дыша под водой, я всплываю за глотком воздуха, устав от этой бойни… всплываю за глотком воздуха, ибо слишком долго плаваю здесь. © placebo — breath underwater
Стуки тяжёлых ботинок. Тишину и полумрак лестничной площадки разрезало с каждым шагом. Кутаясь в шаль поверх пальто, она придерживала в руке стакан кофе и устало следила за ступенями под ногами. На губах затихал глоток, который она позволила себе сделать по дороге с работы домой. Подрабатывать в кафе, делая кофе и чай и практически не контактируя с гостями, было идеей Димы. После около года без работы, в четырёх стенах и в отсутствии каких-либо контактов с внешним миром, время замедлялось, превращаясь в один нескончаемый день. Раньше она себе такой роскоши не позволяла. Тело, уставшее от постоянных в него вмешательств, словно оватнело, становилось уже больше похожим на нечто родное, а не общественное. Товарный вид, как она сама это когда-то называла, постепенно слезал, откалупливаясь лаком с ногтей, смываясь краской с волос. Стоя перед зеркалом, она каждый раз внимательно рассматривала изменения в лице. Глаза, которые давно не мучали тенями, подводками и тушью, казалось, помолодели, но то и дело припухали от подкатывавших в самое неподходящее время слёз. Кожа… её кожа. Наверное, за все месяцы она успела оттолкнуть тот слой грязи, рук, спермы и других телесных жидкостей, что успели побывать на ней. Умертвить его и распрощаться навсегда. Кто это там, в зеркале? А когда-то было иначе? Порой, Нонна отшатывалась от стекла — на отражение наваливалось очередное воспоминание. Вспышка. Она, окружённая сомнительными личностями. В щёки тычутся головки членов. Вспышка. Она, которой прилетает кулак в челюсть. Вспышка. Она, облитая мочой, точно так же стоит напротив зеркала, но уже в баре, пытаясь понять, когда всё зашло так далеко. В такие моменты Дима заходил к ней, заставая её уже сидящей на краешке ванны с опущенной головой. Но она никогда не говорила, что произошло. Никогда. А Дима понимал, знал, что её мучает общество себя самой. Он молча смотрел, как входит игла со смесью гормонов в ягодицу. Молча целовал в волосы, когда наступала ночь, и книга уже давно лежала в ногах, а глаза закрывались. И никогда не спрашивал. Стоя у кофемашины и темперуя очередную порцию молотого кофе, тебе не приходится общаться с клиентами. Ты общаешься с коллегой, с официанткой, с обжарщицей, с поваром, но крайне редко — с гостем. Гости для тебя — это чашка в руке. И такая работа была идеальна. Никаких омерзительных ритуалов для подготовки своего тела к продаже. К ней вернулся рвотный рефлекс. Она больше не пепельница. Лестница кончилась, и ключ уже входил в замочную скважину. Прихожая обдала родным запахом. Нонна спустила с плеч пальто, скинула шарф… После такой работы возвращаться домой стало легче. Она успевала по нему соскучиться. Они с Димой обжили её скромное пристанище совсем по-новому: даже запах в квартирке-студии стал другим. Когда она жила здесь с Йунг… пахло тмином и чаем. С Куплиновым… сигаретами, перегаром и пыльными рубашками. Грубой нежностью. А с ним… С ним у неё стало пахнуть кофе, лекарствами и ещё чем-то неуловимым. Наверное, этот запах можно было назвать домом. Усталый взгляд наткнулся на стоящего в темноте Диму. — Решил меня напугать? — охрипше вырвалось из горла. Щёлкнул выключатель. Дима. Когда бы она могла только подумать, что этот помощник следователя станет ей так дорог. Этот мальчик, у которого глаза испуганной совы и телосложение жука-палочника. — Я сделала тебе кофе перед закрытием. Как ты любишь, со сливками. — Нонна протянула ему стаканчик. — На улице вроде теплее… — продолжила, пытаясь разгадать его настроение. — Завтра хочу прогуляться. Может, ты со мной? — Её голос стал заметно бодрее. На улице хоть и потеплело в сравнении с прошлой неделей, но было одиноко и тревожно. Она никогда не говорила ему о своих страхах. — Нам надо поговорить, — негромко выговорил Карпов и взглядом указал в сторону кухни. Брови нахмурились. Окинув его взглядом с головы до ног, она кивнула и поспешно забежала в ванную комнату — согреть руки под краном. Дима уже ждал её за столиком. Прятал лицо в стакане. Напротив второго стула стояла тарелка омлета. — Спасибо, — проронила она, осматривая плиту, сковороду, ингредиенты для ужина, посуду… Вроде бы всё было как обычно. Дима не имел привычки убирать за собой, да и делал он всё в последний момент перед её приходом. О чём же он собрался поговорить? — Спасибо, — начал Дима, ставя стакан на стол перед собой и проворачивая его нервной рукой вокруг оси. — Вкусно. Вилка ткнулась в омлет, ковыряя. Глаза неосознанно бродили по студии. — В общем, мне папаша звонил… Она уставилась на него растерянно. — Сказал, что у полиции есть к нам дело… — Это как-то связано с моими документами? — перебила, подаваясь вперёд. Сердце скакнуло куда-то в горло. — Что?.. — Карпов помотал головой и сделал быстрый глоток. — Нет, нет, это касается… блять, давай я прямо скажу? — Ну? — Произошло два убийства, — затараторил он, — в полицию подложили письмо, которое написал кто-то, кто называет себя Ударником. Подражатель. Долбанный клоун. И сейчас все бегают охуевшие из-за этого инцидента. Отец мне уши прожужжал о том, что может случиться, как тогда, что мне из дома лучше не ходить, и что тебе надо быть осторожной… Воздушный шар, сдавливаемый рёбрами, раздувался. Приходилось дышать глубже. Лоб и нос похолодели, а постепенно леденели и руки. Воздуха стало мало, так мало, а кровь прилила к вискам, ухая в венах. — И что, у них уже есть подозрения? — тихо спросила Нонна. — В том-то и дело, что нет. Они не знают, что им делать. Отец сказал, тот парень попал на камеры видеонаблюдения, пока подкладывал конверт, но на записи ничего не понятно. Это единственное, что у них есть, на трупах — никаких улик. Лицо Димы, потускневшее, осунувшееся, исказилось на последних словах. — А кого убили? — спросила она. Стало совсем холодно. Виски гудели. — Один — бездомный, второй — не знаю, нашли на стройке. У обоих разбиты бошки. Челюсти сжались. Заламывая обескровленные дрожащие пальцы, Нонна заёрзала в кресле, поджала под себя ноги и снова посмотрела на Диму. — Твой папа боится, что этот человек найдёт нас? — Да. И я сам… боюсь. Только не снова. Если раньше она могла терпеть такую жизнь — со всей её опасностью, мерзостью, стараниями не пересекаться с полицией, то сейчас… Сейчас ей хотелось забыть всё. Пусть Куплинов останется для неё болью, периодом, но никак не будет и дальше мельтешить напоминаниями о себе. Раньше она думала, что стоит потерпеть — и привыкнешь. Она угрожала Куплинову пистолетом в обиде на то, что тогда он сделал звонок с телефона Карпова и сдал весь бар с потрохами.— Это ужасное место. — Вся моя жизнь ужасна… Я ужасна… — Это место разрушает тебя. Разрушало. — Это была моя жизнь… — Ночная певичка-проститутка в баре для уголовников под начальством Сухопарого? Это твоя жизнь? — Да… — Ты же умная девочка?
— Я много думал об этом, пока ты была на работе, — продолжил Дима. — Вдруг это кто-то с того фанатского сайта? Или из бара? Нонна усмехнулась. Нервно, скорее для галочки. И заговорила: — Скорее всего, этот кто-то решил украсть «популярность», — её нос дёрнулся, — самого обсуждаемого в городе человека и привлечь к себе как можно больше СМИ. Он либо быстро попадётся, либо сотворит какую-то большую глупость и будет играть на публику. Но это не коснётся нас. Никто не знает, кроме твоих родственников, где мы живём, чем занимаемся. И на твоём месте я бы сказала это отцу, дорогой. Конечно, пусть они поставят парочку ментов у дома для безопасности, но я не могу перестать ходить на работу и сидеть взаперти. — Но я боюсь, что этот мудила узнает, — Дима встал и подошёл к ней, переходя на шёпот, — что будет выслеживать нас. Я боюсь за тебя, я не готов потерять самого близкого человека сно… — Он осёкся. Присел на колени, заглядывая ей в глаза. — Я не хочу потерять тебя, Нонна. — Что ж, — ноздри задрожали, голос стал тише, — тогда пускай полиция следит, чтобы никто подозрительный не шлялся рядом с нашим подъездом. — Хорошо, — прошептал он, не разрывая зрительного контакта. — И, пожалуйста, не лезь к ним с помощью. — Нонна нахмурилась и коротко поцеловала его в лоб, задевая лицо встрёпанными волосами. — Кто это, Нонна? — Его руки обняли её, и Дима, совсем спустившись на пол, уткнулся ей в колени. — Скажи, ты знаешь кого-то из бара, кто мог бы так сделать? Зачем? Они застыли так на некоторое время, приглушив дыхание и точно очутившись в пузыре, куда не доносятся посторонние звуки. Два человека, совершенно по-разному думающие об известии — каждый в своей голове. — Понимаешь, — заговорила она тихо, слегка расшатывая этот пузырь, — там все были на голову больные. Я знаю, почему ты думаешь на бар. Дима буквально их всех сдал, пусть и многие успели сбежать. Но я не представляю, кто это натворил. На Диму у многих был заточен зуб. И на меня тоже. — Но есть кто-то, кто до сих пор хочет отомстить? Не Диме. Тебе. Стало тихо. — Нонна?.. — Я не знаю, — отрезала она. Он поднял голову. — Ты врёшь. Кто это? Расскажи мне. Его серьёзные глаза делали больно. Бедный мальчик. Снова оказался в середине всех этих ужасных событий, которые подогревает их с Ударником прошлое. Нонна молча смотрела в эти упрямые глаза. Никаких конкретных обвинений она выдвигать не хотела. Она знала человека, который подходил под запрос «желающий зла». Но теперь уже всего одна небольшая ниточка связывала её с ним, да и та уже таяла. Они смогли тогда договориться. Сойтись, так скажем, на доброй ноте. Прошло столько лет, и до сих пор он не объявлялся, не писал, не звонил, даже не знает, где она живёт. Да и не в его это характере — подобные убийства. — Я не знаю, милый, — мягко повторила она и положила ладонь ему на лицо. — Пожалуйста, успокойся. С нами всё будет хорошо. Он потёрся щекой о её руку, вздохнул. Поднялся на ноги — медленно, опустив голову. — Я так устал, Нонна. — Скажи папе, чтобы он поставил ментов. — Такое решение было самым верным в данной ситуации. Так будет спокойней и ей, и Диме. — Он о тебе позаботится, уж я знаю. Не думай о плохом. Пока это только два убийства. — В точности такие же, какие совершались пять лет назад. — Дима зашагал в сторону ванной комнаты. — Это всё ещё не должно касаться нас, — сказала она, не поворачиваясь. Дверь ванной закрылась, но не на замок. Дима проигнорировал её последние слова. Сейчас снова будет накручивать себя… Остывший омлет отправился в рот. Зашумела вода за дверью. Вот прошлое и догнало её. Оно всегда догоняет. Но она ясно решила: прощаться. Единственно верный путь во всех сложившихся обстоятельствах. Он хотел, чтобы они жили дальше. Чтобы она жила дальше. А жить — это не оглядываться на прошлое. Жить — это прокладывать, выгрызать себе настоящее. Угомонить страхи, подозрения, жить так, чтобы они не преследовали на каждом шагу. Пока не доказано то, что новый убийца хочет взяться за них, пока нет ни одного знака, она не позволит себе бояться. И даже если будет знак, быстро остудит нервы. Уж она поборется за свою новую жизнь. И кто ещё должен будет бояться, решит время.