***
– Что ты делаешь? – Это… Я просматриваю приглашения на пробы. Всего три прослушивания, думаю, я справлюсь с ними на этой неделе, и… Мэтт взял его руки в свои, настойчиво сдавливая. Гарри тяжело вздохнул и, повинуясь слабому толчку, развернулся в кресле спиной к компьютеру, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Мэтт был таким уютным и невероятно теплым в его футболке и домашних шортах, с влажными после душа волосами, что у Гарри внутри все сжималось. – Гарри, какие пробы? Ты ведь ушел из кино. – Знаю, я просто… Просто… Знаешь, вдруг подумал – почему нет? Может, я поспешил? Мэтт вскинул брови. Потом приблизился и осторожно присел на его коленку так, чтобы смотреть прямо в лицо. Гарри обнял его за талию, поддерживая. – Что произошло? – Ничего. – Ты еще не выучил урок, что лгать мне не имеет смысла? – Ничего не произошло, правда. Ничего, что было бы критичным. Просто. Мне кажется, я поспешил, Мэтт. Школа танцев – это большая ответственность, и я не уверен, что справляюсь с ней. – Ты справляешься! – в голосе Мэттью было столько уверенности, будто он знал наверняка. Но ведь он почти не видел Гарри во время работы, он просто не мог знать всего, правда? – Сотни детей из ЛА стоят в очереди, чтобы записаться к тебе на уроки, о чем ты вообще говоришь? Гарри печально улыбнулся. – Эти дети – поклонники Glee, которые думают, что в жизни все бывает, как в сериале. Любая мечта может исполниться. Но они разочаровываются, понимаешь? – Но так было и с тобой. И со мной. Все мы однажды разочаровываемся в любимом деле, и не потому что был плохой учитель, а потому что мы нашли другое призвание, – Мэтт мягко провел пальцами по его подбородку. Гарри закрыл глаза, чувствуя, как ослабевает давление в груди от его прикосновения. – И я все еще люблю фотографировать, но нашел себя в актерстве. В данный момент. Так и с этими детьми. Они полны сомнений, но это нормально, ведь они дети. Гарри кивнул и погладил Мэтта по животу, ненастойчиво отстраняя от себя: – Давай просто ляжем спать? Мэтт посмотрел на него с подозрением и беспокойством, но больше ничего не сказал.***
Гарри стянул с себя влажную от пота футболку, когда последние ученики покинули студию. Он промокнул ей лоб и повернулся к сидящему на подоконнике Мэтту. – Тебе не обязательно было торчать здесь полдня. Мэтт голодно облизал его торс взглядом. – Вообще не сожалею, что пришел. Гарри рассмеялся: – Все это ты можешь увидеть и дома, даже в бОльших количествах. Просто признай, что пришел проверить, не повешу ли я на дверь вывеску «Мы закрылись». Мэтт спрыгнул с подоконника и двинулся к нему. Он выглядел довольно мило, ступая по паркету в одних носках и держа в руках свои кроссовки. – Я просто волнуюсь. Это плохо? – Тебе стоит заняться своей работой. У тебя через месяц съемки, нужно подготовиться к ним, и… – Почему ты отталкиваешь меня?! – Потому что я не могу перестать думать, что совершаю одну ошибку за другой, и тебе приходится смотреть на это! Я чувствую себя слабым, когда ты смотришь, как я проваливаюсь! Потому что я провел только что три урока с детьми, и так и не смог выдохнуть, боясь, что кто-то из них упадет и сломает себе ногу! У меня ничего не выходит, понимаешь?! И это не то время, когда мне нужны твои взгляды жалости! Мэтт отшатнулся от него. Гарри почувствовал себя так, словно на его голову вылили бочонок ледяной воды. Он что, только что накричал на любимого человека по собственной глупости? Боже. Давай, Гарри, разрушь последнее прекрасное, что есть в твоей жизни, вперед. У него слезы подступили к горлу, когда Мэтт отвернулся, моргая. – Ты прав, – тихо сказал он через минуту опустошающей тишины. – Мне пора заняться тренировками. Я, наверное, буду поздно сегодня. И он ушел. Гарри слышал, как он хлопнул дверью, слышал, как завелась его машина… Он не представлял, как будет работать остальные часы.***
Гарри собирал свои вещи в сумку, когда в кабинет постучали. Он не был настроен ни с кем говорить сегодня, он просто хотел домой – он даже душ здесь не стал принимать, потому что не было сил. В приоткрытую дверь заглянул мужчина солидного вида в костюме и галстуке, слегка ослабленном на шее. – Простите. У вас на двери написано, что вы работаете до семи, но я не смог прийти раньше из-за работы. Могу я с вами поговорить? Гарри посмотрел на часы. Ему хотелось сказать «нет, не можете, потому что мне нужно домой, проверить, не ушел ли мой парень от меня по причине того, что я моральный урод». Но он лишь кивнул коротко, указывая мужчине да стул. Сам сел напротив. – Чем я могу помочь? – Я отец Марти. Он ходит на ваши уроки – ему девять. Гарри выпрямился, чувствуя, как от волнения напряглось все тело. – Да. Я… уже принес извинения вашей жене, я не снимаю с себя ответственности за случившееся, поэтому готов извиниться перед вами тоже, и, если вы… Мужчина улыбнулся: – Что вы! Мистер Шум… – Гарри. – Гарри. Я Оливер. Слушайте, Марти было четыре, а у него в больничной карте было зафиксировано три перелома и множество вывихов. И не потому, что мы плохо следили – мы всегда были внимательны к нему. Просто есть дети, которым в принципе не везет на удачные падения. Он улыбнулся как-то обреченно, но по-доброму, без злобы. Гарри вспомнил лицо его жены, которая кричала и угрожала ему. Какая значительная разница. – К чему вы клоните? – Я пришел попросить вас – не вычеркивайте Марти из списка учеников. Он вылечит руку и вернется к занятиям. – Но ваша жена сказала… Оливер рассмеялся: – Марти ей такую истерику закатил! Она в жизни не видела, чтобы он чего-то желал так сильно. Он быстро увлекающийся ребенок, но обычно страсть к его увлечениям угасает на третий день. О вашей школе, о вас, о том, чему вы учите, Марти может говорить часами. Вы прекрасный учитель, Гарри. Поверьте мне. Марти хочет заниматься танцами. Он даже слышать не хочет о другой школе. Гарри замер, не зная, что ответить. У него с груди будто сняли груз размером с небоскреб. * * * Мэттью не солгал – он вернулся поздно. За окном было темно, когда Гарри вышел, чтобы встретить его в прихожей. Мэтт выглядел уставшим, лишенным настроения и желания говорить. Но Гарри собирался сказать ему все, даже если он не станет отвечать. – Ты был в спортзале? – короткий кивок. – Не многовато нагрузки для первого дня? – Я две недели занимался дома по утрам, когда ты уходил на работу. Так что это не первый день. Несчастный Мэтт – это то, чего Гарри боится больше всего на свете. Ему невыносимо думать, что его поступки и слова могут лишать Мэттью счастья. – Я тебя люблю, – спокойно сказал он. Мэтт повесил свою куртку на вешалку и прошел внутрь квартиры, все еще не глядя на него. Гарри последовал за ним. – И я пойму, если ты захочешь уйти от меня, но я тебя не отпущу. Пойму твое желание – да. Но не отпущу. Мэтт застыл посреди кухни и уставился на него, широко распахнув глаза. – Думаешь, я собираюсь уйти от тебя? – Я впервые накричал на тебя сегодня. Сорвался, когда ты пытался помочь. Откуда мне знать? – Как ты можешь быть таким дураком, объясни мне?! – Прости меня! – Гарри шагнул у нему и замер, не желая нарушать его личное пространство. Господи, они были вместе больше года, и это был первый раз, когда они поссорились, да еще и по его вине. Он был в полнейшей панике и не представлял, что ему делать. – Прости меня, Мэтт, ты – лучшее, что есть в моей жизни, и я не знаю, что буду делать, если мы… Мэттью не дал ему договорить, толкая к стене и припечатывая его губы поцелуем. Гарри застонал в его рот, принимая грубую ласку, срываясь на рык, притягивая его к себе ближе за шею. Мэтт скользнул ладонями по его бокам, бегло очертил пальцами кубики пресса, провел по спине вверх, к лопаткам, и все это – не переставая целовать. Целовал жадно, с придыханием, целовал, не щадя его губ, терзая их и покусывая, скользил языком по подбородку, чуть тронутому щетиной, дышал через раз. А Гарри плавился, умирал, чувствовал, что сердце от каждого поцелуя на миг останавливается. – Я никогда от тебя не уйду, – прошептал Мэтт, когда они сделали маленький перерыв, чтобы отдышаться. – Слышишь меня? Мне больно даже слышать от тебя такое. – А я больше никогда не буду сомневаться в том, что ты говоришь. – Ты не закроешь школу? – Нет, – Гарри улыбнулся в ответ на счастливую улыбку Мэтта. – Я продолжу работать, даже если мои дети будут ломать себе руки. Он чувствовал, как с шеи спадает тяжелый груз, как тяжесть уходит, растворяется под горячими ладонями Мэтта, под горькой сладостью его губ и под невесомыми, щекотными признаниями шепотом прямо под кожу.