Неудачная шутка

- Твою мать, Джокер... Джокер снова не ответил, приложился ртом к ждущей его шее, плавно разминая неподатливую плоть, губами пытаясь выцепить ненормально набрякшую вену, словно проводок датчика детонации. Все это было непостижимо и загадочно: Брюс открывается, становится ему стражем - тайна тайн, но что-то очевидное? Что-то, что лежит в основе мироздания. Питает его и впитывает, поглощает, не боясь отравления - ладно, но ведь он гордо и спокойно ждет, пока поглотят его... Возбуждение не наполнило его, но он продолжил водить губами по идеальной коже, размазывая свою грязь - слюну, грим, кровь: гной... Что делать с дикой злобой, накалившей его до невозможности, он пока не знал - когда-то он думал, что это он сам и есть эта чернота, но все оказалось куда проще: это было только множащейся без остановки паразитической массой отзвуков прошлого, которого он не помнил. Когда он это понял, что привело к этому знанию, что оно дает? И он знал, что разнесет заразу и на это тело, поэтому сглотнул, почти теряя сознание от ударившей в голову очередной волны самостыда - закатил глаза, оскалился. - Я тебе не капитан футбольной команды, Элизабет, - вкрадчиво зашептал он в жертвенное ухо. - Не романтичный хулиган в милых кудряшках. Ну, тут он хватил, конечно... Грязнейшее оскорбление его героя не смутило: похоже, он решил терпеть все, что ему могли предложить, и молчал, пасмурный. - Настоящий спаситель, мм? - зашептал Джокер, вступая в неравный бой со своими желаниями. - Где твой крест, мужик? Брюс твердо выдержал его взгляд. - Крест мой сейчас подле меня, Джекки, - вяло надерзил он. - Потирается об меня бубенцами, забывая, что у каждой карты две стороны. Редкий момент - Брюс шутит - но Джокер не смог бы насладиться им, почти брошенный в одиночестве на своем хищническом пути. И он расстегнул брюки. Усмехнулся и поманил жертву к себе, без всяких сомнений собираясь положить конец его опасным заблуждениям. Брюс покорно привстал - ему тоже было тяжело и муторно, но он обещал себе пойти до конца - и цепкие пальцы ощутимо впились в его шею, принуждая униженно опуститься. Вполне логично, что Джокер не был мягок, но эти тиранические жесты слишком тревожили. - Не тяни, - укоряюще просипел Брюс, и тяжело сглотнул больным от дыма горлом. - Хватит ныть, приступай. - Что-то слишком многое в последнее время происходит против моей воли, - проворчал Джокер, опасливо оглядывая пыщущего жизнью пленника. Разница между тенью, проталкивающей ему пальцы в горло, шипящей промеж серых губ, и этим непокоренным человеком была весьма внушительной. Ему стало жаль упущенного, и он пораженно прислушался к себе, неизбалованный подобными чувствами: но не травить воды, которой пристало напиться, не плевать в колодец - как он мог? - Ты не пустишь мне кровь? - язвительно просипел теряющий терпение герой, прижатый щекой к равнодушной бордовой ткани в клоунском паху. - Достал бы один из своих любезных инструментов, щелк! Приставил бы его мне между ребер, к основанию позвоночника или более ординарно, к горлу... Это была опасная тема: глубокий, темный эротизм этого почти неприличного описания давал по двойной крови - еще бы, игры в маньяка с маньяком, фаллическое лезвие, его пьянящее присутствие - Джокер с каменным лицом выслушал его и непроницаемо улыбнулся. Бэтмен, возвышается, темный - и плечи его, несокрушимые, скала, которую ждет обвал? Достать нож? Зачем? Эта прямая спина сама почему-то склоняется, и понять его невозможно... Он сам по себе, первородно отделен от своей паствы граждан, изначально несоединим с ними. Он - одинок? Он несчастлив, отвергнут какой-то неведомой ладонью? Чья это была ладонь? С кем он сам мог быть еще схож? Прежде он чуял тень Бэтмена, как чует один хищник другого, и как же он бывал взбешен, когда лицом к лицу не мог распознать привидевшегося! Почти так же сильно, как когда терял интерес к реальности - нить повествования, главную роль, самое себя... Быть тенью, быть двойником - и он вдруг обнаружил в себе бурю, рожденную из холодного, рассудочного открытия: он повторяет каких-то людей в этой упругой жизни, и если бы это был только тот грабитель из переулка, было бы проще. Узнать, кто это был, было так важно, почти нестерпимо - обратить на него всю ярость, все черноту болезни, раскромсать, расщепить, разорвать газовую пелену призрака... Натянувшись, что-то треснуло, надломилось, хлынуло, и тут Джокер, Джек Нэпьер, не знающий слез, да и улыбки тоже, протянул свою руку - легкомысленней, чем того требовали его мысли - и уложил ее на загрязненное самим собой плечо. - Ты так только вызываешь у меня тошноту, - деловито отверг он долгожданную покладистость, отстраняясь и тяжело усаживаясь у стены. - Так ты мне противен, Брюс Уэйн, Бэтмен. В воздухе явственно пахло гарью винного завода. - Я и сам себе мерзок, - медленно согласился Брюс, собственный раб и насильник, и криво улыбнулся, сатанея от неприятных воспоминаний. - И ты мне тоже. Мерзок. Тебя это все не возбуждает, да? - Да, - солгал Джокер, и нож исчез. - Не стоит у меня на тебя, Уэйн. Иди отсюда, ты слишком жалок, чтобы я марал об тебя руки. Проваливай, не доставай меня. Брюс потерял дар речи. - Вот сейчас ты перегнул, Нэпьер, - уязвленно выдал он наконец, все еще улыбаясь. Джокер фыркнул и подался вперед, вынуждая его изменить позу на более приемлемую для человеческого существа - виновный, сраженный, посвящаемый в рыцари. - И правда не боишься меня? - вдруг серьезно и глухо спросил он, раскачиваясь в колебаниях сердцебиения до неведомых прежде махов, оглаживая трепещущий кадык неожиданно невесомо и кротко одними костяшками сжатых в кулак пальцев: хотел бы вцепиться в него зубами. - Нет, - честно ответил Брюс, не поднимая глаз от вожделенного плеча, дрожащего под преградой ткани. - Нет? Странно. Почему? Это было бы разумно. Ты никогда не казался мне глупым, Бэтмен. Мне и правда попортить твою мордашку, чтобы ты... - Не трогай ты мое лицо, от меня и так на работе все шарахаются, - пытаясь принять как можно более незаинтересованный вид, выдал Брюс, замирая под однозначными прикосновениями: они так редко не имели ничего под собой в подкладе. - Не думай, что я недооцениваю тебя. Но ты обещал мне. Я тебе верю. Обещал верить. Тут только один предатель, и мы оба знаем, что это не ты. Я слишком уважаю себя, чтобы увиливать. Джокер вдруг непривычно тихо засмеялся. - Кто же спорит, уважаешь. Еще как, - он оставался слишком близко, усталый и угрожающий, но счет времени потерялся в биении ветра за окном по хладным, отживающим последние недели листьям, в пробивающихся сквозь гардины к электрическому домашнему свету первым утренним лучам: будет наконец солнечный день, которого так никто и не заметит. - Если бы ты знал, как я от тебя устал... - объявил он наконец, небывало удивляя Брюса, нескромный и пафосный, и они встретились взглядами. - Я серьезно, оставь меня в покое, я слишком опасен для тебя. Давай, пока я позволяю, беги в лес, животное. Поврежденная рука ухватилась за путы, привлекая внимание пленника, и при ближайшем рассмотрении ремень вдруг оказался черным паракордом. - Что за... - начал Брюс, но зря: все уже понял. Сглотнул и развел руки - шпагат свободно соскользнул на пол, никак не закрепленный. - Просто фокус в качестве комплимента за извоз. Это было занятно, - развеселился Джокер, мерзко хихикая. - Ты становишься очень невнимательным, когда есть возможность проявить упрямство. В следующий раз хотя бы пробно прощупай узлы. Брюс скрипнул зубами, ухватил его за шею обеими руками, и подтянул к себе, последовательно сминая губами губы, а большими пальцами - хрупкую кость кадыка. Эта слюна никогда еще не была так горька, запретная. - Ненавижу эту чертову одежду! - прорычал он, привычно обманутый, и содрал ни в чем не повинные зеленый жилет и красную рубашку. - Устал, да? Отлично. Вот теперь я зол, имей в виду. Джокер восхищенно заткнулся. - О, нет-нет, ты не прав, - продолжил Брюс, искоса читая с взрезанного рта о всем предположенном, желанном и недостижимом. - Думаешь, тебе конец? Посмотрим, и у меня для тебя сюрприз. За ту дерзость я требую отдельной платы. - Трусишки не забудь натянуть, гордец, - просипел неосторожный хулиган, все еще сдавленный стальными руками, вызывая в Бэтмене приступ какой-то лихой ярости или, скорее, злобной радости: кровь снова переполнилась адреналином, и из спасителя он рисковал превратиться в сатира. - Натянуть? Трусишки? Они нам не понадобятся, - зашипел Брюс, сдирая с провокатора и футболку, удобно удерживаясь возложением пальцев за пояс бордовых брюк, но черное белье и в самом деле вернулось на законное место. - И ты даже не представляешь себе, почему. Под тканью его ждало широкое красное пятно хлыстового повреждения. Но отчаянное состояние не утихало, и он прижался губами к солнечному сплетению, потер грязную, потную кожу, бодро дотер до розового шрама, лизнул его... Тощая задница отлично подходила его ладоням, и он сжал пальцами ягодицы, растер через ткань. Джокер негодующе зашипел и вцепился поврежденной рукой в его волосы, то ли пытаясь оттянуть, то ли направить ниже. Оказалось, нечто среднее: болезненный захват, отлично прочищающий поплывший разум. Брюс немного поостыл и улыбнулся длинной красной царапине на его плече, вдохновенно втягивая густой, тяжелый дух пудры, кожного сала, пота, Баллистола... - Думаешь, этот мальчик, - хрипло залаял он, и принялся прочищать горло, чтобы не позориться, - и правда не знает, кого мы искали? Он сказал это и затих, инстинктивно определяя этот вопрос как что-то большее, чем он был прежде - до того, как был озвучен. - Да, - серьезно ответил Джокер, щурясь на окна: верно, он слишком устал, чтобы тянуть канат, и... вдруг сейчас решалось что-то важное? - К черту все. Но не думай, что я буду с тобой делиться. Ни кусочка не получишь. Вспыхнувший Брюс, получив прощение, закрепил этот факт, оглаживая в полуукусах шрамы - сначала правый, потом левый, наконец самый привлекательный - на нижней губе. Вылизал десны, зубы - горько нащупал языком скол от своего кулака, ныне чем-то подпиленный - снова шрамы, куда мог дотянуться на внутренних сторонах щек, мазнул языком по небу, вызывая в напряженном клоунском теле удивительный эффект - крупную дрожь. Содрал остатки пуговиц на ширинке бордовых брюк, не прекращая вылизывать человека, которым был одержим, спустил нагретую телом ткань... Через тонкий хлопок белья - зеленые боксеры, украшенные набивным рисунком - Джокеру не удалось скрыть болезненной эрекции. Фонарь Джека, серьезно? Это было почти непристойно, последняя капля в чаше терпения - еще нахальнее, чем его немереные жирные пчелы или умные черные птицы... - Светило. Светоч прям. Очень смешно, Джек. Обхохочешься, - невозмутимо отреагировал он на сокровенное зрелище, обнаруживший вдруг отличный способ закрепиться на желанных вершинах. - И "рычаг влияния". Это ты про хай-джек? Ты всегда пошлишь, а я и не замечаю... Какой кошмар... Ты такой самовлюбленный. Довольный произведенным эффектом, Джокер вдруг совершенно привычно захихикал, насмехаясь, но Брюс наклонился, нажал на его бедра, провел по его паху - и стало не до смеха. Он не слишком аккуратно дернул его за предплечье, поднимаясь с ним на ноги: опасался себя больше, чем его; уложил руку на поясницу - ладонь легла прямо на выступающий шрам от плети. Плотно прижимаясь к жесткой спине, оставляя в виде сомнительной, но преграды только свою руку, шумно выдохнул и разгладил белую черту - подтверждение боли; добавил вторую ладонь, вдумчиво оглаживая хэллоуинский рисунок на его твердом бедре. Прилив похоти - надломить, распять, вылизать - сильно ударил ему в голову, и он поспешил отвлечься, тревожно анализируя свою реакцию на такие простые действия. - Джек... - прошипел он сквозь непрошенную улыбку, задыхаясь в миллиметре от оскорбления. - Не хочешь знать, что я делаю? Преграда из нижнего белья не была устранена - он хладнокровно не предпринимал подобных попыток, только изредка косясь на освеченные бледными волосами бедра. - Я начинаю жалеть, что пощадил тебя, мужик, - прорычал Джокер, поворачиваясь и внезапно присосался грязным ртом к его щеке, обжигая язык щетиной. - Что? Ищешь колоду для баккары у меня в трусах? - Наконец-то ты обратил на меня внимание, клоун. Собираюсь проучить тебя, - вдохновенно перебил его Брюс, не дожидаясь, когда он закончит. - Покажу тебе. Своеволие. Несчастный Джокер зашипел от ярости, тщетно пытаясь успокоиться, когда железная хватка подобралась к ребрам, хранящим до поры пару тривиальных тайн. Громко, фальшиво захохотал, когда его привычно взвалили на плечо. - Вот разъемся до двухсот, посмотрим, как будешь таскать меня... - мерно заурчал он, не слишком эффективно скрывая предупреждение в голосе, хотя имел проблемы даже с банальным дыханием. - Это тебе к Альфреду. Но дарю идею бесплатно - просто купи утяжелители. У меня, кстати, где-то в зале были... - Можно подумать, двести тебя остановит... - зашипел Джокер. - Ты смотри, ничего мне не сломай... Ах, я сейчас та-ак уязвим... Хочешь снова запереть меня? Я ведь вижу. Предупреждаю, в таком случае тебе пиздец. Я буду очень, очень зол. - Помолчи, Риголетто, - придавленно откликнулся Брюс, и чернота прежде серых глаз сразу же примирила его с переносным положением, которого он обычно не терпел. Стальная рука больно обхватила его за лодыжку, лишила его брюк, и он снова засмеялся, уже естественней. - Эй, Бэтти, эта дверь ведет в ванную... - Спасибо, я знаю, - самодовольно прошипел Брюс, на периферии разума пораженно чуя в себе небывалый подъем, и постарался удержать в памяти одну из самых важных задач: токсин, все еще припрятанный в потайном кармане, необходимо было перепрятать побыстрее и максимально надежно. Он втащил демонстративно обмякшего клоуна в санузел и усадил на тумбу у раковины, благоговейно изучая, как двигается полусухожильная мышца на смутно просматривающейся внутренней стороне его правого бедра, втайне наслаждаясь мимолетным положением - его лицо, спрятанное моментом у тощей груди - не удерживаясь от прощупывания твердой спины, бедра, от щелчка резинкой трусов, хотя в концепцию экстренной реставрации доминирующего положения эти слабовольные касания никак не входили. Под гримом, на бледной скуле, алела ссадина от безобразной тоннельной свалки. - Хватит, - недовольно прошипел лишенный права слова тот самый клоун, разом раздраженный, плохо контролируя голос, когда понял, что происходит. - Твоих тупых демонстраций - хватит. Брюс скромно усмехнулся: у него были еще аргументы. - Ты не боишься пропустить самую важную часть запланированного? Даешь слабину? Надо же, не ожидал, - провокация неожиданно увенчалась успехом, и он получил приличный ожог от ударившего его возмущенного медного взгляда. - Нет? Не даешь, да? Тогда иди отлей, и не смотри так, девчонка. Переполненный Джокер сглотнул, попадаясь на шквал шуток как новичок, и встал, демонстративно мешаясь под ногами. - Все еще чувствуешь себя уверенно? Даже разгуливая без бронежилета перед самым страшным своим врагом? - начал он новый виток свары, языком старательно загоняя потоки слюны обратно в рот. - Ты думаешь, ты самый страшный мой враг? - с сомнением проговорил этот загадочный герой. - Нет? - расстроился Джокер. - У тебя есть пострашнее? Ты такой наглый, Бэт. Стыдись. Хочешь увидеть, как я отливаю? Не дергайся так, я согласен снова соблюдать запрет на убийство. Пока. Пришлю тебе извещение, когда настанет время снять его. - Спасибо. Это важно. Но какие странные фантазии... - беспечно выдал Брюс, не скрываясь оглядывая развернувшиеся перед ним новые тайны, выраженные в нестандартной банальности жестов подопытного психа, одновременно пытаясь на карте белесых шрамов и костяных позвоночных островков его спины найти хоть какие-то ответы, которые на самом деле стоило искать в себе. Неужели он обречен? Если Джек в самом апогее своего злого величия пробуждал в нем лучшее - особенно учитывая пучины отчаяния, в которые он вогнал его тогда, играючи убивая его надежду и забавляясь с правосудием и общественным мнением - то в этом, волнительном варианте союзника, он вытащит на свет все самое темное, что так мучило его? Одним своим существованием. Успокоенный замаскированным под глупости важным декларированием союза, он невозмутимо разделся, всухую грезя давнюю схему, в которой однозначно участвовали два ключевых условия сегодняшнего не-утра - Джек Эн и душевая. Но желанное снова было недостижимо - чем ближе, тем недоступней - и можно было обвинять себя в эгоизме, потому что по итогам сравнения ничего, кроме ожидания он позволить себе не мог: собственные слова - те самые, грязные - оскорбили больше его самого; и эта вина перед его совестью теперь никогда не окупится - мгновение бесстыдной мразоподобности - отличный урок для того, кто мнит себя чище всех, потому что именно эта белизна удобно покрывает ту грязь, что стоило бы заметить и вычистить. - Не дергайся. Смой грим. Ради всего святого, смой. Повернись. Сними часы, - раскомандовался он, услужливо смачивая полотенце. - Анархия... - подступил вскользь к самому интересному, но был неожиданно злобно заткнут. - Захлопнись. Не буду это обсуждать. Их тени нервно двигались, отброшенные на безразличную стену, так же, как и некоторое время до этого равнодушно отразившие коленопреклонение и связывание, теперь повторяли блаженные в своей обыденной простоте - пока никакой смерти в ближайшие пять минут точно - примитивные жесты жизни. - Если есть хотя бы небольшой шанс, что это твой... сын. Подожди, Джек, выслушай... - неловко поднажал Брюс, пользуясь подлейшей техникой, гарантировавшей ему отвод этих глаз: демонстративно пересчитывал деньги в бумажнике, к счастью, все еще преданно ждущем его в кармане наброшенного на угол двери пиджака. Хочешь спрятать что-то, положи на самое видное место. - Никаких шансов, - злобно отвернулся Джокер, ожидаемо взъяренный открытым недоверием. - Это не ко мне. Одна мысль о чем-то, с подобной стороны относящемся к Джокеру, капитально сносила у Бэтмена крышу, и токсин был позабыт. - Но... - Хватит, - зашипел несчастный подозреваемый, кривясь от фальшивого веселья. - У меня точно нет детей. Меня оскорбляет одна мысль об этом. Он повернулся - плечи задрожали от смеха - и сам стащил с себя трусы, раздраженно посмеиваясь - не собирался допускать, чтобы его ожидания снова не оправдали. Брюс, стараясь смотреть только на идеальный позвоночник, не отвлекаясь больше ни на что, зажал его в углу резервуара, включил воду, и стал аккуратно обтирать от черт знает откуда взявшейся там крови ходящую в биении искреннего отвращения спину, минуя ушибы. Верно. Он мог получить его со вспоротым железом или развороченным огнестрелом животом. Не только обожженного, но вообще без рук, без ног. Как тогда, лишенного его особенной синаптической начинки... Но он выглядел куда лучше, чем час назад - калории определенно оживили его. Сам Брюс голода не ощущал - вместо этого его давила в поясницу подозрительно жаркая тяжесть. И это странное, острое место можно было обойти, но... - Почему нет? - с усилием поднажал он, изнывая от нестандартного для себя состояния просителя: для того, чтобы что-то получить, ему прежде - наверное никогда - не требовалось прилагать усилий. Все, о чем он мечтал, не находилось в людских руках. Довольный элитным обслуживанием Джокер еще немного поборолся с собой, придирчиво выясняя, что в нем бушует сильнее - злоба от мерзкой темы, самому ему не до конца понятной, или удовольствие от роли солиста, окруженного вниманием. - Потому, - как можно жестче прошипел он, вкладывая в голос несуществующее сейчас предупреждение. - Ты не расскажешь? - продолжил напирать взбудораженный исследователь клоунов. - Ты говорил, что... У тебя в конце концов провалы в памяти... - Хватит фантазировать. Это не такие провалы, - резко охладил его надменный Джокер, отстраняясь, но этого было, конечно, недостаточно - Брюс прилип к нему, нагло запуская руку в непромытые волосы, вдумчиво распутывая змеистые пряди. Он попытался отругать себя, но все это было слишком волнительно, и он не смог проследить за своими реакциями - дышать стало тяжелее, в горле пересохло, все это его слишком интересовало - и выглядел сейчас, должно быть, как чертов маньяк. - Как скажете, шеф, - самодовольно отреагировал он в итоге, не сумев побороть себя, только поспешно смывая с зеленых волос мыло, и правда словно преданный, но нерадивый слуга. Придирчивое исследование влажного виска дало неожиданный результат: ярко-розовый лепесток конфетти, при ближайшем рассмотрении оказавшийся пыжом от кассеты Тазера - отличная иллюстрация отвратного праздника разрушения, окружающего этого человека, которому тот был причиной, дирижером и бессменным зрителем. На правом боку, под ребрами, нашелся след от двух выстрелов - четыре симметричные ранки - если бы он не потащился в Айсберг, Джокер не пострадал бы. Если бы он не потащился в Айсберг, смертей было бы куда больше. - В тебя всадили два заряда шокера, а ты потом еще мог стоять? - возмутился он, уважительно затирая повреждения пальцами. - Не мог. У тебя биполярное расстройство, Бэтти? - подал голос тот самый предводитель жуткого карнавала. - Такой же, как и я, припадочный? - Не знаю. Послушай... Джокер вдруг зашипел - на самом деле смеялся - и тяжело вздохнул. - Ты надоел. Что? - Почему ты скрывал, что служил? - неловко поднажал Брюс, сразу же жалея об этом: совершенная чушь, абсолютно неверно составленный вопрос - как можно скрывать что-то в разговоре, никогда толком не говоря напрямую? - Что они сделали? Что они сделали при Гинодзе, Джек? Что было потом? Ты пытался найти для себя место? - это косноязычно прозвучало как "для своей темноты" или, казалось, даже хуже: что-то вроде клетки в зоопарке, и он притаился, раздражаясь. Не используя слова - как можно надеяться... Он неожиданно решил, что, может, и покривил душой, потому что жаркие диалоги с этим человеком стали существенной частью его духовной жизни. Но этого было мало. И как могло хватить? Все их темные шаги навстречу, зеркальные взмахи и почти телепатические блуждания по теням, может, и были красноречивы, но реальный мир практичен и по большей части лишен места для маневров пафоса костюмов и масок. Брюс Уэйн, бледная тень Бэтмена, оживал, когда Джек Нэпьер снимал удушливую маску Джокера. - Я не скрывал. Твой дед сразу понял, - ожидаемо ответил Джокер, и линия его плеч, острая и желанная, дернулась: разгонял надоедливый пар. - И об этом... Не стоит. Не надо. Гинодза бессменный филиал блядского Тейлхука, вот и все, что тебе стоит знать об этом дерьме. Это было выгодно, трудоемко и не было забавно. От слишком горячей воды его кожа покраснела на коленях, сгибах локтей, на переносице и кривых рубцах Улыбки, на груди и между лопаток. - Джек, - не сдался страждущий герой, протягивая руку, сводя брови, словно в огорчении. - Я хочу знать об этом. Я понимаю, что другое... - Ага, - уныло откликнулся Джокер, горбясь и прихватывая наглую руку слишком грубо. - Это я заметил. "Другое" было приятным. Очень весело, к тому же, все та же модель общества: сперва брызги слез верности, потом в одиночестве кишки на кулак. И я не причастен ни к последнему, не смотри на меня так, и уж точно не к первому. Проще говоря, нечего там знать, херов ты покоритель айсбергов, - не теряя ни одного слова, вздрагивая, проследил подушечками пальцев тонкий японский шрам по запястью, свежие ожоги - откуда они взялись? - смазал пятна сажи; издал снисходительный смешок, и тут же наглые пальцы пробежались по его бедру. - Чего ты вообще туда потащился? Это было пиздец как глупо, но ты любишь прыгать по капканам, мм? Свободному художнику уже не продохнуть от твоей тирании. - Заткнись ты уже... - уныло прошипел Брюс, и сильно нажал на напряженную клоунскую дельту, почти чувствуя ту приятную боль, которую высек. - Тот, кто рисует выпущенными кишками - не художник. Джокер помрачнел, грозно выпрямляясь в облаке горячего пара, и он вдруг подумал, что и правда не стоит хлопать его по плечу без разрешения... - Сам заткнись, - выплюнул он раздраженно, с усилием унимая природный гнев, вызванный неожиданной болью. - Знаешь, сколько я обхаживал этого папулю? Брюс устало закатил глаза, пытаясь понять, перед кем он сам теперь притворяется: единственный человек, раскусывающий его с одного нажатия, взгляда на него не направил. - А ты обхаживал? - хрипло спросил он, таясь, и размял другое плечо, не соображая, что делает. - Убедить его, что он меня обманул, когда я его обманул, пока он меня обманывает... - Ты сказал ему свое имя. - Если бы не некоторые досужие мыши, этот голый король был бы уже мертв, - снисходительно парировал чертов злой клоун, ослабленный, но довольный, и потому благодушный. - Это было бы полезно всем. Не благодари. - За это? - возмутился Брюс. - Ты точно псих. Завязывай с подобными... Джек, - неосторожный, он успел еще прекратить не ко времени начавшийся спор, и только попался в новое, тонкое место - но кое-что изрядно раздражало его, даже виновного. - Не называй больше никому своего имени. - Скажи спасибо, что я никому не называю твоего, - веско отмахнулся Джокер. - Не боишься однажды проснуться знаменитым? Этого Брюс не боялся: "как ты бы они тогда развлекались?". - Джек... - зашептал он, прижимаясь ближе, чтобы растереть новую порцию мыла. - Х'ва-атит болтать, - хрипло отверг его руку запутанный в чужих проявлениях и реакциях злодей: эмоциональные качели, которым он всегда был единственный властитель, вышли из-под контроля. - Хочешь услышать, что я твоего вида тоже... не могу... терпеть? Брюс моргнул, предчувствуя смех. Но разве этим можно было удовлетвориться? - Можем и поболтать, Дже-ек. А чем нам еще заняться? - совершенно нагло просмеялся он, потираясь грудью о намыленную спину, вздрагивая каждый раз, когда острая лопатка прочерчивала на нем невидимую линию. - Я собираюсь только отмыть тебя от Айсберга, псина. Или хочешь сначала позавтракать? - А как же третий вариант? - злобно захихикал Джокер, пришедший от сочетания аристократического рта и дерзкой грубости в самолюбивую досаду. - Готэмский принц пытается обсчитать скромного нищего, мм... - Ты ужасный пошляк, Нэпьер! - с испуганным восторгом зашептал Брюс, потому что условно неопознанные пальцы добрались до сводов его ступней, а простая с виду шутка оказалась отмечена чем-то неуловимо лунным. - Ты тоже, раз понимаешь меня, Уэйн... Хочешь, покажу фокус? - Джокер сел вполоборота и вдруг подмигнул ему, ловко выворачивая из воды непривычно оголенные руки - никаких привычных цветных рукавов, ни ремешка часов, ни даже враждебной бордовой ткани Айсберга, только непромокаемые бинты, символ пыток, полученных из-за него самого. Брюс явственно ощутил, как воспаляется все его нутро - какие-то неведомые слизистые, и горло, легкие, поджелудочная. - Нет. Это угроза? - тем не менее осторожно ответил он, поспешно вычищая себя от пота и грязи. - Я тут, вообще-то, стараюсь уважать тебя. Это нелегко, поэтому... Проклятье, прекрати ерзать. Джокер захихикал, не отводя взгляда от того, как смуглые пальцы растирают мыло по жесткой черноте волос. - Угроза? Не-ет. Могу поймать для тебя пулю. Определенно, его экстремальные шутки в замкнутой системе возбуждения и комфорта имели эффект даже больший, чем обычно. - Я тебе поймаю... Это и я могу. - Мушкетную. Зубами. Нет? У меня есть еще парочка забавных трюков, вроде глотания клинка... И мыслить в таком состоянии становилось решительно невозможно. - Нарываешься? - прямо, почти жестко выдал ошпаренный этим открытием герой, сразу же ненасытно рассчитывая иные военные кампании. Уязвленный Джокер, не вызвав ожидаемой реакции, выгнулся и почти серьезно скривился: - Публика сегодня неотзывчивая. Ладно. Я понял, что ты хотел мне показать. Наверное. Уважение? Но вынужден предупредить, что... А, к черту. Будет тебе своеволие, злобная мышь. То, что произошло дальше, навсегда отбило у Брюса Уэйна желание экспериментировать с контролем: резко, насмешливо высаживая из легких воздух, Джокер обхватил длинными пальцами свой взбухший орган и собирался игнорировать его?! - Дж..ек? - прохрипел он пораженно, досадливо приветствуя поражение. - Мне уйти? - Кто знает... Своеволие. Твоя идея. Провокатор повел плечами, пошло выставляя острый локоть, и Брюс окончательно растерялся. Стал жертвой собственной тактики. Как справедливо для того, кто не привык ценить... - Во-от... Тебе конец, да, Уэйн? - обрадовался Джокер, ускорился, демонстративно вытирая по стволу ласку, и был превентивно и ревниво прижат сильнее, прямо по перелому. - Черт, проклятье... Горячие пальцы прихватили его в паху, и он зашипел, не умея достойно проигрывать. - Именно, Просперо. Мне конец... Ты чертовски грязный, - печально прошептал Брюс, бесстыдно растирая мыло в почти ритуальном обряде очищения. - Ты так не считаешь? И кое-что пугало его слишком сильно: сейчас не существовало никакой грязи, никаких смертей, и причиной этому была не порция марсельского щелока... - Наконец-то ты это понял, Калибан, - ласково проворчал хищник, больно втираясь локтем в подвздошную область мощного тела. Он сгорбился, поддаваясь новому приступу смеха - линия позвоночника ощетинилась драконьим гребнем, ужасающим только из-за излишней худобы, и он был... на самом деле задет? Физическая усталость, так часто ненавидимая по логичным причинам, теперь доброкачественно стирала границы притворства, уничтожала маски, пособничала иным, куда более сильным врагам осмотрительности, иным стихиям тела. Брюс, не умея из-за смятения справиться с новой информацией, поступил как в девяносто девяти процентах ситуаций в своей жизни: взял все под свой контроль, превозмогая себя. - Подожди, - жарко прошептал он в белую шею и привстал, жадно оглаживая влажный шутовской крестец. - Позволь мне. Все нормально? Вырубает? - когда ему никто не ответил, пришлось нажать сильнее. - Джокер? Нормально ничего не было ни в какой области их жизни, но это было, пожалуй, замечательно. В ответ Джокер только оглядел его с превосходством, вскинул брови и посильнее укусил себя за щеку. - Твою мать... - Брюс подхватил его под бедра, в качестве рычага усмирения огладил пальцами пылающую твердость поясницы и подождал, пока он разожмет челюсть. - Не провоцируй меня.. О, он так долго этого ждал.