Неудачная шутка

Джокер мрачно усмехнулся ему и выдернулся, разрывая непрочную подле жесткого рубца плоть, прежде чем его снова бы поймали. Он смотрел, не давая себе отвернуться - хлынула кровь, брызнула Брюсу в глаза, удачно и погано - на излете она превращалась в гнойные семена, или это только кажется? Его заколотило: они так хорошо чувствуют друг друга... Тот сейчас был все еще слеп, и он бросился на него, обреченный. Ошпаренное сердце разогналось и понеслось стучать, бешеное - он весь отдался некрасивой борьбе, по-индюшачьи выблевывая звуки, добился идеальной позиции - сзади; замер, прицелился, деловитый и холодный, несмотря на обстоятельства... - Ну вот... попался... - прокулдыкал он уродливо, отсчитывая исподтишка секунды. Напрямую Бэтмена одолеть он не мог, и сейчас ему просто подфартило, хоть он и срал на такое везение... Момент был выбран с особым коварством, но он не ожидал успеха на самом деле. - Чертов... ублюдок, - мрачно заворочался пытающийся защитить от него спину Брюс, удивляя его и расстраивая: купился. Этого промедления на вскрик хватило - Джокер не умел сожалеть, поэтому ударил, не целясь, но попадая. Он делал так много раз, он не смог бы промахнуться. Хруст был, может, и внушителен, но весомей была полная невозможность соответствовать эталону прямоходящего - Брюс Уэйн пал ниц перед ублюдком и преступником. Его свернули, сложили, грохая подбородком об пол - он рухнул, поверженный, искореженный болью, гневом и печалью. Последнее было хуже всего - полугрусть-полуобида, самое жалкое состояние. Несчастные суставы отказали, на плечи надавила голая ступня, и он закончил полным провалом, уткнувшись лицом в натертый заботливыми старческими руками паркет. Джокер уселся рядом на корточки - совершенно неосторожно, а потому глумливо - обнял рукой голени, праздно покачиваясь. - Хочешь знать, почему я никогда не проводил против тебя этот прием? - без перехода разболтался он, общительный. - Не-не, это скучно. Скука. Давай лучше обсудим твое чувство юмора, точнее, его отсутствие. Вот... например, теперь я говорю тебе: чем больше в тебе чистоты, тем большее можно запачкать. Ты бы сказал мне что-нибудь вроде "Классические речи опереточного злодея, Дже-ей, как банально", и мы бы могли так, слово за слово... Брюс, конечно, ничего подобного не сказал. Боль была достаточно сильной, самооценка - потерпела крушение, но он напрягся, подсовывая между собой и полом кулак, оперся на уцелевшее колено, пытаясь подняться. Он излучал такую лютую ауру разрушения, что Джокер, пометавшись взглядом, не выдержал, поспешил усесться ему на спину - чинно, будто на скамью - малодушно исключая даже тень собственного падения, по крайней мере, хотя бы на какое-то время. - Какая экспрессия, Бэт-мен, - сквозь водопад рта восхитился он, облегченно посмеиваясь, и вытянул обожженные борьбой ноги, рассматривая, насколько сильно пострадал от своей босоты. - Гвоздь программы. Я ждал этого, знаешь? - признался он. - С того момента, как ты хлебал из меня в том отеле в Милуоки. Когда воспользовался мной. Печальное зрелище. Я даже поверил, ты так хорошо скрывался, но понимаешь, какая штука: ты такой же, как они. Это сводит... сводит меня с ума. - Ты просто безмозглая шлюшка, Джокер! - простонал Брюс, выворачивая шею, чтобы высмотреть его лицо - он снова мог видеть только фрагменты, его это вечное блуждание по кругу, по канату уже достало: это его слова, его ожидание боли, это он дал собой пользоваться... - Тебе все это нравилось. Уши вдруг заложило, зашипел сгоревший регулятор, и какое-то время он слышал только неровное движение своей крови. Джокер шумно перевел дух. - Похоже на вопрос. Такие вещи... когда их говоришь ты... это всегда похоже на вопрос. Не знаю, какого ответа ты ждешь, - загнусавил он себе под нос, вычищая ладони о полу своего пиджака, как о плотную, удобную салфетку после отменного обеда. - О, да, мне нравилось. Мне нравится. Я прямо не поверил в свою удачу - простак, развесил уши, доступный, готовый обмануться! И говорить начистоту та-ак весело. Вот и я говорю начистоту, верно? Брюс сожалел, от этого ненавидя еще сильнее. Кому это, он считает, тут повезло? Кто, кто из них простак, неужели нельзя говорить яснее... - Я тебе не верю, - отдуваясь от боли, сказал он. - О чем же ты хочешь "говорить начистоту"? Он взял передышку, осваиваясь со своей травмой. Он не хотел ждать, не мог, но должен был - до порога привыкания. - Я-а? Я еще и имею право хранить молчание, - слился Джокер, завидуя его способности к огневой, разрушительной, всесжигающей ярости - после него так не было, после него всегда что-то оставалось ошметком, обрубком, отбросом. - Даже такой, как я... Что случилось на самом деле, Бэт? Наш герой мучается от невозможности быть обычным, верно? - охлопывая бедра утомленным, но удачливым в своих начинаниях тружеником, фыркнул он следом, забывая брать высокий тон. - Но это ничего, ты особенный. Был особенным. Но наивным. Пустил змею к себе под бочок так просто, мм... И теперь. Теперь. Боишься меня? - Нет, - честно сказал Брюс, пытаясь только не дать гневу сотрясать его: вдруг он решит, что это страх или слабость? Эти жалкие мысли разозлили его еще больше. - Тихо-тихо... Конечно ты боишься, - на самом деле неверно прочитал Джокер по напряженной спине, издевательски и нервно поглаживая жертву по волосам. На черном его пальцы казались почти настоящими, и он утопил их там прочь с глаз, пряча. - Моя глупая, слабая, упрямая мышка... Он запнулся на вздохе, неверяще набычиваясь, и ему понадобилось время, чтобы осознать - живое, стучащее, скрипящее, низвергнутое, восставало, двигалось против течения, прежде любого разумного предположения. Бэтмен поднимался. С его весом - он так разъелся на местной выпечке... С разбитым коленом, растоптанной гордостью, бесстрашно, несмотря на угрозу... Это так его поразило, что он застыл, заполучил на каждое плечо еще по паре тонн призрачной тяжести - пришлось одернуть себя, когда он посчитал и их в заслугу этого тягача-тяжеловоза. Он не был дотошен, но это - уже перебор. Что-то завладело им, растрясло его. Он хотел, чтобы было легко. Предпочитал не встречать сложностей, даже если без них пропадал, выпадал, нападал против воли. - Бессилен, Бэт. Я ничего не могу с этим поделать, - сухо сообщил он, выдыхая смех. - Мне казалось, ты понимал меня. Лучше всех. Я даже хотел спросить тебя о способе - как тебе это удавалось?.. Глупо звучит, я не это имею в виду. На него не отреагировали, но его это не смутило. - Да неправда, - обиженно запротестовал он неуслышанному, и вдруг убрал вес - крутанулся над многострадальной спиной, используя только шлепнутую на паркет ладонь; снова водрузился, тяжкий, седлая теперь поясницу. Он не стал неразумнее, это было вызвано желанием дать Бэтмену фору - вдруг тот готов на непоправимое, а они все пропустят! - Я, может, тоже не хочу думать рядом с тобой. Ох, эти слова ведь куда гаже, чем все, что ты мне наговорил тут! Верно? Я с самого начала был не прав. Все эти глупые псы... такие, как я... не имеют на такое права. Показать, как рады, лизать без спроса. Мм? Нет? Брюс побелел от унижения - пес, это про него. Колени, готовые понукать, тискали его властно; где-то совсем близко, в пределах досягаемости, ждали игривые стопы - одного касания ему бы хватило, чтобы уничтожить их господство - но руки были зажаты у живота. Скинуть семьдесят килограммов не было проблемой. Отмудохать. Выбросить. Подмять под себя. Запереть. Он, возможно, больше не сможет полноценно пользоваться левой ногой. Самое слабое место, удар в самое слабое место... - Говоришь, тебе весело? - спросил он, усмиряя дыхание. - Нет? Почему тогда ты смеешься, Джек? - У тебя кровь, - лаконично объяснил Джокер, звуча неочевидно для их взрывного общения заторможенно. - Ты бы поостерегся. Я пустил тебе кровь. Он смотрел, не отрываясь. На светло-бежевой ткани, на пояснице, в самой плотной точке их нынешнего пересечения, в самом эпицентре, расплылось неровное алое пятно, мокрое и липкое, составленное из ярких, жирных капель. - Это не моя! Твоя, - взвился Брюс, ощущая указанное спиной. - Пройдет еще пара тысяч лет, прежде чем ты сможешь "пустить мне кровь"! Джокер дернул плечами, прикладывая пальцы к рваному рту. И правда. Он его испачкал. Он все-таки его испачкал. Он этого больше не хотел. - Брю-юс? Как вы это определяете? Навсегда теперь мертв? - торопливо зашептал он, прикладывая ножевое лезвие привычным жестом у сонной артерии - чтобы наверняка - умело нащупывая еще одну Крысу левой рукой. - Все уже выбрано? Никакой свободы? - Ты хотел хранить молчание, уродец, - через силу проговорил Брюс, не желая учитывать его ножи, и не прекратил свой тяжкий подъем на недостижимый пока Эверест минимального самоуважения. - Не затыкаешься. Ты... никогда... не затыкаешься... - О, черт. Я просто урод... - вспомнил Джокер, на выдохах выдувая навязчиво прочную розовую пену, и, тоскливо вздохнув, принялся приводить себя в порядок - рубашка была свернута, на белье даже смотреть было страшно, уцелел только пиджак. - Почему ты так слабо бил меня, Бэтс? Почему сразу не схватил нормально? Как ты это делаешь, я не могу понять... - Потому что ты слабак, Джокер, - прогремел Брюс, сходя с ума от гнева. - Чего ты ждешь? Чего ты хочешь? Он не хотел бы пользоваться предложенной неустойчивостью. Даже расслабляясь на вершине, Джокер следил за ним внимательно и эффективно - в лицо ему для этого смотреть было необязательно. Он и хотел полного хаоса, и стерегся его. - Это довольно мило, - обнаружил он, учитывая каждый встречный порог. - Рассчитывать порции пиздюлей по возможностям. Немного красно только. Странно слышать это от такого капиталюги, как ты... который сам ждал довольно долго, мм? Скажи, почему именно она должна была быть моей жертвой? Я зарезал десяток шлюх, всех не упомнишь. Суди меня тогда за всех, не имей любимчиков. Брюс затих, подловленный. - Почему тебя интересовал мой друг? - ответил он вопросом на вопрос. - Как по-детски! - расхохотался Джокер, не приглушая голоса. - Такое объяснение - как инфантильно... К счастью, у нас тут есть один настоящий мужик, - он привстал, легко держа равновесие на пятках, и скользнул чуть ниже, подальше от противного красного пятна - это был еще один шанс, он задержался в этом маневре дольше нужного, хищно ожидая попытки к бегству, но той не случилось, лишь заскрипел от перегрузок могучий, но не всемогущий бэт-остов, влажным хрустом взвыло поврежденное колено. - Ну вот, посмотри. Я всегда мог оставить тебя без присмотра, и не было особых проблем. А тут - всего ночка вне насеста, и мышка набралась свободомыслия! Эта ночь разрушила все, чего я так упорно добивался... Чем не подтверждение? Мы поменялись местами, - он проиллюстрировал свои слова круговым движением бедрами, восторгая себя и гневя оппонента, - все теперь так же, как было, вот только... ты не помогаешь, сечешь? Он чудовище? Но чего стоит шлюха, одна штука? Ничего. - Ты сказал, поделишь вину, - снова удивил его Бэтмен, властный настолько, что пытался взыскивать долги в таком состоянии. - Я свою часть не отрицаю. Джокер хмыкнул, уверяя себя, что ничего нового тот в виду не имеет. - Еще срок за нее на себя взять? Есть в этом смысл? О, я такой мудак... - растрясся он, притирая пах в плененные ягодицы, немного только смазывая свой триумф податливым желе в хранилище ширинки вместо ожидаемой яростной крепости. - Но ты - еще больший, когда размениваешь, когда теряешь, отдаешь, пропускаешь всех перед собой, когда они, они встают между нами! В этом пустом городе многолюдно - не противоречие, но только ты, Б... Бэтмен. Только ты, больше никого. Так темно временами... Он решил считать это никем, кроме себя, не замеченным - то, что ему нужно продлевать себя в предмете, чтобы взять свое. Он сам понял это слишком поздно... Когда-то он лишился фертильности, теперь - потенции. Это не имело особого значения, он просто узнал это про себя, и отметил бесстрастно, как всегда. С каждым годом прежде он лишался чего-то важного. Облетал осенним деревом. - Ты не меняешься. Все еще хочешь избавиться от всех? - оцепенело прошептал Брюс, сдавая, но не сдаваясь. - Спасибо, что предупредил... Ты их не видишь, никого не видишь. Ходишь мимо, они проходят через тебя, не замечая... Здесь был только я, и то ты умудрился... В нем самом было темно. - Ты ведь не знаешь, что такое равнодушие, да? Иначе бы не говорил этой ерунды... Что такое пустота? - Джокера заколотило крупнее. - Ты так впрягаешься, потому что чувствуешь вину? - изображая непринужденную любознательность, спросил он, хотя знал, что никакого настоящего диалога между ними больше не будет. - Ну, ты говорил, я слушал. Итак, давай пройдемся еще раз по тексту: ты прокатил на своем общественном хуйце пару блядей, а потом таинственный убийца пришел за ними именно поэтому! Какой-то из посетителей органа затаил злобу. В дело вступает известный во всем мире Детектив Клоун, но никто еще не знает, что... - Заткнись! - рявкнул Брюс, тратя на бессмысленную ярость бережно припасаемые силы. - Заткнись, замолчи, не трогай... Джокер снова дико захохотал, заходясь, каркая сорванным горлом. Левая рука-крыса скользнула по окаменевшим бедрам пленника, приласкала тупой стороной лезвия промежность, поспешно возвращаясь к позвоночнику - коронный номер: парализатор. - Та шутка про то, что убийца - дворецкий? Не, не, я не настолько крут. Не в этот раз. Я тебя... предупреждаю, - немного подумав, выпалил он сквозь учащающееся иканье смеха, звуча так, будто испытывал большие сомнения по поводу того, стоит ли выдавать это предупреждение - очевидно, сильно зашифрованное. - Не говори ни с кем обо мне, а то тебя увезут, увезут в мой желтый приют - люди подумают, что ты сумасшедший, усекаешь? - Ты жалеешь себя, - неожиданно укорили его. - Почему? Он шумно сглотнул - слюна булькнула, словно пузырь спирта в допотопном термометре - он кипел. - Думал, что выиграю. Что ты выберешь меня. Был... был, был в этом уверен, - он начал заговариваться, сотрясаясь. - Ничего, ничего нового... Это все - для тебя наказание. Справедливое, как ты предпочитаешь. Чего я жду... Что я буду делать... - призадумался он, будто только сейчас стал решать этот вопрос. - Что сделать? Сделать тебя таким же уродливым, как и я? Хочешь искренне улыбаться с этого дня, Брюс Уэйн? - предложил он тогда. - Будешь иметь наконец полное право прятаться по теням. И никто не найдет тебя, никто. Никто. Никогда. - Ты уродливый, верно, - согласился Брюс, ничего уже не чувствуя. - Но чтобы исказить меня, тебя не нужен нож. У тебя был шанс все исчернить изнутри... Ты должен был сейчас отсасывать мне, и лить слезки, моля о прощении, чтобы я не выкинул тебя на улицу, давать мне клятвы, обеты и обещания, и тогда - может быть - получить возможность перекрутить мне мозги. Это были его слова? Нет, это были визги раненой гордыни. Он потратил достаточно времени, чтобы научиться владеть собой, но этот человек всегда заставлял его выходить из себя. Неизменно. Каждый час, каждую минуту. - И что? Ты ненавидишь меня? - прошептал Джокер, привлекая внимание к ножевому лезвию нервными покачиваниями - верно, они могут убить друг друга. Бэтмен может убить Джокера? - Брюс Уэйн. Ты. Ненавидишь. Меня? Брюс только злобно взвыл и напрягся сильнее - еще секунда, и его жизнь как героя будет кончена. Разве не этого он всегда хотел? Пропуск в никуда. К покою. Джокер захихикал громче, подхватил его крик, повышая градус. - Ты убьешь меня? - радостно заскулил он, все навсегда для себя решая. - Только меня. - О, нет, малышка, я тебя отделаю и уложу в самой темной камере в Камеруне. Как тебе такое? - честно ответил Брюс, теряя рассудок окончательно. - Так, словно тебя никогда и не существовало. Ты так об этом мечтаешь... - Что? - проскрипел отвергнутый - теперь точно - Джокер, предчувствуя мясную нарезку. - Наш чертов союз, клоун, его условия, которые ты так удобно позабыл, - подсказал Брюс. - Я уже договорился. Готовься - будешь жрать и гадить по часам всю оставшуюся жизнь. Джокера зашатало - почти как в шторм. Он задергался, удерживая вместо поводьев когда-то светлый шелк его рубашки - в одной горсти вместе с воротником, вместе с ножом, беспечно, безнадежно непрочно. - Ага-а. Мм. Уже, - не очень понимая, что должен ответить, заблеял он. - Неплохо, мне казалось... Ну же, ну же, скажи, что боишься... Скажи, что это так. Тебе ведь конец, рыцарь ты херов... Брюс зарычал и поднял его в упоре лежа - напряглись вены, заскрипели зубы. Он проиграл? Он так не считал, и приложил большее усилие, рассчитывая поменяться с преступником местами. В любом случае, он был готов покалечить подонка. О, он прекрасно понимал Крока: переломить тонкие косточки на каждом пальце; лучевые, плечевые, каждое ребрышко; проломить грудину, перебрать позвоночник, ухватиться за ключичные якоря, расхрустеть презренный костяк... Прорвать тугую бледную кожу этими острыми обломками; стиснуть сильно, чтобы колья костей пробили ему сердце, прокололи паруса легких, сделали невозможным извлечение речи из этого гнусного горла; осуществить контрольный серебряный выстрел в голову... - Можешь катать меня сколько угодно, но главное условие, - угадал Джокер его мысли, и лезвие в его левой руке точно и пронзительно нашло стратегическое место позвоночника, - тебе не убрать. Это поразительно, как ты смел и как силен, но... это я победил. Я одолел тебя, и теперь молись, красавчик. Я это говорил? Ты чертовски горячий, Уэйн. Давай посмотрим... Что тут у нас, мм? Да. Это приятно, знаешь? - заурчал он своим настоящим голосом, низко растягивая гласные. - Я делаю только то, что хочу, помнишь? И-чего-же-я-хочу? Может, с'делать тебя инвалидом, мм? Каждую минутку будешь помнить обо мне, каждую секундочку, а когда Фред уже не сможет тебе жевать... - Ты не сделаешь этого, - вдруг понял запутавшийся Брюс, усиленно отталкивая его к самому краю. - Ты просто трепло. Вот черт, да ты просто пустобрех... Твои угрозы ничего не стоят. - О, я бы хотел быть в этом так же уверен. Если я отмечу тебя собой... - вдруг прервался псих на низкое рычание. - Как ты думаешь, поможет это нам понять друг друга? - Мы и без этого слишком понимаем друг друга, - закашлялся от натуги Брюс, под ледяной коркой невозмутимости визжащий от ярости. - Надо бы меньше. Я чувствую тебя. В тебе ничего нет. Ничтожество. Как я мог быть так глуп, чтобы увидеть тебя? Джокер захохотал, вскидывая брови: похоже, он уже обратил Бэтмена. Это было смешно? Оборотень. Теперь они совсем одинаковые. Они и были равноценны? Он всегда был таким или это особенная радиация изменила его? - Я не з'наю... Почему... Но мне... - проревел он, давясь смехом, разбрызгивая слюну, запрокидывая голову так, словно на надломленной шее ему не сносить головы. - Совсем... Мне... Совсем не весело... Он вдруг затих, широко размахнулся над благородным, вероломным, великолепным, тошнотворным... несуществующим рыцарем, и ударил его ножом в полную силу.