Неудачная шутка

Враг нервно крутанул запястьями, как если бы оправлял непривычные в быту узкие манжеты (видимо, фирменный жест), так беспокойно, словно подловил Бэтмена на лжи или, наоборот, приметил, как тот проговорился, но смиренно простит это, не внеся в свой расстрельный реестр проступков, чтобы не обострять. Джокер потешался над ним, не в силах остановиться. Ох, надо же - какой любезный юноша! Какой важный! Он наконец изыскал сравнение для его лица. Еще один манекен. Маска, он так неумел с этой маской - даже если та слеплена из пластичных, здоровых узлов его мышц, из цельного, неповрежденного кожного покрова, даже если она - всего лишь выражение. - Советник, - потирая лоб, позвал он сквозь всхлипы хохота. - Советник... Сложный вопрос. Его аж разрывало. Он получил порядочно, чтобы принять эти ощущения, но не был затронут в той мере, чтобы можно было квалифицировать это как чувства. Или вообще допустить, что дилемма если и стоит, то не перед ним. - Я его не оповестил, - Бэтмен вздернул подбородок так горделиво, будто недавно не блевал кровью. - Он остается в неведении. - Жа-аль. Хотел, чтобы он записал это, - Джокер пустился чесать языком вперед следующего приступа смеха, увлеченно щурясь на горькую теневую складку подле его рта. - Зафиксировал, мм. Тут же есть функция автозаписи? Тебе там не отшибло? Функцию. Записи. Нет? Сделай. Будешь, умник, слушать по ночам под душистый ромашковый чай. Готов? Повторяй, как начнешь увековечивать. Давай. "Ой, а ты тут не за мной? А я-то думал". Брюс хладнокровно смерил его взглядом сверху вниз - это было несложно, учитывая, что он возвысился над бренным миром сантиметров на тридцать подъема, если судить по разнице между полом и его ботинками. - Не старайся, - скривился он, отворачиваясь. - Лучше бы тебе не быть таким усердным. Это воплощенное в движении упрямство создало колебание, заставляя его плечо жалобно, хлипко хрустнуть, и спохватившийся чужак, туповато щерясь виноватой улыбочкой, сравнительно бережно опустил его на ноги, пристраивая под оконцем, как негабаритный груз. - Согласен, не звучит, - засомневался Джокер. - Ты должен сказать это не ему, а мне, верно? Давай. Откровение! "Сынок, ты приемный". Что-то не то... "Дело не в тебе, - издеваясь, он лихо хлопнул себя по груди твердо поставленной ладонью, и звук получился гулкий и пустой, - а во мне". Его падший герой остался невозмутим. - Да, Джей, как пожелаешь, - устало отозвался он, сжимая правую руку в кулак. Опрометчиво - разве не ее секунду назад вырывали из сустава? - Тобой займется город. Ты возвращаешься в Аркхем. - "Владеть", - подтолкнул его Джокер. - Давай-ка. Давай, сука, я жду. - Теперь тобой будет владеть государство, - когда Брюс безропотно отчеканил указанное, он решил, что ослышался. Он знал его разным (тот сочился, нелюдимый, тем, что не мог выразить, или каменел, приятно льдисто кристаллизуясь в твердейшее, бывало, распылялся, размениваясь, когда находилась возможность оторвать от себя кусок-другой), но покорным - не знал никогда, даже когда тот сам желал такого, совестливый, даже когда очень старался ради этого. Бесполезно: любая его попытка встать на колени оборачивалась его тиранией. - Вау, - восхитился он, пряча руки в карманы. - Бэтс, ты та-акой щедрый! Ему никто не помешал, даже не дернулся, и это заставило его самого скрипеть зубами. Ну разумеется. Этот черри может позволить себе двигаться беременной уткой, может быть нерадивым и рассеянным. Обладающий каким-то ультимативным оружием, он останется высшим хищником. Он обязан доказать ему, утырок должен изведать. Что самые надежные бункеры имеют входы и выходы. Что сон, даже в полном обмундировании, оставляет спину открытой, а приходит тот в любом случае, рано или поздно. Что виновным опасно иметь любимых. И пуля в глотку справится - не одна, так с подружками. - Сдаешь меня, как сраный мусор, Бэтмен, - предпринял он новый наскок, почему-то не ощущая предполагаемого отвращения, только сарказм собственных немых проклятий, их злую усмешку, и даже откупы обычно лелеемому тщеславию не так уж были сейчас важны. - Пытаешься оскорбить меня? Амбициозная задумка. Это, безусловно, не было правдой, никто его не сдал бы. Однако в происходящее его посвятить так и не соизволили. Брюс пошатнулся, но не упал, только поймал крен. - Да. Ты мне мешаешь. Я проиграл, и вынужден чем-то заплатить, - пробубнил он монотонно. Мнилось, что он смотрит в пол - иллюзия, по нему нельзя было предположить что-нибудь даже ориентировочно: этот наклон шеи мог быть, да и был скорее всего, особой насупленностью, которой в этом человеке отмечались самые напряженные минуты самого лютого упорства, самого сильного гнева, самой пламенной искренности. - Ты же понимаешь, Джей. Ты наверняка это понимаешь. Джокер оценивающе осмотрел его перепачканный рот, надменную каменную челюсть. Вроде неплохо держится. - Ты же в курсе, каково иметь меня во врагах, - небрежно кинул он от плеча. - Никто из вас этому не обрадуется, имейте в виду. - Я же сказал, бросай, - изнуренно отразил Брюс этот бессильный, бессмысленный пинок. - Лучше вообще... брось это. Как непривычно. Видеть его таким, будто бы на самом деле сдавшимся, было странно. Его брутальный, без оговорок грозный образ - тяжелое, черное тело, высокомерная осанка, оскалы и неугомонные желваки, этот гром, ревущий, кажется, из самой грудной клетки - был разрушен. Опороченный неопрен зиял сквозь угольно-серые обрывки доспешных сочленений. Осталась без защиты ведущая рука, пальцы которой прежде, лишь раз пригрозив, без проволочек даровавшие муку прикосновений, ныне сникли раздавленными паучьими лапами; бок обезпанцирел тоже, и мускулы пресса сочно, туго ходили под тканью, словно в преддверии новой тошноты. Знаменосно оберегающая строгие очертания бэт-эмблемы плотная пластина нагрудника, самое прочное место брони, устояла, но у ее границ влажно густел налет темной рвоты. - А я сказал, иди в задницу, Б... Бэт, - он вовремя замолк, сдвигая брови: чуть не проболтался. - Я сказал, что сам уйду. Вот по вышесказанному - в долгу не останусь, раз уж с меня взыскивают. Ты не один тут такой, мм, платежеспособный. В качестве бонуса при покупке меня, чудилы, получите гарантию на сто лет использования. Это значит, что я даю вам фору - подожду первые десять минут после того, как за мной закроют двери. Он не терпел чужих шуток, это раз; кроме того, похоже, персонально его гербом понемногу начинала становиться вся эта блевота - как он мог с этим смириться? - Будь уверен, - чужак с сомнением обозрел его голый торс. - Что ты об этом пожалеешь. И за словом в карман Джокер лезть не любил тоже. - Будь уверен, что ты незаконнорожденный, - оскорбился он, алчно впериваясь в его морду в надежде приноровиться к слежке и по ней. - Мне в эти ваши суперзакрытые заведения как посрать сходить. - И это говорит несчастный, на ком эта стезя не оставила живого места, - тот благонравно отторг обиду, однако, поведя на нее плечом. - Это твой стиль жизни тебя изрезал. Истерзал. - Ты все о моем увечье? - Джокер поднятия этой темы не ожидал. - Был грех, не надо было злить взрослых. А, это, - понял он по направлению взгляда на рубец на груди, самый внушительный из прочих, и приосанился, приглаживая воздух у залысин. - Обижаешь. Суннитский штык. Ослоебам тоже моя морда не понравилась. Чужак принимать на веру ничего из его кокетства не стал, хотя от него можно было такого ожидать. - Ничего. Скоро все закончится, - успокаивающе, но безапелляционно посулил он. - Притормозишь ненадолго, и поймешь, как ошибался. Ты мне еще спасибо скажешь. Благодарен будешь. В глубине души... но все же. - Пацифист из тебя весьма необычный получается, - заурчал Джокер, давясь смехом. - Ах, даже не знаю, чего это мне никто не верит!.. Я сдаюсь, вяжи. Главное, чтобы не пошла речь про штрафы за парковку... - Ты всегда был со сдвигом, - вдруг сорвался Брюс, хотя прежде чудилось, что он собирается терпеть до упора. - Черт, как же ты несносен... Чувствуешь себя обсчитанным, верю. Мы поняли. Последний раз прошу - не устраивай. Своего обычного кавардака не устраивай... Тебе не нужно "сдаваться" в дурдом добровольно. Это пустой звук, ведь ты туда и так попадешь. К чему тебе это? Это не то последнее слово, которое оставляют за собой, не то, которое теперь необходимо. Не то. Джокер задумчиво приценился к нему снова. На наводку не похоже. В эту пылкую с виду речь ничего не вложено. Формы использованы стандартные. Итого - эти слова не несут никакой практической пользы. На черта они были тогда нужны? Перенервничал? Мог, его самооценка в их сложении была весьма зависимой. Но обычно такие сейсмические толчки означали реакцию совсем иную... - Не хами мне, Бэтси, - сказал он на кантонском, измученно блуждая в поисках средства связи с ним. - Что ты тут устроил?.. О, у амбала ширинка расстегнута. Проветривает наверное. Отвечай впредь так, он не понимает. Не выноси на всеобщее обозрение, как делает это он со своим змеиным гнездышком... Что происходит, давай начнем с этого. - Давай-ка я тебе облегчу задачу, Шут, - наглея до перебора, снисходительно встрял и правда ни слова не понявший чужак. - Ты отправишься в тюрьму, в больницу - куда там тебя определят власти - и все станет нормальным. Таким, как было когда-то до тебя, до него, таким, как должно быть. Я не собираюсь самоутверждаться за ваш счет, - с опозданием прочитал он витающие в атмосфере мысли, ошибочно оценивая их значение выше ничтожного. - Не всем будет сладко, да. Но нужно было думать об этом раньше, совершая все те мерзости. Напомнить тебе, какие? Нет? Ну я так и подумал. Да, Бэтмену придется найти другой выход своей жажде власти. Объективно - не такое уж несчастье. - Ох, мужик, хоть от тебя и идет деревенский душок, как от лошадиной задницы, у тебя доброе сердце, - Джокер мучился изжогой всякий раз, когда кто-то, кроме него, говорил дольше пары минут подряд. - Ну и здоров же ты болтать... Досаду нужно было еще одолеть. Брюс не ответил. Он не ответит, даже если перебирать знаки, шифры и коды; не будет толку ни от верных примет, ни от предзнаменований интуиции. - Не нагнетай, - не успокоился чужак, навязчиво следя за часами на его запястье. - Тебе стоило бы повнимательнее относиться к людям, если хочешь чего-то... Ох, или нет. Тебе стоило не быть таким внимательным... к людям. Слушай, найти тебя и так было нелегко... Джокер уронил челюсть. Вот это номер! - Нелегко?! - вырвалось у него. - Меня - нелегко? Да я... Он осекся, не решаясь договорить - "поджидал тебя здесь". Бросив первоначально выбранное направление, он стерег его тут, в Готэме, повинуясь наитию, вшитому в подкорку компасу, выслеживал, пусть вяло, предварительно, погорячившись, наобум... Брюс показал зубы, кажется, стирая их при этом в крошки. - Ох, ладно. Долго еще? - вдруг совершенно по-будничному спросил незнакомец, и, сложив руки на груди, прислонился к стене, скучая. - Час поздний, да. С вами столько суеты... - А что? У тебя назначено еще одному врагу народа? - окрысился на него Джокер, возмущенно всплескивая руками. - Не веди себя так. Ранишь мои чувства. Я, знаешь ли, привык быть единственным в своем роде, мм. Тот помахал перед собой ладонью, подавляя зевок. - Уже утро, - уступчиво отрапортовал он, без притворства безвоинственный. - Мне еще на работу, нужно успеть хотя бы к обеду. Некоторым приходится честно трудиться, чтобы было чем прикрыть наготу. К тому же я избегаю проводить много времени на солнце без особой нужды... И я упустил суть. Вы спорите... о чем, о формулировке? Сдался ли ты сам или он... хмм... не препятствовал? Поспособствовал этому? Не понимаю. Черри. Ни хрена не замечает. Джокер презрительно сморщил нос, параллельно незаинтересованно отмечая, что и с теннисом он промахнулся. - Ты такой общительный! В роли злодея еще хуже отрабатываешь, чем наш черный дружок, - хитря, буркнул он в сторону, ревниво одергивая рукав, чтобы спрятать от него циферблат Брегета. Что за псевдоделикатная демонстрация?.. В актерстве этот бык еще неумелей, чем в пластике или уловках. - И где ты в нашем городе видел солнце... - Но для тебя я такой и есть, - бодро огрел себя по бедрам этот безнадежный новичок, делая вид, что желает переубедить его в чем-то. - Я всего лишь хочу, чтобы ты отправился на свое место. А он - покончил с этим карнавалом-самосудом. Тоже в каком-то смысле вернулся на свое место... Разве это моя прихоть? Нет, это, все это - воля общества. Или вы считаете себя особенными? - Самосуд... - подавлено повторил отчего-то вдруг без меры расшатанный Брюс, медлительно поднимая руку к невидимой кнопке за ухом, чтобы наладить вокодер, и стал звучать ровнее и чище. - Тебе тоже не помешала бы маска. Как нам с ним. Чужак, казалось, услышать такое готов не был. - Мне такая маска не нужна, - пренебрежительно отстранился он, пускаясь праздно пялиться на высоко зияющую бледным светом фрамугу. - Даже если мне не хочется... афишировать свою личность, такой ерундой я заниматься не стану. Какая разница.... Что вообще может быть важнее, первоочереднее, да очевиднее в конце концов, чем вернуть преступника в клетку? Это же сама суть. Обсуждаемого призвания, если хочешь. Самосуд, да. А, почему мне можно, а тебе - нет, это тебя волнует? Неужто нужно растолковывать? Нет, для меня это не мелко. Это ты метил выше головы. Горе не бывает значимее горя. Бэтмен отреагировал на него, как порох на искру. - Не думай, что понимаешь меня, - взвился он язвительно. - Не притворяйся, что хоть что-то понимаешь. Призвание! Оставь эти детские доверительные беседы для своих друзей. Если они у тебя есть, конечно. О, прости, я тебя там не задел? Думаю, ты настоящий вряд ли будешь приятен другим. Немного... пугающий, верно? Совсем чуть-чуть. Надеюсь, ты освоил это как что-то, дающее тебе крутой и мрачный имидж. Потому что это не вызывает ничего, кроме жалости, чудовище. Прежде поглощенный вымериванием расстояний и углов Джокер покосился на него, неприятно пораженный. Неуместный всплеск. И что за манерный вывих?.. Минутку, это что, калька с него самого? Тем не менее, это действовало. - Не считаешь, что я поступаю правильно? - неумело имитируя нейтральный тон, обозлился чужак, звуча в подкладе однозначней некуда - брезгливо, с сожалением и плохо скрытой насмешкой, в некотором смысле даже обиженной, беззубой и стыдливой. - Нашел, за что осуждать меня. Даже если сам стал "крутым и мрачным" против своего желания... Ему "все ясно", вот что это значило. Он был вполне прост, по-своему примитивен, несмотря на абсолютную герметичность. Очередное противоречие. Джокер напрягся, зверея. Его извело, извертело, да еще и пустая темнота лестницы обливала ему спину кипятком легавой травли, подтачивала пол под подошвами, желая ему обвала. - Умники, - сварливо бросил он, маясь. - Ненавижу идиотов. - Нет, - Брюс диковато осклабился, приподнимая на него верхнюю губу - так, словно это из-за него все это происходило. Так, будто это его вина, а он сам, осужденный каким-то призрачным закулисным трибуналом исправлять его ошибки, в этот раз не смог управиться с этим, попадая под раздачу за компанию. - Это правильно, не спорю. Его надо ограничить, он слишком силен, непредсказуем, ловок и дерзок для этого мира. Ах да, так и было... Он был виновен - снова, снова... - Можно подумать, что я для этого мира слишком хорош, - поразился он тогда, отрешенно почесываясь у пояса брюк. Резинка белья пролегала выше, непослушная в отсутствии подтяжек, но прятать ее он не стал. Это невнимание не подразумевало, что он не оставался под присмотром. Он был один против двух. Нечестно. Он не ждал, что ему ответят, но это вдруг случилось. - Можно и так сказать, - Брюс удержал губы надменными, не заботясь о том, что его могут понять неверно. - Можно и так сказать, Джей. Начал понимать, о чем я? - Тогда почему?.. - сунулся чужак хоть как-то враждебно - с раздраженной, стерегущей переполох острасткой, и он сам перебил его: - Я изолировал его самостоятельно. Тот изумился так неприкрыто, что это было даже смешно. - Он легко сбегал, - усомнился он, честно пробуя понять логику, лежащую в основании заявленного. - Он был весьма неограничен в своих передвижениях. Что за убогая позиция, Бэтмен, - осерчал он, что-то надумав. - Малодушная. Выступая за закон, самого себя сделать им... Это какой-то нуарный приемчик? Меньшее зло? - Он не сбегал. Считай это свободной формой содержания, - усмехнулся Брюс, легким движением разбивая вдребезги, вдрызг драгоценное, но всего лишь стекло - зеркало, обзорное, двустороннее. - Не тешь себя надеждой, что и твоя справедливость не изменится однажды. Может, когда немного подрастешь? "Я бы предпочел, чтобы ты стрелял на огороде по жестянкам, но знаю, ты начнешь бить птиц", вот как я о тебе думаю. Это был важный момент, но они его разгрохали. Джокер оскалился в ответ. Точно, он не девочка. Его это не достало. - Я ведь, Бэт, и отомстить могу, - обрадовался он кровожадно, поправляя волосы, еще, встретив их сопротивление, еще, заправляя колтун из твердой однородной пряди за ухо, проверяя его там, проверяя еще. - Я ведь могу, ты же знаешь, да? - но это были пустые угрозы, и никого он своим запалом не обманул. - Ты мне там выбор хотел упростить, - напомнил он тогда чужаку, посуровевшему под градом очевидно крайне метких бэт-насмешек. - Я пока ничего дельного не услышал. - Да-да, точно, - тот спохватился, теряясь, когда осознал, что дал себя задеть. - Если покороче, то сойдемся вот на чем: ты забываешь о свободе, и я из твоей жизни исчезаю. Навсегда. Не трону тебя больше. Никогда. Джокер испустил животный взрык. Какой наглый ублюдок! Он правда настолько невинен и наивен? Или он сам так деградировал, что не может видеть через это притворство? Он был готов лаять на этого мудилу до хрипоты. - Звучит заманчиво! - соблазнился он, складывая ладони шпилем, чтобы снять фокус со своих щек. - Если не буду хорошо себя вести, сядешь мне на уши до конца моих дней. Страшно. Нет, серьезно, я в ужасе. Из тебя в самом деле не самая приятная компания, уж извини. - Нет-нет. Если покажешь такое устремление, даже без шума, пыли и трупов, то я устраню тебя, - беззлобно поправил его чужак, пропуская лишнее мимо ушей. - Сделаю как сказано, не обращая внимания на мелочи, учти. Один шанс. Не допущу этого вечного круга побегов и погонь, он порождает слишком много боли для всех. Объявив ультиматум, он, похоже, ждал от этого зачина бури. - И чем же ты будешь тогда лучше меня? - патетически заиздевался Джокер, кривляясь. Он ненавидел эти разговоры, а этот, к тому же, пошел на круг неизбежно, моментально и без его участия. Доходчиво, но на него такое не работало. Смерть - ни один из ее ликов - никогда особенно не волновала его. Он подозревал, что в этом и кроется корень всех его... жизненных затруднений. Когда он потерял эту способность? Скорее всего, не имел ее в принципе. В эту благость и он не поверил. Тоже счел ее преходящей. - Тебе сказать, чем я лучше? - с неопределяемой с лету эмоцией удивился проклятый незнакомец. - Не. Ты лучше, если нуждаешься в подтверждениях, - Джокер подзакатил глаза, отмечая про себя его нестабильную самооценку. - И не оттого, что захапал то, что принадлежит мне. Не, не поэтому. Но да, в этих условиях ты превосходишь меня. С таким экстерьером-то... Это было уморительно - то, как любой из соискателей его падения раздувался от гордости, представляя его подчиненным-поверженным на спине с незащищенным животом. Можно подумать, кто-то из них стал первым - нет, каждый из них продул вчистую, обреченный не подниматься выше серебряного значения. Он был низвергнут на вершине еще до первого восхождения, вот в чем был его секрет. Эта рассудочная тирада, в которой он был честен всецело, почему-то породила пробел, вовсе нежданный сперва, отнюдь не очевидный. - Ты умен, - наконец похвалил его чужак, отчего-то смятенный. - Именно это делает тебя таким опасным. Джокер, куда лучше осведомленный о своих достоинствах, чем о недостатках, огладил в глубине кармана потайную выемку со снарядами. Он уже не хотел альтернативы. Он так ужасен? Показывая ничто, он сдает себя с потрохами? - Делает? Я - умен? Да я дурак, неисправимый причем, - фыркнул он, с усилием поднимая уголки губ. - Работа такая. Амплуа. Не подмазывайся ко мне. Дедуля наказал мне не разговаривать с незнакомцами, и с тех пор я... Это произвело еще один нерасчетный эффект - Бэтмена подбросило на месте от отвращения. - Завязывай с этой херней! - грохнул он, и чужак поморщился. - По-хорошему прошу, Джей, не начинай! - Ты себя недооцениваешь, Шут, - игнорируя его, продолжил тот. - Ты проницателен. - Просто предусмотрителен, - аналогично гнушаясь этой бурности, заскромничал Джокер, изображая удовольствие от одобрительного жеста. - Но, как видишь, недостаточно. К черту, - он притворился, что теряет терпение - смешно, он был сейчас железобетонен в самоконтроле абсолютно. - Не настало ли время объясниться? На самом деле, не мутными отговорками, мм... Бэтмен, не хочешь со мной объясниться? Он должен был узнать, как выглядело то сообщение полностью. Внезапно это показалось очень важным. Как этого добиться? Кроме как склонив его повторить то послание. - Как сам думаешь? - легко ответил Брюс, и положения не изменил, оставаясь отчужденным. - Нет, не хочу. Он взмок, и скрыть это не смогли ни шлем, ни неясное освещение. Над синевой свежей щетины на его щеках набухли крупные, прозрачные капли пота - сотворенные прежде из бисерной россыпи испарины, они готовы были пролиться, обратиться в дождь, в соленые реки. - Не настолько жалок, чтобы повиниться передо мной, да? - сочувственно подхватил за ним Джокер, не собираясь сдавать назад. - Не снизойдешь до меня. Почти. У него стало получаться. - Ты знаешь, что это не так, - тоскливо ослабляя челюсть, возразил тот. - Просто не надо. Хватит. Все кончено, ты же видишь. Джокер прижмурился, высчитывая позицию. Левее. Надо встать левее, как он не понимает? Он же не слепой, и не так туп, как этот могучий придурок... Но как до него донести это, если он не слушает? Встреченное затруднение смутило его, но он взялся преодолевать его в привычном стиле - через лазейку, сотворяя ее. Расправил ладонь, разглядывая перчатку, перепачканную белым. - Да уж, Бэт, проигрывать ты не умеешь, - он отложил предложение на время, чтобы, замарывая уже не радующие его карикатурные черные пальмы, счистить грим под пальто об полу рубашки, и, закончив, открыто подал руку, убежденный, уверенный, что ее примут. - Иди сюда, и я тебе забуду. Так будет правильно. Вот что правильно, а не все эти ваши... Бэтмен звучно сплюнул кровь, обильную и яркую, сбивая его. - Потерять все, зато вместе? - неожиданно весело переспросил он, непохоже на себя неряшливо обтирая рот рогаткой из расставленных указателем пальцев, и прежний призрак печали обернулся просто моментом слабости. - Ты так жесток. Казалось бы, как всегда холоден и рассудителен, но у меня есть один вопрос. Ответишь? Естественно, ответишь, ты же не можешь промолчать. Так вот - никогда не возникало сомнений в своей правоте? Что у тебя там, дымовуха? - вдруг обличил он его, враз и без раздумий срывая план побега. - Какой цвет на этот раз выбрал? Это уже три вопроса, я в курсе. Выбирай на свой вкус. Джокер прикусил щеку, оглаживая в кармане дымовую шашку. Оригинально. Такого он не ожидал. У него были и другие заботы помимо этого нового мини-предательства, но он подвис расстроенно, разглядывая по полу тревожную пачкотню - красные брызги, сочные густые кляксы, подзатертые, подсохшие уже мазки. Как неопрятно, как неосмотрительно. Достаточно одной пробы, чтобы повесить на засранца что-нибудь вроде контрабанды, преследования или вообще изнасилования, чем там обычно балуются богатенькие... Одна пробирка, и можно, черпая до донышка, рисовать серию, ту или иную, убирая его одиозное существование гарантированнее, чем при помощи тех вечных неумелых газетных наветов, малоубедительных угроз и иных бессмысленных интриг. А он тут занят... Чем? Что это вообще все значит? - Трус. Сдался, - деформировав услышанное в понятную для себя форму, проворчал он зря, из одного чувства противоречия. - Что, испугался? Но он все равно не верил - в эту версию тоже. Но где хоть один намек? Брюс мог хотя бы попробовать. Это наказание за ту сраную подсказку преткновения, жалящую его, с какой бы стороны он не подступился. Это было что-то важное, а он не смог понять. Потому что он неполноценен, почему же еще... Душно. Как перфекционисту, ему от самого себя было душно, и вряд ли кто-то мог бы разозлить его теперь более, чем он сам. - Да, как тебе будет угодно, испугался, - попытался пожать плечами тот, добиваясь этим движением почти зримо нахлынувшей бледности - кожа посерела, побелели под накладной красной краской губы: причинил себе боль. - Не нужно было... так затягивать все. Зря ты это... Непринужденность - определенно не то, что может позволить себе раздавленный. - Боишься, Бэт? - Джокер рассвирепел, сходя с ума от близости недостижимого. - Засунь тогда язык промеж булок, и сам не болтай лишнего. Если боишься, почему не встанешь на колени? Почему держишь лицо, если это так? Да что с ним такое?.. Будто это не Брюс. Не Бэтмен. Можно было вдоволь глумиться над его предполагаемым расстройством идентичности (когда-то, впрочем, он какое-то время был под подобным подозрением, но быстро выяснилось, что это скорее расслоение свобод, принятое за их слияние), но на него это никак не походило. Чужак, пристально таращущийся на них из-под козырька кепки, кашлянул, предваряя свою реплику. Как вежливо. - А ты не боишься? - апатично спросил он, но по тону чувствовалось, что он ждет ответа. - Тебе самому не страшно, Весельчак? - Если только упомянутых душеспасительных бесед у вольера... Нет, - отрезал Джокер, аккуратно обтрагивая мысль о том, имеет ли смысл выкрадывать новое время, и не стоит ли за этим всем замысел подложный, параллельный. - Ты мне не интересен, отвали. - А его падения? - не отстал тот. - Если я лишу его рук и ног - это тебя тоже не испугает? Я уже думал об этом. Сломать каждую конечность в трех местах, чтобы он больше не мог прыгать по крышам. Об одном не переживай: это относится к тебе весьма опосредованно. Идея эта вызвана исключительно его воззрениями. Он сообщил это-чудовищное и безмятежно перешел в режим ожидания. Эти громкие слова - как многое из того, что он извергал из себя так легкомысленно, на стыке уже с броскостью - не несли в себе злобы. Он не нащупывал границ, ему это было без надобности, просто изучал, черт знает к чему прицениваясь... Джокер затаился, торопливо набрасываясь на эту информационную подачку, да так невоздержанно, что подзабыл следить за окружением, и смог взять себя в руки, только одернувшись. - Ты не сделаешь этого? - прежде самого себя проронил он, еще и сбиваясь на унизительно вопросительную интонацию. - Потому что... Я наблюдал многих маньяков. Из института маньячества выпустился, в одной аудитории с ними штаны просиживал, если хочешь. Поэтому... не думаю, что ты из их числа. Он не мог поднять глаз (так много крови, которую фильтровали три столетия, которую успешно прятали от иных алхимиков вот уже тринадцать лет, этого уникального экстракта, запретного эликсира), но ему пришлось. - Я предупреждал, - незлобиво посмеялся над ним враг так, будто все для себя про него прояснил. - Я не такой, как он. Не смотри так сердито, я вовсе не угрожаю. Вот этого - совсем не обещаю. Мне просто захотелось знать, что ты ответишь... Скажу вслух, чтобы истребить даже тень недопонимания: если он выйдет против меня еще и еще, я могу навредить ему. Ситуация в целом такая же, что и с тобой. Но твой побег я буду пресекать куда строже, и ему не стоит мне в этом мешать. Мои требования вы знаете, мне от вас многого не надо. Это было бессмысленно. Чтобы переломать Бэтсу ноги, для начала нужно еще поймать его. В прятках тот весьма недурен, и... На исходе мысли Джокер ощутил, как в затылке что-то замкнуло, но смог удержать себя неподвижным. - Ты знаешь, кто он, - прошипел он разъяренно. - Ты уже побеждал его, и тогда смог узнать! Это все меняло. Отныне не было безопасного места. Итак, за это решение Брюса многое - жизнь и спокойствие старика, сохранность имени, гнезда, свободы, отмена напророченной инвалидности и смерти его любимой зверушки. Против - всего-то исчезновение Бэтмена и Джокера. ...и так он сам снова оказывается единственным подлецом, да?.. - Э-эй, - чужак поднял указательный палец в детском жесте запрашиваемого молчания. - Да, я сломал прошлую маску. Мне было любопытно... Не удержался. Несколько лет назад... у вас получилось обмануть даже меня. - Бэт, нам надо кое-что обсудить, - скомандовал Джокер, сатанея от этой ублюдочной махины, - немедленно. Мне надо знать, насколько сильно моя реальность отличается от объективной. Ты не можешь мне отказать, иначе нарушишь данное мне слово. Не то чтобы это было чем-то неслыханным, но в таком отказывать по меньшей мере неприлично. Он неволил себя - просить о таком... Но он все еще мог... Не суметь этого значило не иметь права голоса и впредь. Последний раз, когда он задавался этим вопросом, когда это было?.. Когда увидел воочию, как чернеет его слюна на этой коже. Даже если Альфред утверждал, что это проказы витаминок... Даже если он сам знал такой эффект... - Довольно, Джей, - придавленно проскрежетал Брюс. - Хватит. Все это происходит на самом деле. Черт... Избавь меня от сцен, ладно? Ты же догадывался, что может случиться что-то в этом роде. Не пуля или ломом в висок, а с возможностью... Джокера перекосило. Была одна загвоздка, верно - этот человек уже рисковал жизнью ради него, он ее для него уже закладывал. Да он к такому даже привык, не ценил это должным образом... Он не просто выходил за него, однажды он променял себя на него, даже зная, что это бесполезно. Поэтому - как было обойтись таким объяснением? Все равно что повестись на такое откровенно лживое актерствование, как это. Доверие рождает измену. Отвага - не более чем безрассудство. Условия его не устраивали. - Завались! - рявкнул он, отдуваясь. - Слабак! Серьезно? Думаешь, я зажал сраное пожизненное? Думаешь, зажал бы? Обменяв себя? Да мне все равно. Тоже мне, нашли, чем напугать. Ничего особенного не существует, разницы нет - там разлагаться или здесь. Уж извините, настоящего наказания не получится! Контекст обычно все решает. В прошлый раз он занял место Фреда, и все были счастливы. В этом причина? Есть что-то важнее, чем он? Что не так? Он не был простодушен. Без похвальбы. Но, может, что-то изменилось? За эти годы или сейчас, вот-вот, только что, что-то очень сильно изменилось, а он и не заметил... По-видимому, он переоценивал себя. Да, так и было. - Дело не в обязательном наказании, - остановил его чужак. - Вот видишь, ты не понимаешь... Это изоляция. Это нужно, чтобы оградить от тебя других людей. Невинных, тебе это о чем-то говорит? Тех, кто ни при чем. Тех, кто достоин не стать разменной монетой в твоих руках. Тех, кто не должен пострадать от того, что ты не способен осознать, какие средства не оправдываются целями. - Просто скажи нормально, Бэт, - пробормотал Джокер, делая вид, что усваивает полученный урок. - Скажи, и иди один. Или попроси, и я снизойду. Решу за тебя, скрашу тебе участь, мм?.. Сделаю. Может быть. Он снова захотел прикоснуться - он дотронется, и все станет прежним. Он не боялся бед, не пробовал печалей, но эта загадочность была без шуток паскудна. Хоть и отдать... то, что он обещал... что это было? Он что-то должен сделать, он чуял. Но что? Ни версии, ни предположения. Брюс кивнул, непроницаемый. Высокий, жесткий панцирь горжета прятал его горло, гораздое рассказать о нем не хуже его глаз, откровенней его лживого рта. Дрожит ли оно? Напротив, сведено судорогой? - Не подумай лишнего, - поспешно откликнулся он на эту просьбу, но только чтобы ответить отказом. - Хочешь называть это страхом - называй. Боюсь пострадать. Не могу сейчас пострадать. Нельзя, чтобы ты думал, что уходишь сам. Важно, чтобы ты уяснил - под давлением обстоятельств я выбрал что-то мне более... необходимое, чем ты. Это нужно, чтобы ты не создавал проблем после. - Неубедительно. Плохо. Лучше старайся, - хлестнул его Джокер, обнаруживая, что оба варианта, в общем-то, ему неугодны. - Знаете, что? - он был изнурен тупиком донельзя, и так - не годилось. - Я покажу вам. Дам вам на мужика посмотреть. Стану примером, мм. - Он всегда так много хвастается? - утомленно улыбнулся чужак, но быстро стух. - Заткнись, - выплюнул Брюс, от злобы ухватывая себя под кадык, будто в приступе удушья. - Ты и мне не интересен, не обольщайся. Я подчинюсь, подчиняюсь, чего тебе еще надо? Джокер его выступления не оценил. - О, Бэтти, ты, судя по всему, снова забыл, кто твой благодетель, - процедил он сквозь зубы, не боясь повредить своей репутации ветрогона и свистуна. - Ну-ка, извинись перед новым хозяином, не будь грубияном. Смотри, а то не возьмет тебя в лучшую жизнь. Ту, в которой не будет больше мертвецов. Он смотрелся в линзы чутко и жадно, и знал, даже находясь в худшем положении за этой раздражающей преградой, что тот тоже смотрит. Они схлестнулись взглядами, непростительно долго пялились друг в друга в потугах выдавить противника за пределы его независимости, лишить его воли. Смешно не менее - вот оно, то самое сумо. - Хозяина сегодня сменил не я, и ты это знаешь, - Брюс не выдержал первым. - Даже если я сдался, даже если подвел тебя, как союзника, я не стану выпрашивать у тебя прощение. - Это... - опешил Джокер, но запнулся, мучая рубцы, хмурясь и терзаясь потерянными, разбежавшимися мыслями. - Это... Как же это называется... Не смей, ты не смеешь, ты не посмеешь! Он наконец задумался над тем, чего стоят слова самого честного из людей, над тем, как желанно то влияние, что он имел и теряет - все равно, ничего. Ни екнуло, ни мигнуло. Существовал только Брюс Уэйн, Бэтмен. Он сам - не в полную меру. - Предательство, - уныло подсказал ему тот. - Уж извини за это. Я ответственности с себя не снимаю. Даже с учетом того, что меня волновали только их жизни, даже если, как нам тут подсказывают, я и понятия об этике не имею, никогда не думал, что стану... таким, но - нет, не снимаю. Притворяется - он обещал, давал обещание. Это было так: пускай весь мир сгорит к хуям, мы заодно. Ох, нет, нет, нет, это было его собственное обещание! Все потому, что он промолчал тогда, не озвучил его, и каждый раз потом молчал? Все потому, что он не смог ничего сказать. А получить взамен предполагалось - и перевод к тому же не был особенно вольным - такое: даже если в процессе зажаривания младенца-другого будет осквернена любимая духовка деда, ни в дурку, ни к копам он его не сдаст, уничтожит сам, ни о чем не жалея. Это не было произнесено вслух? Но у кого тут были трудности с чтением между строк? Брюс был готов к подобному безустанно, и это было безмерно предсказуемо, эта щепетильность. Он с маниакальной тактичностью, достойной лучшего применения, проскакивал мимо вопросов решеток, припадков, членовредительства от скуки, дисфункций, замков, диагнозов, варева, тюремных "девочек", катетеров, анальных досмотров, осечек, дымовых завес из джойнтов, чужих дурных снов, скидок, сделанных наперекор, стыдных неудач, в конце концов. Не таких, как нынешняя, но все же... Он был деликатен до крайности, до непристойности, как бы абсурдно не было такое сочетание, и вовсе не потому, что все это оскорбляло его идеальный мир мужественности, мужества и замужества без невесты, где он (в своих фантазиях, между тем) стоически прощал непрощаемое и без устали сносил несносимое. Даже взрывного, склонного к драме и темпераментного чрезвычайно, чудесного этим, его непросто было провоцировать, и даже когда это удавалось, он только смотрел упрямо и печально. И что, есть что-то дороже этого? Выходит - остальное ничего не стоит? Он был верен, словно пес - и это был изъян, в этой преданности было мало цемента, он лишь однажды выбирал сторону, объект или (приветики) субъект, ткнув чуть ли не наугад, поскольку на грани ему все были одинаково дороги... и тогда поклонялся ему, как сокровищу. Просто недолго. Любая ерунда могла его отвлечь, оттолкнуть, отвернуть. Смешно. Смешно - но как неосторожно было быть застанным этим врасплох! Быть идолом на антикварном постаменте из нефрита было комфортно, хоть и не так уж почетно, но обосновать ему себя было невозможно. И шанса не представится, а ведь какая дрянь эти незаконченные дела! И тогда - что это было? "Свободная форма"... Выгул? Понятие, неприменимое для их союза. Антоним ему - кругосветное путешествие, стартом и финишем увязшее у его порога. - И тут эта твоя ответственность! Мы это уже обсуждали. Не надо подтирать мне слюнки, - вспыхнул он, досадуя. - Я в этом не нуждаюсь, пусть текут. Что может быть для тебя ценнее, чем гордость? Это то, что ничем не заменить - ни купить, ни украсть, ни выменять. Но знаешь что? Я готов отбросить гордость. Нелогично, но... - Ты плох в этом, - вздохнул Брюс, но в его тоне отчего-то проскользнуло что-то схожее с одобрением. - Мало что в этом понимаешь, место учетчика таких сложных вещей не для тебя. Не берись, у тебя не выйдет. Твоя природа этого не предполагает. Джокер над этим голову ломать не стал. Какие ему вообще нужны доказательства? Брюс заплатит за свободу, поступившись принципами. Предательство Брюсом Уэйном темного рыцаря выйдет потяжелее пинка под зад "чертову клоуну". Он не понял этого ощущения. Лучше бы этому удару не быть призрачным, иначе он может его и не заметить. - Я плох? В отбрасывании гордости? - насмешливо уточнил он, хороня норовящее пробиться в голос участие. - Как же. Во всем? - Во всем. - Мм, а я еще помню времена, когда был оценен, как лучший. Враг поежился, как-то неуклюже сжался. Эффектно, но неэффективно. - И я еще помню это чувство, - не стал отпираться Бэтмен, сгорбливаясь. Джокер опал тоже, стыдливо осматриваясь - но кто может спокойно снести падение авторитета, да еще и перед соперником? Он сожалел, конечно. Что его к этому привело? Признание одиночества, приговор непроворным. Склонил голову - не успевал: просчитал варианты, прикинул развитие событий, вывел, сколько ему задолжали, но так ничего и не почувствовал. - Я не отступлюсь, - вкрадчиво предупредил он, похрустывая суставами, чтобы взбодрить кулаки. Он так размяк, опасно расслабился, это так было на него непохоже, так ему несвойственно. - Я этого не хочу. Значит - не сделаю. Возьмите мои ножки, возьмите мои ручки, не забудьте про язык, это мой главный, мм, инструмент! Он сделал незаметный шажок вперед, едва, но не тронутый - тоже. Перенес вес на другую ногу, нехотя обдумывая, стоит ли разминать затекшее и разгонять застоявшееся. - Паразит, - Брюс расстрясся в исступлении, в свою очередь не тратя сил на смущение. - Не понимаешь, даже если выкинуть тебя в окно. Скажи, разве это не сходило за намек? Кровь на его губах подсохла, покоричневела, стянула их кайму грязно, уродливо и сухо. Джокер глотнул сгущенную непрерывными препирательствами слюну. Как тяжело читать с закрытого лица! Тело начало двоиться - заболело правое плечо в сочленении с торсом, отметились мишенями предплечья и голени. И то, что было ему так хорошо известно - колени, излучающие воспаленность чуть ли не ощутимо - в дождливые ночи, в самый пиковый их час, заметно теплеющие. Он знал и их хруст, восхитительный... Он запретил себе считать примеченные проявления схожими собственным (соблазн был: он вычищает руку, и в зеркале отражается двойник, изгаживающий ее; один расправляет легкие парусами - другой задыхается; не доверившийся остается преданным, доверчивый - предателем), и только захихикал под этой чудной полуобоюдной диффузией, озлобленный до точки. - Что-о? - подначил он притихшего чужака, когда тот захотел снова высказаться. - Мы с ним враги, для тебя это новость? Союзник, какая глупость... У нас была сделка. Несколько лет назад мы заключили соглашение. Звучит, как бы ты сказал, "довольно нормально", мм? Но неустойка, черри. Тот, кто нарушает правила, тот, кто жульничает и пойман на этом, должен быть оштрафован. Пеня к пени, раз уж пошла речь о безналичных расчетах. Раз уж так. - Как ты меня назвал?.. - смешался враг. - Дразнишься, надо же. Что ж, не буду это комментировать. Неустойка... И в чем же она состоит? - Если он станет убивать, - медленно сообщил для него Брюс, услужливый до нелепости, - я запру его на другом конце света. Он не из тех, кто чтит уговоры, - меланхолично добавил он следом, словно поняв или вспомнив что-то важное. - Пусть своеобразно, он выполнит свою часть, но компенсацию взымет неопределенную. Кто может наперед знать, чего ему захочется? Он бескомпромиссен также, знаешь ли... И когда он возьмет то, что считает своим, ты, наш новый герой... - ...не успеешь, конечно, - прыснул Джокер, вслепую разыскивая тонкое место. Считалось, что он неплох в обмане, но манипуляции в список его специальных навыков не входили, это было просто хобби. - Скучно всегда все знать! Может, я захочу того, о чем еще и не подозреваю? Чего он ждал? Он пригласил его сохранить гордость и, с большой вероятностью, сдохнуть из-за этого. И почему он тогда удивлен, что эту инициативу не поддержали? Ах да, он безумец. Опять забыл. Он отлично знал, как Брюс Уэйн ведет дела - его слово должно быть выполнено безотлагательно, и это особенно примечательно тем, что оно будет и отменено без промедления, и только тогда, когда тот этого пожелает. Готово, он был почти переубежден. Начал врубаться. Та циничная жесткость, даже тот унизительный шлепок, обернулись чем-то практически жертвенным. Брюс жалел его как сопливую малышку, поэтому заставил себя рубить, поступаясь собой. Это была белая ложь. Он "щадил его чувства"! Как делал бы это для любого другого, для всех остальных. Как не стал бы делать прежде, когда уважал его! Теперь же, под гнетом протеста и отчаяния, его милость стала закономерно истощаться. Ноет, чтобы облегчить себе унижение этого провала. Предстоящей... О, он его прекрасно понимал. Действительно, запрыгали двумя сосунками, и даже щелчка кнута не понадобилось, один его вид. - Просто сдайся уже, - прорычал Брюс, и вдруг, подняв руку, вновь, но уже с умыслом, сцапал себя за горло, враз выпадая на незавидное место изгоя. О, эта его поза, когда он собирается "все вынести", уверенный в своей устойчивости, но первый же, даже не самый точный, выстрел сокрушает его, созданного навеки увечным в дождливом тупике летнего вечера. Джокер почувствовал вопросительный, даже просящий взгляд новичка, переполошенного резко сменившей полюса обстановкой. - Ты - мой, Бэтмен, как вещь, как раб, меньше, чем слуга, - вожделея особую печаль, возликовал он, расточительно исключая лишнего из поля зрения. - Но не льсти себе, даже на секунду не воображай, что отдал мне себя сам, что вообще можешь решать что-то. Я взял, именно так поступают сильные. Я пришел за тобой тогда, с тех пор ты себе не принадлежишь. Чужак дернулся. Его закрытая поза со скрещенными руками обратилась в защитную, и он это понял, но только обнял себя покрепче. - Да твою мать, Джей, - забормотал Брюс, щелкая клавишами от уха до трапеции: распуская свой жалкий хитин. - Оставь ты это, прошу... Он медлил, но его ждали. - Ширма рухнула! - загоготал Джокер, когда он открыл лицо - черные волосы, мерцающие зимой серые глаза, скользнувший по бедру шлем, зажатый в зазря сопротивляющихся, изможденно стремящихся вниз пальцах. - Достаточно было хлопнуть нужной дверью. Не надо? А что? Не хочешь больше? Не будем играть? Даже если я... Бэт. Даже если я та-ак люблю игры? Как глупо. Глаза всегда можно отвести, даже самого трезвого практика убедить, что ему привиделось, исполнить сто уловок позже, в конце концов, меняя явь - но нет, он будет бегать голеньким. Чужие заботы. Брюса тряхнуло. Локти шаркнули о воздух, ища там поддержки. - Что угодно, - прохрипел он, дрожа взбешенной пружиной. - Я не смогу... не смогу выйти против тебя больше. Не смогу выбрать тебя. Джокер отшатнулся. Напуган. Он напуган! Тот, кто прежде был Бэтменом, боится Джокера! Жалкое существо... Он сам, само собой, жалок донельзя в таком случае. - Бэтмен не просит пощады! - зарычал он тогда, но вполголоса, в остервенении полосуя красивое лицо раскаленными взглядами в надежде прижечь, искоренить привычные черты, так плохо садящиеся на стыд отступника. - Никогда! Не юлит, не меняет мнения! И у кого ты просишь, очнись! Рехнулся?.. Я должен был сразу догадаться, - фыркнул он, теряя мысль. - Так же, как ты выбрал меня когда-то... за то, что я был рядом и был тебе понятен. Так же, как когда... Его качало между двумя состояниями - опасно, он таким себе не нравился: сам не знал, чего от себя ожидать. - Нет, - вскинулся Брюс. - Нет, не надо. Тебе... Тебе еще потом жить с этим, со сказанным. Еще много, много лет вспоминать это. Не надо, Джек. - ...ты предал их всех, Бэт, - мстительно закончил он. - Я думал, что это все не имеет значения. - Прекрати. Еще заплачь тут, - тот вдруг перестал получать должный урон. Ждал чего-то другого? А это, уже минувшее, уже нелепое, давно обесценилось. Довольно обидный промах, в молоко. - Это не мое дело, - колеблясь от перегруза, раздраженно прошептал он, в сделанном (не вперед! на месте) шаге таская за собой надломленное плечо, как угрюмый горбун или еще растерянный с замогильного сна зомби. - Ты теперь - не мое дело. Но я должен был попросить о понимании. Даже если ты... так немилосерден, чертов ты клоун. Джокер усмехнулся, сжал кулаки, приветствуя сочащуюся из его голоса боль, поднимающую его чудесные скулы, свернувшую челюсть. Хоть тут не ослышался, не принял за нее униженность побежденного или сучий визг теряющего контроль. Даже если он и узнавал что-то наперед, то не из-за веры в сверхъестественное (этот скепсис было не пошатнуть), вопрос был не в накликивании беды или ее предсказании - чистая прозорливость. - Нельзя получить все, тем более выбирая. Меняешь условия? - нежно укорил он его, предчувствуя, выслеживая, выращивая апогей. - В моем мире все делают вид, что это стоит многого. В вашем не так? Всегда, Бэт. Всегда - разве не так там было?.. В личине рыцаря больше не было нужды - что могло быть наглядней? - Я ничего не отрицаю, - Брюс выпрямился, словно решившись на что-то. - Признаю каждое данное тебе обещание. Но это слабость. Кое-что случилось, со мной кое-что произошло необычайное, и слабым мне быть сейчас совсем нельзя. А ты делаешь меня таким. Делаешь меня немощным, делаешь больным, и закон, совесть, или гордость, как ты говоришь, честь тут не причем. Считай, что это выгода. Мне выгодно избавиться от тебя. И она перевешивает затраты... Именно так живет твой ночной мир, и ты не можешь этого не знать. Джокер замер, сбрасывая со ждущего кремневой пуговицы кресала позабытые там пальцы. Вот оно что. Как он сразу не сообразил. Он знал, о чем речь, знал лучше прочих. Он сам это для него устроил. От жадности - такая весомая малость, такое посредственное в своей экстравагантности событие! Пустячная проделка. Шутка, неудачная. Само собой, неудачная, какая же еще... Брюс действительно хочет обменять его, и принял это решение уже после того, как просил о чем-то беззвучно: залог этому - все то же сообщение, обидно недополученное. Можно было догадаться, что это будет воспринято чересчур серьезно, но это - все, что у него было, все, чем он мог поделиться. Обычно у него не было затруднений с таймингом. Не в этот раз. "Луна". Пока он не перешел черты, это был его дом - полосы дорог, ночи Тихуаны, полигоны Невады, звезды Таллахасси, быт национальных заповедников (от душа-водопада до камня-сковородки), упругие сиськи гимнасток, познавательные пьяные бредни старого Пита, слепая бабка-гадалка, неизменно омерзительный вкус ее маисовой похлебки. У него и правда ничего не было, лишь это, минувшее. Не самое толковое, но ценное своей целостностью - ни дня не было пропущено, ничего не утеряно. Но в этом-то и смысл - что-то этимологическое о том, что он собирался компенсировать будущее прошлым. Ясное дело, эта затея была обречена. Стропила и солома как лучшие кровати и перины. Хрустальные шары на потолочных подвесах, ткань под пряные травы, жажда в засушливую ночь, в паутине гнутых ивовых прутов - петушиные косточки ловцов снов с сине-зелеными попугайскими перышками. Жара до липкости, пыльный воздух, черно-серый от мошкары, пропитанный нужником и карамелью. Там остался его пот, накрепко въевшийся в алое полотно арены темными, теневыми пятнами. Кемпер, выносивший его в своем тесном чреве, был еще на ходу, и был готов предоставить свой околоплодник, стоило ему подать знак; цыгане, ковбои и метисы, подчиненные ему - таким, как он - остались теми же, поскольку каждого можно было без труда заменить: они клонировались, незатейливо, ровно как те красноглазые кролики, вкусные ассистенты фокусника, наверняка все еще роящиеся в клетках фургонов, и разницы не было бы видно; тот же жевательный табак и вонючие папиросы, тот же приторный канадский "Файербол" зимой в тех же самых плечистых бутылках-флягах, летом - непременный "Дикий индюк". Те же дети, что и в его детстве, нерастущие, вечно юные, как в пространстве Неверленда; цветные обручи, самодельные мелкашки и шутихи, зверинец и балаган, прочные стропы и поскрипывающие на ветру вертушки, чиненый-перечиненый батут, метательные ножи, булавы и лассо, пестрые, гладкие атласные ленты, погрызенные собаками биты, "Развратные мамки", "Сплош" и "Скру" - его единственные игрушки и учебники - были еще там, выставленные экспозицией. Он ничего не чувствовал - хронически - но знал дословно, усердный в любом, даже таком спорном самообучении, даже в такой зыбкой науке, что почувствовал бы Брюс, узнав это, обретя часть этого. И теперь все это, надежное, нестираемое амнезиями, опорное, несущее, ликвидное эмоционально, разделило их. Ровно так же постыдно было бы, если бы его нож, верный, когда-то надежный, промазал бы, воткнувшись в землю. Так и есть, так и было. Он пал от своего собственного оружия! В самом деле, нельзя, нельзя было иметь что-то от себя! - Еще кое-что, - уже не тиша, прорычал он, вспугивая эхо. - Еще! Еще. Опять ошибся? Это начинает входить в привычку. Он покачал головой этим неутешительным выводам, не считаясь с прилипшими к его шрамам взглядами. Поверить в малодушие такого, как Брюс, было бы глупо. Его страх принять за чистую монету было бы несуразностью, или его подлость, да даже двойную игру. Но что, если причиной было его чувство ответственности? О, и сразу ничего не получалось, и сразу все сходилось. Такое вполне реально. Так и было, да. Нет, обуза Луны, в общем-то, ни при чем. Он сам - побоку. Сколько всего может сделать миллиардер, даже не волонтерствуя на ночной подработке? Что, в его представлении, обязан - не обречен, благословлен - содеять мужчина, чтобы считаться таковым? Вот что стояло на кону. - Заканчивай, - осадил его Бэтмен, такой непосредственный и раскованный, будто не просрал к херам... себя, разумеется. Только самого себя. Джокер разочарованно цыкнул на него, охладевая. Так тоже неплохо. Ни улыбки и поцелуи, ни золотые слитки или жемчуга не давали ни опыта, ни хитрости, ни ума, ни сознательности, так какая от всего этого польза? Богатство, духовное и материальное, не имело веса - но лишь для него самого, вот в чем суть. Он никогда не был даже условно благородным или честным. Бескорыстным, порядочным он не был, он не более чем сгусток гноя и ярости, так к чему это все? Он этого все равно не понимал, не понял бы. - Заткнись, Бэт. Зат'кнись и отвали. Имя, мужик, - втягивая воздух часто и мелко, чтобы унять себя, протянул он вслед своим мыслям, не замечая ни выпущенной слюны, ни вытекшего Юга. - Имя свое с'кажи. Лиши меня и этого затруднения, раз ты такой до-обренький. На него обратил внимание не тот, к кому он обращался. Бэтмен перекосился, задыхаясь - то ли от натуги, то ли от усталости. - Брось, Джей. Ты прекрасно понимаешь, что больше из Аркхема не выйдешь. И не потому, что мое тело станет этому зароком... Ты поймешь меня. Позже... может, позже? Ты сильный, поэтому ты это вынесешь, - потребовал тот, и так можно было видеть его глаза, даже отвернувшись: ртуть, застывшая, аномальная, сталь горячая и текучая, равнодушие - пусть, но какая... нерастраченная бездна... Блеф, но убедительно. Вполне. Даже темная струйка, вырвавшаяся из уголка его строгого рта, не так уж сильно портила впечатление. Разве что рваная пауза, необходимая, чтобы нивелировать дрожь, предала свою роль, сделав обратное. Джокер пожевал щеку, глядя исподлобья - да, да, да, о нем судачили, как о ком-то идеально беспринципном, и он и был таким... но не до такой степени, нет. - Я очень, очень зол, - проговорил он в сторону чужака. Он более не мог угрожать ему напрямую и всерьез, но признания для таких были священной коровой, и такое было ему еще доступно. - Я тебя понимаю, - пришлось ответить тому. - Ох, может, и нет, не очень-то... Ты злодей, подлец и душегуб, Комедиант, ужасное, бесчеловечное создание, - наконец признался он, - но ты мне не противен. Джокер подавил гримасу, сводящую зубы. Каждый придумывал ему имена, снабжал названиями, подбирал бирку, лепил ярлык. Из корысти или любопытства он примерял на себя их воззрения - те, от романтичного приталенного сюртука и дурной славы злого волшебника, до заскорузлых корост блошиных укусов оскорблений или сюсюканья. Но сейчас в этом емком определении, во вроде бы искренней ошибке от безразличия, ему почудилось собственное отсутствие. Какое-то время он был, но потом снова перестал влиять на реальность, значит - потерял значение, значит - исчез. Ягодица распухла, воспаленная кожа терлась о шерсть брюк, донимая его. Да уж, хоть в той самой жопной оплеухе ничего иллюзорного не было. - Никогда не носил такой клички, - великодушно просветил он простеца, чинно улыбаясь. - Шутник, они называли меня Шутник, хотя я очень редко... Меня зовут Джек, это всегда было моим настоящим именем, даже если никогда им и не являлось. На обмен. Сойдет? Его держала огромная черная тень, над которой он сперва хотел посмеяться. Напрасно - его существование стиралось в отделении от этой материи. Память не оставалась в нем, не исчезая. - Хорошо. Извини, если обидел тебя, Джек, - поддался грешку вставшего выше чужак. - Нет, меняться именами не будем. Что-то еще? Еще что-то хочешь сказать? - Да. Хочу, - подтвердил Джокер, хотя разрешение ему было не нужно. - Я все равно одолею тебя. Победа все равно будет за мной, так или иначе. Враг захлопнулся, сжимая губы так, словно удерживал себя от смеха. - Ты так самоуверен, - лениво поразился он. - Мне неловко. Бываешь искренним, да? Не ожидал. - Я простой труженик, бычара. Я много работаю, а потом мне воздается, - игриво подмигнул он ему тогда. - Даже не думай, - опустошено прохрипел Брюс, звуча невнятно из-за опущенной головы. - Не думай о мести, Джек. Тебе не нужно мстить. Джокера передернуло. Он придирчиво усваивал его все эти годы, поэтому теперь мог определить безошибочно, что скрыто в этой позе. Удовлетворение. - Уже решаешь, о чем мне думать? - ядовито плеснул он, шипя. - Ну охуеть. Он бы хотел сказать о том, что не станет его слушать, не станет ему отвечать. Что это он, Брюс Уэйн, пройденный этап, что это он стал не нужен - но момент приблизился, наступил и прошел, и он его упустил. - Прекрати паясничать! - загремел тот, теряя контроль над собой. - Я - Джокер, тот, что враг Бэтмена, - напомнил Джокер, едва замечая его настоящего. - Как я могу не паясничать? Как я могу не знать его? Он был идеальным существом. Чужак ухватил себя за козырек бейсболки, пошатывая его. - Бо-оже, - прошептал он обиженно. - Как высокопарно! Фермерская привычка. Не нужно было, как выражался этот мудак, быть умным, да даже зорким быть не требовалось, чтобы понять, отчего он так ворочается. Другой путь, независимый и успешный, опровергает выбранный - кошмар для таких, как он. - Можешь не подвергать его сомнению - он делал это сам день за днем, незыблемый при этом, - хмыкнул Джокер, прозревая в эпилоге. - Как он выносил эту тяжесть, ты даже примерно не можешь представить. На каком пределе он был, даже безупречный. Как он, это он был истерт и изгваздан этим, никто не даже представления не имеет - ни мальчишка, высматривающий в небе его силуэт перед сном сквозь занавески, ни глупцы, вздумавшие подражать ему, ни те, кто шел против него. Он - тот, кому было не все равно. Тот, чья воля определяла ситуацию, так что странного, что он был тем, кто принимал решения? - Я сам сейчас расплачусь, - брякнул чужак, воротя рожу. Вернувшаяся издевка про "образ жизни" проникла даже через его толстокожесть, это было заметно. Джокер раздраженно осадил себя, хлюпая слюной. В наблюдательности можно было уже не упражняться. - Да заткнись, мудила, кто плачет тут? - расстроился он новой грани его бестолковости. - Не видишь, я пытаюсь быть героем? Моя ли вина, что я все превращаю в сраный фарс? Я - такой. Меня резали и оскверняли, но это ценно лишь тем, что этим можно пользоваться. Желудок сжал спазм, скрутила кислотная резь. - Ему ничего не угрожает, - зачем-то успокоил его чужак, поторапливая взмахом ладони. - Бэтмену - да, того больше не будет. Но человек, что под этой черной броней... - Не дели неделимое, - рубанул Джокер, водя перед собой назидающим указательным пальцем. - Этот человек... Чем он, этот человек, мне, такому, как я... Больше разочарования мне принесло... - самодовольно рассчитывая произвести блестяще-скверное впечатление, продолжил он, останавливаясь для эффектной паузы. - Куда большим, мм, разочарованием стало, что "Слаймер" сняли с производства, - закончил он, рассеянно раскаиваясь в своих прежних неуместных капризах по поводу ужина. - Когда-то я питался только им. Чертовы дельцы буквально лишили меня сытого детства! Чужак оторопел, поджимаясь, но все-таки рассмеялся. - О, Слаймер. Мы ровесники? Я тоже предпочитал эти хлопья, - откашлялся он в кулак, возможно, считая, что так может замаскировать свою простодушную реакцию. - Забавно. - Не могу поверить, - поддакнул ему Джокер, изгибая позвоночник, готовый под позывами пустого брюха скрутиться в жалкий завиток. - Они же отлично продавались. Что им было не так? Ему понадобилось оправить воротник и рукава - он должен был поддерживать образ! - но на его родной фиолетовой коже не было нервных окончаний, и он не смог узнать, удалось ли ему это. - Думаю, причина в составе, - стал гадать враг. - Избыток красителя. И сахара. - Давай попрощаемся, Джек, - бледно улыбнулся Брюс, шагая назад, чтобы довериться опоре стены. - Уже. Давай уже. Прощай, Джек, я... Джокер поднял руки, не замечая его. Время вышло: у него был хороший слух без всяких приборов. - Идите к чертовой матери, - посоветовал он, показывая раскрытые ладони. Пустые, но он знал пару трюков. - Не прощаюсь, - галантно отмахнулся он в неопределенном направлении, примеряясь, стоит ли раскланиваться. Это было бы уместным последним штрихом (ему были по нраву украшения такого сорта), но когда-то он принуждал себя салютовать, поэтому воспротивился этому почти машинально. Широкая улыбка (ублюдочная пасть, даже когда он был искренен) должна была их отвлечь. В полную свободу действий он поверить так до конца и не смог. Не было у него никакого выбора. - Хочешь сказать, что мы об этом пожалеем? - интерпретировал его изменившееся поведение ненавистный чужак в той же доброжелательной манере. - Нет? Сделаешь это для него? Я тебе не верю. Теперь нет. Убедился, что... хмм. Ох, как некоторые любят высказывать свое мнение! Джокер закатил глаза, впитывая это "мы". - Нет-нет, - заводя руки назад, заспорил он, сосредоточенно избавляясь от последнего крова бдительности, хотя промерз в минус, оледенел. - Не. Не-а. Сдать меня - ваше самое разумное решение в жизни. Холодно. Все, больше никаких пижам. Никаких ночевок вне конуры. Утро, упавшее из окна, подползающее все ближе, стало казаться ему символичным: его неправильный, насыщенный промедлением прозрачно-малиновый треугольник, густо выкрасивший бетон пролета, распластался под ногами сигнальной границей длинного скошенного угла - четкая сторона пролегала вплотную у его ботинок, отделяя его однозначно и прямолинейно. Он двинулся, нализывая грим с губ. Выставил локти, прижимая предплечья к вискам. Сплел пальцы на затылке. Эту черту ему не перейти. У него не было ничего в запасе - а так низко он еще не скатывался. Плен Хаша ничему его не научил, он жаждал тогда краха, тот был бы совместным. Но теперь-то он был один. Брюс негромко прокашлялся, поднося шлем к губам; включил микрофон. - Советник-один, прием, - тихо, но не скрываясь, приготовился он отдать распоряжение коммуникатору. - Гордон... Что? Его осведомленность была переоценена - ГПУ на подступах, вопреки прежним предположениям, осталось им незамеченным, и даже зазря измученный на допросе Альфред, тоже не посвященный в сиятельные планы, был им не учтен. О, этот своенравный старик сейчас должен быть в ударе. Нетрудно было представить себе его тон: "Полагаю, в этом нет необходимости, мастер Брюс". Что. Джокер знал, "что" - Джим уже тут. Несомненно, как иначе - он сам его вызвал, думая воспользоваться его дурачками как своей бандой, а в финале кинуть всех, проезжая мимо на черном плече. Оттягивать было уже без толку, он и не стал. Особая шашка, давным давно смастеренная из жестяной банки из-под пива им на... такой, сродный такому случай, вылетела, и он прицельно направил ее в нужный угол отбивом стопы. Отсеки разрушились, снаряд зашипел, закрутился, заведенный выделяемым теплом, принялся извергать мутную жидкость, которая, смешиваясь на пролитой крови, превращалась в плотную бело-бежевую пасту, растущую стремительно и неотвратимо. Масштаб загрязнения был невелик, и этого хватало. Его представление не тронуло ни жилы ни у одного из его противников, разве что чужак проявил любознательность. - Что это? - с неподдельным интересом спросил он, не позволяя составу, торопливо лезущему по полу к стенам, забраться на его матерчатые туфли. - Принял меня за своего сельского учителя химии? - иронично взбунтовался Джокер, качаясь на пятках. - Реагент, реагент, реагент, катализатор, реагент. - Ты убираешь за ним! - понял тот, уже знакомо сворачивая губы: там была улыбка. Джокер шлепнул языком по беспокойному, разболевшемуся зубу, дотошно осматривая дело своих рук. Сойдет. Копы появились уже через пролет от них, шумные, как табун бешеных лошадей. Пристрастная, позорная свора. - Не за ним, - безучастно отчитал он напоследок темноту под веками, бездумно опускаясь на колени прямо в пузыристую массу - те стукнули об пол, заныли, вбирая тканью брючин влагу пены, кожей - холод бетона. - За собой. Потому что я профессионал, не любитель, как ты. Ты член-то свой найдешь, если тебе глазки выколоть? Последнее слово все равно осталось за ним.