Нерассказанные истории

      Синегривка, щуря глаза и с трудом переставляя лапы по снегу, одновременно боролась с бушующей метелью, решительно шагая вперед сквозь вьюгу. Изредка она, мельком оборачиваясь к идущим позади нее котятам, достаточно громко порыкивала на них, подгоняя идти дальше и тихо ругалась, проклиная все на свете, начиная с погоды и заканчивая придурком-возлюбленным, из-за которого возникли абсолютно все проблемы. Дети воительницы затихли, не делая попыток пожаловаться, зная, какими плохими последствиями это может закончиться, и молча шли сзади по протоптанному их матерью следу.  — Быстрее! — резко рявкнула она, в очередной раз взглянув на малышей и мгновенно заметив, как Мошка плетется позади брата с сестрой. Та никак не отреагировала, лишь слегка вздрогнув и подняв глаза на мать, но не пыталась как-то ускориться. — Что я сказала? — прошипела кошка, нехорошо сузив глаза. — Не хочешь остаться здесь навсегда и сдохнуть от переохлаждения, шевелись и не отставай.  — Н-не могу больше, — едва слышно отозвалась Мошка, пошатываясь на маленьких лапках, но, услышав взбешенный рык Синегривки, испуганно дернулась, как от удара.  — Считаешь, мне больше нечего делать, как выслушивать твои жалобы и еле передвигаться, подстраиваясь под кое-кого, дабы ты не увязла в снегу и не осталась здесь навсегда, отстав от нас? — холодно спросила серая кошка, вперив в дочь раздраженный взгляд. Замедлив движение, она развернулась, остановившись — а потом, недолго думая, шагнула к Мошке, преодолев разделявшее их небольшое расстояние. Не особо церемонясь, она схватила двухцветную кошечку за шкирку, выдернув из снега и, кратко кивнув остальным двум котятам, дабы те шли дальше, вернулась на прежнее место, продолжив идти, держа в зубах замерзшего и обессилевшего котенка.       Камушек с Тучкой, нерешительно переглянувшись, засеменили следом, явно не желая получить выволочку от воительницы. Кажется, они даже забыли об усталости — краем глаза Синегривка отметила то, как эти двое, даже несмотря на сотрясавшую их дрожь, покорно следовали за матерью, упрямо преодолевая препятствие в виде снега. Мошка же, как-то сразу обмякнув, затихла — и лишь слабо ощутимое дыхание убедило ее родительницу в том, что та еще жива. — Сколько нам еще осталось идти? — тихо пискнул Камушек спустя какое-то время. Синегривка, опалив сына злым взглядом, очень красноречиво скосила глаза на Мошку, намекая на невозможность поддержания разговора. А еще невольно подумала, что в ином случае она бы сорвала весь скопившийся гнев на сыне, задающем вопросы к месту или нет.       И, возможно бы, коротко обмолвилась ему о том, что их небольшая группа уже подошла к Нагретым Камням.       Опустив Мошку на землю, Синегривка хлестнула себя хвостом, тщетно всматриваясь в противоположный берег и словно бы пытаясь отыскать там Желудя. И если бы не этот проклятый буран, то, может быть, даже бы и смогла разглядеть хоть что-то, но в таких условиях не представлялось возможности рассмотреть как следует даже ближайшие стволы деревьев. Да Сумрачный Лес ее побери, а заодно и все остальное.       И ах да, еще нужно позаботиться о котятах, которые такими темпами скоро промерзнут до костей. А все благодаря их отцу.       Сама Синегривка с удовольствием бы уже ушла обратно в лагерь, но ее личное проклятье под именем Желудь, во-первых, еще не соизволил притащить свою пушистую шкуру сюда, а во-вторых, даже если бы воительница смогла бы свалить наконец обратно, оставив позади все хлопоты с котятами, он вынес бы ей весь мозг.       И не то чтобы кошка ненавидела собственных детей. Скорее, не чувствовала по отношению к ним никакой привязанности, не говоря уже о материнской любви, о которой чуть ли не легенды слагали. «Истинная дочь своего отца, верно?» — скривившись, Синегривка не могла не прокомментировать сие в голове. Тот-то никогда не возился со своими детьми, а понятия «семья» для него, кажется, не существовало вовсе. Было в кого пойти, не правда ли?       Однако даже Вихрегон не потащил бы маленьких котят посреди бурана через лес.       Синегривка поморщилась, почувствовав укол совести. Молодец, нечего сказать. Но, тем не менее, троице будет явно лучше с их отцом, нежели с матерью, которая заботилась о них (какое громкое слово, верно?) только из чувства долга и потому что сама вляпалась в подобное недоразумение. Значит, ей и разгребать все это.  — За мной, — отрывисто произнесла кошка, в очередной раз бросив испытующий взор на котят и быстро смекнув, что если так продолжится и дальше, то долго они не проживут. А три трупа в один день вряд ли вынесет даже Синегривка. Бормоча себе под нос ругательства и невнятные проклятия, она, пройдя чуть дальше, начала с силой разгребать снег лапами, роя нору, в которой можно было бы временно укрыться от бушующей стихии.       Закончив с этим занятием, воительница выдохнула и, поочередно затащив продрогших малышей в убежище, забралась следом, с трудом протиснувшись в тесную нору.  — Все живы, надеюсь? — поинтересовалась кошка.  — Нам долго еще? — простонал Камушек, покосившись на Синегривку и, недолго думая, подобрался к ней поближе, прижавшись всем телом. Мать котенка чуть дернула ушами, однако никак не воспрепятствовала этому.  — До тех пор, пока ваш отец наконец не притащится на границу и не заберет вас, — процедила она, а затем, оценив состояние дочерей, громко рявкнула, заставив всех троих вздрогнуть: — Не спать! Если, конечно, не хотите окоченеть и умереть тут, — заключила Синегривка. — Учтите, закапывать ваши хладные трупы у меня нет никакого желания, — вытянув шею, она схватила сначала Тучку, а потом и Мошку, придвинув ближе к себе.       Знакомый запах отвлек Синегривку от детей, и кошка, насторожив уши и чуть приоткрыв пасть, втянула в себя воздух, быстро уверившись в правдивости своих догадок по поводу нежданного гостя. Напрягшись, она подняла голову, прищурив глаза и обратив свое внимание с котят на вход, недовольно стукнув хвостом по земле. Ну надо же, пришел.  — И где тебя носило? — елейным голосом осведомилась воительница, тихо зарычав.  — Было сложно выбраться из лагеря в такую погоду, не наткнувшись на соплеменников, — Желудь никак не отреагировал на выпад подруги, заглянув в нору и, смаргивая снег, уставился на троих котят. — С ними все в порядке?  — Ты сейчас серьезно? — рявкнула Синегривка, мгновенно вздыбив серую шерсть на загривке и разом распушившись, словно бы готова была прямо сейчас накинуться на Речного воина и пройтись когтями по его шкуре. Кое-как заставив себя успокоиться, кошка зло уставилась на своего собеседника, процедив сквозь зубы: — Думаешь, они прекрасно перенесли поход через всю территорию в бурю? Тебе холод последние остатки мозгов заморозил?  — Уймись, я просто спросил, — тяжело вздохнул Желудь. Замерзшие Камушек и Тучка чуть испуганно смотрели за перепалкой их родителей, съежившись и плотно прижавшись к материнскому боку. Мошка же не подавала никаких признаков того, что как-то заметила перемены в обстановке, расфокусированным взглядом глядя сквозь окружающие ее предметы. — Полагаю, на этом все?  — А чего ты еще ожидал? — невесело усмехнулась Синегривка, на несколько мгновений опустив глаза в пол, не в силах понять, что чувствует она сама в такой ситуации. Сейчас она ощущала только колючий холод, не испытывая каких-либо ярких эмоций — раздражение неожиданно резко спало, сменившись равнодушием ко всему вокруг. Вот и все закончилось. Больше не будет ни возни с маленькими котятами, ни рискованных встреч по ночам, ни каких-либо еще напоминаний о прошлом. Останется только такой желанный пост глашатая.       Стоило ли все это такой должности?       Однозначно да.       Так точно будет лучше. Как и для нее самой, так и для ее уже бывшего друга. И, возможно, даже для их нежданных общих детей, которых Синегривка так и не смогла полюбить, как настоящая мать. И не смогла бы никогда, в отличие от их отца.  — И чего ты ждешь? Забирай их и вали на свою территорию, — оскалилась воительница, вновь взглянув на Желудя. Указав кивком головы на Мошку, она сухо добавила: — Она уже не сможет идти самостоятельно. Остальные двое еще вытерпят.  — Хорошо, — тихо отозвался кот.  — Вот и отлично, — Синегривка проследила за тем, как Желудь, осторожно схватив дочь за загривок, поднял ее и попятился к выходу. Кивнув уже Тучке и Камушку, воительница привстала и уже сама вышла, бросив невнятное: — Идите за ним.  — А ты? — едва слышно пискнула Тучка.  — А я возвращаюсь в лагерь, — отрезала кошка, даже не глядя в сторону котенка. — Он ваш отец, пусть теперь и заботится о вас. Уверяю тебя, вы даже потом не вспомните обо мне, не говоря уже о том, чтобы скучать. А тебе что? — рыкнула Синегривка, поймав на себе укоряющий взор Желудя. — Пусть лучше никогда не вспомнят о том, каким плохим родителем была их настоящая мать.       Ответа ни от кого не последовало. Грозовая воительница чуть замедлилась, бросив взгляд в сторону густого заснеженного леса, а затем, не скрывая угрозы в голосе, добавила:  — Но вдолби себе в голову раз и навсегда — если с ними что-то случится в твоем племени, то ему не поздоровится, ибо я приложу все силы для этого. А тебе в таком случае я вспорю брюхо лично. И ничуть не пожалею. Не желаю, чтобы вся это пытка с прогулками в метель прошла впустую, — слова на последней фразе почему-то прозвучали слегка надломленно, и она оборвала саму себя.       А так ли она считала на самом деле или нет?       Даже в такой ситуации Желудь умудрился напоследок с таким скептицизмом взглянуть на Синегривку, что все его мысли буквально отразились на его наглой морде.       «Ты все равно любишь их» — явственно читалось в его янтарных глазах.       «Иди к Сумрачному Лесу» — другие глаза, уже синие, гневно сверкнули. Однако никто из воителей не проронил ни слова. А требовались ли они вообще сейчас, если бывшие влюбленные и без них могли понять истинные мысли друг друга?       Слабый укол где-то в груди заставил Синегривку едва заметно вздрогнуть. Однако та, проигнорировав его, резко развернулась и в быстром темпе пошла в сторону леса, не оборачиваясь на троих котов, на короткий срок ставших ей семьей. Пусть и безумно неправильной и нарушающей все мыслимые законы.       Но на этом все. Хватит с Синегривки всех подобных проблем и приключений.       Она не отступит от своей истинной цели и не пожалеет ничего, чтобы добиться ее.