Do what thou wilt

Я стоял и смотрел, как догорает мой триумф. Такого позорного выступления у меня, пожалуй, еще не было. Народ толпился около выхода, пытаясь спасти свои жизни, крича и переругиваясь. Вокруг меня сновали люди, Порчи в панике искал глазами выход. — Вызовите кто-нибудь пожарных! — Скорую, человеку плохо! — Не заграждайте выход, все успеют выйти, ведите себя разумно, вы же люди, а не звери! — Я как мог старался вразумить беснующуюся толпу, но толку было мало. Я знал, что пора бежать, но ноги приросли к полу. Охра тянул меня за локоть, крича на ухо угрозы и проклятия, которые сменялись уговорами, хоть что-нибудь, чтобы я сдвинулся с места! А я не мог. Просто не мог. Я смотрел на огонь, на его полыхающие острые листья и сердце заходилось в галопе от ощущения какой-то торжественности момента. Смешно, правда? Я был подобно кролику, уставившегося на удава, перед тем, как стать его обедом. — Окси, блять, очнись! Мы тут все сгорим к чертям! — надрывный вопль Охры оглушил меня. — If youʼre going to stand here, weʼre all going to die! — Вторил ему португалец. Все вокруг будто происходило не со мной. Не здесь. Не сейчас. Как я мог сбежать через черный ход гримерки, зная, что половина моих фанатов останутся в стенах клуба навсегда? Я наблюдал за залом, пытаясь сделать ставки, кто выживет в этом аду. Вот у этого парня в светлой тенниске есть шанс, его стремление выбраться отсюда по чужим головам было настолько очевидно, что даже слепой заметил бы. Двое мужчин сняли свои рубашки, обмотали ими руки и пытались выдавить стекла. Маленькая девочка стояла в конце зала и смотрела на сцену. Даже при первом взгляде на нее бросалось одно лишь слово: оцепенение. И решимость? Смирение? Обычно с таким лицом идут усыплять старую собаку, друга семьи. С болью в сердце, но зная, что так будет лучше. Я думал, когда же она рванет к выходу, расцарапывая лица людей и размазывая остатки косметики по бледному лицу, но в следующий момент она сделала что-то невероятное. С трудом подогнув ноги, будто ее мучил ревматизм, она опустилась на грязный пол, прислонилась спиной к стене и прикрыла веки. Что творит эта сумасшедшая? На сцену ворвался Мамай, решив взять все в свои руки. Именно появление друга вспороло ту вакуумную подушку, внутри которой я находился. Сразу стало шумно, крики, полные боли, страха и страдания оглушали и звучали диким набатом где-то глубже, чем внутри мозга. Нестерпимый жар. Я сразу покрылся потом. Казалось, дым оседает на моей коже как что-то материальное, прилипая к ней, как патока. Воздуха катастрофически не хватало, грудь разорвал кашель, казалось, еще немного и я выплюну легкие. Сильный удар в спину от Мамая. — Окси, кончай ворон считать, выход за сценой, передвигай ногами! — Грубо, твердо и с подробным приложением инструкций. Истинный организатор. — Там девушка… Надо помочь. — Я показал в сторону незнакомки. — Всех не спасешь! Валим! Они выберутся! — Крикнул Охра. Микрофон выпал из моих ослабевших пальцев. Мной овладела жажда действия. Я как вихрь долетел до девчонки, попытался поднять ее, положив на плечо. — Отпусти меня! — Голос тихий, но настойчивый. Она слабо пихнула меня своей тонкой рукой, создавая барьер между нами. Ее ледяные пальцы коснулись моего предплечья. Почему она такая холодная? Температура в клубе давно преодолела отметку в сорок градусов. Я решил, что у нее истерика и не стал выслушивать объяснения сумасшедшей, о том, что, видите ли, не надо ее спасать, и сама она со всем справится. Ее робкие сопротивления не смогли бы препятствовать моим действиям, поэтому я лишь поудобнее устроил ее на своих плечах так, что ее голова оказалась на левом, а ноги на правом и двинул в сторону сцены. Через парадный выход было не пробиться. — Да почему же вы меня не слушаете? Отпустите меня, пожалуйста! — Под конец фразы ее голос сорвался на жалкий всхлип. — Мне очень нужно, чтобы вы меня отпустили. — Она уперлась ладошкой в плечо, отстраняясь. — Ты сумасшедшая? — Это единственные слова, на которые меня хватило. Она промолчала, и ее лицо как-то резко стало печальным. Я шел через полупустой зал, неся ее как свою добычу, отшвыривая ногами мусор на полу. — Я уже в состоянии идти сама, спасибо. Вы можете поставить меня. — Она снова предприняла попытку освободиться. Зачем обращать на нее внимание? Донесу до выхода, а там пусть делает, что хочет. Жизнь учит держаться подальше от сумасшедших. Девушка горько вздохнула и обмякла, сразу став будто на пару килограммов тяжелее. Парни со сцены махали мне руками, делая скорбные мины. Огонь распространялся, пожирая все вокруг, и обдавая нас нестерпимым жаром. Я зацепился локтем за какой-то штатив и порвал рубашку вместе с частью собственной кожи. Дым уже мешал смотреть по сторонам, и я чувствовал, как таяли мои силы. Ноги запинались обо что-то, я терял равновесие и ориентацию в пространстве пару раз, но продолжал твердо идти к сцене. Хоть кого-то же я должен спасти! Далее события развивались смутно и сумбурно. Ворвались пожарные, я все же дошел до сцены, поднялся за кулисы, кажется, стукнул головой девушку о дверной косяк. Решил не извиняться. Когда холодный морозный воздух обжег легкие, я понял, что можно расслабиться. Я сел на снег, не снимая девчонку с плеч, и повалился на спину так, что моя голова оказалась на ее животе и оглушительно рассмеялся. Истерика душила меня, мне казалось, что снег, который падает и заносит мою красную рубашку, тая на кровавой ране, очень смешон. Что-то, как вздымается живот девушки под моей головой, тоже очень смешно. Что перекошенное от ужаса лицо Вани, бегущего ко мне с сотрудником Медицины Катастроф — безумно смешное. — У него шок. Руку нужно зашить. Необходима госпитализация. — Доктор был сух и профессионален. — Мир, давай я помогу. — Осторожно, как к ребенку, обращался ко мне Ваня, используя успокаивающие интонации. Я подал ему здоровую руку, и он поднял меня, попутно отряхивая от снега. Я оглянулся и посмотрел на девушку. Она лежала на спине, ее темные каштановые волосы разметались по белому снегу. Руки были сложены на животе, она смотрела на небо, и, казалось, думала о чем-то очень личном. — Эй, спящая красавица, поднимайся. — Я наклонился и потряс ее за плечо. — Не спи, замерзнешь! Медленно, очень медленно она повернула голову в мою сторону. Блеклые, какие-то бесцветные и невыразительные глаза изучающе смотрели на меня. — У вас кровь на щеке. Вот тут. — Она показала на своем лице, где именно у меня была кровь. Я стер ее тыльной стороной ладони и помог девушке подняться. Она не стала отряхивать снег, озираться по сторонам и искать знакомых. Она смотрела на меня, буравя мой лоб, будто там была нарисована мишень. — Увидела что-то интересное? — Врач и Ваня давно ушли помогать другим пострадавшим, площадь потихоньку наполнялась раненными. Черных мешков пока не было видно, меня это немного успокаивало. Вокруг сновали пожарные и врачи, и мы с девчонкой оказались вдвоем среди этой суеты и паники. — Я вас где-то видела… — Она смутилась и опустила взгляд к ногам. Сутуло съежилась, пытаясь сохранить хоть какое-то количество тепла между своей кожей и вязаным свитером, открывающим ее острые ключицы. Я бы отдал ей свою куртку или кофту, наверное, как требовало это воспитание, но у меня был лишь рваная, испачканная в крови и саже клетчатая рубашка, которую она вряд ли бы приняла. Я ухмыльнулся и посмотрел порядком грязный и потрепанный баннер, висевший на входе в клуб. Девушка тоже посмотрела на афишу, и на ее лице проявился отблеск узнавания. Она засмущалась еще больше и сделала шаг назад. От меня. Почему-то это задело мои чувства. Я сделал шаг ей навстречу. Она снова изучающе смотрела на мое лицо и лицо с афиши, ища сходства и различия. Придя к какому-то умозаключению, она сделала еще один шаг от меня. Меня забавила эта игра на фоне догорающих остатков моего выступления. Я сделал еще один шаг. Учитывая то, что мои шаги были длиннее, расстояние между нами сократилось, если считать с первоначального. — Я ведь даже имени твоего не знаю. — Мне показалось нужным нарушить эту тишину. Она вздохнула, чтобы что-то сказать, потом передумала, потом снова вздохнула и сделала еще два шага назад. — Воспитанные люди благодарят за спасение жизни. — Два шага навстречу. Она сделала еще шаг назад и уперлась в стену, сразу же отпрянув от нее, будто обжегшись. Девушка обхватила себя руками, но, уже не пытаясь согреться, а выставляя дополнительные барьеры между нами. Это было странно, обычно я нравился девушкам. — Hey, friend, Glory to God youʼre alive! How are you? — Я обернулся на голос Порчи, помахал ему здоровой рукой в знак того, что все в порядке и вернулся к своей собеседнице. — Iʼm all right, donʼt care about that! — Я прокричал ему в ответ, сложив ладони рупором. Я повернулся, чтобы продолжить разговор со своей собеседницей. Около холодной стены клуба я был один.