнейшего сейчас предмета мужского гардероба, и наклонился, чтобы прижаться сжатыми губами к оголенной клоунской шее - впечатляющий результат собственных стараний. И правда, он уже лишился своего галстука, к тому же Джокер отбрасывал в сторону его ремень. Он даже опустил глаза, не веря в волшебное перемещение предмета, и имел честь видеть, как ловкие пальцы расстегивают его брюки. - Мне нравится напоминать себе про виселицу, вот и затягиваю, - беспечно просмеялся совершенно точно нерадостный шутник, марионетка и кукла. Брюс подавил порыв зажать ему рот ладонью - первый признак надвигающейся беды. Джокер принялся за другие застежки, которые могли бы помешать им, пытаясь убедить себя, что у него все в порядке: агрессия не превышает допусков, отчаянье не обжигает горло поднимающейся горечью, неясные реакции не требуют внимательных, придирчивых расчетов... Он вздрогнул, когда нескромные ладони скользнули под его одежду, нетерпеливо огладили крестец, жарко закружили, разгоняя кровь по венам до вполне реактивных скоростей. - Я хотел бы поверить тебе по-настоящему, - прошептал Брюс, находящий подобное признание в данный момент необходимым. Он давно хотел сказать это, но не был уверен, какой реакции ему ожидать. Разумно: никакой. Все было слишком неторопливо, но нельзя было снова поспешить. Все испортить. Джокер уже закончил с пуговицами на его рубашке и странно смотрел исподлобья. - Могу сказать то же самое! - злобно выдал он сквозь зубы, угрюмо щурясь, снова отгораживаясь очередной странной маской. - Ах, как жаль, что ты меня не поймешь! И кто тут еще много болтает, мм? И опустил глаза, скидывая свои коричневые ботинки с секретом, недвусмысленно показывая желание продолжать. - Кто бы это мог быть? - поддакнул Брюс, вспыхивая, жадно оглядывая его бедра. - Эти твои противоречия... Последовал его примеру, но избавился не только от обуви, но и от пиджака и рубашки, стянул носки и майку. Не стоило терять последний оплот уверенности, и он остался в брюках, плавясь от внимательного темного взгляда. Торопясь уравняться в правах со своим странным наваждением, он не слишком вежливо избавил его от рубашки, поцеловал вожделенный, но запретный шрам, рассекающий белую щеку, нагло расстегнул фиолетовые брюки, слишком долго удерживая пальцы на белой коже лобка. Это была какая-то мания. Медленная гибель от удовольствия. И тут нетерпеливый герой совершил новую ошибку: принудил бледного злодея к особо влажному поцелую - жадный язык отлично ложился за щеку, на внутреннюю сторону левого шрама - снова нарушая нехитрое правило - не поминать Улыбку всуе. И так он смог в полной мере проследить, как его клоуна сотрясает гнев и отвращение; как он отворачивается в каком-то странном, печальном жесте, выставляет локоть. Верно, в его мире нет места искренности - как будто он сам не такой - очередная неудачная шутка... Он не смог пережить болезненное чувство, виновато поцеловал оголенное плечо прямо по следу от татуировки, стараясь не задумываться ни о чем, преступно медленно лишил его равновесия, опуская на постель, печально повторяя то, о чем хотел бы позабыть. Почти справился с предвкушением, обжигающим его фантомными звуками и образами, отстегивая с чужого запястья тяжелое тело часов, отмеченных знаком недоверия. Глядя на сгорбленную спину, он подумал, что никогда не обращал внимания на Джокера серьезно, каким бы абсурдом это не было. Скользнул рукой по его талии, стараясь не потревожить перевязку. Его приятная светлая внешность явно была ему мала: он поднимал плечи и брови, надевал страшные яркие маски, будто пытаясь указать на что-то другое, более важное. Брюс вдруг подумал, что он способен сам вставить нож себе в рот и разрезать щеки. Он уставился в его спину уже ошарашенно, и его серые глаза потемнели от внезапной догадки.