Северное Сияние

      Утро задрожало бы, узнав, что так начнётся.       Страшное обособленное чувство резко овладело мной, всем моим существом. Но не такое, словно чего-то лишилась, скорее сама будто стала лишней. Стадия «бей или беги» миновала. Первичное негодование сменилось вторичным ужасом и почти беспамятством. Я не сплю, я трезва и будто только сейчас поняла и немедленно осознала — чёрт возьми, где я?       Я таращилась налево и направо и в тысячный раз убеждалась — всё реально. Настолько реально и детально, что я ощущала себя полуслепой, наконец прозревшей и впавшей в ужас и трепет оттого, что узрела. Все было правдой. Невозможной правдой, но было, произошло, случилось. Вчера. Это случилось со мной вчера, видимо, пока я вмазанная валялась без памяти и не заметила, как жизнь полетела к черту. Нет, не к черту. Еще дальше. Жизнь моя медленно катилась к черту уже как три года, и, оказывается, это было не так страшно, когда направление известно и предопределено. Сейчас же ужас оковывал от этой неизвестности — я даже примерно предположить не могла, в какой системе координат движусь. На чьей орбите кручусь.       Я знала. Есть явления, от которых нельзя спрятаться. Которых нет и не может существовать. Сознательно или бессознательно я всегда преобразовала страх в простое уравнение. Страх = неизвестность. И проблема решалась обыкновенным сокращением до простых алгебраических терминов, а именно: неизвестное = скрипнувшая дверь = бояться нечего. Все кошмары нашей реальности можно освежевать обыкновенным применением простейшего закона логики и алгоритма: аксиомой равенства. Но до сего дня я не верила, что страхи бывают недоступные пониманию, апокалиптические и едва ли не парализующие. Данное уравнение корней не имело. Оно вообще не могло существовать! Вот, чего я боялась.       И того, какой издевательски мирной казалась тишина средневекового городского утра, когда мой прежний мир рушился буквально. Но никто этого не мог ни увидеть, ни понять.       С улицы доносился прохладный воздух и кроткий шум соседних домов. Я стояла на незнакомом балконе и смотрела, как незнакомый город озаряет красным. Холодно-розовое рассветное небо подернуло лёгкой дымкой и золотистыми отсветами — это вставало новое, незнакомое солнце, которого я ещё не видела на той земле, откуда взялась. Я с детским изумлением и ужасом смотрела на его мягкие, ещё не жгущие глаз очертания и ощущала что-то убийственное. И не могла поверить тому, что видела — это тянуло на вымысел или на сказку, где обитают нимфы и фавны. Из-под трясущихся коленей моего разума будто бы вырвали память — и она, повисшая, остолбеневшая в пустоте, замёрзла и мгновенно онемела. Хотелось закрыть глаза, но не для того, чтобы очнуться, а для того, чтобы убедиться: со мной ли это, помню ли я себя? Оставила ли я что-то за гранью своего Беспамятства? И вот сейчас всё по-настоящему казалось чужим, вплоть до трясущихся пальцев — невиданного для меня в трезвом состоянии явления. Я ведь всегда размышляла: Жизнь и Смерть. А где же третье? Может, это и есть оно?       Вот я и пропала.       — Ну как? Полегчало? Возвращайся вниз, — позвала из балконных дверей хозяйка таверны, и я, неслышащая и невидящая, пошла на голос, решив не концентрироваться больше под этим солнцем на собственных мыслях, иначе можно и свихнуться (конечно, я знала, что это неизбежно и давно уже произошло).       Тёплое помещение, наполненное непередаваемо приятным запахом выпечки, было освещено лишь открытым огнём в центре. Всё казалось до одури живым. Пришлось и вести себя подобающе одушевлённому предмету.       Нежный мясной бульон зашёл только с первой ложкой, ведь, едва его вкус коснулся моих рецепторов, как я выронила прибор, окутанная ужасом того, какое же тут всё настоящее — цвета, оттенки, вкусы, запахи и даже ощущения в собственном теле. Будто бы я всю жизнь спала и только сейчас пробудилась от поглощающей пустоты. Я всхлынула, желая оглядеться и вмиг была припёрта к стулу десятками настороженных пар глаз. Эти люди, этот огонь посередине, эти запахи, это всё настоящее?       — Вы что, все живые? — неучтиво сорвалось с моих уст, и вызвало в дальнейшем целый ажиотаж со стороны бюргеров.       — Ну довольно, расходитесь! — подала голос хозяйка, и публика, маленько осмелев, начала отдаляться в другой конец зала в музыкальном сопровождении недовольных бормотаний. — Ты в порядке?       «Ты в своём уме?» — читалось по лицу загорелой женщины с незнакомыми, сильными чертами лица. Но вместо слов первым из меня вышел тяжёлый вздох:       — В случайном.       Хозяйка покачала головой и обратила внимание на деревянную миску.       — Неужели всё?       — Да. Спасибо.       — Немудрено… может, расскажешь, что стряслось с тобой в самом деле?       Меня чуть не смахнуло со стула мгновенным повторным осознанием — третичным остолбенением. Откуда я? Где я? Кто я? Впрочем, на последний вопрос я пока что могла дать ответ.       Откуда я? Этот вопрос был самым страшным и самым неминуемым для меня на тот момент, но нужно было что-то делать со своим беспамятством, выживать и разбираться. Не скажу, что я была расторопной артисткой, поэтому предпочла говорить как можно больше правды. Из нее кратко выдала о своих истоках, солгала насчёт потери родителей, как лгала стражникам (хотя в этом, пожалуй, было больше правды, чем лжи) и побега из-за сложившейся военной ситуации. Одному только богу известно, как воспримут здесь истину свалившегося на голову коварного типа негражданской наружности.       — Вероника, значит…       — Можно Верона.       — А фамилия есть?       — В… Валериус, — ляпнула я первое, что взбрело в голову, то есть, представилась, как предки, именем отца, то есть Валерия дочь, как полагается, на греческий лад. Только вот забыла учесть, что отец у меня, согласно моей же легенде, оказывается, не имперец… но хозяйка быстро вызволила меня из неловкой ситуации своей сообразительностью, превосходящей даже мою.       — Фамилия матери? Действительно, имперская, да ещё и знатная, небось. Отец норд, мать из Сиродила, говоришь… — по интонации хозяйки я не могла понять, верит ли она или иронизирует. — А я-то думала, ты из Хай Рока.       Вместо «откудабля» я предусмотрительно спросила:       — Почему?       — Ну как… низкорослая, бледнолицая — точная бретонка. Одета по-тёплому, с голыми коленками, да и волшбой, небось, занимаешься.       — Волшбой? — я вытянулась на высоком стуле, чуть было не завалившись назад.       — Ну или как вас там, чародеев…       Чародеев! Меня захлебнуло глупое озарение. Ну конечно! И как я раньше не додумалась? Я встрепенулась, как от электричества, немедленно догадавшись, что шаманы-то, возможно, и могли бы послужить виной происшествию. Раз есть компьютеры, перемещающие квантовую информацию через любые расстояния, почему нельзя было каким-то ещё более страшным образом переместить и меня? Ну конечно! Все становится на свои места!       — А, да-да, нас самых…       — И чего наколдовать можешь?       — Ну, я по части теории. Если, конечно, химию можно назвать чёрной магией.       — Алхимию?       Зашуршали одежды и заскрипели стулья — все присутствующие снова скучковали свои взгляды на моей спине.       — Чего это они? — напряглась я.       — Местные больше всего не приветствуют чужаков и магию. Да и, к счастью, она не особо распространена здесь. Правда, есть одно место…       — Место? Какое? — я заерзала на стуле, уже предвкушая кулачные разборки с неким недо-магом, отправившим меня сюда, следствием которых будет межпространственный трансфер до Земли-матушки.       — Есть в городе один человек…       Дверь в таверну с громом распахнулась. Внутрь чеканно вошла пара вооружённых солдат в кольчуге во главе с хмурым дядькой с угрожающе блестящей залысиной. Я уже собралась было по инерции тихонько утечь со стула, но хозяйка удержала меня за плечо.       — А, командир Кай! Давно не заходили! Мы вывезли весь испорченный мёд, как вы и приказали, — она прошла вперёд, как бы отвлекая от меня внимание.       — Здравствуй, Хульда. По поводу мёда ещё выясню. Но сейчас пришёл не за этим, — заглядывая за спину женщины, произнёс командир стражи и упёр в бока свои короткие руки.       Я с глупой усмешкой заметила, что он являл собой нечто среднее между гладко выбритой тупиковой ветвью эволюции и существом с птичьими чертами без ярко выраженной формы.       — Расскажи-ка лучше про эту сладость.       Словив суровый упрёк из глаз бритой обезьяны, я тотчас приняла оборонительную позицию.       — Гадость скорее.       Хульды поймала мое настроение, и в ответ последовал назидательный взгляд.       — Племянница, говоришь?       — Да, двоюродная. Воротилась на днях из Сиродила — подработать у меня в таверне.       — Да ну? А я располагаю информацией о том, что она нелегальная беженка, нарушает покой местных жителей и… и состоит в одном из ковенов! — сказав последнее предложение тише, всплеснул своими смешными руками дядька.       Хоть его и окружали ошарашенные взгляды бюргеров, и сам он говорил с невероятным драматичным выражением, лицо моё отчего-то уже болело от ухмылки. Кто же ты: обезьяна или пингвин?       — Не волнуйся ты так, командир, я здесь проездом.       Командир опешил от фамильярности, и круглое лицо его побагровело.       — Можем легко это исправить и прописать на пару суток в подземный пансионат!       — Да чего я сделала-то? Посмотрела неправильно? — Хульда обернулась, выпучивая глубоко посаженные глаза в призыве замолчать, но вся комичность сложившейся ситуации просто не могла оставить меня равнодушной.       — Я прошу за неё прощения. Воспитание — момент упущенный, но мы будем работать над этим.       — Да не в дерзости дело, — продолжал командир, — Йервар сказал, что утром она выпытывала у него про магический артефакт, чтобы связаться с духами предков!       — Чего-о? — возмутилась я, но постепенно начала понимать, о ком говорил пингвин в кольчуге. — Ну великолепно. И сколько ещё я местных законов нарушила за пятнадцать минут?       Тут вперёд выступил большой стражник в длинной желтой хламиде. Он снял слегка помятый шлем, и я узнала глаза. Белобрысый щетинистый дядька сурово демонстрировал смачный синюшный фингал под левым глазом.       — Это самооборона! Мне удостоверение, подтверждающее личность, не показали! Откуда ж знать, кто за мной несётся с топором в шесть утра?       — Довольно! — приказал командир, угрожающе сверкнув лысиной на пол головы. — Ладно, скажем, с этим разобрались. Но что с… — он понизил тон. —…с ковеном? Или пиратством?       Тут оскорбленно всколыхнулась Хульда:       — Побойтесь богов, девчонка только-только родителей на войне потеряла! Не может ещё принять свою потерю, каждый день молит богов в надежде вновь увидеть их! Ну какая пиратка? В смоле да угле перепачкалась! Переоденем, умоем, — Хульда уловила недоверчивый взгляд командира и добавила: — и на вашем месте я бы не обзывала её бродячей ведьмой. Она ведь ученица придворного мага!       Публика, подслушивающая с другого конца зала, охнула, а я едва удержалась на стуле.       — Да ну? — командир затих, часто замигал, а лицо его постепенно вернуло себе обыкновенный цвет.       — Рожей не вышла, вот и беру харизмой.       Но теперь и я поняла, что острить, наверное, довольно. Бритая обезьяна смотрела на меня неодобрительно, явно замышляя что-то неладное.       — Ну хорошо. Жаль девку, — командир вдруг кивнул страже, и те отступили назад, — и так боги наказали. Неохота что-то совсем идти к Фаренгару выяснять — тот ещё тип. Но при случае проверю!       Уже выходя из таверны, командир Кай в последний раз угрожающе всплеснул рукой:       — Но смотри мне тут!       А высокий, что с красивым макияжем под глазом, продолжал сверлить меня взглядом, пока зрительный контакт не разорвала хлопнувшаяся дверь, явно претерпевшая сегодня убытки. Я идиотично помахала отдаляющимся легавым, почти позабыв о масштабе катастрофы, которая произошла со мной сегодня в шесть утра по местному времени.       — Тебе надо бы научиться держать язык за зубами, — заявила Хульда, воротившись за стойку.       Я пожала плечами, но исполнила желание спасительницы, не произнеся ни слова ещё с целую минуту. Казалось, все присутствующие в таверне понемногу утихли и даже начали привыкать к напряжённой обстановке, что принесла я.       — Так этот Фарингит, он и есть придворный маг?       — Фаренгар. Ну, ты погоди немного, — отмахнулась Хульда, заметно понурившаяся, а затем тяжело глянула на меня. — Знаешь, что, поди-ка умойся и приведи волосы в порядок. Мне проблемы больше не нужны. Я подыщу тебе одежду, чтоб коленки прикрыть.       Где-то я это уже слышала. Сдались им мои коленки.       — А что со мной не так?       Хозяйка лишь с усталостью покачала головой и проследовала к комоду на поиски одежды.       — Ты себя в зеркало видела?       — Обидно.       — Не обижайся, я не про лицо, а про балахон. Ну на кого ты в этом похожа? — наставительно начала Хульда, роясь в пыльном комоде. — Какая нормальная девка станет кутаться в чёрное и рваное? Будто траур носишь…       Разве что траур по личности, которой не стала.       — Посмотри на свои руки, кожу…       — Да что с ней? У вас зеркала-то есть?       — Дибелла одарила тебя с рождения, — продолжала Хульда, в подозрительно знакомой манере игнорируя меня, — так не оскверняй её дары ведьминскими обносками!       — Кто одарила? Чем?       Хульда лишь приподняла брови, подозрительно покосившись на меня.       — Ты точно из Сиродила? Сомневаюсь, что крестьянские дети там ходят с серьгой в носу и глазами в саже.       — Я просто пиратский ребёнок. Йо-хо-хо и кочан капусты.       Но тут Хульда вздохнула. Совсем печально и по-доброму, но мне вдруг вспомнилась вчерашняя ночь и похожий звук вздоха, и от этого резко сделалось дурно.       — Послушай, — начала хозяйка таверны, обернувшись, и я увидела её тепло-зелёный взгляд, совсем не такой, какой видела вчера, и от этого мне снова стало легче дышать, — я не знаю, какое там у тебя тёмное прошлое, о которым ты молчишь, и выяснять не собираюсь. Но я вижу, что ты просто волчонок, выросший не в той среде. Тебя просто не научили вести себя иначе. Но я могу помочь тебе. Но для этого, если хочешь жить здесь спокойно, ты должна тоже приложить усилия и измениться. Хотя бы внешне.       Я тихо слушала, удивляясь тому, как, должно быть, мы все примитивны со своими проблемами и комплексами, и как легко читаемы кем-то едва знакомым со стороны.       Следующие десять минут прошли в тишине. Хульда перебирала что-то в старом комоде, а я к тому времени уже догрызала огромное алое яблоко, практически не воспринимая ситуацию всерьёз. Мы ведь не хотим окончательно свихнуться? Вот и наслаждаемся пока что ситуацией вдали от мирских сует, заботивших меня на протяжении всей жизни (на самом деле все эти чертовы десять минут у меня ужасно дрожали руки).       — Вот, — на стол передо мной легла батистовая рубаха и сарафан на шнуровке. Бледно-голубенький такой, с синими лентами, будто бы снятый с трупа неизвестной девочки викторианской эпохи, — наденешь это.       После недолгих препирательств я всё же согласилась облачиться в предоставленную униформу Лолиты, ведь «салки со стражниками» были весомым аргументом.       Мы вышли к колодцу на заднем дворе, и по глазам резанул ослепительный луч совсем взошедшего солнца. Никогда такого яркого света я не видела в своей жизни. Кругом всё было белым от него. Сил на протест почти не оставалось. Подгоняя меня, Хульда попутно захватила белое маленькое полотенце. Спустя пару минут мучений я наконец освободилась от накопившейся на лице «сажи и смоли» благодаря удивительно чистой и холодной воде. По поводу маникюра пояснила, что если снимать, то только с ногтями, то же самое про пирсингованный нос и уши. Протеревшись накрахмаленным полотенцем, на котором всё-таки остались серые следы грима, я сурово взглянула на Хульду.       — Ну вот, другое дело!       — Теперь можно к магу? — чего только не вытерпишь.       Видела бы меня сейчас собственная мать, она точно загордилась бы моим рвением вернуться домой.       — Теперь смени одежду!       Платье село впору. Не считая того, что оно было детским, ведь мой размер, как оказалось, по местным меркам вполне тянет на размер четырнадцатилетнего ребёнка. Подойдя к мутному зеркалу в чулане, я увидела там отражение встревоженного трупа пуританской девочки. Но Хульда не успокаивалась. Собрав мне волосы у висков, она заплела сзади тугую косу, благо, без лент обошлось. Хульда на мгновение замерла, не отнимая руки от моих волос. Мне пришлось привести ее в чувства, шевельнувшись первой.       — Теперь можно?       — А теперь мне кое-что от тебя нужно. По секрету: Фаренгара не будет в городе ближайшие сутки. Поэтому ступай на рынок и найди там старушку по имени Фрейлия Серая Грива. Отнеси ей эту записку и ожерелье, — в руку мне вложили увесистый конверт, — после можешь насобирать цветов и продавать их, чтобы скоротать время, да стражникам, если попадёшься на глаза, улыбайся и молчи! Часть выручки оставь себе. Ну же, я спасла твою шкурку, будь благодарна! Хоть чём-то займёшься. Вот корзина, — Хульда протянула мне большую плетёную корзину, на дне которой уже лежала засохшая россыпь лепестков, и, прислонив сложенные ладони к своей груди, снова странно уставилась на меня заблестевшими глазами.       С полминуты я с самым суровым выражением физиономии сверлила хозяйку взглядом в ответ, даже не зная, что и ответить на всё это.       — Сударыня! — наконец сказала я с достоинством. — Здесь произошло чудовищное недоразумение. Перед вами вочеловечившаяся нечисть из другого измерения… понимаете? Она спьяну вышла на ночную прогулку и, неосторожно совершив квантовый скачок, заблудилась в поле… в поле, сударыня, в поле! Не будете ли добры и не укажете ли ей ближайшей дороги к вечности? Ага! Благодарю вас, я так и думала. Прощайте!       Конечно, я этого не сказала. Я лишь молча запихнула ожерелье в кармашек на поясе и, вычурно присев в реверансе, пропела:       — Ауфидерзейн!       Я из тех, кто привык единым дыханием, но и в суть вдаваться порой имеет смысл. Чуждость и странность всё крепче овладевают пространством, им нет конца. И, что самое странное, мне больше не так страшно. Неужто это всё мой любимый Бог? Даёт мне другую жизнь, тело, мол, одевайся, подбирай свои сопли и уходи. Или просто ненароком совершают очередную ошибку, тут же забывая? Без разницы. Слишком долго я занимала позицию наблюдателя в той жизни. Пришло время стать деятелем. И первым делом нужно вернуть себя на место.