Неудачная шутка

Брюс, с трудом соображая, пусто уставился на столешницу, на худые, нахально скрещенные там ноги. - Что не так? Все, абсолютно все, Джек, - мутация эмоционального эквалайзера этого человека привычно поразила его, он к этому так и не смог привыкнуть. - Чувствую ли я себя обязанным? Да, конечно. Потому что в их невзгодах как-то уж очень явно угадывается приложенной небезызвестная рука... Даже зная тебя, как я мог представить, что ты позволишь... делать с детьми... хоть что-то из того, что делали с тобой. Наивно, да. Не рассказывай только, что там у вас за представления, раз уж моя, как ты говоришь, порода, так возбудилась. Никогда мне этого не рассказывай, я не хочу знать. - Это был подарок. Должен был быть, - непонимающе заулыбался Джокер, щедрый в условиях обетованного места повыше. - Не такой непрактичный, как вся эта ваша херня на праздники, значения которых вы даже не помните. Что-то действительно полезное. Бессмысленно... Хотя, конечно, - озадаченно добавил он себе под нос, вдруг немного тушуясь, - речь шла об одной... штуке, мм... - "Штуке, мм"! - передразнил его Брюс, но легким был недолго, потяжелел, снова стал горек и печален. - Бессмысленно! - он был возмущен до крайности: будущее, болевая точка. - Это почему это? Он сам был в таком плох - в понимании других. Но... Подарок. Как это возможно... - Почему? - Джокер, вальяжно поворачиваясь в талии, занялся увлеченными раскопками в объемной чаше с фруктами, но шпалы ног со стола так и не убрал, оставил там ленивыми. - Потому что они уже тут. Ты привез их в Палисайдс, хотя, как тут весьма уместно вспомнилось, тебе принадлежит без преувеличения половина этого раздаваемого налево-направо города, и мест в нем для них найдется с избытком и куда более подходящих... Ладно, не скрипи, - досадливо буркнул он под конец, принимаясь чистить яблоко: у него был нож, он должен был его применить. - Я был уверен, что знаю, чего ты хочешь. Я снова просчитался? Глянцевая густо темно-красная оболочка плода, натертая до зеркального блеска, заскрипела под его пальцами, когда он схватился за нее крепче, и Брюс увидел, что в дело пустили обменянную "зубочисточку". - Выходит, это я одна из твоих сучек?.. Я бы понял, - заторможенно, будто преодолевая сопротивление, заговорил он, пережив паралич дурного предчувствия, - если бы все это было результатом какой-то отвратительной схемы, жуткой проделки, с моралью "вы все гнусные сволочи похлеще меня" в твоем стиле. Но так, Джек? Просто чтобы нейтрализовать меня, обыденно решить чью-то судьбу... О чем ты вообще думал тогда, чего хотел добиться? Ты ведь не знал, как серьезно все обернется, даже если мог предусмотреть некоторые... Проучить меня за своеволие? За то, что я осмелился размышлять о ком-то другом в постели с тобой? За то, что "не полез лизаться"? Это моя вина, да. Черри твой прав, это мой, наш образ жизни, вот что всему причиной. Да все... Себя сколько хочешь крась под павлина, стервятник сраный. А я своей природы отрицать не стану. Он думал, что принял решение. Оказалось, это ему еще предстоит. Но ничего это не меняло, сильно не меняло - его точка зрения. Инструмент, просто еще неизученный. Та же функция, что он подозревал - узы с фирменным тавром Луны, чтобы один из них, и без того неприемлемо кочевой, стал еще свободнее, а другой, слишком скованный, вовсе оцементел в особой клетке из счастья и совести. И как вовремя - война, которой и так никогда не трудно было найти, отирается у них на пороге. Это сама по себе была ловушка. Джокер, делающий для него такое - как он мог противиться? Как бы то ни было, на это, судя по всему, и был расчет... Тот, между тем, немного оживился. - Вина? - он обожал этот этап прений. Стоило прозвучать чему-то вроде этого (вина, стыд, ответственность) - и можно было считать себя победителем. - Природа? Боже, будь хоть немного проще. Люди, Бэт, - он вдруг решил быть откровенным: постоянные увороты утомили и его. - Ресурс ценнейший. Сообщники, тот, кто всегда будет на твоей стороне. Этой традиции выращивать себе подчиненных из сирот несколько миллионов лет, ничего нового я не изобрел. За окном, после долгих колебаний, наконец был совершен первый подступ к дикой вершине - и тут же закончился неслыханным поражением робости. Он и в этом был разочарован. - Пфф. Они бракованные, - мученически кривя шрамы, проворчал он тогда, не замечая, что его реплики остаются без ответа. - Я заказывал совсем другой экземпляр. Гораздо более... мм... неотформованный. Кто бы мог подумать, что ты совсем не умеешь выбирать. Они не умеют читать. Это даже не скрывается! Я узнал в первые двадцать шесть секунд, представляешь? Нет, ты можешь?.. Рты не закрываются - или трескают, или сдают секреты. Они на двоих какую-то одну малолетку делят! Это они слили в следующие две минуты. Зачем мне эта информация? Я похож на дуэнью? Похож? - он подался ближе, позируя, чтобы заверить эту коренную разницу. - И почему они такие маленькие? Они умеют ходить, но не доходят мне и до колена, понял шутку? Это какая-то аномалия развития? От этого движения в лицо Брюсу пахнуло умопомрачительным попурри из шампуня, чистоты ткани и зрелого тепла нагретой белой кожи, и он совсем сгорбился, теряя твердость рассудительности. Такого он совсем не ожидал. Все еще хуже, чем представлялось. Решаясь на шаг по светящейся траве, спускаясь с холма, поддаваясь на флирт с маскарадом, преследуя честность до нынешнего момента - о том, как все обстоит на самом деле, он и помыслить не мог. Каким представляется этому клоуну. - Хватит, Джокер. Перестань, - он все еще чувствовал себя очень слабым - и от этого каменел, восставал и закаливался. - Мои желания... Зачем ты так со мной? Есть единственный путь, ты же понимаешь. И это тоже по большей части о тебе. Восемьдесят... нет, девяносто? Девяносто восемь процентов. - Не устраивай обычного... Это всего лишь шутка, - отвергнув просьбу спустить все на тормозах, тот тут же этого возжелал, но было уже поздно. - Проделка. Да, может, не самая... Что еще? Мне уже нужен адвокат? Что? Ты был скован. Это должно было тебя раскрепостить. Занять конструктивно, сечешь? Пустячок. Комплимент от шефа, мм. За непроницаемой прозрачной стеной сада продолжался поход - беззвучно и много двигая губами, Альфред, ободряя авантюристов, все наглаживал флегматичного зверя по шерстяному боку. - Пустячок? Вот так просто? - Брюс разгонялся, не в силах затормозить, даже осознавая это. - Просто потому, что ты искал способы сделать меня для себя удобнее, ты, не раздумывая ни минуты, сотворил такое... Джокер шлепнул губами, приподнимая брови в гримасе долготерпения. Почему? - Чего это не раздумывая? Я поразмышлял перед сном... пока меня не сморило, - он, вроде бы, даже не передвигал ножа, но кожура стекала вниз узкой мягкой лентой, и он периодически прибирал ее в полумоток к бедру, будто лассо. - С утра и за обедом - уже тщательнее. И в такси, и пока шел к автомату позвонить. Я приказал примерно тогда же, когда и ты, вот сколько времени мне понадобилось на взвешивание этой идеи. Почему? Ах да, еще не бывало такого, чтобы награда разочаровала его. Он знает ей цену еще в начале расчетного периода. Брюс, ненавидя, не вынося себя, выставил между ними ладонь, чтобы предупредить его держаться подальше. - Да все уже. Не старайся больше. Не надо, - движимый бессознательным, он закончил в начинании строгости сокрушительно плохо - хватанул пальцами воздух, целя к напряженному белому запястью, но быстро спрятал руку. - Ты не подходишь для этого. Я для этого тоже не подхожу. Для этого разговора, я... Я рад тебе потакать, но, даже отбросив нюансы... разве это не противоестественно? - Не веди себя так, Уэйн, - тот присполз с сиденья поудобнее, разлегся, позевывая. - Не делай вид, будто мы вообще можем и станем договариваться. - Я знаю, чем все кончится. Это будет хуже для тебя, - его замутило сильнее: он говорил слишком много и слишком громкое. - Бойко тасуешь, хочешь подсунуть мне шестерку-другую вместо туза, разве нет?.. Нет, нет, ну, конечно же, нет, я не смогу сказать на твоем языке, выходит белиберда... Ты правильно понял - в моей повседневности не хватает хаоса. Мне приходится переживать не так уж о многом, стоит подбавить жару. Давай! Круши меня еще! Странно, что ни у одного урагана нет твоего имени... Не забывай при этом быть таким чудесным, чтобы мне было больнее. Я не против, если это тебя развлечет. Если станет смыслом хотя бы одного твоего дня. Джокер фыркнул, косясь на его стакан. Сладкое и должно было подбросить дровишек, но сработало как-то слишком уж хорошо. Или это все еще алкоголь, его проделки? - Завелся-то как, - даже провозгласив отсутствие демократии в их системе, он не смог не соблазниться любимой темой, и продолжил дебаты, потихоньку удивляясь тому, как нелогично поступает. - Меньше брюзжал в начале дня... Снова кто-то, кого ты даже не встретишь никогда, по слухам не одобрит твои поступки? Не положено? Вот откуда бессонница! Немного гипотетической критики, и ты так боишься этого, что спать спокойно не можешь. Меня к этому не приписывай, я за себя ответить в состоянии, буду поступать так, как сочту нужным. И судить и так и эдак всегда будут меня, поэтому, все то же - почему? - Почему... - Брюс ухватился за лоб ладонью, унимая тупую, колотящую по черепу боль - как это оказалось сложно! - Почему? Я все еще ищу в тебе человеческие черты, вот почему. Понимаешь, о чем я? Я смотрю на тебя, и вижу... этот взгляд. Я так много убеждал тебя в том, каким ты бываешь - но ты бываешь таким иногда. Иногда, Джек. Далеко не всегда. Ты любишь пообсуждать, как сильно отличаешься от других людей, но на самом деле ты так не думаешь. Что лучше их - да, но настоящую свою инакость ты не способен осмыслить... Ничего. Ничего... Ты можешь тысячу раз оттолкнуть, всего один - снизойти, мне все равно, на меня это никак не повлияет. Ничего во мне не изменит. Но другие... Те, все остальные... Я отказался от всех, Джек, - он вдруг опал, ослаб, охрип. - Отказался от многого ради тебя. Разве я не заслужил этим места у твоего локтя? Немного послушания? Нет? Дай мне направить тебя. Слушай меня хоть изредка, сделай, как я говорю, хотя бы раз. Или... День последних шансов, да. Вот какое сегодня число. Если бы он не получил признания от этого рта. Если бы не услышал, что "все сгорит". Если бы не испытал один из самых страшных кошмаров - сегодня, это утро - и не был бы так уязвим... - Я так плох? - Джек... - он не успел изменить выражение лица, попадаясь на всем том, что испытывал, и похолодел - сердце сжало противно и больно, в груди налило чем-то липким... - Плох, значит. Я - монстр, даже ты так думаешь, - Джокер прищурился, усмехаясь. - Ущербный, неполноценный. Порченый к тому же. Дырявый. Ты там в этой тираде пропустил - на, больше не теряй. Припадочный. Ну, это из-за пилюлек... давно подозревал, что доктор Адамс мухлевал с получением лицензии... Но не в этом дело, не-а. Я-то думал, меня в недостатке куража обвинять будут. В падении потенции. Мм, в размягчении ярлыка. Сошел с лыжни! Но не', у нас старая песня - псих слишком психованный! О, но ты ведь хоть немного рад? Ага, рад, что "все вскрылось"! О, вот оно. Холодит кровь, мм? Будоражит. То, что я, сертифицированный потворщик эксплуатации с огромным опытом "всего" в детстве, мог в любой момент приблизиться к ним, а ты бы и не узнал. Каково, а? Его голос оставался ровным, тон был равнодушным, он отворачивался, скучая. Брюс хорошо изучил, что знаменуют такие проявления. Никакой горечи - упрямство. Твердая решимость раздобыть запретное, даже если пару секунд назад это было сочтено им бесполезным. - Знаешь, что, Джек? - он улыбнулся, не очень понимая, чей приговор озвучивает. - Я и правда рад. Спасибо. За то, что был со мной в минуты слабости, за то, что делил со мной горячий хлеб и мягкую постель. Спасибо, что сказал эти слова для меня. И за то, что запомнил. Даже изгвазданная, как принято у вас говорить, но моя мечта отложилась у тебя в памяти. К тому же, та так известно избирательна - спасибо! И я так рад - что не закончил тогда, и могу сейчас, - он перевел дух, оправляя браслет часов на запястье. - "Ты не попытался, даже не подумал об этом, хотел меня бросить". Я действительно счастлив - что ты опошлил не это, не нас. Они оба знали, о чем на самом деле спорят. Что теперь значат эти мальчики, для чего они используются. Делать из всего святого нечестивое - вот какова была миссия этого человека на этой планете. Выставить законников бюрократами, проступок - грехопадением, чью-то мечту, хоть и нежизнеспособную - досужей прихотью, обнажить все худшее в каждом из лучших. Изворотливейший преступник, но извечно пристрастнейший судья. Ничего нового. Ничего, все как всегда. Все нормально, сойдет - лишь бы иметь возможность коснуться его. Захватить его только для себя, пока никто не видит. Взвалить на плечо, поделить на двоих любые путы - и впредь никогда, никогда не позволять ничему, даже самому благому, вставать между ними. Не только Джокер умел состряпывать наручники из ничего. - Не благодари, уже не надо, - тот насупился, бросая подсчеты. - Что-то еще? Уэйн, еще есть что сказать? Брюс замедлился, прикрывая глаза. - Я купил тебе машину, - он больше не смог бы, не сдюжил бы избегать этого. - Обтянул салон красной кожей - чрезмерно, но тебе понравится. Ни единой морщинки. Хорошо вышло, я остался доволен. Сам покрасил ее в твой цвет... - У меня есть цвет? Желтый или коричневый?.. - его слова конечно же были смешны для этого клоуна. - Ты о чем? Не в тон горько, но он тоже хмыкнул, бодрясь даже на свой взгляд жалобно. Что еще? - Уходи, - хрипло простонал он, пряча глаза. - Если так сильно хочешь, чтобы было по-твоему, уходи и оставь их тут. Тонкий серпантин кожуры движения не остановил. Он продолжил уже легче, горячее, снова разгоняясь: - Катись, если для тебя важнее твоя война. Я уважаю это, ненавижу, но уважаю - поднаторел в этом, ты меня вышколил, выдрессировал... Если выживешь под ним, не возвращайся. В гараже для тебя Джавелин, ты его узнаешь сразу, там - белый паспорт, кредитка, в папке на заднем сиденье - все необходимые документы. Ключи в бардачке. Все оформлено на твое имя, земля, здания... Все шероховатости я уладил. Не упрямься хоть тут, тебе не стоит думать, что это конура, я там не появлюсь. Там все, как... как ты любишь. Чтобы не было скучно. Водопады, фламинго, капибары, форт с действующими пушками, чистые, покладистые девушки, самолеты, яхты, действующий вулкан, канатные дороги, в общем, увидишь... Чуть ли не впервые в жизни он опустился так низко, что буквально не мог ответить за сказанное - блефовал, это была иллюзия выбора: если бы дело дошло до разлуки, он знал, как этому помешать, был уверен, что может не допустить этого. Не стоит испытывать судьбу, да, и оскорблять гордеца зря тоже, но он должен был научить его истории о последствиях, хоть так, хоть немного. Не выйдет избежать неотвратимого, но попробовать отдалить можно. Верно, он ничего не теряет. Почти... Нет, ничего. Нельзя потерять то, чего никогда не имел. Он был обречен быть Бэтменом, и это, не складывающееся с той вожделенной нормальной жизнью, его вполне устраивало. Бэтмен - навсегда, и есть веская, железная причина: этому клоуну он по душе. - Наш маленький принц научился отпускать! Я даже не могу разозлиться или съязвить... мм, съязвить получше, - Джокер усмехнулся, вручая ему готовую работу - фрукт, допустим, и был почищен так ровно, что имел почти идеальную форму шара, но толку: он всадил в мякоть ногти. - Хочешь, чтобы я убедил тебя в своей честности? Ха, в серьезности намерений? Брюс, встретившись с ним в отражении взглядом, с усилием заставил себя не отводить тот. - Именно потому, что я верю тебе, я дам тебе возможность доказать... Подкрепи все свои громкие заявления. Уходи или возьми на себя ответственность избавиться от них, вот какой я даю тебе выбор, - он взял дарованное, но есть не мог, не хотел и не собирался, и держал отупело, не зная, куда пристроить. - Ты узнаешь, когда, узнаешь этот момент. Прими решение, помня, что без тебя я останусь ополовинен, помня, что ты мой единственный друг и любовник, что мне никто, кроме тебя, не нужен, что ты можешь быть для меня всем, кроме того, чем могут быть они. Воспрепятствуй этому или, напротив, восприми свое влияние на меня с обычным своим удовольствием... Я не давлю на жалость. Но каждый должен платить за свои поступки, Джек. Каждый. Как выспренно, как многословно. Джокер только улыбнулся, и это было больше похоже на маску, чем его обычное дикое не-выражение лица. - Будешь еще мой специальный-банановый? - он поскучнел, но вызов этот счел справедливым. - Там вишенки. Выбор? Он его сделает. Он - тоже. Брюс выдохнул, обрушаясь на подушки. Если бы этот человек сейчас прикоснулся к нему... прильнул бы к плечу... позволил бы себя спровоцировать, не был бы так устойчив, ускользая... захотел бы битвы или поцелуя, все равно - он сделал бы все, что угодно. Предал бы все свое, разрушил бы все невосстановимое - но этого не случилось и случиться не могло. Все это казалось таким нереальным. Он привык к бардаку за эти годы, но, надо признать, нынешний лик хаоса был весьма необычен, хоть и стандартно для них мрачен. Порой казалось, что день будет ясным - но, вот, тот заканчивается тем, что Джек покидает его, чтобы вернуться полуживым, но крайне довольным собой - и с полутрупом секретаря губернатора штата в багажнике угнанного такси. Он был так дорог ему, но как было забыть, что из-за невзначай брошенного слова однажды стряслась настоящая мясная серенада, когда он накрыл ничего не подозревающий Айсберг кровавыми тучами, и ждал потом под балконом благодарности, помяв бордовые буддлеи до медовой истерики в них, четыре чертовых часа ждал, не поднимаясь с земли, почти не двигаясь, только изредка обмахиваясь трофеем, как веером, пресловуто чудесный, прославленно чудовищный Казанова, герой-любовник необычайнейшего ультралевого толка и грубейший головорез примитивно традиционно для профессии, неотличимый в этих двух ипостасях. Это разлучило их на несколько месяцев, и он так жалел об этом, но как можно было простить его и себя и спуститься к нему? Смерть от его рук? Он демонстрировал тела лишь тех, кто покусился на его жизнь, расчетливо и привычно насмешливо оценивая риски суда менора. Нет, нынешняя проделка - "детская" во всех смыслах. Но это - последняя капля. Как можно было не понимать контекста? Руки будут связаны, и кандалы по сиятельнейшему измышлению еще и надлежит застегивать на себе самостоятельно. Но тот, кто счастлив в путах, не соперник тому, кто уходит с ключом... И, вот - он с радостью предает себя, сегодня, в этот день, он полностью, открыто предает себя - но озабочен при этом только тем фактом, что в процессе вынужден немного заступить на личную, неприкосновенную территорию этого тощего, долговязого воплощения зла. И все бы ничего, он был рад и такому - но не когда в виде валюты использовали живых людей. Открывшаяся дверь принесла ветер, полный надвигающегося марта, рыхленой земли и зеленой древесины. - Брюс! Брюс! - дети вернулись и стали галдеть. - Он такой высокий, что морды не видно! - А слюнявистый какой! Ал говорит, что на нем нельзя кататься. Но ведь можно? Можно? - К сожалению, нет, - бледно улыбнулся он им. - Он конструктивно для этого неприспособлен. Альфред, будь добр, посодействуй мне с чаем. Аромат просто умопомрачительный. Я соблазнен. Ему уже не было нужды бодрить себя, он был исперцован вусмерть. Он сейчас не отказался бы даже от дурацкой успокаивающей ромашки, лишь бы была возможность осадить себя хоть немного. Джокер мельком зыркнул на него, корчась - намек шлепнулся ему на полочку рубашки, как медаль чаячьего помета. Совсем не смешно! - Что-то не так с сюжетом, - смачно приканчивая последнюю вафельку, измокшую уже почти в кашу, заворчал он, всегда готовый к выходу на бис. - Давай-ка посмотрим... Ты - унылый неженка, не знающий, чего еще хотеть... Я - дальновидный и деятельный, но немного страдаю от того, что не все могут быть так же сообразительны... Фред - принеси побольше соломинок, здесь все закончились... Но что в итоге? Все в ажуре. Результат идеален, даже если путь был переполнен непредвиденными, мм, обстоятельствами. Плод, так сказать, наших совместных усилий, - он вдруг расхихикался так грубо, что стало казаться, еще немного, и он станет хохотать в голос. Брюс не был застан врасплох: заранее знал, что его попробуют высечь, а что прилюдно, и не сомневался. То, что тон сбавился, уже было чересчур обходительно. Он стал игнорировать его еще прежде, чем успел обдумать, какие это может иметь последствия. - Надеюсь, местная стряпня пришлась вам по душе, - продолжил он текущую беседу. - Без лишней скромности замечу, что мой старик в этом особенно хорош, - чопорно расплескивая через край неурочную вежливость, он не пролил ни капли из шустро организованной для него чашки, поднимая ее за приятно гладкую глазурованную ручку твердо и по всем правилам. Вкус оказался куда хуже, чем он ожидал. Почти никакой, почти не чувствовался. Он был любезен, но, видно, недостаточно - дети явственно притихли. Час все так же был мирен и сонлив, угощение все так же ждало на блюдах сервировочной этажерки, но больше не интересовало их - даже по-весеннему приветливые солнечно-румяные тартинки, все в светлых цветах запеченного сливочного мусса, листьев хрустящего латука, розовых завитков скампи, ледяных кружев тремеллы и прозрачных слайсов семги, тяжелых от акварельной цитрусовой росы соуса, даже жирные раковинки знаковых мадлен и миндальные сабле с ярким желейным конфитюром из малиновых квадратов, лаймовых ромбов и черничных овалов, даже массивные кисти синего чилийского пряного и золотого банкетного винограда-сидлесса. Хищнокрашенный нож раздора остался брошен, откупные конфеты, давно поделенные на две ровные кучки на столешнице, тоже. Атмосфера полностью изменилась, ужасно неловкая, деревянная, как колодки, промозглая ненастьем, полная радушной, расписной фальши - они при оглашенном ультиматуме не присутствовали, но оказались чутки к тому, что тот был объявлен. Было бы глупо считать, что Джокер оставит его в покое. - Поставь... это, мм, жвачное... потом в гараж, Фред, я наигрался, - негромко бросил тот, косясь агрессивно, медно и жарко, - высплюсь и устроим сафари. Брюс дернул ртом на "высплюсь". Это, конечно, ничего не доказывало, но... - Отправь животное обратно в питомник, Альфред, - с опозданием, но ломанулся он наперекор, мелочно пользуясь собственным, пусть неприлично мизерным, но оскорблением недооцененного презента, чтобы избежать вполне возможной кровавой гульбы с оружием. О, чертов клоун даже с забитым графиком непременно изыщет минутку для нее - к примеру, между обычным подрывом чего-нибудь неподдающегося ремонту или очередным суицидальным прыжком в пустоту. - Или нет, лучше в зоопарк с назначенным помесячным содержанием. Не пропускай в этот раз установку спонсорской таблички: хочу знать, какая из особей под прицелом. Все животрепещущее и душераздирающее понемногу начало отходить на второй план, теснясь в необъятной коллекции пережитого, он, даже раскачиваясь, понемногу возвращался на свое место на другом конце каната, на свою петлю стропы. Его ждал момент истины, за ним - новые дни огня... Ничего не изменилось. Ничего никогда не менялось, хаос был абсурдно, но стабилен. Путы, да, узы, ползучие лозы, обвившие лодыжки. Это уже работало: чистые глаза, непорочные уши были для Джокера отличным щитом от него, подневольного. Как же подло, как предсказуемо! - Первая голова полетела, да как скоро! - тот затыкаться не желал, но что можно было ему противопоставить? Даже если он не был, не бывал прав. - Если бы я мог предугадать, в каком ударе будет наш гостеприимный хозяин, намыл бы шею, мм. Отпор был дан с неожиданного фронта. - Ты плохо притворяешься, - после того, как вдоволь нашуршался с Диком по углам, опасливо выступив чуть вперед, заявил вдруг Джейсон. - Мы знаем, зачем ты здесь. Не отпирайся! Джокер поджал губы в самой нелепой из своих ужимок - недовольная нарушенными правилами пожилая библиотекарша, не хватало только красной помады, обычно красочно оттеняющей эту гримасу. - Мне, наверное, недостает навыка, да, - он был равнодушен, и не поднял глаз: выбрал очередное яблоко, и стал, пропустив на этот раз чистку, вырезать по алому, нежно удерживая конфискованный ножичек как перо или карандаш в деликатной, даже вкрадчивой щепетильности двух пальцев. - Я так понимаю, хотите поговорить начистоту? Как у нас тут заведено, мм... - отрешенно дополнил он себя, вспомнив, что находится в середине обсуждения. - Прошу. Дамы вперед. Он сказал это, и скривился сильнее - что ж, может, и так, недостает. Или сноровки, или прилежания, надо пристреляться. Он был кровником у многих, но сам редко сподабливался называть кого-то врагом. И что теперь? Уже дело к вечеру, а он все это время был занят только еблей, бесконечной жрачкой, и не менее обильной болтовней! Мальчик задрожал в коленях, но не сдался. Прежняя бравада, пусть и напускная, оказывается, хорошо прикрывала опасливость в правильном направлении. - Мы не вернемся, - выпалил он, паникующе сглатывая. Его глаза - крохотные точки зрачков, желтовато-чайные радужки - быстро бегали в клетке склеры, он усиленно размышлял, но мощности не хватало, он об этом подозревал, и так полошился все сильнее. - Ты, конечно, нас и не спрашиваешь, - не владея собой, попятился он, дав петуха, но и этот его глас на долгие минуты снова остался единственным в пустыне комнаты, и это запугало его почти до заикания. - Но м-мы туда не вернемся! Мы не хотим! В наступившем молчании, оформленном только звуками острия по сочному, затянулось острое ожидание. Брюс почувствовал весомый взгляд старика, но промолчал. Была ли это мстишка за то, что тот первый начал бойкотировать сигналы и намеки? Ему было не до этого. Почти обращенный в собственного антагониста (на самом деле посредственного, не чета истинному), он был слишком подавлен, чтобы печься о ценностях, которые когда-то поклялся защищать. Движения ножа были неторопливыми, даже вялыми, но желтоватая мякоть споро приобретала очертания - неприятные, почти кластерно-трипофобные - тонкие, строгие, извилистые перегородки, тупики и ровные, плавные повороты: лабиринт. Он с радостью отдал бы ладонь под это свежевание, но, к счастью, у них были фрукты. Он был поглощен темной, отвратительно гадкой алчностью. "Сгорит". Если в этих обещаниях была хоть капля настоящего намерения, Джек не уйдет от ответа. Но как он поступит в таком случае? Он желал знать, поступаясь всем прочим. Мысль о том, что тот испытывает мальчишек зря, была ему чужда почему-то. Да и будто он не знал, как добывалась прочность... Пока не было риска переломить. - Думаешь, мы искали тебя? - посещение импровизированного зоосада, даже недолгое, имело последствия: переговорщик все утирал сопливый нос рукавом курточки, и платка ему никто не предложил. - Ха! Скажи еще, мы поехали в Готэм искать тебя. Ошибаешься! - ответа не было, только узор на фруктовой плоти рос, ширился, занял значительную часть плода. - Кому ты нужен! Нам не было страшно, - ехидненько добавил он, убежденный, уверенный, что этот аспект не может не иметь значения. - Совсем нет. Мы в тебя ни капельки не верили! Простудился. Вчера ночью они так продрогли, он уже тогда приболел... Альфред должен был позаботиться и об этом. Он ведь позаботился? Непоследовательность... Брюс измученно уставился на свои руки. Отчего он обвинял Джека в этом вечном кавардаке? С охотой крича на каждом углу, как сам виновен, в конце всегда вешал любой подобный долг на него... Он страстно хотел исключиться из этой ситуации, даже ясно понимая, что повязан в ней по шею; не менее пылко рвался распоряжаться в ней, маясь от того, что даже более посторонний тут, чем чертов клоун. В результате он все же отстранил себя, выбранив молча. - Вы хотите потолковать о делах. О желаниях и цене, которую за них платят, - Джокер вывернул напрямую без экивоков, и несложно было понять, в чью сторону был этот выпад. - Ну так? У вас есть, чем рассчитаться? Чтобы получить то, что вам нужно. - Можешь засунуть, - маленький парламентер вспылил с места визгливо и огненно, слегка раня его чувствительный слух, - все это себе в... - Почему вы не хотели искать меня? - он даже проявил такт, перебивая грубость. - Я должен был с чем-то не разобраться? - он царственно поднял руку, подзывая услужливость, и Альфред, праздно отирающийся неподалеку вроде бы в поисках дела для себя, наклонился к его уху, докладывая еле слышно, сжато, предупредительно и невозмутимо. - Мм. Понятно. Понятно. Поджог, дезертирство, самоволие, мятеж, угу, понятно, понятно, - выслушав доклад, закивал он веско. - Материальный ущерб, моей, между прочим, собственности. Убийство, - он резко сменил маску, пустой, холодный и насмешливый невпопад так, как только он мог, - кровопролитие на подконтрольной мне территории. Я получу объяснения на этот счет? Получу? Нет? Он пожевал губы, блуждая взглядом по окружению, в разразившейся лихорадке усталости хватая, рассматривая и тут же выбрасывая вошедшее, но не подошедшее - немота самодельной сигнализации на дальнем краю парка, нуждающийся в починке фланец коробки замка садовой двери (скорее всего, разболталось стопорное кольцо), бледно-желтые ромбы на обоях и добротные плашки-кресты прильнувших к ним настенных панелей; знакомую осанку прямиком с трапеции, куриную шейку одного, прутики голеней другого, старые, старательно натертые многосоставные мозоли на изнервничавшихся ладошках, пыльный запах тяжелого велюра закулисья, примерещившийся вдруг, настоящий - свежего гемоглобина и мускуса у плеча... гулкое жестяное ведро тишины на пожарной лестнице, вновь призрачной... О, список его претензий, за каждую из которых он собирался взыскать компенсацию, был невероятно подробным. Он даже составил перечень, отсортировав те по степени тяжести. Для затравки шли наглейшие заявления о том, как несложно обрушить на город небоскреб и противостоять его ровне. Даже если сейчас те уже не казались такими громкими, как в начале, он не желал терять ни монетки причитающегося: второе удалось, так пусть же сотворится и первое - и посмотрим. Ублюдок был должен и посерьезнее - за вмешательство в их стычку. За то, что был свидетелем шлепка. За то, что попрощался с ним на автобусной остановке - "Уебывай"! За то, что осудил кодекс (не его прерогатива), за то, что осмелился увидеть запретное, сорвав черную вуаль-паранджу. О, он задолжал довольно крупно - два проникающих ножевых, два образцовых пулевых, филетировку до костей... Бессилие подле желанного, враз ставшего недостижимым. За то, что забрал у него влияние. Готовую уже вечную память. За то, что все еще нес в себе потенциальную опасность. За руку на плече, за кровь на бетоне, за вывих, за то, что болтал их в воздухе, как игрушки (ух и отделают девку!)... За то, что Брюс отверг его. За то, что был вынужден подорвать себя. За то, что он и сам был в этом виновен - и это тоже была вина этого нерда. Думал расплатиться спасением жизни? О, он совсем не в курсе реальных расценок этого рынка. - Я что-то пропустил, или на мои вопросы не было ответа? - он гнусавил, поплевывал, отвращал. - Меня ведь не прослушали, верно? Ничего ли не упущено? Он влюбленно прижмурился, мечтая о новой встрече. Немного мешало только... Не мельтешит, но назойливый, как насекомое... холодный и колкий... взгляд, полный выставленной уже оценки - Брюс таращился на него, не скрывая враждебности. Он тоже был взведен до точки. Уровень агрессии между ними подскочил - не небывало, но близко к этому - и он почувствовал приближающуюся потерю контроля. - Мы ничего не знаем, - набычился Джейсон, блестя повлажневшими глазами. - Но мы должны узнать, - внезапно и стремглав выступил ему наперекор Ричард. - Должны... - Твой отец мертв, а старший брат в бегах, - Джокер обратился к невеликим глубинам кофейной чашки, но жажда была не так велика, как был неприятен непривычный ему, удаленному от столовых и ресторанов к колонкам, фонтанчикам, флягам и родникам, напиток. - Задачка раз плюнуть. Начального уровня, для начинающих. Ох, очень простая, вот что я пытаюсь сказать. По совпадению, вы оказались ниже этой планки... Легендарный детектив Клоун снова распутывает хитроумный клубок преступления! Спасает вечер. Ты разочарован? - по детскому лицу пошла очевидная волна, и он не смолчал, сам себя сердя ненужным. - Этого недостаточно, я должен был все исправить? Мм. Добро пожаловать в реальность. Никто ничего не станет для вас... если он, конечно, не герой. Время для прямоты! Осоловелый от предвкушения, он проглотил лишний звук, не давая тому выйти. Даже был так скромен, что готов был признать, что не соперник мутанту-экзоскелетчику... в прямом столкновении. О, не так важно, ничего еще не кончено. Мясо никогда не влекло его - крики отчаяния (пережитки живости юности), вот чем достигалось удовлетворение. Он уже не такой бодрый, как в двадцать, когда достаточно было стона боли, чтобы завестись. Ох, или это оттого, что он пристрастен? Быть лицемерным его обязывало призвание, но лишь до известного предела. Он игриво пошевелил пальцами ног, растягивая неношеную, неудобно новую обувь. Настроение перетекало радужной пленкой - вспышки радости омрачали его, воспоминания о грязи заставляли ностальгировать... Ничего. Можно было снести любой провал, пока была возможность отыграться. Тогда он доехал только до Детройта, но это было правильное направление. Он грабил (по старой традиции, ничего особенного, кошелек или жизнь) и играл с высокой ставкой, поэтому мог позволить себе выложить кругленькую сумму, делегировав работку ищейкам, даже если высмеивал их обычно. Метрополис, Нью-Трой, Гленморган-сквер. С этими предосторожностями он обрел настоящую атомную бомбу: адрес женщины, любимой текущим самым заклятым его врагом. Нож, просверливающий извилистую борозду в мякоти, вошел до сердцевины, хрустя, ломая сухость начинки, в его сознании взорвалось, и он, вспугивая комнату, полуподпрыгнул на ягодицах, сухо потирая ладонь о ладонь по венериным холмам, даже не выпустив ничего из рук. Обзор затмил белый свет вспышки, даже, наверное, отразился в зрачках, содрогнулся пол, ухнув, сыпануло сырой жирной пылью и мелкими камушками с потолка бункера. Все ли он правильно понял? В ухаживаниях нельзя ни канителить, ни спешить. Своевременность! На какой стадии их отношения? В этом нужно ориентироваться на отлично, если он хотел прийтись ко двору. О, скорее всего, отменная красавица. Нежнейшая девочка или норовистая кобылка? Он не был бы жесток с ней, нет, нет, напротив. Он свел брови, размеренно кивая сам с собой. Он был бы галантнейшим из кавалеров, лелея ее - ради того, чтобы услышать, как он по ней кричит. Интересно. В каких выражениях он будет проклинать его? Какой силы будет крик? Сколько возьмет октав? Какой выйдет в конце концов тесситура данного произведения? Тембр, он так и не узнал даже тембр его голоса. Будет ли это выражение - грешок, когда убит по живому, но не до конца, и в состоянии еще противиться навязчивой надежде? Не слишком ли трафаретно, не разочарует ли?.. О, нет, нет-нет, классика такой не бывает... ...и все это может принадлежать ему. Уже принадлежит, ждет в ящичке-ячейке "до востребования", надо только заполнить бланк на выдачу. Ричард, нервно ожидающий его реакции, заметно побледнел, однако, тут же взамен неистово зардевшись: стабильно красящий его белоснежные щеки румянец вспыхнул ярче, нездорово кирпичный. - Как хорошо, - он и правда был чрезвычайно развит для своих лет, в их пределах держался превосходно, - что мы не проделали весь этот путь, чтобы рассказать тебе о том, как обращаются с твоей собственностью, ведь все это - не твое дело. Брюс опустил глаза. Как можно было не понимать, что сейчас произошло? Их снова отвергли, едва заметив, а они даже не способны были осознать это. Он сию же секунду почувствовал себя еще хуже. Он отверг их хуже. Был для них не благом, как мечталось, и даже не проходным эпизодом, незначительным дорожным происшествием... чем-то, что оставляет сальный черный отпечаток. В улыбке, деформировавшей уродливые губы, засквозило откровенной издевкой. - Это еще проще - шныри всегда приворовывают. Не понятно? Региональные, мм, менеджеры на принадлежащем мне объекте. Не беда - разница уже заложена в амортизацию... Мм... Не мое? Ясно, - Джокер шлепнул себя по бедру кулаком с так и зажатым там яблоком, оставляя на ткани темный мокрый след. - Я больше не нужен! Ну вот. Мне все ясно, все-все понятно, и даже почему - понятно тоже. Нашли покровителя повнушительнее, - он вел себя так, будто не узнал их лишь сегодня, вовлеченный, как староста как минимум небольшой деревни. - Да? Он не так крут, как вы думаете. Его проблема в том, что он слишком косный. Сложное слово? Негибкий. Сечете? Он немного торопился, поэтому копаться не стал, непринужденно перекидывая горячую картошку лихим пасом. Не понадобилось даже провокации - фокус переместился уже от этого легкого толчка. Брюс невесело ухмыльнулся. "Самый косный из непрогибчивых", что-то вроде этого... Надо же, Джек имеет к нему почти идентичные претензии... - О! Мы разбираемся, - Джейсон просиял, тут же милостиво самодовольный в замаячившей уверенности. - Брюс, это мы умеем. Мы травим по эквилибру, но пластика совсем не проблема! Мы тебя научим. Несложно. Нужно просто много повторов. - Практики, - улучшил его объяснения Дик, представительно посмеиваясь над ним в полном отсутствии подозрений и в собственной наивности, уверенный, что так их поймут охотнее. - Каждый день, помногу. - Практики. Очень много, - чирикая на два голоса, они вздохнули с облегчением, радостно прыгая на причудившуюся твердую почву. Стабильно легковесные, они уже утомились тяжестью момента - засуетились жаждущие движения конечности, закрутились любопытные носики, рассеялось внимание. Резьба влекла их, и они совсем не боялись следить за ней. Не знали, что еще могут эти умелые руки. - Увы, я для этого не подхожу, - Брюс как мог вежливо отринул эту инициативу, с раздражением и тревогой сокрушаясь о том, насколько все-таки страшнее безоружности слабых их невозможность осознать эту свою недееспособность. Он впервые наблюдал это так близко, как было так быстро к этому привыкнуть? Бодрствующий вечными ночами, он уже много лет посещал сцены чудовищных спектаклей жизни в середине вторых, а то и третьих актов, пряча настоящую маску за заслоном шлема. Боже, о чем это он, это же всего лишь невинные малыши... Как омерзителен осквернивший их детство злодей, как ненавистна пестрая, узко-нейлоновая, прозрачно-лиловая на бесполом, неполовозрелом белом среда, успевшая, истянув, деформировать их в полубеспризорное, несчастное подобие взрослых... Как рвется горло и тяжелеет сердце от справедливого следования беспристрастному указателю стрелки на то, кто этот человек на самом деле. И он сам - деятельнейший сообщник этого. Это не ново - и прежде бывало, не успевал. Чаще, чем хотелось бы... Оскверненное не очистить, но мертвые не оживают тоже, и до этого предела возможно все. И он сделает это все, что еще можно сделать. Утешится и этим... Они уже знают страх - но недостаточно разумны, чтобы ценить тот как следует. Нет, он будет проигрывать раз за разом, ведь стоило поправить себя: и не его дело тоже. - Так уж и быть, - Джейсон поступился гордостью, деланно подзакатывая глаза, - ты тоже можешь нас научить. Чему... Чему-нибудь... - он отвернулся, стесняясь, и Брюс с беспокойством припомнил свое поучительство в Рапиде. - Взамен. Сделка. Как он был тогда беспечен, напыщен и неразумен!.. Думал, что делает доброе дело. Был уверен... Или это оно и было? Выпрямив спину, чтобы вернуть опустевшую чашку на место, он вдруг понял, что на мгновение утратил представление даже о модели морального ориентира. Нет, все это его уже не волновало: на дне зрачка было выжжено утро, где в зеленых волосах запутался алый рассветный луч. Злое, злое существо. Жестокое. Мстительное. Но он еще пуще был поглощен желанием коснуться его колена или плеча. Будто в первый раз, он был даже смущен этим порывом. Это почему-то не было грустно, не наполняло его виной. Не регресс, а следующий уровень. "Прежнего не вернуть. Ты все изменил". И это было так. Зачем? Он не мог его контролировать. Никогда. Никто не мог, да - но он становился предателем человеческого рода в этой неспособности. Кто еще? Почему? Потому что только ему это было под силу. Только он мог подойти к этому человеку так близко. Эти глупые игры с его мечтой? Да к черту ее! Ящик с особыми игрушками (моделизм, химия, минералогия, схемотехника), с бейсбольной перчаткой, лоснящейся коньячно-коричневой, нагретой чужой славой, чужими хорошими воспоминаниями кожей (легендарный центральный полевой, размашистый черный автограф, скучнейший штамп), с одобрением общества, тоже стоял нераспакованный на чердаке, он им не воспользовался. Он подвязывал галстук тем узлом, каким привык его отец, но истина состояла в том, что при всем прочем он готов был ползать по городу голым и на поводке, следуя за потертыми коричневыми ботинками с секретом внутри, если бы разочаровал их, своего хозяина. Он таким родился: был на восемь лет младше своего фактического возраста. Ничего, ничего не изменить. Ничего не починить, он разрушал и разрушался - и ныне ему было так весело, что горло рвал хохот, резал губы, вычернял радужки, выпивая его родной невзрачный серый, чтобы оставить чужеродные теплые пятна (красные капли, белые капли) - "я буду там" и "я успею". И - "все сгорит". Вот оно. Беда в том, что дошло до того, что он снискал эту преданность. Как горько, почему с этим клоуном всегда все приобретает горький вкус? Неспособные понять, что решается их судьба, дети, однако, заметно встревожились. Он сам был собой отвращен, но страдать от подобной тошноты ему приходилось и прежде - каждый день, вечно - несложно. Важен лишь результат - от этого волевого движения пострадает он один. - Чему я могу вас научить? - сардоническая самонасмешка помогла мало, никак не скрасила этого более прямого отказа. - Тратить деньги? Я буду на твоей стороне, да. Центробежно и все сильнее отдаляясь от ядра своей сути, он берег силы для все того же, но заново - Джек, месть, чужак, его город, где ему самому не было места... - Это мы будем на твоей, - Дик был так взволнован, что даже покинул свою уютную рубку теневого управленца. - Это - решение. - Помните, что я сказал на обратном пути? - Брюс заставил себя смотреть прямо, и тут же не мог не отвлечься, не заглядеться: перед ним был хороший мальчик... этот начинающий преступный лидер тоже, как и его простодушный друг, был замечательным ребенком. Этот огонь... Идеалы... Самоуверенность. Бесхитростная корысть, которая нет-нет, но сквозила через эту чистоту, искушала его осуждать, но и за это ему было стыдно. Он не очень хорошо разбирался в вопросе, но даже так мог сказать, что вся беда в том, что они распущенны куда сильнее допустимого. Неугомоннее сотен других, своенравнее и своевольнее - из-за того, что им рано пришлось отвечать за себя. И исправить это некому. Никому нет до них дела - даже за его деньги не купишь им настоящей любви... Остальные сто тысяч подобных им таких же равнозначны, для подобия не хватит синонимов... Он никому не в силах помочь. - Что открутишь кое-кому голову? - припомнил Джейсон, смущая его. - Ты тогда выглядел странно. - Неужели? О, я про то, что нам стоит... Давай будем честны друг с другом, - торопливо указал он верное направление, изнемогая от своей неуклюжести. - Примерно это. - О том, что страшно... - опустил плечи Дик. Его прошиб пот. О, он худший и ненавидит себя. Он худший, хуже этого злого клоуна. Последний из мудил. - Но и о том, что не нужно бояться, - он улыбался кривовато, с усилием выдерживая лицо. - К тому же, страх не так уж плох. Это сигнал опасности. Предупреждение. Разве умно артачиться, получая полезные подсказки?.. Хмм, - он понял, что его снова уводит не в ту сторону, и приструнил себя построже. - Не важно. Я помогу, если будет нужда. Без поддержки вы не останетесь. По какой-то причине я, - он не стал выразительно смотреть в сторону левого плеча, и слов не чеканил, но голос все равно просел ядовито, - чувствую себя в ответе перед вами. "Я буду рядом" - как было бы удобно сказать! Он был слишком совестливым, чтобы так лгать. Джокер прыснул смешком, разглядывая его в отражении стекла. Как банально. Пустые от искаженности изображения глаза, поджатые темные губы превратились в черту, между бровей собралась тугая складка, щеки ввалились от усталости - лицо, красивое безусловно, было измято до уродства, от благородной холености породы не осталось и следа, та полностью утонула в глубоких тенях и резких бороздах. Потяжелели надбровные дуги, остро выставились резные скулы, угол челюсти, даже спинка носа, зашли в тупик перед непривычной задачей грубоватые бугры желваков, набралась и забилась расстроенная истеричная венка под глазом... Пустячок. Зачем так чернеть? И откуда в этом железобетонном человеке столько экспрессии? Но можно догадаться, причем тут тачки, тряпки, запонки, часы и ботинки. Прежде ему казалось, что мелочи не стоят внимания, потом - что те всего лишь слишком хорошо упрятаны, вот и остаются незамеченными. Но теперь он видел, что закон мироздания, уважения к которому он всегда придерживался, работает и в этих обстоятельствах. Как хлопотно. Он вдруг совсем заскучал. Тратит время зря, перебирая безделицы. Брюс, привлеченный звуком этой злой насмешки, огляделся, и увидел, что его взвешенные, благородные речи произвели на присутствующих странный, весьма мощный эффект - как если бы он сейчас или чуть ранее отборной бранью послал всех по матери. Это озадачило его - будто он и правда был хуже худшего, бездумнее незаинтересованного. Будто он один все портит, и даже не способен осознать, что именно... - Ты сердишься, - Джейсон замялся, теряясь в виноватой смури, - что я обвинил тебя в... в... - Домогательствах, - бесстрастно подсказал прежде отмалчивающийся старик, еще в начале неловкого разговора формально покинувший свой насест в соседней комнате ради инспекции напитков. - Непристойном поведении. Посягательствах. Злоупотреблении... - Достаточно, Альфред, - наморщил лоб Брюс, пораженный тем, насколько восприимчивы оказались его новые знакомые, уяснившие его позицию еще до того, как он озвучил ту внятно, - мы поняли. Он был один против всех - ничего необычного, знакомое ощущение, но в этот раз нестерпимое совершенно. У каждого здесь были свои мотивы, но и виновен, и обойден, и обсчитан опять был только он один: все присутствующие были теми, кого он никак не хотел разочаровывать, да, но это так же были те, кто должен был быть подчинен ему безусловно, беспрекословно. Что же на деле? Ничего похожего! Ему стоит постыдиться власти? Силы и влияния, что он имеет? Собрать сопли в кулак и быть еще более бескорыстным и понимающим - ох, одна проблемка мешает: он такой до предела, больше уже невозможно! ...да что с ним не так?.. - Находчиво. И, надо же, какое совпадение! - снова хихикнул Джокер, и он, просекая, в каком направлении пойдут все нарастающие издевательства этого проныры, вынужденно онемел на особый манер, подбирая подходящую отповедь. - Не далее, чем час назад, я, знаете ли, тоже... Что? Что, Уэйн, что? Превышения не было, скажешь? - Во. Да? - Джейсон повысил голос - там дрожала неуверенность, тревога и громадная озадаченность, он всерьез относился к этой провинности, как к большому делу - не сумев справиться с эмоциями, засуетился, виляя по ковру взад и вперед, отступая, и подходя снова, переполошенный, будто брокер в эпицентре обвала фондового рынка. - Сердишься? Брюс? - Тебе не стоит делать так впредь. Эмоции, которые вызывают подобные обвинения, ужасно скверные, - Брюс, уже начав говорить, понял, что промахивается: снова лезет не в свое дело, снова лапает деликатное, может, даже сгущает краски... - Могут даже не у самых плохих людей вызвать такую реакцию, какой вы не хотели бы на себе испытать. О, да ладно. Он не успеет повредить многое. Джейсон залихватски утер себе нос, снова орудуя рукавом, но в этот раз подтянутым на ладонь. - О, ну это понятно. Тут главное врубаться, с кем связываешься. Не относись к этому так серьезно. Ты такой хороший, можешь не просекать говнюков сразу, а я уж, - он ударил себя этим разудало сложенным кулачком в грудь, - я, поверь, на них насмотрелся! - Я кажусь тебе таким безобидным? - улыбнулся Брюс, остро ощущая боком дрожащее от смеха бедро элитнейшего из тех-самых, для маленького эксперта оставшегося за границей распознавания. - Разве я выгляжу таким слабым? - Не говори так, - зачем-то бросился подбадривать его Дик. - Мы видели тебя в действии. - Видели, Брюс, ага, ты не слабый, не парься, - закивал Джей. - Так-то да, в том своем прикиде сперва смотришься ванильным дрочилой, но ты совсем не такой! С вражьей стороны канапе приглушенно, но уже отчетливее захрюкало смехом. Брюс, стремительно и во всех смыслах теряя лицо (оно, кажется, в самом деле осунулось), впал в ступор. Как-как он "смотрится"? Готово новое прозвище. Он от него вовек не отмоется. - Ты даже поднял ебанину один! - с благоговением представили самый крупный его подвиг. - Ты очень сильный! Он мог припомнить только опору шатровой мачты, заблокировавшую чей-то джип. Ни за что более внушительное, кроме, разве что, клоунской задницы, известной своей высокой плотностью из-за примесей тьмы и скверного характера, он в ту ночь не брался. - Как ты поднял такую тяжесть? Канюк берется за нее только с братьями вместе, а их четверо, считая его! - присоединился к виновнику смуты Дик, наводяще сбавляя его обороты. - Как ты это сделал? Тот своей оплошности не заметил, продолжая увлеченный доклад о своих впечатлениях, перемежаемый ставшим уже классическим утиранием соплей с помощью рукава. - И спас Мэгги! Как ты не блеванул от ее вони? - радовался он, перевозбужденный так, будто был как минимум оруженосцем в том походе, запамятовав или не понимая, что тот познакомивший их проступок был совершен ими, и как он был постыден. - Буэ, к ней и близко-то подходить противно, а ты обнимал ее, и даже не поморщился! И гренни не потеряла свой сундук, у нее там фотографии, но она их никому не показывает, но никогда с ними не расстается, - он вдруг замедлился, открытая улыбка покривела. - И кроликов никто не стал бы спасать, и я бы не стал, и Дик, никто, а ты стал... И ослик. Ослик бы помер, да? Он так кричал... Как водится, сытый живот, отойдя от дел, дал пространство для исканий духовных. - Палило здорово. Поджарился бы, - Дик вдруг выставился поумничать, несоразмерно своей вдумчивости резкий. - Когда барашка готовили на Белтейн, до того, как зарезали, тоже кричал, помнишь? Познание огня вдруг приобрело в нем странный оттенок. - Ему было бы очень больно? - помрачнел Джейсон, переступая на месте. - Вот кому было страшно... Он так-то очень тихий. Плюшевый, если погладить... Не успевший оправиться от оторопи Брюс, мрачно пораженный тем, как жалко и тревожно двигаются крохотные ступни, обтянутые блеклыми желтыми носочками (судя по сильным вытертостям, теми самыми, имеющими честь зваться "счастливыми"), все еще осмыслял верхушку услышанного. Боже... Луна еще и виккане? Ну и душок. - Вспомни свой ожог, - усмехнулся Дик. - Когда за решетку в вэне схватился. Пузырищи были! Еще и расковырял когда, визжал, как девчонка! Он, такой наблюдательный на первый взгляд, смену настроя товарища пропустил напрочь. - Сам ты девчонка. Нечаянно проколол. Было очень больно, да еще этих дурацких штрафов за больничный нахватал... - тот совсем расстроился, даже пропустил очевидную попытку возвыситься за свой счет. - Мы... Я не хотел. Я этого не хотел... Миг осознания опасности и принесенной беды быстро поблек, но оставил след, и эти, не умеющие еще читать, но уже знакомые с понятиями "штраф" или "больничный" уже не дети, еще не взрослые, самоуволившиеся с ненормированного графика в неизвестность полумладенцы-полуподростки, стали перевариваться в непривычном и непознанном как умели, вместе. - Это я виноват, вот ты о чем, да? - задавленный раскаянием напарника Дик тоже, но насильно лишился всего наносного. - Это было для дела. Это же просто осел. Даже если он умеет танцевать фокстрот и звонить в колокольцы... - Я и сам урод еще тот... Если бы Брюса там не было... - все так же защищенный от его влияния надежным куполом горячности, сам уже влияющий, довлея, в сокрушенной ярости на себя сжал кулаки Джейсон, величественный на широкую ногу даже в покаянии. - Вот как настоящий мужик поступает, а я... Я - супердерьмовый. - Мы виноваты. Я виноват, - Ричард совсем сник, отвернулся, пряча лицо. - Это я придумал... Думаешь, мы такие плохие? Хозяин, мы плохие? Для тебя... Что же делать? Ты так думаешь, да? Это преображение было так примитивно, что казалось нарочитым, но когда Брюс, нахмурившись, разлепил губы, Альфред, даже сошедший ради такого случая с позиции мебели, остановил его однозначным покачиванием подбородка. Неужели это что-то настоящее? Но если так... если это так, то... разве это не пришло от него? Он выпрямился, тревожась. Влез уже по уши - значит, уже не мог не вмешаться снова? - Не вы, но поступок - да, - улыбаясь на автомате, прохрипел он, изворотливо спасаясь маневром, какой всегда использовала мама, лишь очень смутно и в общих чертах подозревая, что это что-то если не общепринятое, то общеизвестное. - Делать вам уже ничего не надо, я разобрался, - наработки кончились, он стал самим собой. - Но меня не будет рядом... всегда... в следующий раз. Так что постарайтесь, чтобы подобное не повторилось. Но процесс уже был запущен. - Было кое-что и похуже... Если бы я не подслушал... - горько выдал важное, похоже, давно мучившее его разошедшийся Джей. - Рич... Твой папа, может, и не... - он поднял глаза - что-то кошачье в разлетах век и общем впечатлении, но цвет скорее походил на мед или подвявшие лепестки подсолнуха. - Я кое-что услышал про его брата, и разболтал, и они поругались... Подрезанного по сердцу Брюса привычно уже бросило в жар. Конфликты из-за конфет, да черт с ним, даже дележ холодняка - вот что он ожидал, вот что даже хотел бы видеть. Но не из-за смерти близких. И ведь это только начало. Легкая тень того, что еще предстоит. - Ох, малыш... - он скривил губы, предлагая свою ладонь до того, чем успел обдумать это - наклонился, все еще темный от ударившего в виски густокровного, давящего сострадания, подался вперед, выставляя предплечье. Туда тут же прижались по-рыбьи утлые ребра одного - незадачливого бунтаря, запястье стало служить поручнем в ухабистой поездке на утешение для невыносимо миниатюрных пальцев другого - манипулятора, опасающегося отчуждения от своего героя. Прежде наслаждающийся представлением Джокер фыркнул снова, но в этот раз остался неучтенным - его надзиратель, над которым он, не изменяя своим привычкам к экстравагантным решениям, сам взялся надзирать, был поглощен особой задачей: страдая и бледнея, пытался забрать свою милость и ссудившие ее руки обратно, но те крепко влипли, их не желали отпускать. Это влияло весьма мощно - расслабились плечи, разгладились морщины, в упрямой стали глаз засквозило светлым. Обычно он лишался удовольствия лицезреть подтверждения своей правоты, но в этот раз ему свезло. Ничего такого уж выдающегося, просто плохо закрепленная деталь встала прочнее... до следующего вывиха. Он надменно потупился, презрительно откидываясь назад и набок, чтобы, скрываясь, так обозреть превращение с иного ракурса. Интересный эффект, так непривычно нелепо, ужасно приятно - он всегда любил все броское и яркое. Компенсировало серость будней. Сходило все, чем можно было сбить спесь с этого человека. Сильный... Этот силач догадался заходить снизу к слабейшим - жадный и жалкий, готов продать себя такому покупателю, да еще так дешево и с уговорами. Лишь бы не признавать правоту пригретого монстра. Честный, правосудный, сама прямота... Просто лжец. Говорил, что никого не существует. Что другие люди не имеют значения - говорил, всегда в них нуждаясь. Его передернуло. Ну и комедия - совсем не смешно! Помеха. Вот какое слово тут подходило. Может, этот писклявый щебет всему виной? Чужие глаза? Отчего-то он не испытывал от этого дискомфорта. Перетягивание каната, их противоборство с Бэтменом, вот что начало его раздражать. Он пораженно притаился. Когда такое с ним случалось? Не бывало такого. Его настиг страшный сон любого подлеца, вот что, он сам в дураках, вот что с ним стало. Не так критично, но для его амплуа непозволительно другое - когда такой, как он, вынужден сделать все тот же сраный правильный выбор. Так он сам подвешен за ногу в лесу, под дубовую ветку. Так вот почему этот ублюдок черри был так самодоволен, признавая поражение... Новый выбор не так критичен, важна сама суть - он сам проигрывал уже оттого, что этот выбор у него возник. И разве он знает, как дотронуться, чтобы ничего не сгорело? Вспыхнет, займется, останется пепел. Живя в мире возможностей, годами не иметь побуждений ни к чему. Единственное годное наказание для него, а он опять забыл, за что. За то, что это он - ну конечно, по праву рождения. Это озлобление перекрывало все, даже усталость, даже сонливость, даже жажду мести, он себя почти уже не чувствовал. Ущербность, оно? Недоделанность. Папуля сдулся, чересчур резво взбираясь на одну из своих шлюх. Не донес. - Мы так облажались... - Это было так гадко... должно быть... Тебе мерзко, Брюс? Ненавидишь нас? Сильно? Прости... Простишь? - разомлевшие кутята все еще горячо объяснялись со своим любимцем (в основном невнятным лепетом, восхищенными взглядами и вздохами взахлеб), и более подходящего времени, чтобы заняться делом, выискать было сложно: если он сейчас уйдет, никто не сможет ему помешать.