Переплетённые нити судьбы

Учёба всегда давалась мне слишком легко. Почему слишком? Потому что оставалась масса свободного времени, а для подростка это не всегда хорошо. Являясь потомком древнего рода джентльменов — я был просто обязан получить соответствующее образование. Ну, по крайней мере, так считали мои достопочтенные родственники. Поэтому с юных лет меня учили манерам, фехтованию, игре на различных музыкальных инструментах и бесконечному множеству похожих занятий. Но после смерти отца, когда мне было тринадцать, я взбунтовался, и дядя Фальк с прискорбием сообщил, что, похоже, джентльмена из меня всё же не выйдет. К тому же Рафаэль уже давно пытался отказаться от подобных издевательств. С серьёзным видом пухлощёкого ребёнка заявив, что умение играть на скрипке навряд ли станет его единственным шансом выбиться в люди. Дядя лишь хмыкнул и продолжил свои попытки нашего воспитания, на что получил жесточайший отпор. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но тут за нас вступилась мама, заявив, что мы уже достаточно взрослые, чтобы принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность. Спорить с ней никто не решился. Она тяжело переживала смерть отца, и едва оправившись от горя, с головой ушла в работу. Никто не посмел её в этом упрекнуть, тем более что она была первоклассным врачом известным на всю страну. Я же тем временем познавал развлечения до селе бывшее мне недоступными, из-за чего регулярно стал попадать в неприятности, благодаря этому моментально приобрёл репутацию бунтаря и хулигана в глазах всей школы. Девчонки буквально вешались мне на шею, поэтому лет с пятнадцати я был известен и как отчаянный ловелас. Именно по этой причине я был желанным гостем на всех вечеринках. Где бы я ни появлялся — везде меня ждали и были рады видеть. В общем, жизнь моя была легка и беззаботна, если не брать в расчёт постоянные нагоняи от мамы и дяди Фалька.

***

Это произошло в предпоследний мой год в школе, приблизительно в конце сентября. К тому моменту мне было семнадцать лет. В тот день я был предательски сдан домработницей и был отправлен на аудиенцию прямиком на работу к матери, за очередной прогул. Если быть совсем честным, мне было велено сначала отправится в школу, чтобы посидеть там хотя бы пару уроков, но я решил, что раз уж мне всё равно влетит, то утруждать себя не стоит. В кабинете никого не было, но шляться по больнице в мои планы не входило, и я лёг на кушетку, отгороженную ширмой. Голова просто раскалывалась, похоже, последняя пара бутылок пива, вчера вечером, были лишними. Да и выслушивать нотации на тему моей безответственности совсем не хотелось, на все выпады в мой адрес у меня был один непробиваемый аргумент — мой табель успеваемости, так что я совсем не понимал сути претензий. Дверь открылась, и я услышал голос матери. Чёрт, она была не одна. Подслушивать чужие разговоры не было никакого желания, но и выскакивать сейчас из-за ширмы было как-то глупо. Оставалось надеяться, что меня не заметят. — Гвендолин, состояние твоей бабушки уже не критическое, но я не смогу дать тебе никаких ответов до вечера, пока не придут анализы. Тебе стоит пойти домой, отдохнуть, а завтра после школы придёшь, и я всё тебе расскажу. — Я бы хотела остаться и узнать сегодня, — голос был тревожным и юным. Мне показалось, что там стоит маленькая девочка. — Хорошо, но я бы всё-таки рекомендовала тебе отдохнуть. У тебя есть ещё родственники? — поинтересовалась мама, и мне тотчас стало не по себе. Сколько лет этой девочке и где её родные? — Есть ещё тётя, — словно нехотя сказала незнакомка. — Оставь, пожалуйста, её номер. Я с ней свяжусь. Любопытство оказалось сильнее меня, и я потихоньку попытался взглянуть на происходящее. По закону подлости ширма с ужасным грохотом упала, когда я по неосторожности задел её ногой. Изо рта вырвалось ругательство, и я поднял голову. Мама пронзала меня убийственным взглядом, но я совсем не обращал на неё внимания. Я знал эту девчонку, она была кузиной Шарлотты Монтроуз — моего единственного друга женского пола. Девушка с непониманием смотрела на меня. Ситуацию попыталась спасти мама — Гвендолин, прости. Это мой сын — Гидеон. Я совсем забыла, что он ждёт меня здесь. — Ничего страшного, — пробормотала Гвен, дописала номер тётки и вышла из кабинета. А я всё также стоял, чувствуя себя полным идиотом. — Господи, Гидеон, когда ты начнёшь думать головой?! — начала мама. — Где её родители? — довольно резко перебил я. — Мама изменилась в лице. Её плечи поникли, и она тяжело опустилось в своё кресло. — Они погибли в автокатастрофе несколько лет назад. Отец умер на месте, а мать привезли к нам. Я оперировала её, но она скончалась через неделю, так и не придя в себя. Я хорошо помню Гвендолин. Кроме бабушки у неё никого не осталось. — А как же её тётка и кузина? — Ты её знаешь? — Нет. Я знаю её кузину. Это Шарлотта. Да и учимся мы в одной школе, сама же знаешь. Мама, казалось, не знала что сказать. — Её тётка Гленда Монтроуз? — Разве ты не знала? И почему ты так удивлена? — Потому что пока мать Гвендолин лежала в реанимации родная сестра ни разу здесь не появилась. Теперь уже я не знал что сказать. С Шарлоттой мы знакомы с малых лет, вместе занимались той самой ерундой, которой меня пичкали с детства. Ей же все эти занятия были в радость. Её мать внушила ей мысль, что жизнь удастся, только в том случае если получить образование как в старину. Шарлотте же нравилось чувствовать себя особенной, да и мысль выйти замуж за настоящего джентльмена в двадцать первом веке нисколько ей не претила. Ох уж, эти девчонки! Похоже, мечты о белом платье рождаются в них с пелёнок. Её мать всегда казалась мне со странностями, но не прийти к родной сестре в такой момент — это было уже перебором. Да и Шарлотта, по правде говоря, ни разу не поделилась со мной семейной трагедией, хотя в то время мы ещё очень близко общались. Сейчас она не одобряла моих гулянок, а меня безумно раздражала её нелепая влюблённость в меня, переходящая порой все грани разумного. Пока в моей голове бродили невесёлые мысли, мама, казалось, опомнилась и начала читать мне заунывную лекцию о важности образования и дисциплины. — Останься сегодня здесь. Подождёшь, пока я закончу, домой пойдём вместе, а пока займись уроками. А вот это не плохая мысль, не про уроки, конечно, а про то чтобы остаться. Это, конечно, очень не красиво, но мне было интересно узнать, чем закончится дело. Буквально каждые пятнадцать минут я придумывал себе поводы уйти из кабинета: в туалет, в кафе, размять ноги и так далее до бесконечности. Но, похоже, что мои хождения по больнице никого не интересовали. Мать была занята, а Гвендолин просто не замечала меня, молча сидя на стуле и вперившись взглядом в пол. Через пару часов прибежала её подружка, с которой они постоянно вместе ходили в школе. Она пыталась растормошить Гвен, но судя по всему у неё ей это совсем не удавалось. Гленда Монтроуз так и не появлялась, что начинало меня ужасно злить, я прекрасно был осведомлён, что она не работает, а живут они с Шарлоттой на алименты её отца. Я постоянно одёргивал себя, что это не моё дело, но мне было жаль девчонку. Она казалась такой маленькой в этом огромном коридоре, совсем ещё ребёнок по ужасным обстоятельствам, оставшийся один. Уже вечером в очередной мой променад, я услышал голос матери Шарлотты — перепутать эти визгливые интонации никто бы не смог. — И зачем меня сюда вызвали? Гвендолин, я знаю, что ты любишь привлекать внимание к своей скромной персоне, но это уже перебор, ты не центр вселенной, спешу тебе напомнить. От больниц у меня начинается мигрень, ты же прекрасно знаешь. У меня непроизвольно сжались кулаки, её тётке определённо стоило почаще бывать в больницах, такие неадекватные персонажи не должны свободно разгуливать по улицам. — Это было требованием врачей, — голос Гвендолин был абсолютно спокоен — я несовершеннолетняя, иначе им бы пришлось обратиться службы опеки. — Вся ваша семейка постоянно приносит одни сплошные неприятности, ты хоть понимаешь, как пострадает моя репутация, если в это дело влезут социальные работники? — её голос уже почти перешёл на визг. — Поэтому я и дала Ваш номер. — И что теперь? Ты собираешься жить у нас? Шарлотту ждёт выдающееся будущее, и ты со своей глупостью можешь ей помешать. — Я не собираюсь у Вас жить, просто скажите врачам, что это не так. -Хорошо, но если у меня из-за тебя будут проблемы, ты очень об этом пожалеешь девочка, — после этого послышались удаляющиеся шаги. — Просто удивительно, что вы на самом деле родственники. — И не говори, Лес, я сама удивляюсь. Я тебя очень прошу — иди домой, твоя мама звонила тебе не меньше миллиона раз, если ты опять не возьмёшь трубку, то в поисках тебя на улицу выйдет вооружённый спецназ. И тогда, поверь, проблемы будут у всех. — Да, ты права. Я поговорю с родителями, и мы заберём тебя, как что-то станет известно. Ой, даже не начинай, будешь жить у меня. Позвони, когда будут новости. Держись, Гвен, будет хорошо — она у тебя крепкая старушка. — Спасибо, Лесли. Стоять и подслушивать дальше, было как-то нелепо. Я вышел из-за угла, и, стараясь выглядеть максимально естественно сказал: «Привет». Отвечать мне, кажется, никто и не собирался. Эта несносная Лесли удивлено подняла брови и посмотрела на Гвендолин, та же в свою очередь закатила глаза. Просто непостижимо, что у этих девчонок в голове. У кофейного аппарата я столкнулся с мамой. — Как там мадам Шеферд? — Всё в порядке, ей придётся пару дней полежать под наблюдением, но кризис миновал. И ты ошибаешься. Это не мадам Шеферд, а мадам Монтроуз. — Что? — Да. Это и родная бабушка Шарлотты, я тоже несколько шокирована, что она так и не появилась. В общем-то, и Гленда была здесь от силы десять минут, да и то, похоже, с большой неохотой. — Эм… Я тут случайно услышал её разговор с Гвендолин и, судя по всему, она не собирается позаботиться о племяннице. — Ну, честно говоря, я не удивлена. Просто теперь ума не приложу, что делать. Если вызвать социальную службу, то они могут усомниться в дееспособности мадам Монтроуз и забрать Гвендолин, а я не думаю, что это будет лучшим решением для неё. А взять её к нам — откровенное пренебрежение врачебной этики. Я и так уже нарушаю правила — обсуждая это с тобой. — Её подруга Лесли собирается поговорить с родителями, чтобы забрать Гвендолин, пожить пока у них. — Это ты тоже случайно услышал? — мама подняла брови. Похоже, этой привычке обучают с детства всех особей женского пола. — Так получилось, — отмахнулся я, собираясь уйти. — Гидеон, постой, пожалуйста. Я тебя очень люблю, но эта девочка не для тебя, ты просто разобьёшь ей сердце. У неё и без этого полно разочарований в жизни. — О, Боже, мама, с чего ты это взяла?! Она совершенно не в моём вкусе. Мне просто её жаль. Мама закатила глаза (у меня уже просто зубы сводило от этих женских штучек) и удалилась. В её кабинет я решил не возвращаться, мало ли какие глупости ещё придут ей в голову, и спокойно прогуливался по коридорам, и естественно наткнулся на Гвендолин. Она стояла и смотрела в окно. Удивительно, за целый день она не проронила ни слезинки, а мой опыт в общении с женщинами подсказывал, что они рыдают по поводу и без него. Утренняя дурацкая ситуация не выходила у меня из головы и я все-таки решился подойти к Гвен. — Прости меня, — она слегка вздрогнула, но продолжила смотреть в окно. — За что? — За утро. Глупо получилось. — Не страшно. Всякое бывает. Дальше мы молчали, да и говорить нам было не о чем. Необходимо было уйти, только вот уходить не хотелось. Я положил руку на её плечо и развернул к себе лицом. Она посмотрела мне прямо в глаза. Я никогда не видел таких красивых глаз, настоящие сапфиры в окаймлении темных ресниц. Она была такой маленькой и беззащитной, что я не удержался и обнял её. Несколько секунд Гвенни стояла неподвижно, но потом тоже обняла меня и уткнулась мне в грудь. Всё это было каким-то абсурдом, мы никогда не общались и были друг другу абсолютно никем, но стояли, обнявшись в коридоре больнице, и у меня было ощущение, что ближе неё у меня никого на всем свете нет. Я не знаю, сколько прошло времени, но внезапно из-за угла вышла моя мама. При виде нас она удивлённо округлила глаза, и мне пришлось неохотно отпустить Гвенни. — Гвендолин, тебе нужно срочно отдохнуть. Гидеон проводит тебя. Тут у Гвен зазвонил телефон. — Простите, — тихо сказала она и ответила — да, я сейчас выхожу. — Нет, спасибо, за мной приехала подруга с родителями — обратилась она уже к нам. — С твоей бабушкой всё будет хорошо, завтра ты спокойно можешь идти в школу. Если что, то у тебя есть мой номер — а вот это уже было удивительно, мама никогда не давала свой личный номер пациентам и их родственникам. — Спасибо Вам огромное. До свидания, — Гвендолин украдкой смахнула одинокую слезинку и направилась в сторону выхода. — Гидеон, я же просила тебя, — дождавшись, когда Гвен уйдёт, с упрёком сказала мама. — Это не то о чём ты подумала, — мне не хотелось ничего объяснять. Тем более что даже для себя объяснений я ещё не нашёл.