Северное Сияние

      Рабочее место оказалось в Подкаменной крепости, неподалёку от покоев самого ярла. По дороге в Крепость я успела поведать талморцу о некоторых своих познаниях и намерениях. Чтобы идея об изучении божеств различных культур казалась более реалистичной, я привела в пример богов античности и Будду. Про Коллегию обмолвок не было. Теперь оставалось плавно перевести разговор и прозрачно намекнуть на то, что задерживаться здесь, а уж тем более разыскивать храм, я не намерена. Однако это оказалось тяжче, чем я полагала. Сама вежливость, с какой эмиссар давал краткие и точные ответы на формальности, которые я спрашивала во время нашего перемещения, теперь казалась опасной в его устах, в его профиле. Или это всё оттого, что я узнала его должность и увидела место обитания? Уже не имело значения.       Обогнув струящийся со скалы водопад, мы миновали огромные золотые ворота, десятки стражников, несколько опасных лестничных пролётов, петлящихся под далеким, невидимым глазу потолком, и, пройдя мимо тронного зала, добрались до самого сердца Подкаменной крепости, звенящей запахом горной реки и металлом.       Согласно рапорту Эмиссара, в Пределе было отыскано примерно в то время, как я появилась, какое-то громадное, противоестественное и противогосударственное, по меркам Талмора, общество, человек в тринадцать, и чуть не потрясшее весь Маркарт. А я же, ставшая невольным свидетелем показательного линчевания одним из членов того самого общества, очень вовремя встретила единственного во всем пределе Эмиссара, который и уточнил у меня некие обстоятельства дела, ведь официально Талмору преподнесена убедительная просьба не совать нос в дела государственные, хотя они давно и крайне успешно, судя по довольному виду Ондолемара, это делают.       — Сожалею, что тебе пришлось вспомнить эти ужасные обстоятельства по моей инициативе, — лениво сказал Однолемар, не глядя на меня, сидящую за другим столом.       Все верно. Он нехотя сказал «вспомнить». Ему было жаль, что я вспомнила, но абсолютно плевать на то, что пережила, — напоминала я себе, не в силах оторвать взгляда от точеного профиля.       — А… эта девушка… она жива?       — К сожалению, нет. О, начнётся же тут… ещё этого нам не хватало. Впрочем, не будем о грустном, довольно на сегодня трагедий.       Всего пара таких фраз, сказанных вежливым и холодным тоном, мгновенно дали мне понять отношение всех этих прекрасных гуманоидов с золотой кожей и ангельскими лицами ко всем нам. К людям в принципе.       Теперь я сидела за обеденным столом под высокими сводами каменного потолка в просторном и холодном кабинете Ондолемара и формально обсуждала с талморцем всякие банальности, пока он слушал краем уха, а краем глаза изучал доставленную корреспонденцию. Я рассказала о паре святилищ, которые видела, пока добиралась до Маркарта и даже попыталась указать их приблизительное местоположение на карте, пока эмиссар, уважительно кивая, был занят разбором некоторых писем, пришедших за время его отсутствия. И чем-то эта его теперешняя манера казалась знакомой, а потому странно задевала. И этот джентельменский тон, и эта строгость и краткость… «кратко, кратко и кратко»… но за секунду до того, как я стала чувствовать себя неуместно, Ондолемар наконец закончил чтение и обратил на меня внимание.       Оказалось, не так страшен эмиссар, каким его рисуют. Даже больше — он чертовски привлекателен. И самая главная черта, отличающая его от прочих талморцев — относительная искренность, крошечная доля смирения и отсутствие яростных националистических наклонностей, хоть он и говорил об обратном, стараясь меньше улыбаться. Однако в темноте разговор клеился лучше.       Закончив чтение последнего письма, Ондолемар, сидевший за рабочим столом, не глядя, протянул руку с бумагой в воздух над своим плечом, и там тотчас материализовался стражник, в следующую секунду придающий письмо огню из камина.       — Прошу прощения. Посол, — мне показалось, это утомленное заключение прозвучало оскорблением.       Ондолемар присел против меня. Мне было тяжело на него смотреть, но я справилась и решила начать разговор с непринужденной ноты.       — А вот скажите мне, только честно.       — Слушаю.       — Вы ведь националисты?       Пару секунд тишины. Тут лицо эльфа начинает меняться в сторону того, каким я изначально его себе рисовала в темноте, и плечи вздрагивают в беззвучном смехе.       — Я?       — Ну, Талмор. Все вы.       — Политически корректно будет «социалисты».       — То, что политически корректно, обычно эстетически безобразно.       Ах, забыла, ведь я из античности. Мне эстетика важнее этики.       Вдруг Ондолемар сделался серьёзным и напряжённо подался назад, поднимаясь. Я подумала было, что нашей милой беседе пришёл конец, но эльф попался слишком непредсказуемый. Услышав подозрительные звуки за своей спиной, я обернулась на эмиссара. В изящной руке он нёс не нож для моего горла, а бутылку с двумя кубками, и ещё издали с игривой сдержанностью пропел:       — При такой беседе только и остаётся, что пить вино. Мне и Талмор сегодня показался пьяным.       Я, слабо верящая в происходящее, не успела бы отказаться, даже если захотела бы. Когда ещё выпадет шанс выпить с таким мужчиной — Талморским Эмиссаром третьего уровня? Нет, я не устану себе это горделиво повторять. «Нет для истинного норда ничего невозможного», — ещё раз подумала я.       Не тревожа стражу в противоположном конце длинного кабинета, Ондолемар, самостоятельно наполнив и протянув мне переливающийся серебром кубок, обреченно вздохнул:       — Отвечаю на твой вопрос. К сожалению или к счастью, я социалист.       — Вы хотели сказать — социопат.       Он неожиданно ясно рассмеялся, и смех его отразился звучным эхом от каменных сводов. Задремавшие у двери стражники звякнули доспехом, но были проигнорированы. Торжественно вознеся сверкающий кубок перед собой, я патетически произнесла:       — За Талмор!       У любого нормального талморца это вызвало бы этический экстаз. У любого, но не у этого. Ондолемар слегка скривился, натянуто улыбнувшись, и покачал головой.       — Лучше за нас.       — Тогда за нас с вами и х… с ними! Мы всё-таки почти коллеги по цеху.       На это эльф кивнул. Он смеялся почти над всем, что я говорила, и после второго бокала уже не пытался сдерживать улыбку. И когда он улыбался, возрасту ему почти не прибавляли даже серебристые, будто с лёгкой проседью волосы, торчащие из-под капюшона на висках, и бородка.       — И всё-таки, вы признаёте, что вы нацист?       Взгляды оппонента всячески демонстрировали нежелание говорить на эту тему, к которой мы бесконечно возвращались, но мой интерес подогревало выпитое вино. Забавная подмена ролей произошла с нашей встречи; допрашивать талморца — удивительно приятное занятие.       — Тебе станет легче, если я признаюсь?       — Вам станет легче.       Покосившись на стражу, Ондолемар тоскливо вздохнул, уставившись на меня.       — Увы, даже себе я не могу ответить однозначно.       — Не можете? То есть как? А как же преследование еретиков и священный огонь инквизиции?       — С недавних пор это не моя компетенция. Однако преследование еретиков — устоявшийся уклад, и исключению он не подлежит, так же, как не подлежит обсуждению тема неравенства…       Вдруг от этого тона моё разлившееся внутри винное тепло тронул озноб.       — Значит, вам пора провести ревизию в своих укладах.       Тут Ондолемар выпрямился и стал резко серьезен, что дало мне понять, что в нем проснулся эмиссар, следовательно, пора закрыть тему. Он облокотился на спинку кресла, помолчал. Я, стараясь не потерять из виду глаза оппонента, потянулась к бокалу — он тоже. Мы, не чокаясь, выпили, с нажимом глядя друг другу в глаза. Я не моргнула, он — тоже. Разговор зашёл в тупик. В какой-то момент что-то пошло не так, и вот я всё дальше от интересующей меня истины. Не про талморский национализм, конечно! Ондолемар, кажется, заметил мой переменившийся настрой, и тоже ощутил звенящий неуют. Я не пила больше вина и хотела было перевести разговор в другое русло, но не успела:       — Хорошо, я националист.       Эта его фраза показалась мне самым натянутым, что я услышала за весь вечер, но я не подала виду.       — Теперь мне приятно с вами говорить.       — Ты сумасшедшая! — снова ясно рассмеялся Ондолемар, и снова стало тепло.       Стражники в другом конце кабинета снова вздрогнули. Видимо, эмиссар нечасто позволял себе смеяться.       — В хорошем смысле, разумеется. Так редко можно найти приятного, более того, достойного собеседника среди этих… нордов и каменных глыб. Мотовство! Норды вечно боятся его. Но кому сдалась бережливость? Тебя ведь тоже здесь никто не бережет.       Я приросла к месту — Ондолемар наклонился ближе, понизив тон.       — И, боюсь, мне придется сделать для себя ещё один подземный ход. Они стерегут меня круглые сутки…       В приблизившихся глазах альтмера я увидела два своих отражения и только сейчас поняла его замешательство тогда, при дневном свете. Нет, я больше не была похожа на мальчишку. Я была вылитая имперская путана, одетая по всем законам моды имперской столицы. Не об этой ли бережливости шла речь? И мне, как интеллигентной (невротичной) женщине, следует оскорбиться или загадочно смолчать?       Вот я и расписан по пунктам и ими же облицован. Глядя в эти кошачьи глаза напротив, я вдруг поняла, что нахожусь немного не в себе, и обрадовалась этому. Хороши мужчины в возрасте тем, что обычно все делают сами. И додумывают сами. А теперь много молчать и томно смотреть.       В самом деле, мне и без этой внезапно почтительной фразы эмиссара было ясно, что он давно не видал здесь образованных, интересных, да ещё и приятно пахнущих людей. Его чувства были взаимны, хоть он и старался снова меньше улыбаться в разговоре. А я, хоть и была не в себе, не забывала, зачем здесь нахожусь. Тут я поймала взгляд талморца где-то на своих руках, покручивающих кубок, предположительно, на платиновом кольце матери, нанизанном на большой палец правой руки.       — Верона из Вайтрана… — испытывающе заглянув мне в лицо, протянул эльф. — Но ты ведь не из предместья. Выглядишь, как столичная жительница. Притом, нездешняя. В самом деле из Сиродила? Откуда же у тебя такая белая кожа?       — О, мы уже перешли к официальной части допроса? Я ждала этого.       Ондолемар откинулся на спинку стула, сокрушенно усмехнувшись.       — Если тебя так задело это изречение о неравенстве, впредь обещаю не поднимать больше эту тему.       — Нет, не в том дело. Напротив, это должно задевать не меня, а вас, — с должным драматизмом выдержав паузу, я подождала, пока Ондолемар загорится во взгляде от нетерпения, — равнять всех и каждого не имеет смысла, потому что мы все не равны с рождения. И это касается не только расы. Ни один из альтмеров не равен другому — ни в своих личностных качествах, ни в своей участи, ни в патологиях и синдромах — ровно так, как не равен ни один из людей. Мы никогда не будем друг другу равны, потому что мы — не единый организм. Нас много, и мы изначально исходим совершенно из разных точек в системе координат, — по остекленевшему взгляду Ондолемара не было понятно, внимательно слушает ли он меня или задумался о далёком, мысленно находясь уже не здесь, — я это вот, к чему так красиво веду. Расизм и дискриминация зарождаются и существуют из-за невежества и страха перед свойственными людям отличиями. А вы не похожи на труса, господин эмиссар.       Ондолемар продолжал глядеть на меня нечитаемыми глазами, либо созерцая в абсолютной наготе представленный факт, либо разглядывая и пытаясь понять, как расстёгивается мой греческий хитон. Наконец он ожил и сказала категорично:       — Хорошо подмазываешься, когда хочешь выпытать информацию.       — О, вы такой умный…       Ондолемар закатил глаза, и жест этот был настолько обескураживающим, что я непременно решила: назову его именем всех детей и мужа.       — Хорошо, я сдаюсь, — по-джентельменски солгал эмиссар. — Твоя взяла. Прости, если снова покажусь бестактным. Сколько тебе лет?       Началось. Ну наконец-то. Так вот оно, что смутило его больше всего на улице.       — Достаточно. А вам?       — Ох, — прикрыл глаза Ондолемар, — столько не живут.       — Вот видите? Давайте оставим этот вопрос открытым, чтобы не разочаровать друг друга.       — Как скажешь. Я просто плохо разбираюсь в человеческом возрасте. Хотел понять, насколько ошибся.       — Мне ровно столько, насколько я себя веду, не беспокойтесь.       И мы снова помолчали. Не то чтобы я стеснялась своих лет, я просто не хотела преждевременно спугнуть собеседника. Успею ещё всё испортить своими расспросами про квантовые скачки вне пространств.       Затем Ондолемар снова говорил о политике и немного о таких раздражающих его вещах, которые было очень необычно слышать из уст Талморского Эмиссара. Я подумала, что это вино развязало ему язык. Пару раз при повороте головы под капюшоном у правого уха его я увидела, как блеснуло что-то золотое, и от этого мне ещё больше захотелось увидеть эльфа без этой талморской рясы. То есть, без капюшона! Я зажмурилась, впервые явно ощутив, как пылает моё лицо и уши от разлившегося тепла, и решила больше не пить. Ондолемар говорил, а я иногда усмехалась своему, наконец ощутив эфемерный покой и тепло в этом холодном чуждом мире. И ещё: лучшего вина я в жизни не пила.       — Что ты думаешь насчёт Талмора в Скайриме? — вдруг прозвенел и повис вопрос в воздухе.       — Мне всё равно.       — Ты лжёшь?       — Нет, — я позволила себе усмехнуться, — зачем мне лгать?       Не сводя с меня глаз, словно боясь, что я убегу, Ондолемар поднялся и исчез из моего поля зрения. Затем вернулся со второй бутылкой вина. Он прошелся по комнате и наконец сел против меня. Лицо его погасло и голос казался утомленным, когда он сказал:       — Я устал от этой войны.       — Я тоже, но… знаете, нас ведь это не касается. Я стараюсь придерживаться нейтралитета и…       — И сбегать из города в город, — горлышко бутылки с хлопком освободилось от пробки, но вздрогнула я не от этого. — Не утруждай себя объяснениями, я уже понял, что цель твоего визита — не этнографическая экспедиция. И мотивы твои иные, — эмиссар устремил в меня свои вспыхнувшие, как система призм, глаза, в которых я тотчас увидела отражение почти что незащищенной девчонки. — Думаю, настало время вопросов по теме, если мы не против. Откуда ты взялась? Пытаешься убежать от войны, как и все? Я никогда в это не поверю. Скажи мне честно, Верона из Вайтрана, кому ты принадлежишь и что здесь ищешь?       После этих слов я мгновенно вспомнила, кто передо мной. Не друг и даже не знакомый, хоть мы так мило и беседовали пару минут назад. Вопрос меня обескуражил. Я абсолютно точно знала, как надо ответить на этот вопрос. Молчанием. Потому что не следует Талмору совать свой длинный нос в чужие дела, особенно в мои. Но бойкот — оружие аристократов. Его пока что применять не к месту, а потому я попыталась разъясниться. Мне было легче представлять, что тот Эмиссар, появившийся на месте Ондолемара, — мой старый приятель, и всё бы хорошо, если б не его пристрастность и нажим.       — Не хотела слыть трусихой или, что хуже, слабоумной. Вы очень правильно поняли, что здесь я не просто так. Но моя тема… очень личная, — я сделала паузу, представив на миг лицо эльфа, который узнаёт, кто перед ним, — и, заверяю вас, с Талмором она уж точно никак не пересекается. Надеюсь. Я убедилась в этом лишний раз сегодня. Извините, если какой-то мой вопрос был оскорбительным. Но вы показались мне доподлинно приятным. И, отвечая на ваш вопрос, я принадлежу Империи. Вы, кажется улыбнулись? Я рада. Но я устала болтать и с вашего позволения выпью ещё вина.       Ондолемар вовсе не был похож на улыбающегося человека, как и на человека в принципе, и я сказала про улыбку так… для стиля. Он, не спуская с меня глаз, наполнил оба кубка.       Мне нравилось делать при талморце вид, будто я что-то знаю. И нравилось делать вид, что я верю тому, что он делает вид, что верит мне. На самом деле мне хватило четверти часа, чтобы понять, что Ондолемар мне верит не больше, чем на десять процентов, и своими широко раскрытыми глазами скорее пытается вывести меня ещё на большее откровение и подловить на слове. Но я держалась молодцом. Хоть и поймала хитрого талморца на его бессловесной лжи только на четверти часа, за что извиняюсь. Теряю сноровку. Это всё его сногсшибательный вид на меня так подействовал. Или вино.       Дальше паузы предлагались более долгие. Во время одной из таких наше взаимосозерцание затянулось, и я разглядела секрет кошачьих глаз эльфа. Он что, пользуется подводкой? Несколько оскорбил тот факт, что стрелки у этого мужика были ровнее, чем у меня. Мне совсем не хотелось прощаться с новым знакомым, — другом назвать его было сложно, хотя с ним было спокойней и приятней, чем с нордами, — но пора было направляться к Колсельмо. А еще мне уже около часа чертовски хотелось курить.       — Будут проблемы — обращайся.       Я обернулась у порога кабинета. Хитрые глаза Ондолемара блестели. «А они будут, » — читалось по ним.       — А вы всё ещё националист?       — Да, я все ещё националист.       — Ладно. Я спрошу об этом при следующей встрече.       Сказав это, я ушла и вдруг затосковала, ведь знала, что с Ондолемаром мы теперь встретимся примерно никогда. Или это всё были хмельные невыплаканные слезы, которые легко сушились употреблением никотина.       От сопровождения я отказалась, но назойливые жандармы в золотых доспехах в любезном молчании сопроводили меня до самой лаборатории придворного чародея. Немногословно распрощавшись со мной на входе в грот, талморские стражники чеканно ушли, и теперь местные стражи крепости, наблюдавшие сей фарс, не спускали с меня взглядов.       Лабораторией это место называть было трудно. Это был огромнейший грот с башнями и водопадами. Самого Колсельмо я завидела на берегу подземной реки, подле богатого стола с ингредиентами, в компании ещё одного альтмера. Старый маг был не очень-то рад меня видеть, и, более того, очень удивился, что Фаренгар выбрал в качестве протеже именно меня. Прочитав записку, мер задумчиво потёр длинный бородатый подбородок, и я снова словила взгляд на своих оголенных ногах. Да сдалось им!       — Что ж… я порекомендую тебя своему коллеге в Винтерхолде. Однако брать тебя или нет, решат на месте, — нехотя заключил альтмер.       — Но мне обеспечивалась гарантия! — выпитое вино прибавило мне смелости.       — Не знаю, кто тебе там и что обеспечивал. Я никакой гарантии дать не могу. Коллегия Магов — это престижное место. Даже мой племянник с трудом отучился там…       — Пишите уже своё письмо.       Спустя минуту маг уже заклеивал с печатью свёрток. Когда я протянула руки к письму, старый альтмер вдруг выдернул у меня бумагу.       — Я доставлю это своим ходом.       Больно надо!       — Ферштейн.       И на что я надеялась? Ну почему коллегой Фаренгара оказался не импозантный и сногсшибательный Ондолемар, а старый и злобный Колсельмо?       Почти полночь. На выходе из пещеры меня снова встретила надоедливая стража в золотой броне, предлагающая сопровождение до святилища, но я решила откланяться, не доходя до него. И тогда сам Талморский Эмиссар третьего уровня вышел на террасу под водопадом, наблюдая за моим отправлением. И чего это он такого заподозрил? Я покидала крепость, не очень-то тактично оборачиваясь в попытке всё же запомнить необыкновенные глаза Ондолемара. Всё равно наша следующая встреча должна была бы состояться примерно никогда. И да, я все еще думала об этом не без странной тоски.       Вечер был ясным, Массер освещал улицы в первой своей четверти, и я могла спокойно идти там, где башни и скалы не скрывали небо. Я в одиночестве спускалась по бесконечным лестницам и тропинкам Маркарта и всё так же вспоминала о мостах и переулках родного города, слыша, как местами хрустит под ногами гравий и разлетаются мелкие камешки, отколовшиеся от скал. Скоро я буду дома. Неужели всё вот так вот бывает? Неужели наконец-то мне везёт? Осталось потерпеть какие-то пару дней в дороге, и я наконец вернусь домой.       Домой?..       Тут я стала, как вкопанная. Домой. К чуждым стенам и небу. К посторонним людям, чужеземцам. К серой повседневности, разбавленной ноткой мизантропии и презрения к пресности обывательского существования… неудивительно, что с такими-то перспективами мне начала нравиться вся эта бредятина с эльфами и вампирами. И вдруг в мозг врезалась шалая мысль.       Может стоило бы задержаться хоть на пару дней?       Я стояла посреди едва освещённой тропы под ясной незнакомой Луной — черная и тонкая, как тень, и только спустя минуту раздумий двинулась дальше. Я не видела тропу, но слышала, как трещит гравий под ногами, впервые в жизни полноценно осознавая себя будто проснувшейся от черно-белого сна. Тут мне нестерпимо захотелось повернуть, чтобы убедиться в том, что Ондолемар ещё не скрылся, и у меня есть возможность выпить ещё бокал на дорожку. Но не успела эта мысль толком зазвучать в моей голове, как вдруг я вздрогнула, услышав посторонний хруст гравия где-то слева. И — мороз по позвоночнику.       Кто-то глядел.       Я резко обернулась на источник между ближайших перил и увидела прикованный ко мне горящий взгляд. Волчьи глаза замерли в десятке метров на тропинке, прямо напротив меня. Их обладатель будто шёл куда-то и застыл, отвлеченный раздражителем. Я не двигалась с полминуты, так же ловя этот тяжёлый взгляд, с ужасом вспоминая разговор, что подслушала в таверне. Тишина. Лишь зловещий свист пещерного ветра где-то между скал. Да почему, чёрт подери, он так смотрит? И что вообще он тут забыл? Не могло же ему стать вдруг известно, кто я и откуда взялась… или могло?       Ну что ж, в гляделках я — мастер, — даже у трупа выиграю. Но, пардон, не сегодня. И я непринуждённо развернулась и решила живо удалиться. А если быть точнее, то со всей мочи взлетела вверх по лестнице. Однако шаги, зазвучавшие за моей спиной, не стихали.       Светлые лунные пятна на ступенях резко сменяются темнотой, я не вижу, куда бегу, а шаги ничуть не отстают. Что делать, если ночью по безлюдному кварталу за тобой гонится убийца? Задыхаясь, я почти добежала до спасительного святилища, откуда ещё, кажется, не успели далеко уйти талморские жандармы, как вдруг меня резко схватили за капюшон и стащили вниз. От ужаса я потеряла голос. С трудом обернувшись, я увидела глаза, те жуткие звериные глаза, которые никогда не забуду с первой нашей встречи. В голове снова мелькнули отрывки страшных фраз.       Ведьмак.       Я импульсивно лягнулась, выгнувшись, рванулась вниз, выскользнув из своего плаща. Но меня перехватили под грудную клетку уже в метре от лестницы, в оторванном от земли состоянии возвращая на место.       — Эй, Вероника, это я! Успокойся!       — Пусти! Не имеешь права! — голос вернулся, но вопить и просить помощи у стражи было не лучшим вариантом.       Извиваясь, я пыталась отбиться, как могла, но выдохлась уже через минуту. Я задохнулась к чертям, а он — держал меня только одной рукой. И тогда я решила сменить тактику.       — Послушай, если меня вдруг тебе заказали, только назови цену! Деньги есть, я могу перекупить!..       — Ты чего? Какой корус тебя укусил?       — Я и сама укусить могу и предупреждать не… — рот вмиг был зажат ладонью, лопатки впечатаны в стену.       Кусаться и вырываться не получалось, как и мычать матерные слова сквозь перчатку. Тогда я затихла, пытаясь отдышаться, и увидела: ведьмак, затаив дыхание, смотрит куда-то поверх лестничного пролета, к стене которого мы прижались. Я прислушалась. Прямо над нашими головами по лестнице шествовала стража. Что-то здесь не чисто.       Как только шаги стражников затихли, мне наконец вернули гравитацию.       — Что ты тут делаешь?! Сиродил в другой стороне! — прошипел Геральт.       Я метнулась вправо-влево, но две огромные руки в клепанных наручниках уперлись в стену по бокам от моей шеи.       — Солидарна в вопросе!       — У меня здесь работа.       — Какая? Меня преследовать?       — Чего-о?       — Того! МАНЬЯК! — возглас отозвался эхом от высоких балюстрад.       Крик был опрометчивым поступком. Наверху снова затопала стража, а мы снова послушно стихли, прилипнув к стене. Спустя минуту на лестнице затихли, и мы вернулись к делу, проделав еще разок ритуальную манипуляцию — я поднырнула под руку ведьмака, а он поймал меня через метр свободной, вернул на место.       — Я ведь знал, что здесь не всё так просто, знал же! Повелся, как щенок… какое отношение ты имеешь к Талмору? Отвечай!       — А ну не ори на меня! — в ответ шипела я. — С чего ты взял?       — А как же твои милые прогулки с эмиссаром? Под луной!       — Чего? Не твоё волчье дело!       От беготни у меня кружилась голова, картинка перед глазами начинала плавать, и вот из всего я смогла различить только жёлтые огни — Геральт настолько злобно уставился на меня, что, казалось, вот-вот сожрет. Но внезапно опять спасли шаги стражников наверху. И из двух зол я решила выбрать наименьшее, не пугающее звериными глазами. Но не успела я и набрать в грудь воздуха, как потянули за грудки к стенке. Следующую попытку зажать мне рот я мгновенно пресекла, применив клыки и резцы. Ведьмак зашипел и отдернул руку, но всё ещё не открывал мне пути отступления. Нелюдь снова привалился к стене, схватив меня, уже попытавшуюся удрать, за край юбки.       — А это уже хамство! — я хлестнула его по руке.       — Прости. Только не ори. Умоляю.       — Если перестанешь меня раздевать! И вообще… а… а почему это ты бегаешь от стражи?       — А ты? — легкий холодок пробежал по позвоночнику, когда ведьмак замолчал, глядя мимо меня.       — Так… так ты не соратник! — заверещала я, но мой рот опять зажали.       — Я ведь попросил…       — Эй! — послышался голос откуда-то сверху. — Здесь кто-нибудь есть?       И я как можно сильнее забрыкалась и попыталась завизжать сквозь прижатую к лицу перчатку, чтобы меня услышали. Лучше уж стража, чем этот зверь. Мне вновь удалось укусить руку, державшую рот, но только за ткань перчатки. Ведьмак быстро выдернул руку из перчатки и прямо её грубой тканью и заткнул мне пространство меж зубов.       — Ну вот, Вероника, ты заставляешь меня делать то, чего я совсем не хотел… — из-за пояса показался блестящий кинжал.       Я остекленела, глядя то на нож, то в лицо ведьмака. Вдруг хватка ослабла, и он, сделав выпад вперёд, метнул кинжал куда-то вверх, выпрямив руку в локте, подобно легкоатлету. Раздался лязг и хруст того, о чем я думать не хотела. А потом с лестницы, прямо мне под ноги, громыхая, скатилось тело. Стражник Маркарта. Второй труп за день. И я не смогла подавить свою крайнюю степень негодования, выдернув перчатку изо рта.       — ТЫ ОХЕРЕЛ?       — Тихо!       — А то что? Меня тоже прирежешь?!       — Он жив, — деловито ответил Геральт, схватив стражника за грудки и оттащив в тень, — просто вырублен малой долей яда.       — А, ну тогда ладно. Тогда можно резать людей!       Нелюдь косится на меня через плечо.       — И что нам теперь с этим делать?!       — Ничего. Пусть поспит. Зато теперь нам не помешают.       Но не успел ведьмак приблизиться, как я метнулась к телу стражника, выдергивая из него кинжал и вознося перед собой в трясущейся хватке обеих рук в надежде хоть как-то, хоть на секунду преградить путь к себе. Хватит быть жертвой. Мы уже поняли, что сегодня славный день для подмены ролей. Но ожидаемой реакции не последовало.       Ведьмак вдруг криво усмехнулся, картинно подняв руки ладонями ко мне       — Глядите-ка! Волчонок показал молочные клыки…       — Не приближайся!       — Да что с тобой?       — Не рыпайся, пёс!       — А то что же? Прирежешь меня этим шилом? Он даже не заточен на рёбрах!       — Нет, конечно, но у тебя есть целых две сонные артерии, очень кстати не защищённых броней.       Ухмылка с лица Геральта исчезла. Сомневаюсь, что он был таким уж расторопным актёром, что смог бы сыграть такое неподдельное смятение.       — Сонные артерии, говоришь? Знакомая школа, однако. Давай, — вдруг с совершенным спокойствием сказал он, разведя руки и сделав шаг навстречу, — давай, сделай это, если хочешь и сможешь. Но сначала поясни, кто ты такая и что за даэдра здесь происходит?       Кто бы мог подумать, что призыв к действию введёт меня в такой ступор.       — Нет уж, ты поясни! Кто ты такой и чего тебе от меня надо?       — Я тебе уже говорил. Забыла?       — Кто ты на самом деле? Простого наемника не стала бы разыскивать стража!       — Как и простую цветочницу, не находишь?       Геральт сделал ещё шаг навстречу. Я отступила ровно на это же расстояние.       — Даже не думай.       — Верона, прекращай эти бредни.       Собственное имя показалось чужим, ведь его произнёс он. Теперь я не видела ничего в сгустившемся сумраке — ничего, кроме пары прикованных к моему лицу нечеловеческих глаз и мимолетного движения его правой длани. Но неожиданно для себя, я заметила: было что-то внушающее толику доверия в этом нечеловеческом взгляде. Голос Белого Волка звучал настолько спокойно и убедительно, что мои руки, точно были не моими, сами собой медленно опустились.       — Вот так. Умница, — как с дикой собакой начал со мной обращаться Геральт. — Впредь если уж решишься грозить ножом, пусти сначала кровь.       — Ты… чего это… перекрестил меня?       — Не понимаю, о чем ты.       — Не звезди! Ты меня перекрестил!       И я не поверила тому, что увидела — ведьмак… улыбался. По-настоящему. Я в почти детском замешательстве ловила взгляд ныне совершенно незнакомого человека. А человека ли? Кто знает, что делают с ведьмаками перед тем, как наделить такими способностями. Здраво поразмыслив, я решила, что приди этот лжесоратник меня убивать, он давно бы уже это сделал. Но шило я всё же оставила при себе. Наконец угомонив сердечную мышцу, то и дело скачущую в глотке, я ощутила долгожданный прилив облегчения, заключая с самой девчачьей обидой:       — Ты не волк. Ты козёл.       — Да брось. Ведешь себя, как девчонка, — я остолбенела от возмущения — так меня еще не унижали! — Хотя бы теперь атмосфера наиболее располагающая.       Я покосилась на обездвиженное тело у стены.       — Смотри, девочка, я скажу тебе, кто я, если ты тоже скажешь мне, кто ты.       В тусклом свете уличного факела наконец-то стали различимы черты лица наемника, что сейчас казались какими-то хищными и абсолютно звериными. В отличие от нашей первой встречи, ведьмак был гладко выбрит, и выглядел на порядок лет моложе. Я снова покосилась по сторонам, а затем на тело стражника.       — Как я могу тебе верить после всего?       — Верить? Аналогичный вопрос. Но мне кажется, мы столько с тобой пережили за последнее время… и теперь нам ведь нечего скрывать, верно? — интонация была неоднозначной.       Я подумала немного, и вдруг меня прорвало.       — Знаешь что, любезный, я сказала тебе всю правду! Я алхимик, следовательно, имею отношение к чародейству, следовательно, имею общие темы с талморцами. Вот и познакомилась!       — Да какой ты алхимик! Так, цветочница. И часто ли Талморские Эмиссары знакомятся с цветочницами на улице и зовут на милую беседу к себе в кабинет?       Сказанное мне польстило, но я не сбавила накала своего настроения.       — Всё-таки шпионил за мной!       — Мимо проходил.       — Не звезди!       — Кто бы говорил!       Геральт злобно прищурил глаза, но больше меня это не пугало. Разве этот седой металлист с манерами неандертальца — тот, о ком все говорят? Гляделки затянулись.       — Ладно, — наконец сдался он, — идем на компромисс.       — Никаких компромиссов!       — Ладно, не идем на компромисс. Чего ты хочешь услышать от меня?       — Всю правду! Что сложного?       — Хорошо. Род моей деятельности — не только работа наемника. Вернее сказать, не простого наемника.       — Это я заметила.       — Не знаю, кого ты наслушалась. Но я не просто убийца. С недавних пор я по контрактам борюсь с нечистью, что обитает на просторах Скайрима. Но я не дозорный Стендарра, хотя могу им стать ненадолго. За хорошую плату. И, видишь ли, мои методы часто не приветствуются людьми, потому что иногда считаются не совсем… гуманными. Поэтому меня обычно трудно найти и вычислить. Считай, что тебе очень повезло.       — Говори прямо!       Дежавю. Морозь пробежала по хребту, когда волк наклонил голову, и тень легла на его лицо страшным чуждым силуэтом. Я давно знала ответ. Но хотела услышать его из уст того, кто стоял в темноте напротив.       — Я ведьмак. Последний в Скайриме. Теперь твой ход, цветочница.       Ведьмак.       Я широко раскрытыми глазами взглянула в вертикальные зрачки напротив, и как будто только сейчас заметила, какие они звериные. Ведьмак. Не человек даже. Больше не человек. Значит, верно говорили про него в таверне? Чем он лучше и человечнее того вампира, от которого спас меня при первой встрече? Вампир ведь тоже когда-то был человеком. Я всё смотрела в эти жуткие глаза, сама не зная, как реагировать, и не заметила, как невольно начала пятиться. Но не успела сделать и шагу, как вдруг меня схватили за локоть.       — Да угомонись ты!       Но резкие и отточенные движения рук профессионального убийцы никак не навевали мысль об угомонении. У него ведь правда не мог быть контракт на меня? Или это уловка?       — Небось, перебрала с желтокожим. Ну ничего. У нас ещё столько времени впереди, чтобы разъясниться…       Адреналин запульсировал в венах, и что-то дикое и знакомое овладело мной.       — Я тебя не боюсь! — и я со всей силы наступила пяткой на ногу ведьмаку.       Тот ненадолго согнулся, негромко, но грязно ругнувшись, хватка его на миг ослабла, позволив мне отскочить. Наконец волк поднял голову и неожиданно тяжело рассмеялся.       — А вот это зря… прыти — хоть отбавляй. Упёртая, точно эльфийка! И что ты сделаешь сейчас? Уколешь меня этим шилом?       Больше всего на свете мне тогда хотелось стереть эту нахальную ухмылку с лица ведьмака, с лица этого зверя. Но что я могла сделать? Несмотря на свой характер, в драку я влипла всего один раз в жизни. Обошлось пощечиной со стороны оппонента и замешательством с моей.       Геральт осклабился, демонстрируя свои белые звериные зубы.       — Вы, девки, только из-за гордыни вечно лезете на рожон, хотя на деле трусливее талморцев…       Огни. И кто-то разъярённо взмолился в голове: хотя бы в этой жизни, Вероника, хватит быть жертвой!       И я сделала резкий выпад вперёд и со всей силы всекла Геральту точно в переносицу. Удар на удивление получился без замаха, резкий и точный, идущий от левого плеча. Как папа учил. От резкого переноса веса я даже полетела в сторону за своей несущейся горящей рукой.       Даже не знаю, кто был в большем шоке: я или ведьмак. Я обернулась. Он поднял обескураженный взгляд, придерживаясь за нос ладонью, меж пальцев которой тонкой струйкой тянулась и бежала кровь. Человеческая. Нужно было делать ноги, но я замерла, как вкопанная, проследив за траекторией падения этой неожиданно красной крови. Мне отчего-то казалось, что она должна быть чёрной.       — Недурно, — с мерзким хрустом вправляя нос, простонал ведьмак, — мне понравилось.       Тут послышались громкие голоса стражи и усиленный топот. От этого мне стало непременно легче дышать. Никогда не думала, что буду так рада легавым. Но метнувшийся из стороны в сторону хитрый взгляд ведьмака меня снова напряг.       — Кажется, кого-то потеряли… фройляйн Валериос, — обратился он, отчего внутри меня что-то сжалось, — было честью провести время в вашей приятной компании, но, увы, вынужден откланяться.       — Чего?! — не знаю, что удивило меня больше: чужые слова из его уст или то, что он оставил меня в живых. — А ну стоять!       Но Геральт лишь накинул тёмный капюшон, перешагнул через тело и приблизился к перилам.       — Удачно провести время!       Подтерев нос, из-за чего кровь размазалась по нижней части лица, ведьмак обнажил в ухмылке окровавленные зубы и спрыгнул прямо с перил вниз — куда-то очень далеко.       — Стой, падла! — я хотела было кинуться за волком, но не успела, услыхав шаги прямо за спиной.       Воровато обернувшись, я обнаружила толпу стражников. Повисла грозная тишь, что могла олицетворять только замешательство, причём обеих сторон. Я окинула взглядом стражу, потом тело перед собой, потом «шило» в руке, потом снова стражу в попытке посчитать их по головам. И сделала заключение следующего порядка: ситуацию нельзя охарактеризовать, как критичную. Ситуация — полный пиздец.       — Ребята! Вот сейчас вообще подстава!       И весь десяток стражи без объяснений ринулся ко мне. План действий был только один. Припоминая ведьмака всеми громкими, отборными словами русского и не только языка, я втопила вниз по лестнице. Язык у меня остр, руки сильны, ноги быстры. Бывших спортсменов ведь не бывает. Вот только курение дало о себе знать — догонялки не продлились дольше пяти минут, и я задохнулась на третьем кругу. Хвостик из стражи самоотверженно преследовал меня по всему утесу, но постепенно начал растворяться. Я с приятным удивлением подметила, что не такая уж я амёба и плесень, и годы тренировок не прошли мимо. Казалось, скоро удастся скрыться. Но не тут-то было. Подсобные дорожки казались ужасно темными после ярко освещённой террасы, поэтому половину пути я двигалась на ощупь. И вот, в конце очередного поворота я с ужасом поняла, что очутилась на той самой площадке, откуда и начинала свой путь. Тупик. Я обернулась: двое самых прытких стражников преграждали мне единственный надежный проход, каторжно пытаясь отдышаться.       — Ну хотя бы не в полном… — тут со стороны темной тропы, где меня встретил ведьмак, показался тот самый потерявшийся «хвостик» из оставшегося десятка солдат. —…составе.       Так и было. Десяток стражи и я на краю балкончика. Кто бы мог подумать, что меня ожидает столь трагичный и неблагородный конец. Смерть, достойная серийного убийцы. Вот только я никого не убивала!       Тут я почувствовала, как кто-то посторонний смотрит на меня. Не стража — кто-то ещё. Я подняла взгляд к балкону крепости и к своему ужасу увидела там силуэт в длинной талморской одежде с капюшоном. Взгляда, как и лица в целом, я разглядеть не смогла, но отчего-то совершенно точно ощущала, что эмиссар в полнейшем замешательстве, может даже превосходящем в своей огромности моё. Вот это позор. Пора уходить красиво. И я отступила назад, шагнув прямо на каменные перила. Тут стражники быстро переменились, толпа растерянно загалдела, призывая одуматься, но зря. Решение принято — и не мной. И даже не выпитым вином. Ведь это тот самый балкон, откуда сиганул волчара. Придётся довериться ему ещё раз. Может быть, в последний. Огни все это время не покидали меня.       В последний раз взглянув на силуэт Ондолемара, я по инерции расставила руки и, перед тем как сделать шаг, увидела в тени, отбрасываемой моим телом, стоящим против Массера, ужасающий запрестольный образ распятия. А дальше — расслабление, свист ветра в ушах, невыносимая легкость и упругость воздуха меж пальцами. Это оказалось не так страшно, как описывалось в книгах, а чарующе и даже приятно. Как говорят, когда летишь с моста — понимаешь, что все твои проблемы решились.       Кроме одной.