Неудачная шутка

Предприняв все шаги по обеспечению безопасности возможных жертв, Брюс наконец вернулся в особняк. Это уж слишком. Бессмысленно... Он изгаживает все, чего касается. Все, кто приближаются к нему, в опасности. Возомнил, что может... что имеет право быть собой. О чем он думал? Любая его ошибка обходится непомерно дорого... После того, как он отдал жизнь Бэтмену, после того, как тот проиграл ее Джокеру - как он осмелился снова притвориться человеком?.. Его место тут, под половицей, в тоннеле, в яме, он больше не осмелится поднять голову. Его не было столько времени... Но он иррационально сидел в машине еще пару часов, ошалело тряся головой, прижимая пальцы к скользким под покровами век глазным яблокам, чтобы пробудить себя. Потом завернул-спустился к серверу, заставил себя смотреть на каждое изображение, извергаемое бездушным ртом МФУ. Он не мог себе позволить потерять рассудок, как прежде, но напряжение этих долгих, чрезмерно длинных часов изменило его до неузнаваемости. Челюсть болела, рот был наполнен кровью от прокушенной в ярости щеки. Давать прощение и не получить ничего взамен. Он отгонял агрессивные мысли, исходящие из глубин, темные сожаления, мешающие ему сосредоточиться. С ужасом он осознал главное: сам он уже давно был готов пасть от любой его шутки, умереть от его ножа, обменял все на иллюзии. Был готов кинуться с обрыва под его злой хохот. Все потерять, склонившись перед ним, а ведь этот человек из тех, кто снимет с себя кожу, если это покажется ему забавным. Все это ничего не стоило, пусть и было настоящим. Тепло, плечо рядом. Эта... страсть. "Давай развлечемся!"... Он ничего не знал о развлечениях, поэтому взял себе гида из бывалых. Как же он одинок, что суррогат от Джокера казался спасением? Все казалось иным: сумрак, неяркие краски, крепкие объятья, неясные линии. Подставленное плечо, открытое горло, незащищенная спина. Каждое касание - обещание, но как было проверить их? Намерения Джокера. Та одержимость, в которой он признался. Может, его тоже уносит течение - скорее, бурная горная река - а, может, напротив, он стоит с секундомером, с поразительным самообладанием, в смертельной скуке отмеряет каждый отрезок... Он позволил держать себя на коленях. Позволил управлять собой через красную, генеральную кнопку, дал надеть себя на руку. Он был печален, но шутил через силу, когда это было нужно. Позволил так много - пронзать... Неужели это такая малость? Ничего не стоит? Но он дал его телу новую жизнь, когда прежняя истекла через щели отцовского кабинета. Брюс вошел в ту самую комнату, не успев успокоиться, не утрудив себя стуком в дверь. Увидел белое, озолоченное утром бедро, исчезающую под тканью нижнего белья розовую пулевую рану - Джокер одевался, и он молча прошел мимо, укладываясь на спину на его кровать. Беда ждет тех, кто попадается на уловки этого клоуна. Он сам видел отличный фокус: новый рекорд, самый минимум - тяжкие телесные против возможности заполучить его бессознательное тело. Это убедило его, он на это купился. - Джокер, - не глядя позвал он, застывая на плоскости морским гигантом, неповоротливым, неживым во враждебной для себя среде. - Ух ты, как холодно, Бетси, - осторожно поприветствовал его подозреваемый, чуя неладное. - И тебе привет. Если скосить глаза, можно было увидеть его - краем, стороной, только фрагмент, не полностью. Брюс хмыкнул. Грубая работа - изъяны, неровные срезы, фрагменты, свищи, неувязки. И эти попытки опротестовать устойчивость, называя крепкое в женском роде, надменная неуверенность, скрытая за равнодушием, а все уловки и изгибы - ни много ни мало, а жесты доминирования. Он ожидал, что Джокер приблизится, но тот только прекратил одеваться и теперь изучал его, наклонив голову. Это всегда значило - не понимает, понимает не до конца, не согласен, но пока не видит способа исправить все так, чтобы согласны были с ним. - Говори, если хочешь, - настороженно заметил тот, не заботясь о впечатлении, которое производит. - Поторопись, и я тогда пощажу тебя. Может быть. - Подойди, - помрачнел Брюс, все еще раздавленный на берегу. Джокер развернулся в его сторону, задумчиво дича, жуткий даже под заклинаньем полунаготы - даже обнажение не бывает таким стыдным. Голые ноги, но уже пиджак и привычно застегнутая на все пуговицы рубашка. Ему это не мешало, и жесты мима тоже не умаляли его внушительности. Он качался на пятках, подсунув большие пальцы за резинку боксеров - восхищенный собой ковбой, довольный и хвастливый. Ведь и правда, он чересчур авторитарен. За его немужественной плавностью это укрывалось так хорошо, что рисковало забыться. Вне зависимости от обстоятельств, нельзя было не учитывать, что он - неизменно неукротимый лидер, неутомимый инициатор, лихо разруливающий дела главарь. Будет так, как он хочет. Брюс ждал, не смея прикрыть глаза, и уж конечно, не задействуя челюсть. Это выдаст его, продаст с потрохами. Одиночество стало почти нестерпимым, он понял это в себе и разозлился, но он уже был так заведен, так разъярен от страха подозрений, что мог только держать себя обездвиженным, в остальном безвольный. - Ты был с другом, - наконец заговорил Джокер, сводя плечи, будто лезущий на рожон хулиган. - Верно? - Я уже говорил тебе, - напомнил Брюс, не совсем понимая, на что он намекает. - Верно. Он был усталым и больным, а вторгшись сюда, совсем захирел, но лучше бы ему было не соблазняться падением. Распластанный в подчиненной позе, он не мог теперь смотреть на него в ответ прямо. Ужасное напряжение глазных мышц, глазных нервов - он косился вниз экстремально, до головокружения, приподнимая под столь же неудобным углом шею - и то и другое унизительно. Он подавил улыбку, не желая, чтобы Джокер что-то еще о нем понял. - Я больше не хочу, чтобы ты встречался с... друзьями, Брюс, - неожиданно для всех заявил тот, даже сам не зная, шутит ли. - Кроме того... Ты же уже понял правила. Нельзя просто попросить меня о чем-то задаром. Сперва надо заплатить. Чем ты можешь мне заплатить? Брюс сдвинул брови, но смог заставить себя не вовлекаться. Он должен был оставаться трезвым, нельзя было поддаваться ему. - Ты... Что ты пытаешься этим сказать?.. Не говори так, - приказал он, блуждая, от этого злея, злея все больше, - звучишь, как... тот кого можно купить. - Все имеет свою цену, - пожал плечами Джокер, вроде бы демонстрируя готовность к своим раздражающим монологам. - Какая утешительная мысль, особенно для миллиардера. Как думаешь, сколько я стою? - Я думал так о тебе, - под гнетом зубьев захлопнувшегося капкана признался Брюс, не надеясь уже выбраться, - я думал так о тебе время от времени. И о том, чем могу тебе заплатить. Прежде он никогда не сдавался - пока не появился этот человек. Прежде он мог бы отступить, если появлялось искушение поставить все на кон, он был разумен и холоден - но теперь это было немыслимо, он сгорал, не имея других форм, кроме как в диапазоне от легкой искры до жирной черной сажи - с высоким желтым пожаром в среднем значении. Джокер прищурился, будто был доволен. - Вот, вот оно. Молодец, - заурчал он, дергая уголком рта, - хороший мальчик. Итак, усвоил? - Усвоил, - кивнул Брюс, тяжело поднимаясь, чтобы сесть на краю кровати измученным, оскорбленным ждущим. - Ты можешь питаться и ядовитым, главное - правильная подача. - Верно, - блеснули в него глазами, - почти. Настоящее главное - калораж. Брюс глубоко вздохнул, с воздухом выгоняя ярость еще - ненадолго, но достаточно. - Верно. Подойди и сядь ко мне на колени еще раз, Джек, - потребовал он, складывая кулаки. - Сядь на меня, раздвинь ноги. - Не-а, - развязно вякнул Джокер, как никогда краткий. - Сделай это сам, Джек, - соглашаясь платить вперед, Брюс закрыл глаза и не видел, что тот уже двинулся к нему. Очнулся он только от его появления у изголовья. Терпения больше не было - он подорвался, в одно движение сгребая это лживое мясо вместе с руками, с зубами, нависшими над ним желтым июньским полумесяцем, с пуговицами, почему-то царапучими донельзя - они прокорябали ему щеку, цапнули за нижнюю губу... - Так не пойдет, Бэт, - строго указали ему. - Сколько не изображай смирение, я вижу, что все изменилось. У этого, - он имел в виду жест, стандартное имя которого - "задушить в объятьях", - есть другой смысл. Настоящий смысл. А это - вот, чего ты не чувствуешь. - Это так важно? - насупился Брюс. Он все еще сверху, это он себе хозяин, а не эта белая змея или предубеждение. - Злись, я этого и хочу. Только дурак подбирает пачку денег, и не пытается даже проверить их подлинность, - глухо пробормотал Джокер - так, будто тоже сомневался у развилки. - Злись, и я узнаю, до какой степени ты осмеливаешься идти против меня. Узнаю, насколько ты настоящий в сравнении с... Я не очень хорошо в этом разбираюсь, - легко сознался он вдобавок. - Но получше тебя умею решать... мм... репутационные проблемы. - Но я не зол, - процедил Брюс, чувствуя губами его ребро под двойной защитой рубашки и футболки. Он был зол, зол ужасно, но не мог сказать, почему сдерживается, он не знал. Из-за соглашения? Из-за того, что не поверил ему, и заставил отбиваться от толпы безоружно и безумно глупо. Из-за того, что уже бросил его однажды. Из-за его шеи тогда... Кадык не двигался - воротник скрывал его полностью, но он не двигался, не глотал, не гонял воздух. - Ты весь железный, - слабовольно возразил Джокер, прикладывая тестер ладони на его грудную мышцу. - Стальной. Брюс поежился. Железный, да. Стальной, пересохший. И изнутри кто-то прорубает себе выход из ловушки пещеры. - Хочу, чтобы ты повторил, - приказал он, давая себе волю, - отсоси мне еще. Я так напряжен и заряжен, что сейчас взорвусь. Я взорвусь и ты пострадаешь. Он говорил в окаменевший живот - сухой пресс, дрожащий едва, но уловимо - Джокер так и не двинулся, стоял с прижатыми его захватом руками, будто выслушивающий жалобы сильный. - Ты хотел, чтобы я оседлал тебя, - отозвался он, хлюпая слюной. - Теперь ты хочешь, чтобы я встал на колени. - Да. Именно, - нетерпеливо подтвердил Брюс, внимая его унижению. - Встань передо мной на колени. Хочу тебя в рот. - Знаешь? - Джокер отмер, раздвинул титаном хватку рук, но ближе не стал, судимый и осуждающий. - Ты знаешь, как надо. Как надо... "налаживать контакт", мм, так это г'оворят? Как сейчас, мне не нравится. - Не нравится? Ты смеешь просить... Как надо? Мы... - потерялся Брюс, истончаясь от тревоги - его что-то укололо, но он не заметил, где было жало. - Как налаживать контакт... Альфред говорил, что достаточно сказать о причине. Не очень звучит, да? - хмыкнул он, не поднимая глаз, потому что весел не был. - Но зато и не эта херня про просто поговорить... Джокер, до того торжественно медлительный в величавых, выверенных жестах, задвигался, засуетился - вес на одну ногу, на другую, сбор слюны с лица расставленной ладонью, беспокойная шея, мешающиеся волосы, закладываемые за уши то с одной стороны, то с другой... - Мм. Понятно. Причина, - задумался он, почесываясь под бельем сложенной в скребок рукой. - Причина. Мне всего лишь нужен повод, Бэт. Я просто хочу уйти, чтобы ты не таскался за мной конвоем. Ты должен разъяриться до потери пульса, потери сознания - как ты это всегда делаешь, когда тебе кажется, что тебе недодали, бросили, что тебя не уважают, как когда ты чувствуешь вину в конце концов. Многословное, с виду честное объяснение - и Брюс похолодел. Он создал заслоны для внутреннего, заглушки, запирал доводы разума, устанавливал вьюшки, запоры, заваливал входы тяжелым камнем - зачем? Ах, да. Он ждал объяснений. Ждал, когда начнутся умасливания и уговоры. Надеялся узнать, что ошибается. Надеялся, услышать уверения в этом... - Как всегда? - переспросил он. - Я должен был - как всегда?.. Не всегда. Только с ним в связке. Так что, чертов клоун знал, что будет повод для ярости? Он создал его? Или просто угадал, проницательный... - Да, да. Как всегда, - продолжил крутиться Джокер, принюхиваясь к нему. - Брюс. Где ты был всю ночь, Брюс? С этим своим... другом? Брюс, еще не отошедший от прошлого прилива становящихся правдой подозрений, вспыхнул под пощечиной новых - белая рука тронула его подле рукава так осторожно, призывая обратить на эти слова особенное внимание, что стало понятно: это первое серьезное предупреждение. Только что он предупредил его не держать других мужчин рядом слишком близко. Показалось? Это шутка? Какая глупая. Неудачная. Зачем это было сделано? Намек, это какой-то намек. На уже сотворенное? Он чуть не проиграл. Он в плену, но от впрыснутого яда приветствует хищника, возбужденный даже в силках паутины... - Что? - потерянный, он едва не сорвался, но смог удержаться о холодную под тканью белья ягодицу, мягкую, округлую, совсем не напряженную - он был горд собой, он так уравновешен, так выдержан, так разумен!.. - Тебя сейчас это волнует? Всю ночь? Всю ночь он метался по городу, изучая убийство, по всем признакам осуществленное этим человеком. Он уже ошибался, он не повторяет ошибок. Только разумные соображения - ему это убийство невыгодно... так ведь? И он может иметь алиби, это все решит... даже несмотря на его ловкость в управлении человеческим ресурсом? Даже если ни у кого нет видимых оснований подставлять его, даже если неизвестный недоброжелатель по всем признакам лично с ним не связан... - Я что, похож на того, для кого это имеет значение? - удивился Джокер, попинывая коленом его колено. - Отвечай, Бэт. Попробуй ответить, мм. Брюс поймал движение у внутренней стороны его бедра, расположил там ладонь, протирая кожу вверх, за завесу пурпурного хлопка, усеянного ярко-горчичными звездами, остановился вовремя - без толку, он теперь не мог отдернуться. - Нет, - просипел он, изнывая от самой настоящей боли, и раздвинул ноги шире, повинуясь этому грубому приказу - не сдача, это для удобства. Джокер наконец готов на мирный жест, так необходимый в этом хаосе, и он даст ему платформу для сближения. Он подождет его еще немного, и они начнут говорить открыто, обсудят случившееся спокойно. Он осудит это спокойно. Он спросит с него, не жалея, и рухнет, только когда узнает, что сделал все, что мог. Все, что было необходимо. - Ну же, - подтолкнули его, и он сказал уже твердо, хотя был уже совсем ни в чем не уверен: - Нет, для тебя такое не имеет значения. Джокер окинул его взглядом, полным такого высокомерного презрения, будто не сам теперь проходил испытание, а, напротив - проводил его хладнокровным экзаменатором. - Всегда тебя приходится подталкивать, - однако смиловался он, - всегда. Теперь-то хоть боишься? - На колени, - не выдержал Брюс, сатанея - фальшивой разумности не хватало, он был поражен ненавистью практически полностью. - Я жду для тебя, цени это. Не хочу больше думать, не хочу, - он сказал бы "подозревать", но это нарушило бы чистоту эксперимента, - ты настоящий токсичный газ, Джек, нервно-паралитический, ты сбиваешь с пути, загоняешь в туман - так дай анестезию и теперь, тогда, когда она необходима. Он откинул голову назад, рассматривая уродливое лицо, почти счастливый от приближающегося взрыва. Вторя - "обмани меня", он мог сколько угодно отводить глаза от фактов: Джокер знает, что есть резон для страха, для разочарования. Он скажет, что невиновен. Он скажет это, но ему нельзя верить. - Хочешь?.. Но я этого не хочу, - будто бы растерялся тот, вторя противоположному. - Несовпадение. Вот незадача! - Будто такое волнует меня, - скрипнул Брюс, обжигая низким острием тоски горло, и придурок захихикал, рассматривая его поверху в точности с таким же видом, как когда был действительно снизу - темноглазый, белокожий, опьяненный, потерянный... Изгибистый вьюн - оторви и скинь с плеча - он, между тем, пустил корни по лассо стебля, забрался внутрь, трогал усиком теплый бугорок мозжечка... - Ты почти у цели. Моя остроухая подружка сломала эхолот, бедняжка, - проурчал Джокер, удерживая улыбку (всю конструкцию - уголки губ, прирощенные к ним законопаченные наживо щели, блестки влаги, складки у рта), и зашарил у его горла пятерней, - как же мне ей помочь... Мы говорим на разных языках, Бэт, мы на разных звуковых волнах - кричи, не кричи... мм... знаешь, я... такой, как я... Брюс обомлел. Итак, они говорили об одном и том же. Понимали друг друга. Никто не был введен в заблуждение. - Ты бываешь поэтичен, клоун, - сказал он, и сам пострадал от этой издевки: его приводила в ужас любая мысль о том, что он не может держать себя в руках не сам по себе, а только из-за этого человека. - Хоть и довольно однообразен. За своим эхолотом следи. Презираешь меня за самоконтроль? Надо же. Разве тебе самому это не лучше? Когда с тобой считаются. Ждут, глядя в лицо. Проявляют участие. Ты этого недостоин... Ты не заслуживаешь этого. Джокер кокетливо двинул бедром, заставляя ждущую у границы белья ладонь скользнуть дальше - и сам сжал пальцы на его плече, скрывая их тремор. - Уф, как жарко. Лучше? Когда считаются? - переспросил он весело. - Лучше. Но сейчас не тот случай. - Глупец, - он добился своего, спровоцировал, дожал - Брюс вскочил, легко поднимая его, грохнул на матрас, пряча под собой, будто незаслуженный, краденый трофей, приз чужой, не его доблести... - Сейчас лучше. Я сделал все, что мог. - Кому как, - задыхаясь от принятого веса, перебил его Джокер, но продолжить не смог, только затрепетал, вызывающе открывая шею. Страшного не случилось, занесенные над ней губы удержались, и он задышал спокойнее. - Что ты там себе напридумывал на мой счет.... Не питай ты этих тщетных надежд. Рви и ломай ты с самого начала, и я был бы невинен абсолютно. Ты этого не сделал. Поэтому я разделю это с тобой - эту тяжесть. Думаешь, ты здесь один м... мм... - У меня есть повод? - врезался в него Брюс, стискивая его запястья в кулаках. - Скажи мне, Джей, скажи, у меня есть повод ломать? От хрупкого баланса не осталось и следа - он не жалел о нем, он о нем уже не помнил. Джокер, может, и попытался бы объяснить, но ждать понимания было так важно. Приятно. Вселяло надежду. - Это вопрос не ко мне, - тяжело сглатывая, отрезал он. - Вот, видишь? Я твержу одно и то же, а ты не понимаешь. Я уже устал. Он и правда устал. Его тошнило после ночи, но он смирно глотал эту желчь. Брюс нависал над ним, искаженный гневом до неузнаваемости. Его тошнило тоже. Все, что было между ними - недоверие, верно. Острое несоответствие. И чем это было так важно, что он не мог остановиться, не мог отвернуться от него, не мог быть собой прежним - ослабелым, пусть, разрушенным, не важно, конченным, сломленным этой рукой, но собой... - Не разводи меня! - прорычал он. Он ненавидел так сильно, так сильно был напуган своей потерей, поэтому встряхнул скрюченное в защитной позе тело, не удовлетворился этим, своротил его с края постели на пол, с клоканьем колена и локтя, и сам навис сверху, полуопрокинутый оземь. - Не смейся надо мной, не развлекайся за мой счет! - Это не забава, - проныл от смеха Джокер. - Нужда. - Я не буду бегать за тобой, - бессильно ляпнул глупость Брюс. Он был так осторожен со словами, а теперь просто не мог ни одного сдержать - он говорил их, но не слышал, как они звучат. - Я больше не буду бегать за тобой, я за тобой не приду, не хочу, я этого больше не хочу... Он остановился, потому что угадал в сложенных в самодовольную улыбку губах оттенок замешательства. - Знаю. Я разочарован, - признался Джокер, и скривился, ругая себя за искренность - она всегда звучала, как умничанье глупца. - Я должен был понять это тогда еще... Причина, - недовольно проворчал он, постукивая по полу затылком с усердием и размахом, куда более уместными в любом другом деле. - Ты не сказал о своей причине. Я не дурак, но все же. Хочу знать. Плавясь в новом приливе озлобления, Брюс в горсти вытащил из карманов ксерокопии фотографий с места трагедии. Некоторые снимки были уже смяты. Он швырнул все на пол перед ним, вздергивая под плечо в подобие человеческой позы - манекен, безделушка, бездушная кукла. На большей их части была изображена одна и та же мертвая молодая женщина, подвешенная за руки где-то на промышленном складе, окруженная измерителями, или уже брошенная ничком куда-то на яркий синий пластик - добытая откуда-то оперативная, судебная съемка. Она была обнажена и явно недавно убита - тело еще не окоченело. Под красивой грудью пролег уродливый кровавый след от веревки. Щеки были взрезаны улыбкой Глазго, да так далеко, что были видны все зубы. Джокер нахмурился, неприятно пораженный, но остался внимательным, даже разочаровываясь. Это? Всего-навсего это? Это же просто шлюха. Плоское солнце падает на ее окровавленные ноги - первый час дня, полдень. Следы пыток на левой руке. Нет фото из морга, с глубокой экспертизы. - Почему ты думаешь, что это моя работа? - иронично щурясь, спросил он, поднимая глаза. - Ты знаешь ее? - сипло пояснил Брюс, путаясь с вопросительной интонацией - вопросом это на самом деле не было. - Знаю, - без кривляния рассмеялся Джокер. - Не знаю. Это не важно. Брюс с хрустом клацнул челюстью, подбадривая себя особенной болью, какая бывает только, когда крошишь эмаль. - Девушка, которой я недавно заплатил за секс, - сообщил он очевидное, потому что уже начал называть свою причину и должен был закончить это. - Кроме опознавательной функции, клоун, эта информация одновременно - причина ее смерти. У проституток опасная работа, и, видно, даже у таких дорогих. Но, видишь ли, ее лицо изменилось. Не помню, чтобы трахал кого-то с Улыбкой еще, кроме тебя. Он увидел, как дернулось погребенное под его допросом тело - и содрогнулся сам. Это создало паузу, заняло время - они оба не были невинны, но почему-то это казалось таким грязным, что захватывало дух - называть то, что с ними сделало сближение, вслух. Будто говорить правду было неправильно, даже преступно. - Хочешь это игнорировать, - продолжил он, темнея. - Даже если ты не понимаешь, как это трагично... Это прямое указание на тебя. Это не ты?.. Зачем кому-то такое делать? Все вещи, которые кажутся лишними, обычно оказываются самыми естественными. Это я по опыту знаю. Корона? Нет, мы же с тобой не дураки. Твоя красавица никогда бы этого не приказала, да и - извини - она мелковата, чтобы отдавать распоряжения из клетки. Та шишка преступного мира, желающая моей... не знаю, чего, если не смерти?.. вдруг ни с того, ни с сего, решила подставить тебя так? Может, и так. Он - они? - наверное, злы на тебя за то, что ты не пытаешься выполнить свою часть, часть за которую тебе заплатили свободой от дурки... Вот только есть одна неувязка... Джокер, устав от рутины, нетерпеливо ухватил его под воротник рубашки, вынуждая замолчать. - Не нужно имитации доверия, Бэт, - не удержавшись, объяснил он прямо, - это ничего не стоит. Ты не должен был терпеть. Это делает из тебя слабака. Это делает слабака из меня. Знаешь, что я делаю с тем, кто сомневается в моих способностях, мм? - Ты меня осуждаешь за недоверие! - не веря, воскликнул Брюс, и тряхнул его еще раз, увидев согласный кивок. - То есть я не должен даже тени сомнения испытывать? Да я завязал себе глаза на пожаре, Джек. Я заткнул пальцами уши в ответ на набат! Вот оно что. Чертов трус. Жалкое существо - не менее мерзкое, чем любая другая бродяжья дрянь... Самое страшное - все это могло быть очередной шуткой - все, как ему нравится. Ручной Бэтмен. "Давай двадцатку, Джо, я выиграл." - Ты не должен. Никто ничего не должен, - бездумно забормотал Джокер, занятый собственным выходом на стезю самоограничения. - Вот и я тоже - не должен. Его лицо - страшная маска - перевернулось, еще качаясь в остатке этого резкого движения. Свирепая насмешка обернулась беззащитной обидой - та легла на скуловые кости, осела на розово-набрякших, будто от долгих слез, веках, попыталась и не смогла опустить уголки губ - идеальный, ущербный, опасный и непрочный, непробиваемый и полностью подвласный теперь захватившим его рукам... Не успев поймать себя, Брюс представил себе, как его пускают по кругу в больнице - позвонки, хрупкая тонкая кость, кровь врагов, глубокие раны от укусов на белых плечах, влажные шлепки о его тощую задницу - и его замутило сильнее. Призраки иных совокуплений: как он вцепляется Крейну в волосы, кусает его за шею, хрустят кости, брызжет слюна. - Есть одна неувязка, Джек, - изгоняя чувства, настоял он. - Откуда им знать, что я был с ней? Я уверен, что не светился. Это не тот уровень, к которому ты привык - у них нет сутенера в привычном тебе смысле, некому контролировать их, и они - такие, как она - не болтливы и живут в том на самом деле другом мире, в который просто не попасть. На улице ее не встретить просто так, "сечешь"? - он сбился, горюя по загубленной практически собственными руками жизни. - Чтобы знать это, надо быть ко мне очень близко. Близко - а вокруг меня пусто, будто вокруг на много километров только горы... Я даже не уверен, что мой секрет и впрямь известен - что есть доказательства, что это не домыслы, не блеф - но это и не важно. - Не важно, верно, - согласился Джокер, исплевываясь. - Черт, ты не должен был говорить со мной об этом! - вдруг разъярился он. - Сука, какая же ты сука, Бэтмен! Ты должен был ворваться сюда, должен был обвинить меня напрямую! - Прекрати, - подсказал ему выход Брюс, сам брызгая слюной ему в лицо. - Держи себя в руках. Только что ты говорил, что никто ничего не должен. Забыл? Бедное, больное существо... Джокер поднял руку, и с гулким, приятно низким звуком (пустота! темная-темная карстовая скважина) со всей силы приложил его кулаком под ключицу, в грудную клетку - в то место, которое использовал, чтобы определить степень его черствости некоторое время назад. - Разорвать, быть уже на своей стороне, не дергать кончиком! - заорал он, белея в исступлении. - Ты должен был ударить сразу, закричать, должен был быть самым круглым дураком во всем этом ебучем мире! Скажи лучше, что будет, если кто-нибудь, одетый в маску клоуна, ограбит бабулю на улице, мм? - Что? - не сознавая себя, переспросил Брюс. - Что? - удивленно повторил Джокер, издирая лишенными когтей пальцами его грудь по ткани. - Что, если я убил ее? Брюс двинулся на его голос, будто слепой. Приятно. Чувствовать эти прикосновения было приятно. Ему было легче, когда он кричал, но он этого никогда не делал, не стал и сейчас. - Ты врешь. Ты должен сейчас оправдываться. Если бы ты был виновен, ты бы оправдывался, - для проформы заспорил он, выламывая горячую палку его плеча из паза сустава, чтобы утихомирить его, чтобы уменьшить его звук - и высек взрык, похожий на свой, почти вой, признание боли. - У тебя должны быть доказательства. Улики, - часто кивая, зашептал Джокер, не глядя втыкая пальцы - в подвздох, в подмышку, под ребро. - Все оставляют их... кроме меня. - Никаких... улик... - уже не сдерживаясь, Брюс крутил шарниры, стремясь разобрать добычу, как готовую тушу - крылышко, ножка, лопатка. - Отпечатки пальцев смазаны. Ни волоска. Ни капли слюны. Ни следа ботинка. Джокера это насмешило. - Если я убил ее... ну и что? - обиженно захихикал он, выскребая налитое сытной безнадежностью плечо, его дутый бицепс, чтобы указать, как заслуживает, как желает свободы от боли, что он один должен сейчас причинять ее. - Что тогда? Что это изменит? - Я все еще жду... - начал Брюс, но голос сорвался, и он ухватил в горсть белое горло прямо по свежему следу от удавки, будто это оно сейчас выдало его. - Я жду. Скажи мне прямо, Джек. Джек... Слышишь? Отвечай. Хотя бы один раз сделай что-то не для себя... Он звал, дурея от запаха, даже наклонился, жадно глотая воздух - немытая кожа, нагретая крахом, трением его захвата, источала, распространяла дурман. Под ним начали задыхаться, и он ослабил напор. Это напугало его еще сильнее, это создало водоворот - и злоба, и жалость, и еще упорная надежда, уже почти полное отчаяние... - Что? - переспросил он, когда увидел, как двигаются мокрые, поярчевшие губы. Шрамы не давали ему понять, а ведь обычно это было несложно. - Джек. Что? Чертовы шрамы, проклятое уродство - непреодолимая преграда, невосполнимая утрата. - Не зови меня, - немного придя в себя, прохрипел Джокер, подзакатывая глаза. - Я не откликнусь. Надоел. Надоел... - Тебя же в самом деле так зовут? - рвано вздохнул Брюс, скрывая изо всех сил и даже от себя, как направлен на все, что его касается. - Или это тоже просто шутка? Это не твое имя, верно? Джокер раскрыл глаза, задергался, выворачиваясь. - Паспорт... надо было... раньше проверять... - возмутился он, но на смех все это было уже не похоже. - Не произноси... это имя таким тоном, Бэтмен. Вообще... Вообще не называй его больше. - Это имя. Не твое? - поднажал Брюс, следуя за неожиданной, совершенно несвоевременной для реальной беды, догадкой. Ответ, который он получил, довел его до исступления. - Ну-у... Джек... Нэпьер... - извивался в его руках монстр, чуть было не умудряясь вырваться. - Никто меня так не называл. Кроме тебя. Звучит хорошо? Я выбирал очень тщательно. Долго сомневался. Видишь ли, была причина... - О, какая откровенность! - обрадовался Брюс, стабильный от полученного сопротивления. - Что же ты такое, Джокер? Он был силен - псих был силен тоже, рвался из захвата по-настоящему, но он был сильнее. Он был тем, кто контролирует, он в конце концов хоть что-то контролировал! Он обрастал, не сознавая этого, черной чешуей - она покрыла ему глаза, сделала из его рта щель, распустилась во всю спину - доспех, защита, разрешение. - Я? Что я такое? - спросил Джокер слишком глухо, чтобы это могла скрыть хрипота. - Пластический хирург. Могу нарисовать тебе улыбку. А так как мы тут с тобой накоротке, бонусом могу еще обжечь тебе ладони, мм? Брюс раздосадованно понял, что не сдержал усмешки. - Как же ты добр, чудовище... - выплюнул он, от ярости не чувствуя рук. - Можно посмотреть портфолио с твоими работами? Кивая на разбросанные фотографии, Джокер попытался изобразить свое фирменное хвастливое нечто - взгляд, скользящий треугольником, самодовольный подбородок, сведенные лопатки. Ничего не вышло. Он был самым жалким актером из всех. Любая крыса была выразительнее. Он предпринял новый рывок, собирая все силы. Брюс завалил его собой, прижимая его руки локтем к груди. Раздвинул бедра коленом, захлебываясь воздухом - этот незамысловатый жест неожиданно сильно попал по обоим, он видел, не сумел скрыть это от себя - рубанул, свистя, отхватил приличный кусок от его собственной гордости. - Ты же серьезный мальчик, Бэт, - укорил его Джокер, равнозначно совсем безумный. - Серьезные мальчики так себя не ведут. Брюс знал это лицо ("такая несносная девочка, Элизабет"), но не мог поверить, что какой-то там фальшивый выход в зазеркалье может сейчас разлучить их. - Мое имя настоящее, в отличие от твоего, - обидчиво прошептал он, складывая их щеки, хоть так он и не мог смотреть ему в глаза. Он был главным, теперь это было утверждено, но, получив это, он больше не знал, что с этим делать. - Надоело. Называй меня по имени, ублюдок. Это - твое сокровище. То, что ты можешь еще обменять на что-то ценное. На самого себя, например. Я не буду против. - Не-а, - привычно игриво прохихикал Джокер. - У меня теперь нет имени, значит и твое не нужно. - Я не отнимал его у тебя, - ошалел от такого сюра Брюс, и иллюзия покоя растаяла - он был зол так, что не смог дышать, он понял это только что, когда закружилась голова и ослабли руки. Раздавить это белое тело. Разорвать. И только потом получить ответ. Он добьется, это - он всегда успеет. Джокер зажмурился так сильно, что увидел салют из зеленого, сиреневого и красного. - Нет. Не отнимал, - кивнул он, - забрал его обратно. - между колен скользнула ладонь, и ему пришлось заставить себя взглянуть. Бэтмен высился над ним, но узнать его было сложно - серый под зеленоватым налетом своего красивого загара, глаза растеряли ртутность, потемнели, по-зимнему смурея. - Ты не станешь, - проговорил он неверяще, - не посмеешь. Ты все смелее. Это тебя убьет. В ответ Брюс показал ему зубы, с наслаждением наблюдая синильную бледность, покрывающую его лицо и шею. Это было приятно. Он чувствовал себя лучше. Ему необходимо было наказание, он был так виноват, убийца, подстрекатель к убийству... - Посмею. Пускай убьет, - отчеканил он, ничего не соображая от ярости - действует ли договор с той тюрьмой, что он заключил в мае? Она не удержит его. Ничего не удерживает этого подонка, все бессмысленно, миру конец, конец спокойствию, конец всему... - Трибунал, мм? Подсудимый, преступление, - не обиделся чертов жалкий клоун, непонятно чему приветливо улыбающийся, белый и злобный, пытаясь только выскользнуть из цепких пальцев, - приговор - приведен в исполнение. - Заткнись, - тряхнули его. - Или ты хочешь получить возможность объясниться? Я слушаю тебя. Чего ты добивался? Но Джокер, разумеется, ничего такого не хотел. - Не могу говорить с тобой, пока ты такой, - просмеялся он, задыхаясь. - Ты-то чего добиваешься? Эй, чем занят, приятель? - Я? - удивился Брюс. - Тобой. Тебе нравится, когда я занят тобой. Так разве я могу тебе отказать? - Надоело. Давай, ударь меня, - Джокер вдруг подался вперед, почти прижался к его груди в отвратительно беззащитном жесте, насквозь фальшивом и издевательском. - Давай-давай-давай, ударь, - затрясся он в исступлении, чуя, что это работает. - Ударь меня, и мы сможем договориться. Как всегда, разве нет? Ничего не может измениться, и какая-то там разозлившая тебя смерть, или моя смерть тоже ничего не меняет. Поэтому - ударь. Это будет справедливо. Мгновенно меняясь в лице во что-то скользкое, но хотя бы холодное, он лукаво щурился, и Брюс крепко сцепил зубы: стоит ему попасть к властям, этот человек будет устранен Короной в мгновение ока - об этом он прекрасно знал. И никакие деньги не помогут... Гарантии... Разум ему окончательно затмило - ему угрожали, а он ничего не мог с этим сделать, цена шантажиста была слишком высока... - Так просто? - охнул он, лихорадочно выискивая, что может противопоставить этим ужасным словам. - Ты... говоришь это так просто? Он ничего не нашел, конечно. Он никогда никого не мог защитить... Поэтому он наклонился, обшаривая запретное теперь междуножье. Он чуть не провалился внутрь шелкового, чуть не пропал без вести без его сопротивления. - Что? Что-то не так? Странно. Ты ведь к этому привычен, - сказал его рот, но он был за эти слова не в ответе. - И... Это же я. Джек, это же я. Так - правильно. Твое "справедливо" не подходит: так ты получишь то, что хочешь, а не то, чего заслуживаешь. Это стало последней каплей - имя, теперь запретное? Или настоящее табу. То, чего он заслуживает... Надломленный Джокер глубокомысленно грохнул об пол плечами, снова пытаясь встать. Брюс ему этого не позволил, захватывая его запястья, снова удерживая, впечатывая его в пол. Он поднял глаза и чуть не отшатнулся от выражения, исказившего изуродованное лицо - загнанный зверь. Глаза горят, медная радужка почти вся занята расширившимся зрачком. Джокер был в ярости. Наконец-то. - Тебе хорошо? - горько спросил он, не скрываясь. - Тебе так нравится? Давай еще. Поднажми. - Что же ты наделал.. - прошептал Брюс, напряженно вытягиваясь над ним. В его голосе неожиданно треснула какая-то новая, незнакомая ему самому эмоция, и оба синхронно скрипнули зубами в тошнотворной агонии беспомощной немоты. На переходе он был рассеян, поэтому, даже почуяв приближение проскочившего все заслоны колена, получил болевой чуть выше бедра, принимая удар, нацеленный в пах, неустойчивым, больным напрочь местом. Его дернуло вверх - прежде бессильные руки в его руках взлетели, утягивая его за собой. Он был в себе уверен, и удержался, хоть ушибленная об эти прочные кости нога поднемела. Он задумался о ней на секунду, но этого хватило - из его захвата вывернулись... Он его упустил. Они схватились, сталкиваясь, взборолись в привычных стилях - пробивном и пройдошливом. Уворот, уворот, уклон, но одно попадание - несносимый урон, почти сокрушение. Ударив слишком сильно, Брюс ударил еще, ожигая кулак о его челюсть, отбивая в защитном выпаде пястную кость о его ребра - он должен был это исправить, но это был обман, поскольку извечно побеждал самый яростный, уж точно не тот, кто жалел и берег, останавливаясь. Ловкие, цепкие, заполненные накопленной силой, равной той, что он сам так глупо потратил, блуждая в бреду горя, пальцы вспорхнули, и они поменялись местами: теперь это его запястья были зажаты в тиски кулаков. Ему казалось, что он может сломать их даже так, всего лишь с небольшим усилием раздувая мышцу-сгибатель - и правда, он расцепил их, будто бумажные, но... Это уже ничего не меняло. Он все видел, но ничего не успевал сделать - рычаг ступни, рывок, его тяжело, низковато, но подняло в воздух на пружине мускульной силы, на инерции его собственного веса, перевернуло боком, и он грузно грохнулся на спину, оставаясь переживать отупляющую боль в затылке. Теперь это он лежал под потерявшим от агрессии разум зверем. Тот попытался перекатиться в сторону, но, переоценив себя, опоздал равнозначно - Брюс угадал момент, имел опыт, поэтому кинул руку, непринужденно ухватывая его под рот - крюк пальцев зашел за правую щеку, накрепко прилип к десневой кости, гарантируя необходимую паузу. Пальцам было горячо и нежно, не более - выкроеного времени хватило лишь на это, и на краткий, но двусторонне зоркий взгляд глаза в глаза (стой, рискни, поберегись, сделай это)... Он уже знал, что выбывает.