Неудачная шутка

Означенное здание торчало посреди "Адского Котла", незатейливое даже на фоне его крайне скупо оформленной архитектуры - невеликая по меркам себе подобных трехсекционная шкатулка из когда-то, видимо, строго-светлого, теперь - сырого, темного бетона с зелеными подтеками сырости, утыканная разнокалиберными вершинами (печная труба, краснокирпичная, вся в ржавых скобах ступеней, пара продувочных, пара рафинатных колонн). Вынесенный в свое время за пределы города, этот завод был в конце концов им, оживленно расширяющимся, все же проглочен. Не переваренный по ряду причин во что-то более уместное, вроде склада или молла, он был уничтожен непрерывно меняющейся экономикой и каким-то недостойным инцидентом еще до топливного кризиса, опечатан-описан примерно тогда же, и с тех пор закрыт и заброшен. Брюс вломился через проходную, не утруждая себя поиском лазеек. Зачем? Он ждет. Он шел, медленно закипая, хотя дал себе слово не показывать ему больше никаких эмоций. Как долго он продержался! Зачем он вообще держался, глупец?.. Сколько его тонких масок он знал? Анархист, дикарь-охотник, безумец и гений, чертов козырь, повешенный, животное... Человек? Валет: любовник. Под ботинком терлась сухая грязь и мелкое кафельное крошево, шаги отдавались эхом от пустых коридоров. - Об этом месте у нас есть полное представление: до середины пятидесятых все это принадлежало семье вашей матушки, - тускло нудело в динамике сопровождение. - Я вышлю подробный план, а так же первоначальные чертежи и макеты нереализованной перестройки на всякий случай. Во избежание неприятных сюрпризов, сэр. Брюс повел плечами, не заботясь о том, что собеседник не мог этого видеть. Он не желал слушать, не желал ни с кем говорить, и никогда не утверждал, что знает Готэм лучше других. - Основными продуктами местного производства были хлорорганический растворитель, соляная кислота, удобрения и пестициды, - разболтался Альфред. - Официально. В шестьдесят восьмом здесь нелегально выпускалось столько сырья для изготовления фенамина, что эта информация была почти общеизвестна. Отходы практически не скрывались, что привело к... - Хватит, - шепотом буркнул Брюс, кривясь, потому что скрываться не желал, и тот послушно замолчал. Давно пора было выкупить землю и снести все это к чертям собачьим, но штат, заполучив ее после ареста подставного владельца, продавать не спешил, предпочитая лучше сгноить в бюрократических лабиринтах. Вопреки ожиданиям, внутри пахло в основном только затхлостью, и лишь немного чем-то кислым, уксусным, чем-то гнилым, стухшим, и совсем уж легко, еле заметно - селитрой. Он прошел по остовам лестниц на основной этаж, сквозь лес из железа перегородок и чугуна труб, огибая обломки паллет, межсекционных дверей, мусорные горы и сухие кучи-наносы из серо-черной грязи. Сбоку гулко глотнуло в вентиляции, невдалеке громыхнула решетка под чьими-то ногами. Не меньше двадцати человек. Первая тройка снялась легче легкого - он просто зашел за спины, вырубая их еще до того, как они поняли что что-то не так. Это было почти, как раньше - в темноте, среди подонков, он упражнялся в раздаче хуков, в захватах и удушениях. Он мог бы выйти против всех, даже хотел этого, но почему-то крутился, стараясь и успевая закончить до того, как кто-то сможет начать созыв. Уложив где-то дюжину, он прокололся, устроив гонг из лба здоровяка с бейсбольной битой и на вид прочного бака-ферментера - тот оказался тонкостенен, истлевший, и застонал от удара ощутимым в опустелом помещении баритоном. В него тотчас же стали стрелять, и это вылилось в спасение этого вырубленного беззаконника, рискующего получить шальную или рикошетную пулю. Оружие Брюс по привычке разбирал, изымая ключевые части. Довольно опытные, но несколько тиражированны, к тому же, оснащены в среднем одним огнестрелом на пятерых - это могло бы показаться неуместным, зная высокий клоунский стандарт, но, учитывая его нынешнюю позицию вне всякого закона (и людского, и преступного), удивительного в этом было немного. В самом деле, лучше со всем разобраться сейчас - после шоу фальшивой семьи с Эдди во главе и взрывчаткой в виде главного блюда, после всех его посещений, его носа, сунутого везде со сверхценным мнением, после Крока и шороха в Подземье, после мертвецов, по буквам шепчущих его тайное имя... Они должны были столкнуться снова - должны были поделить таинственного врага. Как им было это осуществить? Тот насолил обоим - и они оба имели противоположные представления о том, какое наказание за это ему назначить. Подходящая пора, чтобы свести счеты, удобная платформа для этого. Едва, но сдержанное обещание смотреть только друг на друга, невозможность дать очередное - подчиниться. Вот только он предпочитал прямые столкновения, Джокер - всю эту мутную воду, которая, как всегда, должна была проучить его чем-нибудь. Он был удивлен, что это случилось так не скоро - каждый день он ждал вызова, не умея поверить, что ночи бывают такими теплыми. Пулеметы, токсины, прыжки из окна, заминированные проходы, Пугало, так умело усмиренное его стременем, его ухватистость, лукавая податливость, равнодушие, прикладная жестокость... Он вышел в зал, похоже, предназначенный для инструктажей, все еще не успокоившийся, мрачный и осуждающий себя за глупость. Там происходило нечто скандально непрогнозированное. Он притаился за углом, нахмуриваясь на неясную, растворенную в прозрачную серую кляксу тень в муаре теневых же кружев, отраженную черным гигантом в конструкторе полуразобранной стены. Свет дрожал, густо-желтый - открытый огонь, его ни с чем не спутать. Тянуло душистым гостиничным ароматизатором, похожим на те, которые обычно применяют в фойе гостиниц при казино - "Мохито" или "Барбадос", не имеющих, между тем, ни с коктейлем, ни с Карибским морем ничего общего. Кто-то выстукивал ногой популярную на радио мелодию в шлепанье подошвы и хрусте песка. Он сдвинулся на пару метров в сторону, и увидел - действительно, свечи (красные и бежевые, самые простые), расставлены по периметру. Рядом вянут охапки алых и чайных роз в магазинных корзинах - дурдом, полный дурдом. Нэштон бы оценил. Совсем свихнулся, растерял остатки мозгов... Центром происходящего был, конечно, председательский помост (какой организатор мог проигнорировать очевидность этого места?) - там, состряпанное из ящиков и тряпья, укрытое криво провешенным кружевным пологом, находилось ложе, устеленное бордовым бархатным отрезом. Его мягкий край спускался, измятый, неряшливо брошенный, обнажая скучное коричневое ребро пластикового фасовочного ящика. Привычный хаос, ужасный бардак. Но на этой импровизированной кровати сидел человек - и это был совсем не тот, кого он так высматривал: рост, общий силуэт - женщина. Его сообщница? Он вдруг понял, что там еще кто-то есть - накрыт вместе с ней занавесом. Наушник благоразумно помалкивал, не желая его злить. - О, это любопытный экземпляр! - смешливо оценили его с пьедестала. - Спасибо, что убрал соглядатаев, мужик. Не хотелось бы и правда с ним делиться. Ее голос, певучий и звонкий, звучал очень молодо. Брюсу показалось, что эти слова подготовлены заранее. Вполне возможно, да и он себе доверял... если не учитывать огромное фиолетовое слепое пятно, засидевшее ему обзор. Джокер. Собрал труппу! Как она может им пригодиться? Что он такое придумал? Можно было послушно снести заслуженный удар в выставленный доверчиво живот, неприкрытую спину - но не так. - Там ведь нет никакой девы в беде, верно? - мнительно разволновался динамик. - Нда, ничего такой, - тихо раздалось откуда-то слева. За ним следили глаза, укрытые по углам. Сколько их тут еще? По какой причине они не накинулись на него все вместе, когда он, не желающий аккуратности, выдал себя? Брюс повернулся в сторону звука, рассматривая пустую темную область - очертания обтрепанных раскладных стола и стульев, выступающих грязно-белым, приметным в темноте каркасом. - Да, да... - еще голос, на этот раз хриплый, но все равно высокий. Всего три женщины. Какой во всем этом смысл? - Ничего, он ничего. Еще одна? Четыре. - Хватит, - отрезала та, что была на виду. - Он посмел закрыть моего Пончика в психушке. - Да! Закрыл его! - И нет вкуса: черное? - И чувства юмора! Брюс, с унынием обозревающий перспективу вступать в бой с женщинами, сразу же перестал понимать, что происходит, стоило им только загалдеть, словно стае диких, крикливых птиц. - Где Джокер? - нетерпеливо спросил он, пристально глядя на возвышение - не потому, что других видеть не мог, а определив заправилу. - Он должен быть тут. Что с ним? Мужчины подчинялись ей, и он от них избавился. Достаточно ли будет устранить ее, чтобы не иметь дела с остальными женщинами? Он бы этого... дела иметь с ними не хотел. Ее чулки, впивающиеся в идеальную мякоть бедер (один - полосатый, другой - усыпан звездами), заняли его на преступные несколько секунд дольше нужного. Он объяснил это себе очертаниями скрытой кобуры, угадываемыми под ее юбкой. - Ты опоздал, - не став ничего отрицать, отозвалась она, привставая, чтобы пригладить одежду и подвязать-прибрать спутанные волосы в что-то высокое, яркое, вроде красно-синего конского хвоста. Ткань-завеса двинулась, красиво облегая ее изгибы, сползла, обнажая ее наконец всю, и Брюс вдруг подумал, что это и есть Алый: небольшое, легкое тело, и этот цвет... Нет, не так. Это была дама, червовая дама. Он все неправильно понял... Должно быть. Не так важно. Она наконец - не без заминки - выбралась из-за полога, почти обрушая его, и первое, что проявилось в теплом освещении без этой красной цензуры, было ее красивое лицо, заспанное, будто он и впрямь пришел не вовремя. Был сонный час - выстрелы и шум борьбы не пробудили ее и свиту своевременно, и Брюс знал, почему - настроенные на местное недоосвещение приборы открыли ему следы прошлого праздника - пустые винные бутылки, остатки варева на столешнице, усыпанной объедками и смятой упаковкой Тако Белл прямо поверх разложенной будто для гадания карточной колоды. Он призадумался, но не смог опознать ее среди когда-либо виденных в живую или в картотеках - натуральная блондинка, не старше двадцати пяти лет, голубоглазая, с правильными, даже слишком, чертами лица. Красива, без шуток идеальная до тех степеней, когда речь уже идет о неприметности. Эти изгибы и правда были хороши - почти золотое сечение длины ног, узости талии, и полного-третьего размера груди. - Рыцарь беспокоится? - Белый рыцарь! - Нет, черный рыцарь, - застрекотали остальные преступницы, и он наконец заметил их по-настоящему. Ужасно театрально - семеня, шаркая, твердо, пружинисто шагая, самодовольно сияя, работая локтями, они выдвинулись из разных углов (откуда-то из коридора; из каморки-кабинета неподалеку; из темноты), эти три взбудораженные побудкой женщины. Сперва долговязая шатенка в бледно-желтом комбинезоне, занявшая однозначный пост подле хозяйки, следом, в коротком голубом платьишке - ребенок? Нет, карлица. Он был небезупречен, некорректный: маленькая женщина... маленький человек - заняла свое место у изножья не-постели. Последней выползла сенсационно разряженная (фальшивый розовый шелк, золотые перстни, жемчуга, синтетический шиньон, шлепающие по замусоренному полу одноразовые шлепанцы) дебелая рыжуха неопределенного возраста, воссела за стол, без предисловий принимаясь угощаться из засаленного соусом полосатого пакета остатками начос так, будто ничего особенного не происходило. Он не привык презирать женщин. За что ему все это? Особенное испытание. Абсурдная ночь, он окружен оскаленными ртами. Смешно, им это всем кажется смешным - хотя бы ломать крылья ангелам своими маленькими, малосильными, созданными для нежности руками. - Мои подружки, - представила их лидерша, добывая откуда-то с видом опытной фокусницы пластиковый короб-салфетницу из тех, какими обычно оснащают комнаты в сносных отелях. - Девочки, представьтесь. - Роза, - приветливо помахала развернутой ладонью любительница чипсов. - Ирис... - нехотя назвалась высокая. - Лилия! - злобно выплюнула маленькая. Брюс еще никогда не был так близок к чему-нибудь очень неоправданному, даже когда имел дело с Джокером в худших его состояниях. А ведь когда-то он всерьез размышлял, что было бы, если бы этот человек обделывал бы дела не так конкретно и мрачно... - Мастер, держите себя в руках, - несколько испуганно одернул его динамик - Альфред всегда угадывал его порывы. - Что бы вы сейчас не сделали, вы об этом пожалеете. - И я, Коломбина, можешь звать меня так! - кивнула ему ужасная красавица, скрещивая вытянутые ноги, и вся погрузилась в добычу бумаги, набирая ее объемную, внушительную кипу. Все это проделывалось одной рукой, другая лежала на потертом Вальтере, прямо демонстрируемом ему, в отличие от всех остальных единиц вооружения, уже замеченных или потенциальных в их распоряжении. - Ты спецназовец или что? - удивилась она, понизу оглядывая его. - Ты - чудак. Ее рот, густо накрашенный темно-алым, казался смутным, будто смазанным. - Бэтмен, Харлин, - пряча руки за спину, услужливо объявила Ирис. - Это - Бэтмен. Ты опять пропустила домашнее задание, милая? Харлин-Коломбина закивала так, будто все про него поняла. Весь облик этой девушки кричал о принадлежности этому чертову клоуну - набеленное лицо, вычерненные веки, даже если ее грим был скорее похож на излишне театрализированный, но вечерний макияж. Он видел много имитаторов, но в этот раз и речи об этом не шло: уместно ли было ей демонстрировать подобную верность - теперь, когда столько ножей и пистолетов было направлено из темноты Готэма на этого свергнутого принца? Вряд ли она так глупа. Он - ее покровитель? С ним ей ничего не страшно. Она неловко потянулась, и тюль пал вниз, пыльно сваливаясь на ее спутника, прикрывая его полностью, слоисто и плотно. Негромко охнув, она бросилась возиться с этой тряпкой, равнодушная к тому, что по ее душу ждет слишком крупного для нее калибра противник. Все это не имело значения. Он узнал сразу, но не давал себе отвлечься. Это тело, якобы спящее с ней рядом - вряд ли он мог не узнать его... Ему это кажется смешным. Когда он упускал возможность позубоскалить? Правда, теперь он и не двинулся. Брюс насупился, осторожно выбирая точку, от которой можно было начать расчет действий. Она закончила, и обзор стал относительно сносным. Открывшаяся картина поразила его. Джокер был связан - запястья прочно утянуты чем-то черным и блестящим, вроде тонкого люрексового упаковочного шпагата. Спереди - как наивно, если знать его лучше... Но это тоже может быть ошибкой - такой ниткой его не удержать, просто смехотворные, эти путы формальны? Его вообще не удержать, неукротимого, хитрого, скользкого. Он без сознания? Или это очередная проделка? Не исключено: он обожает иносказания. Опрокинутый на спину, нахально, криво, закрыто улыбающийся, расслабленный, он оставался недвижим, избавленный и от жилета, и от пиджака. Тот нашелся поодаль - сброшенный с пьедестала унылой тряпкой, он собирал грязь среди обломков кирпича в окружении разноцветных леденцов, похоже, просыпанных из карманов. - Что с ним? - повторил Брюс, смятенный, озадаченный - не мог предположить условий, в которых чертов клоун дал бы себя захватить. Харлин не отреагировала, возмущенно избавляясь от ткани окончательно с таким видом, будто та разочаровала ее, не выполнив какой-то важной функции. Белила со стороны правого шрама смыты, будто Джокер пил лежа и пролил большую часть. Приставленная его умелыми пальцами силиконовая накладка исчезла, обнажила рубец почти неприлично интимно. Вторая была на месте - он не снимал их сам, иначе и она бы не уцелела. Под месивом грима не видно кожи, но стертая краска обнажает удивительно белые губы. За подсказку это не сходило, и Брюс помрачнел сильнее - телесная подложка, он сам был свидетелем ее нанесения. - Безоружен, и правда - безоружен... - поразилась Харлин, присвистывая, и принялась, помахивая для баланса в воздухе пистолетом, отирать текущую по взрезанным щекам слюну, превращая скатанно-белую штукатурку маски в нечто вовсе отвратное. - Что у тебя за прикид? Выглядит глупо. Тоже был на вечеринке? Ах, мой сытный батончик любит окружать себя фриками! Риторический вопрос... батончик? сытный... что? Брюс увидел, что она, разбросав использованные салфетки, полезла в карман фиолетовых брюк, и оторопел. - Мой принц! - переполненная неподдельным восторгом, представила она еще одно действующее лицо, с преувеличенной аккуратностью поворачивая этому лицу голову, чтобы слюна текла в нужном направлении. - Джун Мун. Та-да! - она плавно, словно одергивая себя, наклонилась, осторожно прикладываясь к по-лягушачьи раззявленному мокрому рту Джокера в самый его уголок. - Хотите кусочек? - искренне хихикая, поддразнила она публику, разорвав поцелуй. - А нельзя. Нельзя. Брюс перед ними и правда был безоружнее обычного: женщины, с огнестрелом, этот спектакль... Безальтернативно связывающий его по рукам и ногам заложник - большой артист, не имеющий больше своего острого языка. Ботинок, между тем, этот артист лишился тоже, тех нигде не было видно, и в полумрак светило прохудившимися на пятках и носках зелено-желтыми гольфами. Это показалось вдруг особенно тревожным. Он действительно без сознания? Убить его определенно не пытались... Не пытались же? Она знает его особое имя, он ценен для нее. Он был обманут? Какая чушь. Сдаться показалось ему допустимым? Так и было, для каких-то целей. Для каких? Снотворное? Хлороформ? Шокер? Скорее первое. Оснований думать так, правда, кроме статистики, нет... Женщины же почти всегда используют яд? Вот только был один нюанс - его доказанная, хоть и не вполне объяснимая стойкость к отравляющим веществам: сон под дурманом для него обречен на кратковременность. Яд, путы, сомнения - все, что к этому человеку не прикладывается. Отсыхает, отваливается, побежденное его влажной, кислотной, сырой плотью. - Мы думали, не сможем его поймать. А он даже никого не убил! - внезапно разоткровенничалась Роза, и получила за это убийственный взгляд от Лилии, которая преданно поискала взглядом Харлин, тщась привлечь ее внимание. - Я слышала, у вас союз? Это чушь, я не одобряю, - та казалась разочарованной, будто не хотела представать осведомленнее определенного нижнего уровня. - Бубличек наверняка использовал тебя. Неудачно. Перешел дорогу кое-кому очень влиятельному. Но он это не специально! Мы вместе выросли, - безотрывно рассматривающая Джокера, она тоже заметила, как мало цвета осталось от его рта, поэтому, добыв пальцем с своей нижней губы побольше помады, принялась закрашивать ему бледное. - Ух, как я была... как я влюблена. Он сказал тогда... Как это говорят? Она была укутана в безразмерный гостиничный халат, в обход рукавов просто небрежно наброшенный на плечи - нежно-персиковый, белоокантованный в стиле шестидесятых, пушистый, явно ворованный. Точно такой же, бирюзовый, еще не распакованный, ждал возле вялого клоунского бедра. - Как кошка, милочка, - встрепенулась Ирис, вытягиваясь по струнке. - Только это, по-моему, ничего хорошего не означает. - У нас на двоих была одна... Луна, - сентиментально жмурясь, сообщила Харлин, пропустив ее слова мимо ушей. - Он бывает жесток. Вредничает. Ему было шестнадцать, когда он вот так же уперся. Мы накануне, разве что, все с ним чуточку повздорили. Правила, которые он установил... Он был упрям, несмотря на все... ох, как это? - обратилась она за поддержкой зала, и тут же сама уточнила. - Рычаги. Ушел. Ни на минутку не остался. Знаете, такое лицо, - она показала что-то вроде самоуверенного одиночки, но с изъяном старой черепахи (отупелые глаза, обращенные куда-то вверх, закинутая назад голова, поднятые плечи так, что почти не осталось шеи... очень злая пародия, очень меткая), - проснулся? И все, все. Брюс замер, с холодным интересом оглядывая доказательство того, о чем уже и без того составил мнение. Еще один человек из прошлого. Не значит ли это, что будут другие? Не значит ли это, что источник всего хранится там, за заслоном пятнадцати лет, почти в другом мире? Как-то надуманно? Не стоит сочинять там, где можно приложить рулетку - искомый человек знаком с Уэйлоном, через него он с большой вероятностью и связался с ней. Случайность... Связь с Луной ключевых фигурантов творящегося хаоса никак не могла показаться ему слегка... вызывающе неестественной. Джокер, единственная причина всему. Все это - часть его огромного замысла. Почему нет? Все люди, что вокруг него - просто его статисты. Заезженная мысль, но в постоянстве появления оттого - тем более достойная изучения. Сколько он уже так лежит? Не притворяется? Опоздал, верно. Следовательно, туман скоро покинет это тело. Уже покинул, быть может, и он сейчас, удобно устроясь в этой помойке, наслаждается этой пропущенной пьесой. - Вызволять его... много чести... - заворчала Лилия себе под нос, под деланной заниженностью голоса безуспешно пряча подобострастность, и расслышать ее было нелегко даже со спецприборами. Харлин остановилась, хмурясь, будто не могла определить, что ее теперь смутило. - Ох, Лилли! Я так рассержусь, - пожурила она ее, нахмуривая свои идеальные бровки. - Наследство такая мелочь! Ты совсем не знаешь его. Джун ничего не хочет. Джун - ничего. Знали бы вы, как это страшно. Он... - Хуже, - высказался Брюс, привычно не к месту обнаруживая, что переполнен отвращением до точки, до краев. Найденный зазор раздора не обрадовал его, не самый прикладной для таких, как он; пусть косвенное и ненадежное, но подтверждение скрытых клоунских мотивов, против всех ожиданий, не задело его. - Он - хуже. Только разве вам его судить? Ее тяжелые черные ботинки на высоком толстом каблуке на этом ублюдочном ложе около того, кому обувь сейчас была не нужна или не положена, разозлили его до дрожи. Это была угроза, какое бы основание в ней бы не лежало. Ему угрожали Джокером, этого он стерпеть не мог. Но палец она всегда держала на спусковом крючке - глупая привычка, тревожная. Вынуждающая его к осторожности. - Он говорит о насилии над женщиной, - выступила в роли переводчицы с геройского Роза, когда эти нетерпеливые слова вызвали всеобщее недоумение. - Добрый рыцарь, благородный, - похвалила она его, отправляя в его сторону воздушный поцелуй. - Лучше было бы насилие над мужчиной? - плотоядно восхитилась Харлин. - Ты реально странный! - С мужчинами нелегко иметь дело, - сфилософтвовала Ирис. - Куда проще работать с пьяной студенткой, - она подмигнула, но в сторону, не скрыв опасливости, сквозящей через этот жест. - Ну, я не сука, рыцарь. Кое-кто сказал, что это самое годное приглашение для тебя. Сказал, что без этого ты не придешь. Не самая лучшая встреча, но ты необходим, чтобы вычистить тут все. - Кто? Кто он? Кто вас нанял? - жадно заторопился Брюс, опаздывая. Они сами... чего ждут? Что им нужно? Почему они, полагая, что он в состоянии "вычистить тут все", не берут в расчет себя, он... мог предположить. Это были тревожные догадки. - Нанял, скажешь тоже. Он... Кто он? О, это что-то... Пару месяцев назад меня пригласили... ну тут, в кабак, - охотно расчирикалась Харлин, - я бы приехала сюда раньше, но Пончик мне запретил, глупенький, думает, что может мне что-то запретить... Было темно, сверкающе, угощение было улетным. Даже так этот человек сперва разочаровал меня, но когда я узнала, кто он... Ох, - она явственно порозовела, прикладывая тыльные стороны ладоней к щекам, будто хотела остудить их. - Кто он? Драгоценность. Это слишком мило... Но Джуна он не получит. Алый, это о нем? Алый - драгоценен? Харлин угадала его мысли. Она знала, что наболтала лишнего, и разгорячилась так, будто ее к этому вынудили. - Смерть, рыцарь, хоть сейчас абсолютно не до тебя, - снова вступила она, отстраненно выговаривая слова, растягивая их на техасский манер не скрываясь - то ли до крайности самоуверенная, то ли столь же беспечная. - Может, свалишь, а? Что там с машиной у нас? - Сваливай! - просмеялась Лилия. - Мы тебя отпускаем, - торжественно улыбнулась флегматичная Роза. - С какой такой машиной, звездочка? - занервничала приземленная Ирис. Брюс только кисло скорчился - был уже научен ждать до конца действия, ждать подвоха. Что-то не сходилось. Провокатор, заплативший им, не мог быть тем, кто научил их этому извращенному варианту бэт-сигнала. Их двое? Один был нацелен на Джокера; другому это направление было невыгодно. Недостаточно информации. Все это напоминало, скорее, не противоборство планов, а запутанную игру. В игры в этом городе обычно играли в одиночку - все партнеры были жертвами. - Кто тебя нанял? - грозно выдал он наконец, обращаясь только к зачинщице бедлама. Выбирая между эмоциями и практичностью последнюю, он мог только надеяться не пожалеть об этом решении. Он знал, что она не ответит, но еще одна подсказка была бы не лишней. - На чем мы приехали? - задалась она вопросом, не замечая его, и принялась тщательно поправлять клоунские подтяжки рукой со взведенным оружием. - Не помню. Для Плюшечки надо что-нибудь приличное. Как насчет той белой, с золотой полоской? Где мы ее оставили? - Мы разбили ее пару дней назад, - рассеянно отрапортовала Ирис, морща лоб, будто была расстроена. - Не двигайся, - бдительно прикрикнула она в сторону Брюса, когда ей показалось, что он готов рвануть. - Результат тебе не понравится. - Не уверен, что нет, - прерывисто вздохнул он, свирепея до кровожадности. - Выходит, отпускаете меня? - Предлагаем мировую, - объяснили ему от стола. - Чтобы все остались довольны. Почти все. - Этот ублюдочный город вредит моему сладенькому, - неожиданно вскричала Харлин, нализывая губы. - Ты ему вредишь. Но я не жадная, нет. Предлагаю тебе поделить добычу. Брюс моргнул, прогоняя неприятное чувство узнавания. - Я стал вашим сообщником? - добродушно восхитился он, не разрешая себе ничего сверх назначенного. - Я твоих херней не понимаю, - грубовато отбрила его Харлин. - Ты не будешь делать мне мозги и свалишь отсюда. Взамен забирай свою жизнь. Как тебе? Она стала изъясняться очень просто, упрощенно, используя какой-то неведомый ему сленг - чуть ли не собственного изготовления. - Давайте поконкретнее. Мы заключаем сделку, верно? - уточнил он. - Я для вас убрал... стражу, вы сказали. Взамен я получу возможность уйти отсюда невредимым? - Верно, - деловито обрадовалась Ирис. - Такова общая идея, да. Ты какой-то туповатый. - Верно! - выкрикнул кто-то. - Верно, - надменно влился он в унисон, угрожающе наставляя на них палец. - Вот только я не уйду. Не уйду, пока вы не окажетесь за решеткой. Но прекрасная клоунесса ничего не боялась. Она резво вскочила с места, потягиваясь - вместе с ней подпрыгнула коротенькая красная юбка, ее цветные волосы, упругая грудь, едва удерживаемая натуженными пуговицами клетчатой ковбойки. Эта рубашка, с пуговицами на правую сторону, слишком узкая, скроенная будто на мальчика-подростка, к тому же, устарелого фасона, истертая на сгибах и у швов - чужая одежда, одежда прошлого. Халатик свалился наземь, демонстрируя ее ворсисто-пеструю, чересчур теплую для нынешней влажной и жаркой погоды ткань, и Харлин равнодушно отопнула его в сторону. - Почему, Кропси? - сдерживая смех, засюсюкала она. - Его же ты отпускал. Не пытался его закопать. Не смог и сдался? Но уже все, готово. Сейчас-то чего? Сейчас - в чем разница? Сейчас - почему? Брюс даже удивился собственному равнодушию: с некоторых пор призраки кладбища у безмолвного ложа Джокера должны были сильно разозлить его. Он не признался бы даже себе, что это была бы скорее паника. Как парадоксально все повернуты на нем. Ладно эта красотка, то ли и правда двинутая напрочь, то ли просто имитирующая безумие, чтобы попадать в парный образ, ладно Альфред со своими хлопотами, или Крейн, даже Уэйлон. Странно, это было странно, но успокаивало - он не один такой, крутиться вокруг сраного клоуна нынче модно. Смотреть в его сторону, не отрываясь - нормально. Допускать, что... - Я - легавая. Гончая, - рискнул он попозориться, делая полшага назад. Хлынул смех, но не его. Он остался неподвижен - Джокер не дернулся, не двинулся, и Брюс ощутил уже знакомую тоску: так близко, но не добраться. Не достигнуть, не дотянуться, как ни старайся. Обычное дело - он приходит сам, нападает, ластится, многообещающе предлагает выход, указывает на лазейку своим привычным небрежным жестом... но любая попытка воспользоваться ей обращается невыносимым выбором. Женщины смеялись еще какое-то время, но как-то равнодушно. Все взгляды неминуемо возвращались к подмосткам: даже отсутствуя, Джокер без труда владел вниманием публики. - Почему он все еще без сознания, что с ним? - повторил Брюс, не успевая прикрыть себе рот - не имело значения, как дискомфортно ему было, никто этого про него знать был не должен. Харлин выдвинула в его сторону плечо, выставила ножку. Он не старался, отвлеченный слишком многим, но расшатать ее смог достаточно. - Ну как почему, глупышка, - она подняла вверх указательный палец с острым ноготком, покрытым вишневым лаком, - потому что мы ему кое-что вкололи. Брюс кивнул. Это он и сам уже понял. На такое не стоило тратиться. - Если ты хоть что-то знаешь о нем, - нажал он удрученно, шагая еще немного назад, - то должна понимать, что его толерантность ко всем общим... Договорить ему не дал новый взрыв смеха. Предводительница звучала в нем громче других. - Мы уедем... - она замялась, изящно выгибая спину. - В ночь, - пришла ей на помощь Ирис. - Да, в ночь. В Голливуд, - нашлась она. - Мы будем так счастливы. Наконец вместе. Ему надо отдохнуть. Он никогда, никогда не отдыхает. - Так счастливы! - загудела свита. - А тебе смерть, герой! - Гнить тебе в земле, - в качестве личного пожелания припечатала его Лилия. - Сейчас август... - ввернула романтичная Роза. - Звезды видно... Самоцветы... Харлин закашлялась на вдохе, возмущенная. - К черту самоцветы! - весело воскликнула она, ступая прямо и неосторожно. - Ты просто дура. Какие камни: Он здесь! Воздушные шары, тюль, много цветов, ленты, бумажные фонарики, гирлянды... - начала перечислять она, постукивая носком ботинка, будто стеснительная школьница. - Или свечи. Снова свечи? Это уже было. Нет, дядя Ронни боится огня. Гирлянды, решено. Будет рутбир. Он его любит. А я люблю его. С пяти лет. И это - взаимно, - она поиграла бровями. - Кружева вместо салфеток, - продолжила она, похоже, совсем отрываясь от реальности, - бочка с яблоками и такие, знаете, маленькие бутерброды... - Харли! Букет! - спохватилась одна из ужасной свиты - непонятно, кто, различить их было сложно. - Букет. Как без него? Актуальная фрезия, - не потерялась предусмотрительная Харлин. - Я все про вас знаю, засранки. Кое-кто хочет поймать его, да? Разозлил, - нелогично вернулась она к брошенной мысли. - Из-за тебя, - осудила она Брюса. - Какого черта все это с ним происходит? Из-за тебя. Какого хрена? Разве так сойдет? Нет, это никуда не годится. Разве не лучше ему будет уехать со мной? Там нас никто не найдет! Эти мудаки... Мы будем свободны. Он будет в безопасности. Брюс с тревогой осознал, что прислушивается к ней. - Этот урод прилип к нему сам, сто процентов, - Ирис замахнулась на него обвиняюще, и он увидел, что на ее ведущей руке нет кисти. Та убралась так же быстро, как появилась, но он уже знал. Не протез, не совсем. Крюк? - Ты их набрала для него, - понял он вслух, не сдерживаясь. - Как в коллекцию, боже... Он сразу пожалел об этом: замешательство, сбившее яркий ритм этого ублюдочного карнавала, помочь ему ничем не могло, только сжирало секунды. - Следи за своим гадким ртом, - зашипела на него Лилия после паузы. - Мужик в маскарадном костюме. Мы свои снимем сегодня, а ты останешься в нем, пока не словишь пулю! - Ну-ну, ладно вам, не перегибайте, - подобрела Харлин, довольная, что ее старания заметили, тратя, тратя, тратя драгоценное время. - Кстати, напомните, почему мы не можем просто шлепнуть его? Брюс не заинтересовался - чего бы таинственный владелец секрета его имени ни добивался, просто смерть его бы не удовлетворила, это было очевидно с самого начала. - Нам платили не за это, - сухо пояснила Ирис, по-видимому, выполняющая роль придворного секретаря. Как важничает эта правая рука. Джек обязательно пошутил бы что-то в этом роде... Если бы был здесь полностью. Почему он еще не здесь? - Потому что не сможете, - предложил Брюс свой вариант, разрешая себе стиснуть челюсть. - Ты отсюда уйдешь только в наручниках. Не хочу делать вам больно, - честно предупредил он вдобавок. - Сдавайтесь. Отойди от него. Почему он еще не очнулся? Защелкали каблуки, Харлин приблизилась к нему - еще немного, но недостаточно. - Нам надо расписаться побыстрее, - подытожила она, издав несколько равнодушных смешков за общую компанию. - Решено, едем в Вегас. Брюс выдохнул. Он и забыл уже, как несносен может быть этап обострения у душевнобольного. Не касаясь Джека, разумеется. Он - совсем другое дело... - Что вы вкололи? Куда? В какое именно место? - упорно нажал он, накидывая взглядом траекторию до выхода. Он не мог не спросить, он был вынужден сделать это, как был вынужден транжирить, даже выйдя в сильный минус - если он не будет знать хотя бы приблизительно, как можно будет... спасти его... Сколько он уже тут? Слишком долго. С момента, как он понял, что надо поторопиться, уже прошло больше пяти минут. - Транквилизатор, - через небольшую паузу ответила Роза, когда ее товарки отвлеклись на бурное, но невнятное обсуждение параметров пленника с помощью стыдливо наброшенных поверх жестов и придушенных междометий. - Наверное, можно так сказать. Можешь так считать. Брюс мимоходом взглянул на нее, ища проблески совести, но лицо ее было безмятежным. - Для лошадей всадили, - добавила она невнятно из-за пальца, который запустила к десне под верхней губой. - То есть для коней... Женщины прыснули новым смехом, жестокие и легкомысленные. Уже ничего не понимая, Брюс стиснул зубы, тревожно оглядывая возвышение. Он так потратился, так переплатил... Банкрот, он был сейчас нищим. Джек заедает успокоительное успокоительным - почему же за столько времени... Ветеринарный препарат от этой легкомысленной буфетчицы при шабаше. Кетамин? Разве он не должен сейчас... что-нибудь? Какова же была доза? Это же слишком опасно... Но если это так, то была бы иллюзия бодрствования - ходил бы кадык, дрожали бы веки. Или нет? Может ли быть, что он не дышит? - В Париж! - объявили новое направление. - Джун будет там так счастлив... - Если вы не вызовете скорую, ваш Джун будет не счастлив, а мертв, - рыкнул на них Брюс, судорожно выслушивая, на линии ли еще Альфред. - Ему плохо. Эти цветы ты ему на могилу принесла. Всадили... Сколько? Какая была доза? Воцарилось яростное молчание. - Не смей, рыцарь, - предупредила его Роза, и он даже молчаливо согласился, что слишком резко... - Не смей. Называть его. По имени, - с расстановкой выговорила ему Харлин. Он пораженно вскинулся и ощутил, как к тревоге примешивается злая, темная лихость, подобная привычному фатализму отсутствующего клоуна, и экстренно постарался избавиться от этого неуместного, поглощающего его водоворота. - О чем ты? Это не его имя, - таясь, фальшиво засмеялся он, выбирая момент. Харлин выпрямилась, неуверенная. - Еще бы. Кого вообще зовут Июнь? Хозяин называл его так. Джуниор. Он ненавидел это! - она хихикнула, но словно вынужденно, выучено помня, что смерть должна развлекать ее. - Он не знает другого... Медлить больше было нельзя.