***
Крышу ему сорвало не после съемок 1.04, а после 1.06, во время которой кое-кто прижимался к нему, типа «поддерживая» по сценарию, и, если бы в сценарии у Алека предусматривался стояк, то у Гарри вообще не было бы никаких претензий, но, вполне очевидно, не предусматривался… Так что это было неожиданно. После этого дрочить приходилось чуть ли не во время каждого перерыва. Сценаристы предусмотрительно напихали Малек-сцен везде, куда только дотянулись, работать с Даддарио приходилось чаще, а значит, чаще ощущать его липкие облизывающие взгляды на своем лице, шее, руках, заднице – везде, блять! И ведь не поговорить с ним! Вернее, теоретически, можно, но что говорить? «Чувак, не мог бы ты перестать ебать меня глазами, а начать уже работать, в конце концов!» Дрочил, ненавидя себя. Шептал: «Шелби, девочка, простипростипрости меня». Так отвратителен был себе, до тошноты, до прокушенных губ, но каждый раз, кончая в кулак, хрипя в подушку (потому что Эмерод спит в соседнем трейлере, и слух у нее очень чуткий), заливая горячей спермой свой живот или простыни – каждый хренов раз он чувствовал себя живым! С этими сучьими глазами под собственными веками – глазами, которые, нахуй, выбивали воздух их легкий. С этими губами, которые самопроизвольно облизывались, хотя Гарри знал, он чувствовал, что Мэттью делает это СПЕЦИАЛЬНО. Провоцирует, облизывается, кусает губы, СМОТРИТ. Жить становилось все невыносимее.***
Все пошло по пизде, когда Даддарио перешел от взглядов к разговорам. И, что хуже – к прикосновениям. Нет, он не лапал и не зажимал (хотя, иногда Гарри думал – да, блять, схвати меня за член уже, что ты тянешь!), он просто такой до-хуя-бро трепал его ладонью по волосам, проходя мимо, пихал кулаком в плечо или подставлял ладонь а-ля «дай пять». Ох, Гарри дал бы… Но нельзя, нельзя, НЕЛЬЗЯ. За завтраком склонялся слишком низко, и: «Нравится тебе травой питаться?» Да, нравится, не пью не курю, танцую, дрочу – здоровый образ жизни, блин, видишь?! На тренировках косился, кусал свои губы, спрашивал что-то о физ.подготовке, и «Подержишь мне ноги…?» Из положения лежа в сидя – четыре захода по пятнадцать. Гарри готов был умереть.***
Когда ему торжественно вручили сценарий серии под названием «Малек», Гарри уже прекрасно знал, что его ждет. Он не идиот. Мог делать вид, но нет, не идиот. Пока снимали сцены в лофте и в Институте – держался невозмутимо, крепко. Дохуя кремень такой, куда деваться. Мэттью был необычайно тих. Проговаривая скороговоркой слова, которые должны были звучать соблазнительно («твое тело покрывается мурашками, когда он стоит достаточно близко, чтобы ты мог ощущать его дыхание»), чувствовал, как самого трясет, словно ледяной водой из ведра окатили. А потом глядя в глаза: «Я знаю, ты чувствуешь то же, что чувствую я, Алек». И тихий выдох Мэтта, полсотни переснятых дублей, потому что не он, не Гарри, а Мэттью терял способность говорить… Гарри держался, правда. Изо всех сил. А потом были съемки свадьбы, и, блять, как же МакДжи орал. «ЧТО ТЫ ЖРЁШЬ ЕГО, КАК В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ?!!» «ТЫ ДЕВСТВЕННИК, МЭТТЬЮ, КУДА ТЫ ПИХАЕШЬ ЯЗЫК?!». Мэттью запарывал дубль за дублем, запарывал намеренно, так мастерски – не подкопаешься. А Гарри уже тогда понимал, что – всё. Предел. Сильный, да, взрослый – 33 года, конечно, блять, не мальчик. Но всё. Конец, дальше уже хрен сдержится. Потому что стоит попробовать однажды эти губы на вкус, и твой мозг взорвется, разлетевшись ошметками внутри черепной коробки. Не соображал вообще. Попросил перерыв, выслушал кучу криков, согласился с каждым из них – да, всё плохо, нихрена не выходит, не актеры, а дети… Очнулся в кабинке туалета, дрожащими пальцами попытался расстегнуть пуговицу на рубашке – не вышло ни хрена. Звон в ушах, коленки подкосились, и, обнимая себя руками, пытаясь побороть холод и противное чувство беспомощности. Почти всхлипывал, слушая умоляющие крики по ту сторону от двери. Или это не крики были? Может быть, просто шепот? – Гарри, открой, Гарри. Мне тоже плохо, ну… Мы же… Я же… Я сейчас сознание потеряю. Так нужен. Открой мне. Открой. – Уходи. И сам понимал – не отпустит. Если сейчас услышит шаги, поймет, что уходит – догонит и вцепится пальцами в ткань пиджака цвета позолоты…