«Ударник»

Его руки тряслись, когда он вставлял флешку в гнездо ноутбука. Тряслись так, что он не попал в него с первого раза. Сердце заходилось где-то у горла, он снимал с себя толстовку, не в силах оторваться от монитора в ожидании загрузки, и не мог по-человечески даже устроиться в постели и спокойно приступить к изучению. Было восемь вечера. Пока они разбирались с телами Дональта и несчастного Нинимуши пролетел весь день, и он вернулся домой измотанный и нездорово перевозбужденный. Липкий пот расползся по телу, было тяжело дышать. Он распахнул окно и, спотыкаясь, стягивал с себя брюки, едва ли не подпрыгивая, чтобы скорее усесться к ноутбуку. Нервно стукнув по тачпаду, он поджал губы и весь напрягся. Окно с содержимым грузилось. Здесь было несколько папок. «Фото», «видео», «документы». Метаясь, Дима все же решил начать с фото. Сердцебиение, казалось, вот-вот станет космическим. На почти что всех фото был Куплинов. Снимки были сделаны исподтишка, и в большинстве своем все кадры — из бара. Первое фото заставило Диму замереть и надолго уставиться в экран. Ему стало больно и как-то тепло одновременно, и понять, чего больше, он не мог. На фото он приобнимал Нонну за талию и с улыбкой целовал ее. Они сидели за барной стойкой, ракурс и качество говорили о том, что это скорее всего кадр с записи скрытой камеры. Нонна выглядела иначе. Черты лица слегка грубее, ноги, едва прикрытые юбкой черного платья, не так изящны, чем какими их он видел. Казалось, здесь гормонотерапия еще не успела постараться. Зрелище было сокровенным. А Дима… Дима был моложе. Намного. И… Он выглядел странно похожим на… Карпов приблизил его лицо. Худое и бледное. Сутулая спина. Худые, даже тощие руки и туловище. Он помнил его крепким, жилистым, здесь же он напоминал его самого — мальчишка. Но мальчишка харизматичный… Отросшие волосы всклочены. Улыбка режет, совсем как сейчас… Следующее фото. Дима обалдело застыл. Кто сумел сделать эти снимки? Скрытая камера. Ему не верилось. Это была та самая часть бара, тот самый диван, куда его отвела в первый вечер Нонна и где нагло целовалась какая-то парочка. Куплинов был без рубашки. Под ним, обнимая его ногами, жалась к груди Нонна. Дима взмок. Пришлось снять и футболку. Кровь прилила к лицу, на висках выступил пот, шея была безнадежно мокрой. Господи… Кому нужно все это? Кто запечатлял и сохранял порно-компромат? Другие фотографии были сделаны на обычную камеру. Несомненно, это был бар. Очередная собирушка. Фотографии на память. Куплинов — пьян. Широко улыбается и весь раскраснелся. А рядом… (черт, до чего она…) Нонна. Нонна с кошачьей улыбкой и голыми плечами. Они выглядели парой. Куплинов обнимал ее за плечи, на нескольких фото она прижималась к его шее. Он спокойно относился к ее сущности? Или не знал?.. Он перебирал одно изображение за другим. Нонна красит губы. Куплинов курит на диване в каморке. Куплинов разговаривает с Сухопарым. Нонна светящимися глазами смотрит в объектив и махает рукой, чтобы снимающий опустил камеру. Нонна лежит на диване без сознания… Снимки были смазаны. Словно их делали так, как выйдет. Следующие два были из паспорта. И если Куплинова Дима узнал сразу, то человека на втором фото ему пришлось разглядывать с минуту, чтобы, вздрогнув, наконец узнать. Это была Нонна. Парень с отросшими до каре волосами и широкими скулами. Огромные чувственные глаза. Странный блеск в зрачках. Он даже не понимал, что изменилось. Когда он узнал в парне Нонну, назвать что-либо конкретное стало трудным. Мягкость ли лица, что-то во взгляде… Нет. Взгляд не изменился. На него смотрела девушка. Что на этом фото, что на предыдущих. Вот только имя… Андрей Гринёв. Диме казалось, он лез туда, куда ему одновременно и запрещено, и до невозможности необходимо влезть. Одна фотография за другой отправлялась в папку на его рабочем столе. «Видео». Дима убавил звук и открыл первое, особенно напоминающее первое фото в предыдущей папке. И правда. Это была сама запись. Куплинов склонился к Нонне и что-то весело говорил ей, смотря прямо в лицо и наклоняясь все ближе. Та сидела неподвижно, подперев голову одной рукой и второй поглаживая ткань юбки, и улыбалась в ответ. Так проходила минута за минутой. Сколько не вслушиваясь в аудиоряд, Дима не смог отделить голос Куплинова от общего шума. Вдруг лицо Куплинова изменилось — улыбка пропала. Он вздрогнул и неожиданно подался вперед — Нонна так же наклонилась, и они встретились губами. Дима закусил свои. (черт возьми, если бы он мог быть хотя бы третьим, он бы не раздумывал) Нонна вцепилась рукой ему в рубашку и утянула в другой конец зала, в каморку. Никто на них даже не смотрел. Другая запись. Судя по освещению, час более поздний. Народ другой. Белобрысый бармен все тот же. Куплинов заказывает один шот за другим. Нонны рядом нет. Ещё одно видео… Странные смазанные кадры, какая-то музыка вырывается через шум и голоса… Наконец, камера находит цель… Дима резко поставил паузу и вскочил, роняя ноутбук в постель. Закрыл лицо руками. Шумно, резко выдохнул. Кожа перестала гореть — она поледенела. Он, едва подчиняясь словам Нонны о том, что он должен изучить все, наклонился и нажал на «просмотр»… — Глубже, потаскуха. Глубже, тебе говорят! — Мне больно! — Соси, или будет хуже. — Мне больно! Удар по щеке. Грубая рука вцепилась в волосы и насадила сама… — Вот так. Не слышу, чтобы ты старался. В горло бери, сука, в горло. Сдавленный крик и отвратительные мокрые звуки. Рука насаживает раз за разом. Рвотные позывы. Вязкая слюна с подбородка. — Невкусно, что ли? У твоего Димочки вкуснее? Дима трясущейся рукой закрыл и, не раздумывая, удалил видео. Документы, документы, документы… Увиденное засело в голове. Нехотя, он прокручивал его в памяти, с каждым разом все больше дрожа. (Нонна… Боже, Нонна, Нонна…) Он бы предпочел сейчас уснуть и забыть обо всем. Вот так просто. Уснуть и провалиться в черное бессознательное. Вместо этого он продолжает цепляться за попытки проникнуть в суть истины. Зачем? Его жизнь кончена. Он уверен. Какой смысл дальше? Кто он по итогу? Портрет Дориана Грея, который в конце концов станет настолько же безобразным, как и душа его двойника? Он скоро свихнется от этой мысли. Что он отражение Куплинова. Самонадеянный, жалкий, загнанный в угол. С этой зудящей в голове информацией… Слишком много. Нонна была так уверена, что он выдержит ее. Этот ужас. Это порно. Это откровенное и кровавое, подкожное. А может он просто сосуд для этой информации? Просто аккорд, должный завершить эту историю, заключается в нем. Он расскажет правду, и эта тайна наконец увидит свет, наконец-то подвергнется нужной огласке и те, кто был в этой истории мучителем, будет наказан. Но кто мучитель? Кого люди обвинят во всём произошедшем? Обвинят всех. Ни у кого не найдётся духа сказать, что Ударник — жертва обстоятельств. Да, у него поехала крыша, да, но разве это не может произойти с любым? (неужели я оправдываю убийцу?) Разве несколькими днями ранее, ещё не знакомый с миром Куплинова и Нонны, он не восхищался феноменом убийц? Боже, он тогда и понятия не имел, что значит увидеть и услышать убийство. Кровь. Удары. Бум. Бум. Бум. Он и понятия не имеет, что значит самому совершать убийство. Насколько нужно поехать? До какого состояния нужно дойти, чтобы своими руками вбивать чью-то податливую голову в дерево? Разве в сумасшествии самых обычных людей виноваты лишь они сами? Что если именно он сможет рассказать изнанку так, как следует? Со всеми её подкожными клещами и монстрами. Ему поверят? Он жертва. Жертву слушают внимательно и доверительно. С точки зрения полиции жертва не может быть на сто процентов поехавшей. Итак, он расскажет на суде всё, что знает. Что будет дальше? Отменит ли всё рассказанное тот факт, что убито столько людей? Конечно нет. И Куплинов в любом случае отправится на пожизненное как особо опасный убийца. Он расскажет всё, что знает… А так ли много он знает? Все ли подробности? Он просматривал один документ за другим. Тут были сканы паспортов и договоры на сохранение безопасности Куплинова. На самом деле, звучало как сделка собачки с хозяином. «Я тебе указываю на соседских куриц, ты убиваешь лишь тех, на которых я показал, а я тебе на это предоставляю безопасность. Держи косточку и поставь отпечаток лапы». (а ведь все считают Куплинова злодеем. Хладнокровным там, уверенным в себе. А он ведь слаб… Так слаб) А можно ли обвинить во всём Сухопарого? Нет, чёрт… Ведь Куплинов пришёл к нему, уже убив… А что если и обвинить его в первом убийстве? Да, но доказательств нет… Как и опровержений… Дима уснул с ноутбуком на ногах, и в лицо ему дышало из окна огромное Ничто. *** — Алло, четырнадцатый отдел полиции. Молодая девушка в форме устало держала в руке трубку и ожидала очередного потока вопросов от СМИ. Телефон находился в коридоре, и Дима как раз стоял у автомата с кофе, безразлично водя пальцем от эспрессо до капучино. В итоге он нажал на мокко, и аппарат загудел. — Простите, Дима? Какой именно? Дима обернулся и вслушался в тишину коридора. Ему удалось расслышать отдалённые слова из динамика: — Дима Карпов. Понимаете, я его подруга и звоню уже со вчерашнего дня, на мобильный он не отвечает. Он сейчас на работе? — Извините, девушка, я не могу… — Почему? Спросите у него, он точно захочет меня услышать. Мы вместе учились в школе. — Девушка, я… Дима быстро отошёл от аппарата и зашагал к ней. Сотрудница свела брови и непонимающе взглянула сначала на него, потом в сторону трубки. — Так ты… — начала она шёпотом, но он перебил: — Да, да, это меня. Давай. Он отхлебнул немного горячего кофе для храбрости и тихо проговорил в трубку: — А нельзя было позвонить мне на телефон? — Дорогуша, а ты думаешь, я его знаю? Он с облегчением узнавал голос Нонны. Немного севший, правда, но знакомый и дающий словно бы надежду. — Хорошо, я… Ты не могла бы продиктовать свой? Я позвоню с улицы, тут могут подслушать… — Да, конечно. Восемь, триста восемьдесят четыре, три… *** — Я должен увидеть тебя. — Это невозможно пока, Дим. Я не могу выходить. Позже. А теперь скажи: ты нашёл? Он бродил вдоль домов, весь вжавшись в телефон, и прислушивался к голосу в динамике. — Да. Боже… — Знаю, — на том конце послышалось шуршание, — там не всё… приемлемое, но мне хотелось, чтобы ты, понимаешь, знал всё… Там очень важные документы. Они подтверждают и моё, и Димино — хотя его не оправдаешь — положение. Это для полиции. А по большей части… Я хотела, чтобы ты знал. — Вы встречались? — Это… странные отношения. Без конфетно-букетного периода, знаешь. И без романтики… Мы просто нужны друг другу. Были. Он приостановился и поглядел на дорогу. Машины сновали туда-сюда, люди спешили кто куда… — Я не знаю, что сказать, если честно… — И не нужно. Я просто хотела, чтобы ты знал. Жаль, что мы не познакомились раньше. Ты хороший парень, Дим. Ты бы вытащил его. — Что нам… что нам делать? — Ты про Диму? С ним всё плохо, его уже не выпустят. Я знала, что так и будет… — Он вёл себя так… так странно, я… — Он рассказал тебе? — Откуда ты?.. — Он собирался. Распланировал, понимаешь ли… А я-то думала, это у меня суицидальные наклонности… Такого изощрённого плана самоубийства я никогда не видела. — Ты никогда не думала, что он может быть сумасшедшим? — Знаешь, я никогда не разделяла людей на сумасшедших и нормальных. Все мы ненормальные. — Нет, я имею в виду… У него были какие-то серьёзные причины для этого? — К чему нам это? Дело уже сделано. Он уже всё, что хотел, сделал. Нет смысла. — Я так хотел бы узнать, каким он был… — Похожим на тебя… — Это он мне и пытался сказать. — Таким же… каким-то забитым. Но у него была какая-то обострённая потребность в том, чтобы доказать, что он прав. Как только он раскрывался перед человеком, этот человек познавал всю его харизму. Вскоре он стал показывать её уже без сближения. Ты заметил. — Нонна… — М? — Ты ведь не будешь сдаваться? — Я? О… — Что? — Дима выбросил стаканчик из-под кофе в урну и весь обратился в слух. — Мне… сделают новые документы, да. Один мужчина. Дима мне его подсказал… — Значит, теперь ты и под розыск не попадешь? — Ну… да… Всё, что было на меня, у тебя. Так что сдать меня можешь теперь только ты. — Нет! Это ведь убьет тебя. — Ну да, убьёт… — Она усмехнулась, и ему будто бы полоснуло её дыханием по самому уху. — Конечно, убьёт… — Мы можем встретиться?.. — А? Да, да. Конечно можем. Как только документы будут готовы. Это уже совсем скоро. — Как ты?.. — Ну… — Нонна вздохнула и странно рассмеялась. — Лучше не вспоминать… — Мне тоже было плохо… — Я так давно его знаю, Дим. Боже, он мне как ребёнок, как друг, как… Не представляю, как буду без него… — Я тоже… Повисло молчание. Дима бродил туда-сюда, посматривая на прохожих. На том конце щёлкнула зажигалка. — Что ты подумал, когда увидел мои документы? — вдруг прозвучал вопрос. Дима принахмурил брови. — А что я должен был подумать? — Хах, ну… Что я чокнутая, наверное. Ты всегда так говоришь, когда что-то идёт не по плану. — Я не считаю… перестал так считать насчёт трансов, когда узнал тебя… — Почему? А что ты такого думал? — Что это странно… Но когда я узнал тебя, я понял, что это правильно. — Спасибо. — Да не за что… — Я не выбирала своё тело… И самое ужасное, что никто не выбирает. А ещё ужасно, что тем, кто чувствует себя в нём плохо, кому хочется просто начать жить так, как ему нравится, как ему нужно, окружающие крутят у виска и отправляют по психиатрам. Это ведь моя жизнь. Моё тело… — Мне правда жаль… — Не нужно, милый. — Хочу поскорее встретиться… Я как будто остался совсем один в этом… дурдоме. — Дима опустил голову. Нонна выдохнула прямо в трубку. — Ко всему нужно быть готовым. Ну, раз мы теперь можем поговорить наедине и в покое… Я хотела узнать, как ты проводишь время. Он выдохнул. — Меня то и дело гоняют со следствием. — Ты рассказал им что-нибудь? — Ничего из того, что есть в документах на флешке… — Хорошо… А так, без полиции? — В смысле? — Я вот, например, не могу ничего делать… Раньше увлекалась книжками, знаешь, разными романами… А теперь ничего в руки не ложится. — Ты хотела сидеть и читать, когда такое происходит? — Я схожу с ума, Дим. — В трубку резалась улыбка, но такая, что уголки глаз не сминаются морщинками, а напротив. — Мне кажется, еще немного, и я натворю глупостей. — А я как будто в вакууме… Не могу понять ничего. — Господи, у тебя даже имя… — Она хохотнула, послышалось протяжное дыхание прямо в динамик. — Послушай, я люблю мороженое. Сходим в кафе, как только я освобожусь с документами? Дима стоял, поджимая губы. Нонна казалась еще более странной, чем в начале разговора. Как будто она держалась, и наконец что-то в ней начало лопаться. — Хорошо, тогда… — Я позвоню тебе. — Снова эта улыбка в тоне. — Пока, Дим. Гудки.