Неудачная шутка

- Ты такой непостоянный, - выдохнул Брюс в белое ухо, втыкая сложенные в щепоть пальцы в ключичную впадинку на худой груди, прекрасно осведомленный о том, как обильны клоунские словоизлияния, когда тот что-то не может сказать прямо. - Плохой клоун, сидеть. Нет, лучше ложись... Решай. Решай, чего ты на самом деле хочешь, - глядящий в сторону Джокер не ответил, задумчиво обозревая неожиданные противоречия, сразившие его, и он сурово повысил голос, лихо хватая его за грудки - уверенно, с треском батиста. - Нет у тебя времени на шутки. Я тебе не драматическая актриса, партнер. Ты мне чуть нутро не выжег своими метаниями. Да, я нуждаюсь в тебе. Нет, мне уже не стыдно. - Что? - отмер тот, выглядя весьма бледно: подходящей случаю маски под рукой не оказалось. - Чего ты все время хочешь от меня? Да, верно, я давал тебе убить меня, дуэлянт хуев. Доволен? Меня, может, достали твои лекции. Это не знак внимания, вовсе нет. Брюс кивнул и навалился на него, жадный до тесноты, так сильно притягивая за воротник, что вполне начал душить. - Я тоже дам тебе выбрать, - легко сказал он, украдкой насмехаясь над собой. - Можешь записаться в Корпус мира, взять его под свой контроль, извратить и попробовать вместе с ними получить диктатуру планетарного масштаба, или совершить что-нибудь столь же безумное, сложное и дурное. Или можешь остаться здесь со мной. На три-четыре сотни лет, как получится. Ты делаешь меня сильнее, даже если ты моя самая большая слабость. Будь моим. Дезориентированный псих открыл рот и снова закрыл, от внезапности нападения теряя прогресс в решении важной дилеммы, состоящей из смутных самопредостережений: можно получить все - и власть и противостояние - и может ли быть такое, что ничего не требуется взамен? Конечно, такого не бывает. За все надо платить. Перекормленный огонь камина был так близко, что жег его правое бедро, но он этого не замечал. - О, я знаю, что это слишком, - разозлился Брюс. - Но ты сам это начал. Твое желание - убиться, чтобы точно знать, что я выбрал тебя? Псих. Наказать меня за верность долгу? Хорошо, я понял. Мое ты знаешь. Давай, я жду. Давай, или пойдем за оружием. В молчании было слышно шум ветра в старых каминных трубах: нет, ничего бесплатного не бывает. - Проклятье, - злобно просипел Джокер, недовольно оглядывая Бэтмена. - Какой смысл в несмешных шутках? Я и не знал, что ты можешь так хитрить! Пользуешься, - он затряс головой, безумно округляя глаза, как самый несчастный, конченый человек - так и было, ему от себя никак не спрятаться. - Пользуешься... тем, - он неопределенно заюлил, быстро нализывая губы, - что дядя Джек не выносит прямых вызовов, мм? Он хищно вытянул шею, неприятно похохатывая, чтобы забрать с тонких темных губ компенсацию за унижение, кроме того, поцелуи, которыми было так занимательно делиться, что-то изрядно подзадержались - кривой, он не мог понять настоящей цены подобных жестов, и никогда не достигал удовлетворения - но наткнулся на тыльную сторону быстро выставленной ладони. - Что, прости? - надменно отстранился Брюс, являя удивительную устойчивость к внешним влияниям. - Я перевозбужден и, между прочим, болен и ужасен, - признался ему в ответ придурок так гордо, будто зачитывал список своих достижений. - Я ни черта не понимаю. Хочу повалить тебя, и всунуть язык тебе в глотку, ты так интересно об этом рассказывал... - Не слышу, тут слишком шумно от какой-то безвкусной клоунады, - продолжил бесноваться Брюс, сотрясаясь дрожью то ли гнева, то ли нервной встряски. - Ты что-то сказал? - Пошел на хер, Уэйн. Чего ты вообще так завелся, мм? - взъярился Джокер, сбрасывая защитные покровы вальяжности и уцепился за его подбородок, чтобы безуспешно попробовать вздернуть его. - Будто ты никогда не давал слабины. Не знаешь, что моим обещаниям нельзя верить? "Ты хорош" - ты это хочешь услышать? Без проблем: твоя твердолобость так раздражает, что даже завораживает, - угрюмо отвернулся он, и Брюс вздохнул легче, ухватился покрепче за мослатые бедра, взведенный. Подтолкнул потерянного в каких-то своих, малоуместных теперь размышлениях психа к кровати, чтобы прижать всем весом к простыням лицом вниз, по пути избавляясь от непонадобившейся верхней одежды, и самодовольно усмехаясь - может, излишне заносчиво, но и только - и подавил сопротивление, в нужде ловко забираясь на секунду-другую в карман его брюк, чтобы нащупать снова утяжелившуюся в вожделении плоть, теплую, упругую - прижатую тканью. - Будь свободным, - мягко посоветовал он тугой лямке подтяжки, острым лопаткам, выступающим под батистом позвонкам, непрокрашенной пшеничной пряди волос, изуродованной щеке, и под шумок защелкнул наручником на бледном запястье ремешок Брегета, скрывая багряный оттиск иных пут, потому что Гамильтон устраивал его гораздо больше, - даже если я ничего не прощаю, и рука у меня тяжелая. Эволюция договоренности. Думаешь, я не знаю? Доверие вызывает предательство. Отвага равна безрассудству. - Ты в это не веришь, - возмутился Джокер, не слишком усердно выворачиваясь на свободу: тяжелые, горячие руки накрест сжались на его плечах, будто смирительная рубашка, - все еще. Не веришь, Бэт. Не-а. Давление расширило его, могло убить - он чувствовал, как отвердело его горло. Но он знал, что его волю наконец признали полностью, и почему-то ощутил нарождающуюся ярость, будто это понимание могло обесценить его, сделать его роль менее значимой. - Это не так, и ты давно это понял, - твердо возразили ему слишком понимающе - и как это могло не злить? - Ты так забавно высокомерен, что я готов подчиниться. Я могу услужить вам, Ваше Цирковое Величество? Жуков, фруктов, свежей крови не желаете? - Ты не сделаешь, как мне надо, даже если я попрошу тебя не умирать, - мрачно отстранил удушливые предплечья Джокер, ядовито посмеиваясь. - А, подожди-и. Точно. Ты же меня так и прокатил! - Вообще-то мне очень и очень стыдно за это, - повинился Брюс, хотя стыдно ему точно не было. - Но когда я впервые проиграл тебе по правилам, я думал, мне придется кукарекать со шпиля Дома Ювелиров. Я был готов на это тогда, обрати внимание. Вот было бы смешно, да? Для вашего взыскательного вкуса особенно. Ты никогда не бываешь доволен, - насмешливо прокоментировал он громкий скорбный вздох, что издало клоунское горло. - Слушай, что ты сделал с Альфредом? Ты должен был договориться с ним о чем-то очень ценном, раз он позволяет тебе зарастать мусором. Выкрал секретный рецепт мясного хлеба у королевской семьи? Купил первое издание "Ветра в ивах"? Нашел его досье из Ми-6?.. Молчу-молчу, - примирительно попятился он, когда зеленая вена на клоунской шее, морская под почти прозрачной кожей, нехорошо запульсировала, - не злись... Изгибы тел отлично совмещались, сухие и жесткие, и осуществлять доминантные поглаживания предплечий и талии было чрезвычайно важно, но призрак того, первого соития не оставлял его, неприятный: он мог бы догадаться тогда, в сердцевине летнего вечера, блистающего пусть преданной, но надеждой на понимание, что Джек никогда не сподвигнет его ни на что благое, но он был так ослеплен и заморочен, что осмелился позабыть, кто они оба такие на самом деле. Он хотел бы прижаться ближе, но позволить себе такого не мог: бой был выигран, но война все еще окружала его. - Мой ошейник. Паритет, - объяснил он, когда обманчиво ленивый медный взгляд мазнул по циферблату. - Ты меня не слышал? - пустился в проверку границ Джокер, отклоняясь назад коварно и злоумышленно: Брегет жег ему руку, был тяжелее бетонного блока. - Ты же не слезешь. Я не стану просить тебя... - Не все слова, что ты производишь с помощью своего вздорного языка, стоит усваивать. Ты ужасен, да, - улыбнулся воспламененный Брюс, переворачивая непозволительно податливое тело на спину, чтобы не поддаться искушению краткого забвения в этих объятьях: нацеливался на нечто более существенное. - Ты ужасен, ты лучше всех. Не надо просить, тебе - не надо. Одного раза было достаточно. Я не буду надевать бронежилет, чтобы отодрать тебя, не надейся. - Я тебя не понимаю, - помрачнел Джокер, ревниво оберегая роль шута, словно свою территорию. - Ты и контроль считай одно и тоже... - О, да. Это так. Ты меня не понимаешь, - снова согласились с ним. - Только ты понимаешь меня, даже без слов. Разве нет? Вместо ответа Джокер лишь вскинулся, подаваясь вперед и вдруг вкусываясь в шею наглеца, осмелившегося ждать от него честности. - Если это твой аргумент, Джо-кер, то представляешь, чем я могу тебе ответить? - не смутился неутомимый Бэтмен, находящий платформу особенного разговора еще привлекательнее, чем прежде. Его рука аккуратно легла на худосочный клоунский живот, но затихла там, не двигаясь. - Похоже, Бэ-этмен, что я все же пробуждаю в тебе что-то, - честный исследователь героев замялся, тщась подобрать сектор на своей небогатой моральной шкале, - неадекватное. Теперь заметил. Занятно. А еще говорят, что безумием нельзя заразиться. Ох, нас посетила особенная Венера, мм, - вдруг хрустнула нитками резинка белья, щелкнула: Брюс вывалил свой перевозбужденный орган на его бедро, и плечо, устремленное в ответ на это для удара, попало в свой черед под его зубы прям по ткани. - Ну вообще, Бэт, охамел... Эй. Ты меня и правда укусил? Вот черт... - поразился Джокер, пораженно, жадно наблюдая, как неугомонный укротитель зла потирается оголенной головкой о фиолетовую шерсть; как выступает капля предсемени, как след проявляется, блестит, впитывается... - Я думал, такие приличные дворяне, как ты, умеют держать себя в руках. Приберись тут. В брюках стало нестерпимо горячо, и он заерзал, стараясь побороть нервный импульс в позвоночнике. - Ты первый начал. И я начеку, - предупредил его Брюс. - Ты же не думаешь, что я пойду на сделку, не проверив, что в кейсе? Знаешь, почему? - Даже представить себе не могу! - невнятно выдал Джокер, не слишком убедительно отыгрывая ханжу. - Буду тебя. Иметь. При себе, как личного шута. А что, что-то не так? - поднажал Брюс, но, вопреки озвученному вызову, все же взял на себя труд высвободить пару чужих пуговиц из плена петель. - В этой сдаче что, не оказалось козырей? - Не самый простой вопрос, - совершенно чудесно полыхнул глазами Джокер, разглядывая его с превосходством. - Линейная зависимость: я тоже не отказался бы от шута в пользовании, но так мне будет слишком легко тебя сцапать, разве нет? А это я ничего не прощаю, и рука у меня тяжела-ая... - Сцапать? - прикинул Брюс, поигрывая последней оставшейся застежкой - полы рубашки распахнулись, обнажили сиреневую футболку, и он запустил под нее ладонь, ощупывая жесткую точку пупка. - Можешь и сцапать, чего уж, я совсем ручной. - Предпочту думать, что я пробуждаю в тебе бдительность, - проворчал Джокер, порывисто поводя рукой, чтобы ухватить его за нос. - Но какой неравноценный обмен - целый артист цирка, гениальный от и до, на блудливое ночное животное, мм? Несправедливо. Его оппонент и правда был настороже, непринужденно уклонился, и он схватил один воздух, хотя был серьезен. - Блудливое... животное? - изумился Брюс, пытаясь отдышаться, и добавил к ласкам вторую руку. - Ты что-то путаешь. Удовлетворит ли вышеупомянутого потрепанного жизнью артиста скромный бизнесмен? У меня есть некоторые навыки, которые могут быть вам полезны. - Удовлетворит ли? Не зна-аю, надо подумать, - заартачился злодей. - А какие навыки в наличии? Брюс нового вызова не принять не мог, тем более вместо его члена белые пальцы равнодушно поглаживали несвежее полотно простыней: упрямец, неисправимый упрямец. - Давай посмотрим, - призадумался он, обводя под тканью ареолы клоунских сосков большими пальцами: запрещенный прием, и он знал, что его вредного любовника это разозлит и заведет - самое то для его целей. - Как насчет интеллекта? У меня весьма высокие показатели. - Пфф. У меня все равно выше, - заявил нескромный Джокер, по-животному свирепо ласкаясь о грубые руки, осмелившиеся угадать его нужду. - Мимо, Бэтси, мимо. - Я хорошо разыскиваю преступников, просто мастерски, - уточнил для него Брюс, едва сдерживаясь - какой позор для того, кто считал себя отбитым флегматиком! Джокер сощурился, сдавливая себе языком небо, чтобы убить нарождающуюся улыбку - его лицо и так было искажено, а показывать зубы раньше времени не стоило. - Как-то да-аже неуютно стало! - перепугался он. - Похоже на угрозу. Пришло время признаться: у меня проблемы с законом. Ничего серьезного, конечно... - Нет? Ну тогда... Как насчет физических параметров? - низко прошептал Брюс, приятно осознавая, что склока, их верная спутница, не так уж деструктивна. Яркая вспышка боли, проскользнувшая по глазам - плод иных предательств, липкого страха, поцелуй разлуки - немного усмирила его. - Уже интересней, Бэт. И каких же? - Еще в юности изучил двадцать пять разных практик... - Практик! - Боевых искусств. - Пфф, давай визитку, может найду, где тебе подработать. Так сложно найти толкового подручного в наше время, ты не представляешь. У тебя нет аллергии на грим? - Совсем обнаглел, клоун. Какой же ты... Смотри, не пожалей. - Не понимаю, о чем ты, - невинно заморгал Джокер, благосклонно кривя губы, и его чудовищное мастерство и правда на миг сделало его простаком, не пытающимся добиться через собственное телесное обесценивание удешевления героя. Непробиваемый Бэтмен пожал плечами и рванул пуговицы на фиолетовых брюках, чтобы с наслаждением запустить руку и туда, под шерстяную ткань, под белье, в жесткие волосы, вероломно не следуя ниже лобка. - Я знаю несколько языков, - сказал он на португальском, не сдерживая улыбки: уж этот-то язык этот чертов клоун знать не должен, зачем... - Ага, - ответил Джокер на его южном, ангольском наречии. - Я тоже. Знаю парочку. Языков. Довольный блистательной победой, он не воспротивился использованию тех самых - подразумеваемых - языков, победно обрушиваясь кулаком в живот противника, губами - на его губы, и что-то пошло не так в этом упрямом перетягивании каната - он успел вдохнуть, он слышал, как вдохнул Брюс, но потом мир вдруг побелел, растаял... Они прервались на долгое, вдумчивое изучение друг друга в поцелуе - и каждый, не приходя в сознание, обнаружил особое упорство другого, и воспылал жаждой увидеть его поражение - потому чуть было и правда не забылись, на деле рискуя проиграть друг другу всухую: рубашка, разделяющая их, исчезла, футболка разделила ее участь. - Пробуждаешь? - продолжился неистовый шепот - Брюс, очнувшийся, как самый здравомыслящий, первым, счел себя недостаточно обнятым и тогда воровато, чтобы не спугнуть момента, подтянул фиолетовое, преступно закрытое тканью бедро вплотную ко своему. - Что-то, определенно, пробуждаешь, Джек. Мне стали нравиться странные вещи, вроде жутких цветных штанов и попугайских галстуков. - Можешь взять какой хочешь, хоть все, раз уж ты их начал коллекционировать, - заиздевался легкомысленный Джокер, бодро, но неосознанно оттаптываясь на чужих тонкостях, к счастью, обретших уникальное укрепление, поэтому только снова попал под уверенные губы. - В юности, - не сбился Брюс, поглаживая плененную ногу, - даже много лет назад, до того, как я решил, что голодранец должен получить свои пестрые вещи назад, чтобы мы могли еще раз встретиться лицом к лицу без чертовых мерзких масок, не бывало, чтобы меня заинтересовало мужское тело. Даже тощие южане, или разноцветные клоуны-убийцы, или акробаты, или... - "Ходил он с ней, как брат с сестрой, хоть погибал от страсти. И был у девы славный конь молочно-белой масти!" - вставил Джокер, извиваясь под каменным телом, неторопливыми ласками, внимательным серым взглядом. Брюс прикрыл глаза. Безвкусная шутка про кое-чьего коня смутила его дух, но он устоял. - Наверняка было что-то, но я не запомнил, - проигнорировал он ее, нализывая дрожащую в напряжении под белой кожей яремную вену, словно и правда готовил ее для нового укуса, пытаясь размягчить неподатливую плоть. - У меня были проблемы поважней. А потом я преследовал одного придурка. Притащился в его помойное укрытие и совершил необходимый поверхностный осмотр. Открыл шкаф, полный чужой одежды, и меня обдало запахом мужского тела... - Ни хера себе Бэт, ты пансексуал, - ворчливо восхитился Джокер. - Я думал ты прямо твердыня, а у тебя карманы на брюках надо сшивать, чтобы ты не играл с собой на переменках! - В тот раз ничего такого не случилось, - оскорбился Брюс, окончательно избавляя себя от чужого белья, - но это было уже очень странно. Потом этот мужик играл со мной в пул, подонок, выставляя свою идеальную задницу, и у меня темнело в глазах, потому что мне немедленно понадобилось узнать, какова она на ощупь... О, это был серьезный удар по моей щепетильной натуре, я посчитал себя озабоченным, а потому оскорбленным, поскольку просто не догадывался, что не все мужики меня вдруг интересуют, а только один из них. - Ты играл в пул с преступником?! - ужаснулся подлый клоун, не давая себе застонать: поцелуи перекинулись на щеки. Грубый язык расчертил левый рубец; описал полукруг по правому. - Любишь напоминать инвалиду о его уродстве? - прокомментировал он оказанное внимание, силясь только не рассматривать гипнотической наготы героя. - Я не говорил, что ты садист почище меня? - Чего вы только не говорили, мистер Блэк, сэр, - строго припечатали его. Джокер негодующе задышал, раздраженный прямой отсылкой ко времени, когда его имя было непроизносимым, и Брюс постарался исправиться, презирая новорожденное, но не прожившее и десяти минут прелюдии правило отвечать активностью лишь на активность готового поймать его на неблагородстве монстра. - Напомни, как там тебя зовут в миру? - поинтересовался он, поднимаясь, хотя все превосходно помнил. - О, не ограничивай себя, выбирай наименование сам... Скажем... Джек-долой, мм? Уместно? Вполне. Самое время. Брюса намек на быструю, грязную дрочку, конечно же, возмутил. - Еще одна подобная тупая шутка про твой член, Джек, и я возьмусь за твое воспитание деликатности всерьез, - пообещал он, непримиримо хмурясь. - Кроме того, ничего выходящего за пределы нормы, остынь. Джокер возмущенно скривился, улыбаясь так, будто с него стекло лицо, но в уголках его губ застыла горькая тень - будто сомнения во внушительности его обхватов и длин были чудовищны, будто эти сомнения могли огорчить его. - Брюс... - позвал он вдруг проникновенно, прижимаясь лбом к его груди, словно в молитве. Купленный с потрохами Брюс уставился на него, самопроизвольно расслабляясь и, хотя знал, что с этим прохвостом всегда есть подвох, неуверенно обнял худые плечи. - Что? - настороженно спросил он, борясь с негодованием - Джокера согнуло в три погибели, их равный рост был не самым подходящим для демонстраций подчинения... но вдруг это груз невозможных, но печалей тянул вниз больную голову? Укус на ладони пульсировал, и он втер его в голую кожу, насмехаясь над собой - сердце забилось так сильно, стремясь проломить клетку ребер, что до гибели оставался всего миг, не больше... Настало время нового испытания? Джек наконец-то его понял? Нет? Он хочет сатисфакции в той самой, таинственной сфере - "я так устал, я так одинок"... Из-за зеленого занавеса волос блеснула острая, подлая улыбка. - Возьмешься, мышь? Жду, глотая слезы. Привяжешь меня в зимнем лесу или сломаешь мне гортань? - окончательно зарвался придурок, сально взглядывая, и его вдруг резко вздернули за лодыжку, опрокидывая на спину, словно бестолковую куклу. Брюс почти услышал, как с хрустом ломается какой-то важный лимитер, наложенный им самим на себя прочно и навсегда. Вместо ответа он, используя смелым рывком приспущенные до колен брюки как ножные кандалы, наклонился, и выставил болезненный засос на окаменевшей клоунской ягодице, грубовато потирая пальцами вверенную ему для экспериментов промежность - шершавость бедер, жесткость костей, шелк покровов гордости, неподатливое, сжатое углубление прохода - хлынули искры, надулись меняющие цвет вены, в затылок с новой силой стеклобоем ударило желание. - Ты считаешь, что это меня перевоспитает? - деловито вопросила польщенная разнузданностью жертва, чуя окончательное торжество, к которому в спину его толкало голодное самолюбие - принадлежать кому-то, что за шутка... Или это был всего-навсего речевой оборот? - Теряйся в догадках. Намекну: тебе понравится, - фыркнул Брюс, удобно укладывая на плечо плененные ноги. Привстал, пару раз хлестнул по белой ягодице донельзя возбужденным членом, выбивая неожиданно звучные шлепки. - Ох твою мать! - не выдержал несчастный Джокер, от неожиданности не сразу вспоминая про обязательные для таких случаев насмешки. - А ты иногда забываешься, да? Это может быть признаком раннего альцгеймера. Возьми себя в руки. - Я обещал, - нагло засмеялся Брюс, мимоходом потираясь головкой о воспаленную похотью клоунскую мошонку, восхитительно переполненную воздержанием. - Обещал отшлепать тебя, помнишь? И вот, - он повторил уникальный удар, теперь пришедшийся повыше, сам едва не теряя контроль, пока как мог разводил скованные в лодыжках брюками ноги, - ты меня так достал, что для этого пришло время. И столько всего еще могу. Показать, - оборвав себя, склонился и потер сокровенный вход большим пальцем, полукругами выводя плотную ласку; истекая слюной от предвкушения, постучал туда почти нежно, прижимаясь губами к сногсшибательному в своей плавной красоте переходу ягодицы в бедро. - Горячая точка, Джек. Я, кажется, выявил локальный конфликт! Сраженный логичными подозрениями Джокер поерзал, ощущая, как что-то похожее на предчувствие опасности тягуче разливается под горлом. ...влажный язык широко нализал его чертову дырку. - Что это такое ты делаешь? - захохотал он, вскрытый и разложенный вне всяких пределов: невозможность отказаться от подвластности этим губам и правда смахивала на серьезное наказание. Но тех усилий, что он прилагал, чтобы его могли удержать в этом положении, не прекратил. На обширном плато геройской спины опасно перекатилась мускулатура. - Выполняю твое пожелание, - энергично откликнулся Брюс, примериваясь скользнуть новым поцелуем между белых ног. - Помнишь, ты как-то просил об этом? Это тебя возмущает больше наказаний? Смотри, я не стал осквернять твою гордость ударом ладони, и даже не потому, что подобные жесты для меня слишком много значат. Цени мое милосердие, - следить за собой было тяжело, и он задышал тяжелее. - Так ты не трогал себя, мальчишка, пока я был в отключке, да? - пробормотал он, придирчиво осматривая свои владения - прижатый обожженной ладонью полный член, просторы и плоскости живота и грудины, шрамы от ножей и скальпелей, потемневшие возмущением соски, и печальные, но драгоценности, казавшиеся ему красочнее праздничных салютов, пусть и не мимолетнее ярких искр: карминовые ушибы, циановые синяки, странно-зеленые, прозрачно-бирюзовые, розовые, густо-фиолетовые, ярко-желтые, обрамленные, будто луны тучами, чернющими кантами более глубоких гематом. - Какой же ты гибкий, не могу поверить... - почти удивленно простонал он, когда белые ноги расставились шире. Джокер, разумеется, помнил, как предложил этому опасному мужику поцеловать себя в задницу, вкладывая в неосторожные слова несколько иной смысл, поэтому ему ничего не оставалось кроме как признать поражение, замирая в безопасном укрытии ярости. - Я больше ничему не смогу тебя научить, - полыхая, прохрипел он, и поспешно откашлялся, возвращая себе голос. - У тебя натренировалось высококлассное чувство юмора, мм. - Вот черт... Превосходные... степени нормы... - застонал теряющий высоты положения Брюс, но подался еще ближе, втираясь языком в основание члена, в бедро, в пульсирующее отверстие... Злая рука попыталась ухватить его за шею в явно недобром намерении усиления пусть условной, но доминации, и была грубо пристукнута. - Мечтал об этом, когда думал, что подохну, - добродушно объяснил он, сглаживая животный жест, когда темный взгляд остановился на его губах неохотно и мутно, словно человек перед ним был глухонемым. - Доказать, насколько сильно я тебя желаю. С тобой все иначе, с тобой мне не сохранить холодности... Глухой и немой Джокер отчаянно взвыл, обнаруживая, что его собственное тело больше не подчиняется его воле: пальцы, сжавшие в горсти лен простыней, кое-где безжалостно окрашенный свеже-красным, невозможно было расслабить; речь давалась ему с трудом, и язык словно присох к небу, и веки не опускались, хотя видеть раскаченную спину, непокорные плечи, твердую шею Бэтмена добровольно склоненными перед ним, было безмерно волнительно - с ним все иначе, с ним не сохранить холодности... Брюс воспринял этот крайне сладкий звук как запоздалое разрешение - намерения и правда имели значение: брать было пусто, отдача наполняла. Огонь раскинулся на всю комнату, занялась, загорелась ткань постели, и он вжал свой пульсирующий, переполненный орган в мягкость матраса, чтобы не думать о себе, обжигаясь о неожиданную прохладу ткани. - Ты не боишься падения, герой? - сбивчиво зашипел тогда Джокер, верный своей привычке все разрушать. - Думаешь, я всегда готов не разочаровать тебя, да? Наивно. Наивно. Все это так наивно... Каждый раз, пускаясь с этим мужиком во все тяжкие, он решал, что достиг идеального стояка - так его еще не распирало - но теперь эта покорная деловитость действовала на его член, как взгляд Горгоны - очередной рекорд. Он истекал, он не мог дышать, его могло разорвать в клочья. - Похоже на то, - смиренно согласился Брюс Уэйн, костный, занудливый, неприступный, нежно поглаживая губами твердую под тонкой кожей выпуклость тестикул, заслуживающую нежности, и утопил смоченные слюной пальцы глубже. - Тоже занялся поиском для всего подходящих имен? Не надо. Я буду за тебя, понимаешь? Язык снова широко прошелся по упругой плоти, плененной стальной фалангой, по чувствительному основанию, мошонке, вылизал ствол, подло не поднимаясь к венцу, пустился в обратный путь, натер проход вместе с хозяйским пальцем, скользнул глубже, ввинчиваясь... Джокер сглотнул, мутно помаргивая - поблескивающие от слюны губы были слишком хороши даже для того, чтобы просто видеть их, и он схватился за свой член, отвел в сторону, молчаливо умоляя о своих желаниях, и ласковый рот немедля принял головку - вопреки отвлекающим факторам его, проницательного, это так поразило, что он, выгибаясь, бесстыдно застонал: был слишком поражен открывшимся ему иным срезом действительности, чтобы уметь сдерживать голос. Обмяк-оцепенел, не мог больше, весь сосредоточился только в одной области - в стремительном пиковом желании, униженном и жалящем, исходя надеждой на новое прикосновение. Брюс терпеливо перевел дух, прикрыл глаза, осторожный, словно неопытный часовщик над хрупким механизмом, не заведя песни обиды, нанесенной им так просто и чудовищно чертовой южной глубинкой. - Ух ты, - поспешил он вернуть давнюю издевку, преступно легко отвлекаясь от своих упражнений с языком. - Вот так нравится, да? Кто бы мог подумать, что наш змееподобный кусок льда бывает таким отзывчивым? - в ушах у него шумела та самая готовая свернуться кровь, заглушая звуки, но он был чуток и внимателен, приветствуя возможность любой коммуникации с этим человеком. - Ох, отличный вкус, мужик, - забормотал он тогда, наклоняясь, чтобы получить возможность вновь нализывать нежные яйца. - У тебя... отличный вкус. Бледная кожа сохранила слабый запах прованского мыла - домашнего, из гостевой душевой, словно этот невозможный человек и правда ждал его все эти дни, вопреки врожденным противоречиям печали и злобы, и он усмехнулся, с удовлетворением отмечая лихорадочный карий блеск: железный признак восторга тела. - Я тебе... точно что-нибудь отломаю, Брю-юс... - угрожающе пообещал Джокер, скорбно складывая брови, но сбился, потому что горячие губы вернулись к промежности, растирая и гладя, возвратился и жесткий язык, решительно пробирающийся в глубины его тела. - Проклятье, да ты и правда садист! В легких застыл новый стон, и он спешно заменил его чем-то, похожим на рык досады: нашел себя несправедливо обделенным. - Тебе не нравится? - поинтересовался залившийся самодовольством Брюс, звонко присасываясь между порциями слов к умазанной слюной коже: когда этот жестокий человек так необдуманно оценивал по своей мерке, выходила весьма высокая похвала. - Опять что-то не так в твоем положении? Позови меня так еще раз, но осторожней, не переборщи. Если кровь выкипит, тогда мы с тобой никогда не выйдем к завтраку. В этом положении его тающий оппонент представлялся себе почти полубогом: Джокер покорил Бэтмена. Одолел, поставил навсегда на колени, и больше незачем было выходить в ночь. На этой вершине он чувствовал себя так, будто впервые встал на ходули. - Выкипит? Не-ет, - протянул он как можно ядовитей, мечтая расплатиться со всеми долгами перед этим несносным человеком, неразборчиво прикладывающим свои губы к кому попало и куда попало. - Точно что-то... не так. Да. Когда тебе выдается возможность рисануться, Бэтти, ты не знаешь меры!